Читать книгу Крылья для демона - Евгений Орлов - Страница 6

На улице рубили дрова. Хряк! – топор отесывает чурбаны. Затем деревяшки музыкально колотятся о кучу. Хряк!

– Бля-а! – выругался прокуренный мужской голос. Опять – хряк!.. Голосисто расчирикались воробьи, тявкнула шавка – заливистый лай оборвался матом. – Гнида, заемал! – Топор расколол чурбан. Артем высунулся из-под пиджака, через щели в стенах льется серый свет. По углам: семейный хлам – такой копится легко, но выкинуть жалко. Кому, спрашивается, нужен бачок от старой стиральной машины или лыжики «Быстрица» с одной бамбуковой палкой? «Милый, лишь бы не было войны» – сам собой напрашивается куплет под этот очаровательный склад. Да пофигу война, когда в каждой сараюшке подобные запасы. Артем сел; всклокоченное ватное одеяло лежит поверх неструганных досок; чугунный шар догнал чумную голову.

– Хреново как, – пробормотал Артем. Как такие сараюшки называются. Сени? – Ах, вы сени, мои сени, сени новые мои… – Он спрыгнул на пол, поискал туфли. Один ботинок валялся оверкиль[1] под полкой, второй стыдливо щерил нос у стены. Когда Артем обнаружил спаренные в кулек носки, не удержался хмыкнув. – Надо же…. – Сени должны быть новыми, кленовыми, решетчатыми. Эти были старые, пропахшие рухлядью, но дыры меж досками имелись. Артем, чувствуя себя мальчишкой, приник к одной. – Куда нас «белка» занесла?.. Поглядим. – Стебли засохшей полыни, доски вповалку, ржавое ведро. Несуразный пес, сделав стойку, таращится за угол. Оттуда снова: Хряк! – дровина звучно встретилась с кучей. Хозяина видно не было. Артем накинул на плечи пиджак, поежившись, подошел к двери, подергал. – Оп-па! – снаружи загремела цепь. Артем пнул дверь. – Хозяин, открывай. Ты чего беспредельничаешь? – Пес захлебнулся лаем, до хрипа. Повис на ошейнике. Хозяин, шикнул:

– Гнида, пошла! – Псина обижено взвизгнула. Цепь зажурчала о доски. Гнида, значит. Хорошее имечко – Шлюмкину в самый раз.

– Ой, еп! – Артем схватился за голову! Шлема – сидит сейчас у Моленки, струится слезами. Мурзилка резиновая! Не трещала бы голова, впору напугаться. Где хоть я? Некстати припомнился «огорченный» Питер – на бывшего Чикагского таксиста, в общем-то, плевать. А вот перед голосистым капитаном, что так старательно растягивал «Катюшу» становилось неудобно. Интересно, Вики знает, что по-русски значит «пососать»? Интуиция подсказывала – знает. Вспомнился Дашкин визг у самого уха. Что называется, произвел на барышню впечатление – не забудет никогда. Артем тревожно осмотрел свою «тюрьму». На душе кисло, по сердцу – заржавленной пилой. Прощения просить пристойно, если помнишь за что. За беспамятство – по роже. Да вроде, все без глупостей. Ага! – шевельнулось внутри. – Сарай, мужик, топор – логическая цепочка намекала об обратном. Артем примерил к плечу оборванный рукав, жалко признался ниткам. – Не помню!

– Зато я помню, – заверил за дверью хриплый бас, цепь зазвенела.

В глаза ударил яркий свет. Артем зажмурился, дернулся назад.

Бить не стали. Грубо, но спокойно спросили. – Ты зачем мне дочь губишь, чудовище?

Артем ответил не сразу:

– С Дашей… с ней все хорошо? – с трудом выдавил он. Силуэт недобро ухмыльнулся:

– Чего хорошего? – он рассмотрел Артема с прищуром, неожиданно сжалился. – Болеет…

– Я не?..

– Ты б не здесь дрых, а в канаве! – оборвал мужик. Посторонился. – Ну, ты выходишь… кавалер?

– Ну, выхожу.

Посадили у печки, отец высыпал дрова под оштукатуренный бок.

– Свет опять отключили, – пояснил он. – Горшок с Крышей[2] развлекаются. – Он приоткрыл дверцу, коротко зыркнул на гудящее пламя. – Чаю хочешь? – снял с конфорки зеленый чайник, плюхнул бурое варево в железную кружку с отколотой эмалью.

– Хочу, – кивнул Артем, натянув рукав пиджака на ладонь, взялся за кружку. Все равно прожгло. Он поморщился, подставил под донце другую руку и отхлебнул: без сахара; тяжелый «грузинский» задубил язык. Артем глянул на отца поверх кружки. Суровый мужчина, мелкий – такие «на раз» втыкают в печень и рубят по-стахановски уголёк. Седая, стриженная «под ежик» голова, натянутые скулы. Шея сухой веткой торчит из растянутого ворота водолазного свитера. Как у «черно-белой», но в разы древнее. Штаны «афганки» заправлены в потрепанный «кирзач».

– Куришь? – в руке отца оказалась половинка «Примы».

– Нет, – Артем снова отхлебнул, не удержался – скривился.

– Горький? – догадался отец. – А че сахару не попросишь?

Странно, но мысль, что у дядьки может водиться сахар не пришла в голову.

– Я без сахара, – Артем пытался сохранить лицо.

– И давно? – усмехнулся отец, встал, дотянулся до сахарницы.

Четыре кубика утонули в кипятке.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – дядька дал ложку.

– Спасибо.

Отец вновь хмыкнул:

– А вчера резать обещал. Врал, значит, что герой? Нож тебе зачем, упырь? – Артем инстинктивно хлопнул себя по карману, едва не опрокинув кружку. Батя развеселился. – В нужнике пиковина твоя – поищи! А хочешь, новую сделаю? Краше прежней.

– Нафига? – Артем пожал плечами.

– Правильно, паря, – дядька, не смотря на крохотный рост, сумел нависнуть. В Артемкино лицо уставился тощий кулак. – Ты дочу мою не трожь! Понятно, соплячке любопытно, что за ангел нашелся…

– Отец!

– Я ей отец, а такого зятька мне даром не надо! – костяшки побелели. Неожиданно кулак разжался, дядька мягче спросил. – Ну, зачем она тебе? Мало мочалок по кабакам? Ты же видишь, блаженная она у меня. Жалко ее. Хапнет коротенького счастья, да овдовеет. Че молчишь-то? Мало вас дохлых по золоотвала[3]?

– Кто про жениться говорил? – Артем захлебнулся негодованием.

Отец внимательно рассмотрел «дорогого гостя»:

– А иначе, убью! Если успею… Веришь? – Мутные глаза холодно пронзили Артема.

– Я ее не обижу, отец, – медленно произнес Артем. Пустая кружка звякнула о конфорку. Артем с трудом отвернулся, положил ладони на теплую печь. Батя подлил кипятка, небрежно кинул:

– Где она подобрала этакого воробья?

– Как и положено – в парке, – откликнулся Артем.

* * *

Дашка не удивилась. Она запахнулась в огромный махровый халат и поспешила отвернуться. На кухне стало тесно.

– Привет, – поздоровался Артем.

– Угу, – пробубнила Даша. Презрительно зыркнул из-за порога кот, желтые глаза прищурились, всклокочилась шерсть.

– Кис-кис, – Артем показал, будто в руке что-то есть. Кот по-человечески фыркнул, спрятался за косяком.

– Лучше не трожь – в ботинки нассыт, – посоветовал отец.

– Так на мне ботинки… – Артем продемонстрировал туфли.

– На тебе и нассыт!

– Папа-а! – протянула капризно Дашка, оставив зубную щетку.

– Ох, ты! – восхитился отец, но от комментариев воздержался.

Даша поймала взгляд, дернулась обратно к зеркалу. Зажурчала вода в умывальнике.

– В школу пойдешь? – отец оперся локтем на колено, поворошил угли в печке.

– Угу.

– Твоя сисястая названивает…

– Папа-а!

– В курсе, что ли?

Дашка опять обернулась:

– Чего? – не поняла она.

– Твоих приключений… Вместе были… с этим?

– Ну, па-а! – Дашка смущенно косится на Артема.

– Чего «папа»? А пьяная домой – не папа? Хмыря с собой привести – не папа? – отец вдруг переключился на «гостя». – Ну да, это он тебя донес. Милая, ничего по дороге не потеряла – совесть например?

– Отец, полегче… – заступился Артем, за что немедля «получил леща»:

– Полегче?!! – отец уставился, поиграл желваками, рука невзначай прикоснулась чайника. Артем сдал назад:

– Я виноват, Дашка здесь причем? – странно, но хотелось спасовать перед папашей.

– А баба всегда причем – ей даунов рожать, если по-пьяни матку вывернуть. – Что возразишь? Артем вздохнул, глянув на дрожащую спину – еще слез не хватало!.. Виновато выдавил:

– Простите… Не знаю, как получилось.

– Не знает он… – отец оттянул ворот свитера, покарябал шею.

Неудобная пауза – весьма кстати. Бьется о таз струйка воды, еле слышно бормочет радиоточка. Издали, по нарастающей, засвистела электричка. Колеса ритмично заколотили в рельсы. Треснуло в печке пламя. Отец приоткрыл дверцу, пошерудил кочергой – лицо озарилось. Он приподнял глаза, спросил невзначай. – За что хоть морду подставлял?

– Так, бакланка, – пожал плечами Артем.

– Правда, американца бил?

Артем поймал Дашкин взгляд – застыла с зубной щеткой во рту.

– Ну… – признался он.

– Оно и правильно, – неожиданно быстро согласился отец. – Ты, говорят, офицер?

– Бывший.

– Болван, в отставке! «Бывший» бывает «в употреблении». Сбежал?

– Сбежал, – кивнул Артем.

– Дезертир, значит?

Артем поймал колючий взгляд, еле сдержался, чтобы не нагрубить. Память ехидно напомнила сумку-раскладушку с ЗИПом[4]. Ржач в кондейке, когда делили с мичманом чистоган.

– Я Союзу присягал, – пробурчал Артем.

– А-а! – с притворным пониманием протянул батя, дверца печи шумно встала на место. – Тогда конечно, Союзу… Эка, Даша, словила звезду – бела кость! Мне, неумытому крановщику, даже неудобно. Милай, а ты на рояле, часом, не играешь?

– Нет, – Артем растерялся.

– Ладно, ваше благородие, не тупи. Наклонись ка… Не ссы – куда мне, старому пню до тебя. Шепну по-отечески – не прогонять же голубу. Ишь, ушки навострила! – Дашка фыркнула и сплюнула зубную пасту в таз. Артем пододвинулся к столу вместе с табуреткой.