Читать книгу Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию - Евгений Панов - Страница 6

Призванные к другой жизни
Земля, лес, река

Оглавление

К моменту раскола в ХIV веке эволюция древнерусского этноса закончилась. Крещением Руси подтвердилась настройка на вифлиемский ритм. Закрепились за русичами пограничные, промежуточные равнинные земли между Востоком и Западом, испытывающие постоянное давление со всех сторон. Прессинг Европы и степи станет обязательным, неустранимым фоном нашего существования, а задача снятия давления или хотя бы его отвода в безопасные области – вечной заботой российской власти. Ставить плотины на пути нашествий с Запада и с Востока будут и князья, и московские цари, и российские самодержцы. Не случайно же при царе Алексее Михайловиче расходы на оборону почти равны бюджету страны. И все же завоеватели то и дело бесчинствуют на Восточноевропейской равнине. Она обильно полита русской, белорусской, украинской кровью, ее отбивали у монголов, у тевтонцев, у ливонцев, у поляков, у шведов, у французов, у немцев.

Русская земля – объект почти сакральный. В «Слове о полку Игореве» это синоним самой Руси, Родины. И в то же время это равнина с лесами, полями, реками и болотами. Это вмещающий этнос и кормящий его ландшафт. Мы, русские, белорусы, украинцы, народ не морской, не горный, не степной, не пустынный. Мы не южане и не северяне. Мы даже не совсем европейцы, но, конечно, и не азиаты. Мы народ лесной, отчасти лесостепной, речной, озерный, болотный – изначально глухоманный, потаенный народ.

«Лес сыграл крупную роль в нашей истории, – пишет В. О. Ключевский. – Он был многовековой обстановкой русской жизни: до второй половины ХVIII века жизнь наибольшей части русского народа шла в лесной полосе русской равнины… Лес оказывал русскому человеку разнообразные услуги – хозяйственные, политические и даже нравственные: обстраивал его сосной и дубом, отапливал березой и осиной, освещал его избу березовой лучиной, обувал его лыковыми лаптями, обзаводил домашней посудой и мочалом…» Несмотря на большие услуги, продолжает историк, лес не был искренне любим. Тяжкая работа топором и огнивом, какою заводилось лесное хлебопашество, утомляла и досаждала. Так что отношение к лесу было двойственным. Как и к степи. Ее «доброе историческое значение», по Ключевскому, заключалось в раннем и значительном развитии хлебопашества на открытом черноземе, табунного скотоводства на травянистых пастбищах, а также в ее близости к южным морям, через которые днепровская Русь рано вошла в непосредственное соприкосновение с южно-европейским культурным миром. Но там же, в степи, обитал тысячелетний враг – «хищный азиат». Зато на реке наш народ оживал и жил с ней душа в душу. Он жался к реке, на ее берегу ставил свое жилье, село или деревню. Река в бездорожном лесном краю заменяла дорогу, приучала прибрежных обитателей к общению и общительности, «воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение».

Лес, степь, лесная или степная река… Их виды отличаются мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью и даже робостью тонов и красок… Нет, лучше сказать – умеренностью. Мы – умеренный народ, народ умеренного климатического пояса, склоняющегося к северной суровости, но не к южной благодатности. Мы должны укрываться от мороза, обогревать жилища, носить шубы и ездить на санях. Нам свойствен сезонный ритм жизни с зимней спячкой и летней бессонной активностью. Мы кормимся от пашни, от коровы (больше, чем от овцы), от реки и от леса. У нас навыки охотников, землепашцев, садоводов-огородников, рыбаков, бортников.

Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Подняться наверх