Читать книгу Раднесь - Евгений Павлович Ходоровский - Страница 5

Ярко светило солнце. Оно заполняло всё вокруг и, казалось, сверкало отовсюду, ослепляя Артёма, только что подключившего к своему сознанию зрение человека, в мозг которого он вселился. Несколько мгновений Артём привыкал к яркому свету, потом выделил то место, откуда, собственно, и лился свет. Там было солнце.

Артём попробовал пощупать сознанием, что находилось вокруг этого яркого ослепляющего шара. Кругом белым-бело. Снег! Всюду – ослепительно белый, чистейший снег. Потом появилось ощущение присутствия ещё чего-то, что отличалось по цвету и форме. Но тут у Артёма сработала реакция на слух, который до этого был в режиме ожидания.

– А-а-а-а-а!!!

Непрерывный крик оглушал. Казалось, он никогда не прекратится, но всё ж таки орущему человеку не хватило воздуха, и он на мгновение умолкнул, чтобы передохнуть. Артёму хватило этой передышки, чтобы разобраться в ситуации, а потом крик снова возобновился. Это орало, прямо-таки истошно вопило Тело, как уже успел окрестить Артём того, в кого он вселился.

Артём быстренько проанализировал состояние нервной системы, она оказалась в сильнейшем смятении. Страх парализовал Тело. Всякое могло происходить с человеком, в которого вселялся Артём. Может быть, его испугало что-то, может быть, грозит опасность? Артём попытался мысленно оглядеться, но это движение сознания создало ещё большую суматоху в мыслях Тела, и крик стал ещё громче, постепенно превращаясь в хрип. Значит, страх вызывал именно он, подключаясь к сознанию Тела.

Поразительно, ведь Тело не должно ощущать вселение Артёма! Так говорил дед Василий, хотя как-то не совсем уверенно. Да, он так и сказал, что, скорее всего, человек, в сознание которого на время поселится дух Артёма, ничего не заметит. Скорее всего! Вот здесь и кроется сомнение. Дед не был до конца уверен в том, что Тело не почувствует Артёма.

Артём постарался сформировать какой-нибудь дружественный образ и передал его в сознание Тела. Вопли прекратились – то ли от изнеможения, то ли в самом деле образ друга, который транслировал Артём, несколько успокоил взбудораженного человека. Артём мысленно вздохнул: «Похоже, надо устанавливать контакт с Телом. Деда Вася, получается, не полностью меня подготовил. Придётся адаптироваться и приспосабливаться, а может быть, даже импровизировать. Так, ну посмотрим, а что ты, Тело, моё дорогое, скажешь на это?» И Артём стал передавать Телу образ за образом, что, в общем-то, по сути, выглядело как следующий разговор.

– Я – друг, а ты кто?

– А-а-а! Шайтан! Прочь! Уходи!

– Да успокойся ты! Я не шайтан, не демон, не бес. Я человек. Просто моё сознание на время будет соседом твоему.

– Я тебя боюсь…

– Не бойся, я просто побуду в тебе, а потом уйду. Навсегда. Я не причиню тебе никакого вреда.

Хозяин Тела замолк.

Артём понял, что Тело ему не верит и продолжает бояться. Ещё, не ровен час, начнёт причинять вред себе: биться головой обо что-нибудь, резать или колоть себя. Самое безобидное, если ущипнёт себя или на глаза надавит. Надо как-то отвлечь Тело от рассуждений о том, что кто-то ворочается в голове.

По всем ощущениям Тело – мужчина, и довольно молодой…

У Артёма промелькнула идея, как отвлечь Тело от этих переживаний. В следующее мгновение он послал Телу образ самой сногсшибательной обнажённой девушки, на который только была способна фантазия Артёма.

На секунду Тело замерло, а потом выдохнуло:

– О-о-ох!!!

Похоже, действовало. И Артём стал закреплять эффект.

В следующую секунду он заставил образ девушки улыбнуться, мягко и ласково сказать:

– Привет! Ну скажи мне, как тебя зовут?

Телу нравилось. Тело, конечно, шокировано увиденным образом, наверняка такого хозяин тела ещё никогда не видел – Артём постарался на славу. Тело стало посылать образ за образом уже вовсе другого, безмятежного вида.

Артём сначала распознал образ чего-то длинного, потом почему-то появилось ощущение хвоста. Хм, что это должно значить? А! Длинный хвост! Длинный хвост? Артём был в замешательстве… Уж не переборщил ли он? А что если «длинный хвост» у этого человека – это интерпретированный образ-реакция на половое возбуждение, вызванное чрезмерно сексуальным образом девушки?

Артём, с одной стороны, немного устрашился произведённым эффектом, а с другой стороны – даже почувствовал гордость за себя, что он оказался способным на такое. Надо как-то выкручиваться из создавшейся несколько щекотливой ситуации, но и воспользоваться моментом было бы неплохо. Наладить контакт с Телом не мешало бы, хоть и таким несколько экстравагантным способом. Под руководством Артёма образ девушки в голове у Тела ласково улыбнулся:

– Непонятно… При чём тут «длинный хвост»?

– Волк, – проплыл в сознании Артёма образ хищного животного и окончательно сбил с толку.

– Меня зовут Хоза Лей, – уже голосом сказало Тело, и голос уже не дрожал и не срывался на визг, а был хоть и слегка удивлённым, но вполне уверенным.

И снова в сознании Артёма стали появляться образы длинного хвоста, потом волка, потом человека. И тут до Артёма дошло: у Тела есть имя – Хоза Лей, но это не просто имя, это, скорее, прозвище или кличка.

Дело в том, что до того, как Тело произнесло своё имя, Артём, подключившись к слуху Тела, прекрасно понимал, что оно говорило, а вот имя – нет. Поэтому сознание перешло на образное восприятие. Тело говорило по-русски! От этого Артём мог спокойно понимать слова, произносимые Телом. А вот имя – не русское, более того, оно кое-что обозначало на родном для Тела языке. И обозначало оно, если дословно – «длинный хвост», ну а всё вместе, как словосочетание, несло в себе образ животного – волка!

– Ты – волк? – уже сам Артём задал вопрос, сбросив пелену наваждения и тем самым вернув Тело обратно из мечтаний на землю.

– Да не-е… Меня так прозвали – Хоза Лей. Это на нашем, на вогульском, обозначает «волк». А так-то, на самом деле я – Иван.

– Иван? Так ты вогул? Манси, что ли? – достал Артём из глубин памяти когда-то слышанные от деда познания о северном народе.

– Ну да, я вогул… Манси – это просто «народ» по-нашему. А русские нас вогулами называют. Я крещёный вогул, и при крещении нарекли меня Иваном.

Артём мысленно почесал затылок. Вот оказывается как – Иван, вогул, да ещё и крещёный! Это ж куда его, Артёма, занесло?

– А что ж ты сразу-то, Иван-вогул, мне Иваном не назвался, а? При чём тут волк, я не понял?

– Да я это так… Ну, прозвище у меня такое. А ты чего мне красавицей-то такой представился? Эй, ты, в голове у меня который! Ты-то кто такой? – сначала смущённо бормоча, а потом со всё нарастающей агрессией в голосе стал восклицать Иван.

И тут у Артёма всё встало на свои места. «Ах ты, шельмец вогульский! – мысленно заулыбался Артём. – Увидал бабищу, слюнки потекли, сразу все страхи позабывал, да ещё и выпендриваться стал – Волком представился, ишь ты! Секс-гигант…»

* * *

Забросило Артёма относительно недалеко, если сравнивать с дедом Васей, которого при инициации, судя по всему, перенесло во времени на многие тысячелетия в будущее. Парню относительно повезло, он хотя бы что-то знал о том времени и месте, куда он попал. Более того, как оказалось, это место и время ему довольно подробно описывал дед Игорь, когда рассказывал легенды и предания их рода. Судьба Артёма удивительным образом сплелась с жизнями его прародителей. Как впоследствии выяснилось при беседах с Иваном-волком, Хоза Лей – тот шаман, с которым крепко сдружился дед Архип, работая в тайге на пасеках.

Всю жизнь Ивана мучили какие-то непонятные видения и голоса в голове, в семье его считали странным, сторонились. В результате Иван вырос несколько угрюмым и даже иногда злобным человеком, за что и получил прозвище Хоза Лей – Длинный Хвост, что на языке манси означало «волк». К тридцати годам Иван окончательно бросил попытки как-то ассоциировать себя со своим родом-племенем, ушёл в тайгу, построил себе хижину, стал вести уединённый образ жизни.

Теперь он хотя бы не испытывал проблем с людьми, так как вокруг него на многие десятки километров попросту простиралась тайга со зверьём, птицами, в её реках и озёрах – рыбами, но не людьми. Но проблем, связанных с особенным, чутким восприятием мира, ему не удалось избежать. Напротив, в уединении его дар окреп, пришло понимание многих необычайных способностей, не связанных с реальным, физическим миром.

Так он стал шаманом. По крайней мере, так стали называть странного отшельника люди его племени, которые время от времени волею судеб так или иначе всё же пересекались с ним по жизни.

Всё время, которое у него оставалось свободным от борьбы за существование, он тратил, как сказал бы современный человек, на медитации. С виду это так и выглядело – тело недвижимо, не подаёт каких-либо признаков бодрствования, а сознание носится где-то свободным духом.

В конечном итоге Ивану это дало некоторые полезные умения. В те редкие моменты, когда он встречал людей, он был им воистину полезен – мог лечить духовные и телесные болезни, потому что с помощью тонких миров видел истинные причины людских недугов, мог общаться с душами людей.

Но он так и не научился жить в социуме, а после того как понял, что он может и умеет и сколько физических сил это отнимает, вообще стал избегать каких-либо контактов с людьми. Единственного человека, которого он хоть как-то мог вынести на некоторое время, Архипа, уже далеко не молодого старовера из-под Казани, Иван иногда навещал на пасеке, расположенной относительно близко от его уединённого жилища.

Ему нравился этот старец, потому что он был всегда в хорошем расположении духа, у него не было болезней ни физических, ни душевных. Да и мёд он делал отличный, и Ивану в его кисло-унылой жизни сладеньким медком полакомиться шибко хотелось. Дети Архипа уже давно встали на ноги, обзавелись детьми, жена умерла. В общем-то, он тоже был в какой-то степени отшельником в летний период, когда пчёлы собирали ему мёд. Зимой же он перебирался в скит, к детям, там нянчился с правнуками, чем мог помогал родственникам выжить в этом суровом таёжном крае.

Когда Артём с изяществом слона в посудной лавке ворвался в сознание вогула, тот сидел в своей хижине, лениво пожёвывая опостылевшую строганину, которой он питался уже всю зиму, изредка позволяя себе разнообразие в виде запаренного овса. Иван обдумывал результаты ночного путешествия в тонкий мир, ощущая одновременно сильное любопытство и страх перед неизведанным.

Неожиданно он почувствовал, что в сознании буквально кто-то ворочается, как будто одна из тех неведомых теней из ночного транса очутилась прямо в голове. От ошеломляющего ужаса Ивана подбросило вверх так, что он пребольно ударился о низкий потолок своего скромного жилища. Вогул закричал изо всех сил, стал метаться из стороны в сторону, но ощущение присутствия потустороннего существа в нём не проходило.

С безумным воплем, дрожа всем телом, Иван выскочил из хижины в чём был на снег. Когда он немного поуспокоился, во многом благодаря хитроумной выдумке Артёма, его уже от мороза и испытанного потрясения просто колотило. На дворе шёл март месяц, зима лишь по календарю закончилась, а в тех суровых краях и намёка не было, что скоро весна, разве что дни стали равны ночи. В общем, надо было убираться с мороза в жилище, к очагу, греющему тело и душу безумно длинными зимними днями и ночами, которые крайне трудно отличить друг от друга на Северном Урале.

Сквозь малюсенькое оконце, которое вместо стекла представляло собой кварцевую пластину, вмурованную в стену, сложенную из каменных валунов, в уныло-убогую внутренность хижины задорно просачивался весенний солнечный луч. Немного придя в себя после перенесённого потрясения и холода, Иван постарался сосредоточиться на этом луче, ибо солнце всегда для него было символом надежды и уверенности.

– Длинный Хвост! – обратился Артём к Телу. – Ну, ты как, дружище?

– Уже лучше, – абсолютно спокойно ответил вогул.

– Ты не должен был заметить моё присутствие у тебя в сознании.

– Кто ты? И почему ты залез ко мне в голову? Это потому, что я вижу тени? Я навлёк на себя кару, потому что увидел недозволенное?!

– Узбагойзя, – Артём послал в сознание Тела образ лемура полуприкрытыми огромными глазами, являющегося в широких массах пользователей Интернета образом спокойствия и безмятежности.

Тело опять напряглось от увиденного, и Артём начал чувствовать накаты паники. Он понял, что немного поторопился со своими шуточками, и надо срочно исправлять ситуацию.

– Вогул, запомни раз и навсегда. Во-первых, я тебе не враг! Во-вторых, не думай, что ты какой-то особенный, я не специально именно тебя выбрал. Почему я здесь, надо разбираться ещё. Я в таком же недоумении, как и ты. И вообще, хуже, чем сейчас, тебе точно не будет, – Артём мысленно предложил вогулу оглядеться по сторонам.

Между тем окружающая обстановка жалкой лачуги производила крайне удручающее впечатление.

– Посмотри вокруг, Хвост! Ну как ты живёшь! Бабу тебе надо, бабу!

Иван ошалело повиновался призыву и посмотрел по сторонам. Потом до него дошёл смысл последних слов Артёма.

– Такую, как ты мне показывал?

– Какую? Чего я тебе показывал? А! Эту… Ах ты, шельмец! Раскатал губу! – посыпал на несчастного вогула Артём непонятными образами.

– Нет, дорогой мой, куда тебе… Любую, Ванечка, любую, которую ты сможешь найти в этом богом забытом крае, и которая хоть чуть-чуть тебе понравится, – мысленно улыбнулся Артём. – И вообще, о каких тенях ты мне толкуешь? Ты что, видишь что-то особенное, чего другие люди не видят?

– Я с детства мучаюсь видениями. Из-за этого мне пришлось покинуть родное племя, потому что меня считали странным и сторонились. Я всегда чувствовал себя изгоем и, когда немного окреп, сбежал в тайгу от них от всех.

– Что конкретно ты видишь? – не на шутку заинтересовался Артём.

– Если смотрю на человека, вижу его второе тело, а рядом почти с каждым человеком стоит тень. Это выглядит как тень, но, если приглядеться, или ночью, когда дневной свет не мешает, это уже не тень. Это нечто переливается разными цветами, как огранённый алмаз на свету.

«У-у-у, да ты экстрасенс у меня! – подумал про себя Артём. – Вот почему ты меня чувствуешь!»

– А что ты такого недозволенного увидел, друг мой? – задал вопрос Артём уже как бы «вслух».

– Когда я сбежал от людей, у меня появилось много свободного времени, чтобы развивать и совершенствовать способности. Несмотря на страх, любопытство пересилило, и я стал большую часть времени посвящать погружению в это состояние… Я не знаю, как его назвать, – потом немного подумал и вдруг выдал: – И бардак кругом – это не из-за того, что я неряха. Просто мне не до этого всего сейчас, мне нет дела до реальности. Я поддерживаю существование здесь, а живу там!

Последние фразы вогула снова внесли смятение в душу только что оправившегося от перехода Артёма. Он стал предпринимать лихорадочные попытки собрать всю информацию хоть в какую-то систему. И подумал о том, что, хоть он сейчас и нематериальный, ему всё ж таки ближе и удобнее материальный мир, как некая точка отсчета, за которую можно зацепиться и оттолкнуться в дальнейших шагах познания.

– Так, давай по порядку, – мысленно собрал волю в кулак Артём. – Сначала расскажешь про «здесь», а потом постарайся объяснить мне, что такое «там», хорошо?

– Хорошо.

– Давай.

– Что?

– Ну, расскажи, что за местность, в которой ты… нет, теперь мы обитаем.

И вогул, при крещении наречённый Иваном, по прозвищу Хоза Лей, рассказал, что живёт он в лачуге уже третий год, рядом течёт река Пелым, на западе Уральские горы, на востоке бескрайняя тайга с болотами. Там кроме зверей и лесов никого почти нет.

Ближайший крупный город – это Ирбит, где проходят пути купеческие, из-за чего там много людей, а в феврале, когда там проводится знаменитая ярмарка, людей видимо-невидимо. Но до города несколько недель ходу, так что там он не бывает. А за всю жизнь может и побывал там всего-то пару раз.

Чуть севернее, вверх по реке начинаются владения его племени – манси, но они кочуют с оленями, постоянного стойбища не имеют. И с тех пор, как он их покинул, с ними ни с кем не виделся, связь с ними не поддерживает.

В сотне вёрст южнее, вниз по течению реки Пелым, находится Казанцевский скит – пристанище большой староверческой семьи, выходцев из большого татарского города Казань. Когда Иван стал рассказывать про Казанцевых, Артём мысленно вздрогнул, уж так сильно всё похоже на то, что про его предков в своё время рассказывал дед Игорь.

Потом Иван рассказал, что летом совсем недалеко от его лачуги, верстах в пятнадцати – полдня идти вдоль реки звериными тропами, – есть пасека, что там разводит пчёл старец по имени Архип, самый старый из Казанских староверов. Тут у Артёма окончательно утвердилась уверенность, что попал он именно в то место и в то время, про которое рассказывал ему дед Игорь.