Читать книгу Западно-восточный ветер - Евгений Попов - Страница 2

Любой умный сверлибрист вам скажет,

Что авангард возник в Ивангороде,

Где свободный стих гуляет

И разговаривает по-русски,

Нарушая таможенные правила,

Нагло переходя границы,

О чём совершенно безосновательно

Заявляю как мастер членораздельного верлибра.

Арки сегодня удивлённо разевают пасти,

А львы не грозят мне чугунными шарами.

На остановке стоит стройная девушка

И даже не смотрит в мою сторону.

Я подошёл и встал рядом,

Но она опять не взглянула на меня.

Ну, что ж! У неё – красивые ноги,

А у меня – отличное настроение.

Табун в 124 лошади

Проскакал через Дворцовый мост

И ворвался в Университет.

Его встретило стадо бизонов

Меньших размеров

Но больших габаритов.

Сижу в баре. Тихо играет музыка,

Тоскливо попискивает английский мужчина.

Барменша смотрит внимательно.

Застучали барабаны.

Вдруг барабаны застучали очень громко,

Женщина запела исступлённо.

Это барменша прибавила музыку.

Я внимательно посмотрел на неё.

В промежуток между музыкой всунусь я,

В абзац паузы, как воздух из лопнувшего мяча.

Такое вот откровение (если бы!)…

Шиворот-навыворот не выскажешься,

А только вытряхнешь мусор из носка.

Сидящие передо мной пары

Жестикулируют под барабаны

И подвывающую негритянку.

Её скользящий воздух напоминает…

Контрабас тянет туда же…

Многие за это и любят джаз —

За его негритянскую сексуальность.

Белые тоже умеют…

Но джаз это негритянский секс:

Белобрысым и белокожим не достать до его дна, —

Они могут играть здорово,

Но похожи на килек в аквариуме.

Джаз – музыка сдавленных пространств и белых яхт.

В танке может звучать рок,

В танке может звучать Высоцкий.

И только в танке уместна музыка мата.

Мелкомодулированный голос —

Оргазменный исход джаза.

В «Буквоеде» днём гуляют пустые эскалаторы,

Под их ритм закадычно тянется блюз.

Болото английского затягивает,

Начинаешь тоже приквакивать,

Притопывать ластами.

Губы становятся толстыми,

Трахеи отзываются щёточкам ударника.

Радио эфэм звучит по кафем.

Вечерами сюда выпархивают девочки:

Стайками, парами, тройками.

Они сидят с молочными губами

И вспоминают клёцки Невского,

Комплименты клёцок,

Но предпочитают пока ездить

В вагонетках троллейбусов.

Девочки-руда, готовая к переплавке.

Сюрпризы Невского

Сюрбрызг из-под колёс.

Так зимний соус готовится

Набиться в луноход – в гектары «Буквоеда».

Он крышует. Дамы наворкуют в непогоду

Ненормативную – ненормативно,

Почти утешив, утащив в сознание

Тридцатый день морозный октября.

Портрет большой груди под платьем красным…

Зачем она себя изображает

Гулякой – грудь не обнажённая?

Она танцует, потеряв хозяйку.

Но грудь не Нос. Она велосипед

И катится с горы как два верблюда.

Я стол занять успел в кафе у стенки,

А у окна, где взгляд летит до Думы

Был занят.

Там ноутбук глотает юношу.

Тот ножками болтает, проглотившись,

Желая ручками достать со дна

Колодца спелую лягуху

И раскатать её на принтере в граните.

Стекают слюни текста по экрану.

А вот вторично мимо чья-то борода

Проходит, и её ведёт за ручку

Ноутбук другого сорта.

Вот бородатый грустно посмотрел на стол у стенки

(Там я засел)

И растворился в воздухе кафе.

Вон сколько нас, писак, слетелось

На этот вот магнитный «Буквоед».

Я здесь читал. И целых два часа!

Какой-нибудь трембите уподобясь.

И слушали. И в этом есть отрада.

А этот сел напротив, заказал

И вертит головой туда-сюда,

Как будто рассмотреть чего-то хочет,

И заслонил девицу у окна,

И стал мешать свой кофе безнадёжно.

Скребёт-скребёт не вдохновенно ложкой,

Как мышка робкая.

Смотрю на массу:

Там сплошной футбол —

Машина для давления на власть.

Но шире власти небо над вокзалом.

Оттуда выбегают электрички

И, сбросив груз, валяют дурака,

Потом опять сгребают новый груз

И тащат, как Харон, куда-то ношу.

Возможно не туда, куда я думал.

Ещё есть место на листе…

Заполню Буниным и Цоем:

Стоят на подоконнике портреты.

Как мебель электрические свечи, —

Большой подарок, память возбудив,

Вдруг загораются: так девочки заходят

И светятся приятным тихим светом.

«Сначала шоколадку, а потом горький кофе,

Или кофе, а потом шоколадку?» —

Поёт мужчина «лё-лё-лё».

Гляжу – вокруг ни одной бабы…

Взял сто грамм(ов) водки,

Рванул на улицу.

Автомобили устремленно:

С низкой посадкой, высокой,

Некоторые с уткнутыми носами,

Некоторые задирают задницы.

А вот и Femen – с обнажённой крышей.

Чернослив декабрьских ночей и белый снег-сметана.

Есть у нас такое новогоднее, праздничное блюдо:

«Белоснежная ночь».

Я заметил, что держусь за ремень своей сумки,

Как за ремень автомата,

Заметил, что некоторые мужчины

Делают то же.

Взгляды сосредоточенны,

Направлены не на экран, мелькающий на крыше,

А куда-то ниже и дальше.

К чему бы это? – подумал.

– К миру, наверно.

Триптих Невского проспекта:

Кораблик,

Магазин,

Вокзал.

Мне по барабану стучит критик.

На сцене поэт матерится в три ноздри.

Жаль человека – парень хороший,

Но хронический насморк

Может перейти в отягощённую форму