Читать книгу Преподобный Серафим, Саровский чудотворец (с новыми сведениями о старце). С рисунками в тексте - Евгений Поселянин - Страница 6

Земными подвигами своими отец Серафим оставил по себе неувядаемую память безграничной духовной крепости. Трудно назвать хоть кого-нибудь, кто бы мог сравниться с отцом Серафимом в его трудах: трудно назвать кого-нибудь не только из современников его, но и вообще изо всех известных святых. Он один понес на себе труды пустынножительства, затворничества, старчества. Его кротость умиляла до слез приходивших к нему. Смирению его не было границ. Всякого посетителя, богатого барина и нищего, праведника и грешника, изболевшего грехами, он целовал, кланялся до земли и, благословляя, целовал ему руки. Речи его дышали проникающею, тихою, живительною властию. Они согревали захолодевшие в жизни сердца, снимали завесу с глаз, озаряли ум, приводили к раскаянию и, чудною силой охватывая разум и волю, осеняли душу человека тишиной. Целым откровением, живым и мощным доказательством бытия духовного мира, был ясный, покоряющий вид его, как яркий луч солнца, засиявший в темноте жизни.

Толпы народа неотступно притекали к старцу в последние годы его жизни, когда в некоторые дни число посетителей его доходило до 2 000 в сутки. Заживо народ признал его святым и чудотворцем. А этот истинный последователь Христов до последних дней до того угнетал себя вольными страданиями, что без ужаса нельзя было смотреть на его жизнь, без ужаса нельзя и теперь вспомнить о муке его.

Он был гениальный человек, с ясным, метким, широким, основательным умом, счастливою памятью, творческим, живым воображением. Это был великий дух, в тонком, необыкновенно прекрасном теле.

Современники радовались на него и утешались им.

Известный жизнью своею, игумен Глинской пустыни Филарет, в день кончины отца Серафима, выходя с братиею от утрени, указал братии на необыкновенный свет, видимый в небе, и произнес: «Вот, так отходят души праведных. Ныне в Сарове душа отца Серафима возносится на небо».

Вскоре после кончины отца Серафима, известный высокою жизнию своею, один из наиболее выдающихся подвижников XIX века, архиепископ Воронежский Антоний говорил:

«Мы как копеечные свечи. А он как пудовая свеча всегда горит перед Господом как прошедшею своею жизнию на земле, так и настоящим дерзновением перед Святою Троицею».

Кончилось для него земное странствование. Настала небесная слава. И что же, в каком образе предстает он теперь людям?.. Та же кротость, та же любовь. Тем же ласковым словом зовет он людей, как звал их на земле: «радость моя!»

– Я пришел навестить своих нищих. Давно здесь не был, – говорил он в 1858 г., явившись для исцеления Дивеевской инокини Евдокии.

– Радость моя, – говорит он, явившись Саровскому монаху, впавшему в уныние: я всегда с тобою. Мужайся, не унывай!

Вот он является во сне Шатской (город Шацк) купчихе Петаковской, знавшей его при жизни, и говорит: «В ночь воры подломили лавку твоего сына. Но я взял метелку и стал мести около лавки, и они ушли».

– Сын твой выздоровеет и испытание в науках выдержит! – говорит он, явившись во сне в 1864 году в Петербурге госпоже Сабаньевой, у которой сын заболел перед экзаменом в Горный институт.

– Что ты все плачешь, – говорит он монахине Понетаевского монастыря Афанасии, придя к ней в белом балахончике и камилавке и севши на постели больной, – что все плачешь, радость моя… Все те спасутся, которые призывают имя мое!

– Простая и добросердечная! – говорит он одной знатной, тяжко больной барыне, войдя к ней неожиданно ночью, с открытою головой, в белом балахончике, с медным крестом на груди.

– Мир дому сему и благословение! – говорит он в 1865 году перед Рождеством, входя, в виде безызвестного, седого, согбенного странника, в дом г-жи Бар., где, по обычаю, раздавали пособия нуждающимся.

– Ты за подаянием? – спрашивает его раздатчица.

– Нет, не затем. Мне ничего не надо. А только видеть вашу хозяйку и сказать ей два слова.

– Хозяйки нет дома. Что передать, скажи нам?

– Нет, мне надо самому.

Одна из прислуги шепнула другой:

«Что ему тут? Пусть идет – может, бродяга какой».

А старичек сказал:

– Когда будет хозяйка, я зайду, я скоро зайду, – и вышел.

Стало тогда раздатчице жаль старика, и она бросилась за ним на крыльцо. Но он исчез. От хозяйки это все скрыли. Подозрительной же слуге кто-то сказал во сне: «Ты напрасно говорила: у вас был не бродяга, а великий старец Божий».

На следующее утро г-жа Бар. получила с почты изображение чтимого ею отца Серафима. В этом изображении те, кто говорил накануне со старичком, узнали этого старичка.

Во все отношения свои к людям что-то безконечно нежное, заботливое, материнское вкладывает отец Серафим, и эти сокровища сочувствия, эту безграничную отзывчивость уловит, отгадает в нем всякое верующее сердце, и привяжется к нему, насколько можно только привязаться.

Теперь отец Серафим станет широко известным, и все то, что таилось в нем, сравнительно, для немногих: для тысяч, десятков тысяч, – распространится и обнаружится на миллионы русских людей. И едва ли ошибочно будет сказать, что в привязанностях, в усердии народа отец Серафим займет одно из первых мест.

Конечно, он не имеет для России того великого политического значения, которым отмечена прижизненная и загробная деятельность величайшего из наших святых, игумена нашей земли, пребодобного Сергия Радонежского.

Но, как скорый помощник и покровитель, как надежда отчаивающихся, как неиссякаемый источник благодеяний, он, быть может, станет впоследствии известен повсюду – на Руси и в чужих краях – не менее, чем чтимый, согласно и трогательно не только всеми христианами всех исповеданий, даже отметающими, как лютеране, святых, но и магометанами, язычниками – Николай чудотворец.