Читать книгу Драйвер заката - Евгений Прошкин - Страница 4

Виктору снилось, что он лежит в багажном отделении вэна и его куда-то везут. Спустя какое-то время он осознал, что давно не спит, и да – он продолжал лежать в машине, и его продолжали везти по неровной дороге. Глаза были завязаны, руки тоже – за спиной и, скорее всего, скотчем. Это не помешало Сигалову дважды щелкнуть пальцами.

«В любой непонятной ситуации вызывай меню. Нет меню? Вызывай полицию!» Сейчас эта шутка про дезориентированных пользователей нисколько не забавляла. Виктора по-прежнему окружал мрак без каких-либо элементов управления и уж тем более без возможности позвать на помощь. Судя по тому, как его забрали из дома, это был не банк, не полиция и даже не Мосэнерго. С другой стороны, ему завязали глаза, значит, не хотели, чтобы он запомнил дорогу, и значит, оставался реальный шанс, что его отпустят. Это слегка воодушевляло.

Автомобиль неожиданно затормозил, свернул влево, проехал еще немного и остановился окончательно. Водитель заглушил мотор, салон сразу наполнился гомоном птиц. Задняя дверь открылась, и Сигалов вдохнул вкусный лесной воздух.

– Где я? – спросил он, понимая, что ему вряд ли ответят.

Ему и не ответили. Виктора вытащили из машины и, крепко держа за руки, повели сначала по траве, потом по утрамбованному гравию, потом по упругому резиновому покрытию. Дальше был деревянный пол и гулкая металлическая лестница вниз. Лишь на ней Виктор сообразил, что дома ходил босиком, а сюда его привезли обутым. Это был еще один плюс за то, что его не собираются убивать. Сигалов почему-то воспринимал всё происходящее спокойно. Он почти не испытывал страха, любопытство было гораздо сильней.

После очередной ступеньки нога встала на ворсистую поверхность. Виктору сняли повязку с глаз, и он осторожно огляделся. Вероятно, это был большой подвал без окон, но в целом помещение напоминало старую дачу: мореная вагонка на стенах, палас на полу и обитый фанерой потолок. Из мебели в комнате было два дивана – большой и маленький, друг против друга, – но внимание Сигалова привлекли не они, а бильярдный стол, целиком занятый черными и серыми блоками. Столько рабочих станций в одном месте он не видел еще никогда. Разумеется, в дата-центрах их стояло намного больше, но в таких местах он не бывал. Виктор просто выходил в сеть, а рабочая станция сама решала, к какому центру подключаться и где арендовать процессорное время. Что же касается системы, установленной в подвале загородного дома, то она в дополнительных мощностях явно не нуждалась. Под столом, между толстыми деревянными ножками, разместилась шеренга из блоков бесперебойного питания, а в потолок уходили две гофрированных трубы воздуховода. Кому-то понадобилось собрать собственную сеть, полностью изолированную от внешнего мира, и Сигалов уже догадывался, для чего она могла использоваться.

Сзади послышались шаги, и Виктор обернулся. По лестнице спускался тот самый клерк, что так легко одурачил его с видеодомофоном. Двое здоровяков, сторожившие Сигалова, сошлись ближе, готовые в любой момент снова схватить его за руки.

– Спокойно, проблем не будет, – заверил плюгавый. – Витя, ты же не станешь на меня бросаться? Витя у нас человек не глупый. Развяжите его.

Сигалов с неудовольствием отметил, что этот криминальный лидер, как и вымышленный следователь Коновалов, имеет привычку произвольно переходить с «вы» на «ты».

– Зови меня Лавриком, – откликнулся на его мысли мужчина. – Только не думай, что это делает нас друзьями, – добавил он, сканируя Виктора бесцветным взглядом.

Сигалов хотел было признаться, что дружба с Лавриком – это наипоследнейший пункт в списке его приоритетов, но решил промолчать. Один из охранников развязал ему руки, и Виктор, стараясь не делать резких движений, приблизился к дивану. Оттуда он вопросительно взглянул на Лаврика и с наслаждением уселся. Мягкие подушки были как раз тем, в чем он сейчас нуждался: поездка в багажнике не прошла для тела бесследно.

Лаврик пересек комнату и, заняв место напротив, закинул ногу на ногу.

– Ты уже примерно понял, Витя, – проговорил он, указывая мелким подбородком на бильярдный стол с техникой.

– Примерно да, но…

– План у нас такой, – не позволил ему продолжить плешивый. – Первые три месяца ты живешь и работаешь здесь. Возможно, сократим до двух, там посмотрим. Если у нас всё хорошо, ты отсюда выходишь состоятельным человеком, и мы продолжаем сотрудничество уже в свободном режиме.

– За первые три месяца я вляпаюсь так, что обращаться в полицию или тем более в Комитет будет не в моих интересах, – предположил Виктор.

– Пока ты находишься здесь… Назовем это испытательным сроком. Пока ты здесь, ты будешь получать всё необходимое. Связи тут нет, наша сеть автономна, если только ты не мастак звонить через электрическую розетку. – Лаврик улыбнулся, обнажив кривоватые зубки. – Кричать тем более без толку, вокруг ни души, и к тому же в бункере хорошая изоляция. Что я упустил? Пожалуй, всё. – Он качнулся, будто бы собирался встать, но раздумал. – Ах да! Платить мы будем сдельно, так удобней и нам, и тебе. Сотня за каждый проект. Пойдет?

– Сотня чего?

– Тысяч, конечно.

Виктор медленно моргнул. За такими деньгами он, пожалуй, мог бы прийти сюда и сам. Даже если пешком.

– Что конкретно вы от меня хотите? – тихо спросил он. – Что я должен сочинять?

– Если ты когда-нибудь научишься сочинять такое… тебе, Витя, вообще цены не будет. Но я на это не рассчитываю. Креативом у нас занимаются специальные люди. Особенные люди, – подчеркнул Лаврик. – Тебе нужно всего лишь приводить это в порядок. Они не морфоскриптеры, просто любители. Лепят, как на душу придется. Материал получается сырой, товарного вида не имеет. Вот ты и будешь этот вид ему придавать. Пост-продакшн, грубо говоря.

Лаврик был прав: «примерно понял» – это то самое, что сейчас чувствовал Виктор. Кажется, его пытались подписать на изготовление электронных нейромедиаторов, попросту – виртуальной наркоты. Сигалов слышал, что было время, когда скрипты создавались бесконтрольно, как и всё новое. Никто не понимал, где лежат границы дозволенного и нужно ли их очерчивать, а если нужно, то каким образом. Пока специалисты размышляли, индустрия развивалась, и вскоре был найден кратчайший путь между нажатием кнопки и ощущением эйфории.

Первой этого сумела добиться женщина, как ни странно. Поговаривали, что сетевая легенда по имени Джесси увлекалась сочинением скриптов и психоактивными веществами. Версия была банальной, но логичной: человек не может выразить то, чего никогда не чувствовал. С метамфетаминовыми приходами Джесси была знакома как никто другой, и однажды она умудрилась более-менее адекватно зафиксировать свои ощущения в скрипте.

С тех пор появилась масса других электронных нейромедиаторов – от виртуальной марихуаны до сложных смесей, над которыми трудились целые коллективы. Новые морфоскрипты распространялись быстрей, чем самые кассовые блокбастеры. Это было удовольствие в концентрированном виде и притом без дырок в венах, без выпадающих зубов и без положительной реакции тестов. Потребителю больше не нужно было доставать каждую дозу: единожды купленный скрипт обеспечивал человека счастьем до тех пор, пока у него не выгорали целые классы рецепторов.

Когда Комитет Сетевой Безопасности взялся за эту тему всерьез, многие люди, в химическом смысле абсолютно чистые, без помощи нарколога обойтись уже не могли. И до сих пор, несмотря на огромные, чаще пожизненные сроки, люди продолжали создавать новые электронные наркотики, а также модифицировать старые. Кому-то из юзеров нравилось торчать, покачиваясь на лазурных волнах, другой предпочитал созерцать радужные фракталы, а третий желал парить над бездной – и все эти потребности необходимо было удовлетворить. Кто-то должен был всем этим заниматься: доводить продукт до ума, встраивать интерфейс, да и просто проверять работоспособность скриптов.

– От меня требуется редактировать нелегальный контент, – кивнул Сигалов. – И насколько он нелегален?

– А настолько, Витя, – Лаврик подался вперед и сощурился, – что нас не особо затруднило купить дом в лесу, потратить вагон денег на оборудование, а потом еще повесить на себя похищение человека. В Москве, средь бела дня. Вот настолько это нелегально. Но чем спрашивать, лучше сам посмотри. Всё равно придется, ты здесь для этого и находишься.

Он поднял палец, и охранник, не двигаясь с места, бросил Виктору немуль. Тот поймал гаджет, второй рукой машинально проверив лоб. Домашнего обруча на голове не оказалось, вместо него назревала болезненная шишка.

– Выбора-то у меня всё равно нет… – промолвил Сигалов.

– Именно. Я расписал тебе позитивный сценарий нашего сотрудничества. Есть и другой, но давай сделаем так, чтобы ты о нем даже не узнал. Он тебе не понравится.

Виктор вздохнул и нерешительно надел немуль. В конце концов, это был просто скрипт, чье-то сочинение. Что бы там ни оказалось – это всего лишь выдумка, не имеющая к реальности никакого отношения.

Калибровка нового обруча заняла около минуты. Пока вплетенные в эластичную ткань электроды посылали запросы и сверяли отклики, Сигалов сидел с закрытыми глазами, ожидая увидеть то, чего не купишь в сети законным способом. Но едва скрипт загрузился, он щелкнул пальцами с такой силой, что зазвенело в ушах.

Это был не наркотик, а кое-что другое. Совсем другое.

– Послушайте… Послушай, Лаврик… – выдавил Сигалов.

– Да? – с готовностью отозвался плешивый.

– Я ведь не зритель, я должен во всём этом участвовать. И… я должен получать от этого удовольствие, иначе ничего не выйдет… – Виктора крупно передернуло. – Но я не могу! Даже смотреть не могу на это!

– Радость, – со значением произнес Лаврик.

– Что?..

– Удовольствие – слишком плоская эмоция. Наши скрипты должны приносить тебе чистую, искреннюю радость. Иначе, ты прав, это не имеет никакого смысла.

– Значит, не судьба. – Виктор с облегчением развел руками.

– Ну-ну, я бы не торопился. Всё у тебя получится, надо только постараться. Привыкай, учись понимать вкусы нашей аудитории, ты же профи. Так мне тебя рекомендовали.

– Кто? Какая сука?!

Лаврик улыбнулся:

– Успокойся. И попробуй еще раз. А потом еще. Столько, сколько понадобится.

– Я даже не представляю, кому такое может нравиться!

– О-о… Если бы ты знал, как много у нас покупателей. И это очень небедные люди. Всё, что они хотели от жизни, они уже получили. А когда человеку больше нечего желать, это страшно демотивирует. И он начинает искать что-то новенькое. Закон природы, Витя. Им просто надоела обыденность.

– Надоела обыденность – пусть летят в жестокую галактику и рубятся со всякими жуками, – глухо проговорил Сигалов.

– Если они не купят у нас, они купят в другом месте. Мы же не одни на этом рынке. К сожалению. Поэтому тебе придется их понять.

– Да вот хрен!..

Виктор неожиданно для себя вскочил с дивана и успел сделать два прыжка к лестнице – на третьем перед ним вырос бугай-охранник и без усилий толкнул его в грудь. Сигалов даже не заметил, как вновь очутился на диване.

– Не надо, – покачал головой плюгавый. – Мы так хорошо начали, зачем нам ссориться?

– Я не смогу! – взмолился Виктор. – Я физически не смогу этим заниматься!

– Сможешь, – сказал Лаврик, поднимаясь. Это прозвучало удивительно просто и в то же время предельно жестко. Главарь впервые не дурачился и не корчил из себя интеллигента. – Я вечером еще загляну, а ты пока осваивайся. Возможно, без свидетелей тебе будет легче. И поосторожней с железом: если что-нибудь сломаешь, вычтем из гонорара.

– А если я всё тут разнесу?

– Будешь всю жизнь отрабатывать и не выйдешь отсюда никогда.

– Самому-то тебе эти скрипты нравятся? – тихо спросил Виктор.

– Это просто бизнес.

– Нравятся?! – повторил Сигалов.

Лаврик обернулся уже с верхней ступени:

– Нужно быть конченым человеком, чтобы такое нравилось. Но это ничего не меняет, Витя. Ты будешь с нами работать.

Не говоря больше ни слова, он вышел за железную дверь. Следом за ним поднялись и оба охранника.

Оставшись в одиночестве, Сигалов бесцельно выписал большую восьмерку вокруг пары диванов. Приблизившись к столу, он рассмотрел технику повнимательней: станции были новыми, но работали явно не первый день.

В углу рядом с лестницей темнела матовая стеклянная дверь. Лаврик ничего о ней не говорил, но догадаться было не сложно. Подсознательно затягивая время, Виктор зашел внутрь, на ощупь включил свет и осмотрелся. Санузел был не хуже, чем у него дома, а душевая кабина с гидромассажем – так даже и получше. Он собрался уже выйти, но задержался у зеркала.

– А ведь ты ничего не теряешь, – сказал Сигалов своему отражению. – В городе тебя не хватятся. В лучшем случае через месяц: позвонят-позвонят и перестанут. Через год не вспомнит уже ни одна душа. А с Лавриком – перспективы. Закрыть все долги, сменить квартиру. Чтоб как у Шагова или как у Аверина. Водить туда женщин, каждый вечер новую. Все так живут, и нормально… Если только Лаврик однажды не надумает тебя пристрелить. – Виктор ткнул в стекло указательным пальцем. – А зачем ему это делать? Зачем искать нового скриптера? Я же лучший в бета-тестинге, реально лучший. Но сейчас я просто тяну время.

Виктор со вздохом оторвался от зеркала и приблизился к дивану. Он в последний раз, как перед нырком, посмотрел на железную лестницу, ведущую к железной двери, и закрыл глаза.

Скриптов на рабочей станции было несколько, и Сигалов выбрал наугад, лишь бы не возвращаться к тому, что он уже имел счастье видеть.

Непроглядная тьма медленно рассеивалась. Ноги обрели точку опоры, которая тут же выскользнула, и Виктор с размаха врезался лицом во что-то сырое и теплое. Автор так и задумывал, это был вход в его фантазию.

Локация оказалась совершенно не проработана, сочинитель целиком сосредоточился на объекте, из которого Сигалов безуспешно пытался выпростать руки, падая в мягкое то одним плечом, то другим, а то и снова лицом. Кровь, разлитая вокруг в неимоверном количестве, имела консистенцию шампуня, но пока было неясно, что это – неточность реализации или, опять же, особая задумка. Кроме того, Виктор отметил, что в скрипте напрочь отсутствуют запахи, и это тоже предстояло исправлять не кому-нибудь, а ему.

В клубящейся пустоте продолжало светать. Сигалов уже догадался, какое ему откроется зрелище, и начал быстрей перебирать руками в чавкающей неоднородной среде, чтобы отодвинуться от объекта подальше. Однако чем активней он барахтался, тем сильней разжижалась кровь, и Виктору всё же пришлось увидеть то, что должен был увидеть каждый пользователь этого скрипта. В конце концов, люди платили за это деньги.

Перед ним лежала огромная розовая свинья со вспоротым брюхом – игрушечная снаружи, но набитая настоящими теплыми внутренностями. Свинья смотрела Виктору в глаза, и он, не в силах отвернуться, смотрел на нее в ответ – пока бездыханное тело ему не подмигнуло.

Сигалов зажмурился и сделал паузу, чтобы подавить рвотный спазм.

«Радость, – напомнил он себе. – Не просто удовольствие, а радость. Более объемная эмоция».

Он попробовал представить человека, готового платить за возможность поковыряться в чужих кишках, но решил, что справиться с задачей посторонние мысли не помогут.

«Понимать и уважать вкусы аудитории».

Сигалов заставил себя вновь посмотреть на свинью, но в этот момент рядом стали появляться и другие объекты. Словно вспыхивавшие софиты вырывали из тьмы фрагменты реальности, впереди поочередно возникли три фигуры: жираф, медведь и заяц, все одного роста, чуть выше метра. И это были не плюшевые игрушки…

Виктор поднял к лицу окровавленные руки и почувствовал, что если задержится здесь еще на секунду, то больше не сможет жить.

Он яростно сорвал обруч и, откинувшись назад, завыл – в голос, по-звериному. Обнаружив, что исступленно трет диван, Сигалов рассмотрел свои ладони. Крови на них не было, но он всё равно бросился к раковине и начал торопливо намыливать руки.

– Сейчас отпустит… – уговаривал он себя, роняя и вновь подхватывая обмылок. – Это же фикция, в жизни такого никто не делает. Так не бывает. Да успокойся ты уже! – Он с ненавистью уставился в зеркало. – Долги отдать, квартиру купить? Ну и как успехи, лучший в мире бета-тестер? Сколько успел заработать?

Виктор на мгновение прикрыл веки, и перед глазами вновь возникла картинка: заяц, медведь и жираф. Весело приплясывают. Ждут, когда пользователь выберет первый эпизод, когда он определится, с кого начать. Жираф, медведь и заяц – три ребенка, наряженных в костюмы для представления.

– Какая же тварь могла это придумать… – прошептал Сигалов.

Смывая слезы, он подставил под кран лицо и прерывисто вздохнул. Была ли вода в бункере пригодной для питья, он не знал, но сейчас это казалось не важным. Виктор сделал несколько крупных глотков, основательно отдышался и лишь потом осторожно выпрямился перед зеркалом.

Он понимал, что работать не сможет, но и отказаться ему не позволят. И то и другое было очевидно. Оставалось найти третий вариант, и Сигалову это удалось без труда: спрятать в скрипте послание с просьбой о помощи. Каждый креатив из этой коллекции кошмаров нуждался в глубокой переработке, в каждый нужно было вносить массу изменений, и вряд ли кто-то станет проверять готовый продукт полностью, по шагам. Виктор мог внедрить свое обращение куда угодно и в каком угодно виде – хоть гласом свыше, хоть рассыпанными детскими кубиками. Идею нельзя было назвать оригинальной, но Сигалова это волновало меньше всего. Главное, чтобы послание до кого-нибудь дошло.

Он испытал такое воодушевление, что даже необходимость возвращаться к скриптам Лаврика воспринимал как мелкую помеху на пути к свободе. Выбрать любой. Только не этот, не с детьми. Выбрать любой другой, придать ему товарный вид и вложить туда крик о помощи. Затем дождаться, когда кто-то услышит и правильно поймет… Нет, вначале – дождаться релиза. Впрочем, и это не самое сложное.

Виктор помрачнел. Волна энтузиазма схлынула. Замысел с посланием был хорош, но – хорош только для скрипта. Он мог быть реализован лишь в рамках залихватского сюжета, а в жизни всё немножко не так. Даже если кто-то из клиентов Лаврика обратит внимание на такую чушь, как чья-то просьба… и даже если он захочет помочь – где он возьмет адрес, когда похищенный не знает его и сам? «Дом в лесу» – вот всё, что мог сказать Сигалов о своем местонахождении.

Отчаяние выпило все силы, и Виктор по стенке спустился на пол. Так он и сидел между унитазом и раковиной – звук льющейся воды не успокаивал, но увлекал в сонное забытье, и Сигалов не сопротивлялся. В какой-то момент ему удалось задремать, но сверху тут же послышался скрежет ключей.

Кто-то спускался по лестнице. Виктор встал, торопливо умылся и, закрыв наконец краны, вышел в комнату.

Лаврик снова явился с двумя гориллами, ожидать от него неосмотрительности было бы наивно. Главарь держал в руках пакет вишневого сока и тарелку пирожков.

– С мясом и с капустой, – пояснил он. – Если хочешь гамбургер или пиццу, это тоже можно, но придется подождать.

Лаврик пристроил гостинцы на углу бильярдного стола и занял свое прежнее место на диване.

– Ну, как успехи, Витя? Вникаешь?

Сигалов проигнорировал пирожки и уселся напротив.

– Некоторые темы для меня неподъемны, – сказал он. – Это не зависит от желания, это физический предел. Ты не можешь пробежать километр за пять секунд, а я не могу редактировать скрипты про детей.

Лаврик нахмурился.

– Там же ад! – выкрикнул Виктор. – Я только сегодня осознал, что это такое. Тот смешной блокбастер, как его… «Окунись в Ад», вспомнил. Там ведь совсем иначе…

– «Окунись в Ад»? – заинтересованно переспросил главарь. – Нет, я не слышал.

– Да не важно, я не об этом… – махнув рукой, Сигалов заговорил торопливо и сбивчиво: – Как принято изображать преисподнюю? Пекло, грохот, черти с вилами и всё такое. Но это не ад, это веселые картинки. Настоящий ад – когда тебя охватывает ужас от того, что ты сделал. Ужас от самого себя. Он не снаружи, он внутри, от него нельзя спастись. Вот что я сегодня почувствовал.

– Это пройдет. Вначале трудно, потом привыкнешь. Сто тысяч того стоят, мне кажется.

Виктор понял, что он зря распинался, Лаврику было на него плевать. Естественно, а как же иначе.

Сигалов дотянулся до пирожков, цапнул один наугад и, куснув, начал медленно пережевывать.

Когда Лаврик понял, что продолжать разговор пленник не собирается, он встал, подошел к пирожкам и выбрал себе самый большой. Минуты три они молча жевали, глядя друг другу в глаза. Доев, плюгавый отряхнул ладони и буднично произнес:

– Если ты думаешь, что уже видел самое страшное, ты ошибаешься. Как насчет ада не для тебя, а для твоей мамы?

– Для мамы номер три или мамы номер четыре? – равнодушно осведомился Виктор. – Есть еще мамы номер один и два. Были, по крайней мере. Но тех я вообще не помню.

Он вновь перегнулся через спинку и поводил рукой над тарелкой. Пирожки с капустой оказались неплохи, теперь надо было попробовать с мясом.

– Ты же не сразу меня выбрал, сначала справки навел, – продолжал Виктор. – Даже сок принес не какой-нибудь, а вишневый. Спасибо, кстати. И при этом ты не в курсе, что я детдомовский? Схалтурил твой информатор. Мам у меня была пропасть, как и пап. Ни к кому из этих людей я добрых чувств не испытываю, так что можешь их всех в одном пруду топить. Кто здесь был до меня? – неожиданно спросил Сигалов.

– Это новая студия, – сказал Лаврик, на мгновение отведя глаза в сторону.

– Кто здесь был? Он тоже не смог? Или не захотел? Наверно, всё-таки не смог.

– Как ты догадался?

– Мыло, – кивнул Виктор на душевую. – Им уже пользовались, а полотенца чистые. Ладно, не бери в голову, это из одного детектива. Редактировал когда-то большой проект, вот и нахватался. Мой предшественник мертв?

Сигалову вновь удалось сбить собеседника с толку. Это тоже было оттуда, из криминального скрипта, над которым он когда-то работал.

Лаврик это оценил и ответил прямо:

– Здесь побывали два кандидата. Оба не справились. И да: их уже нет в живых. Поэтому нового бета-тестера мы решили выбирать более тщательно. Выбрали, как видишь, тебя.

– Но ведь раньше кто-то на вас работал, вы же не первый день таким контентом занимаетесь. Куда он подевался? Нервы сдали? Или тоже убили? А может, он сам удавился?

– Много вопросов, Витя. Знаешь, что не отвечу, зачем же спрашивать?

Лаврик снова перешел на мягкий, почти душевный тон. Он действительно не желал лишних конфликтов – не потому, что был преисполнен человеколюбия, а потому, что без специалиста его бизнес буксовал.

– Вот как мы поступим, Витя. Физическую боль я тебе причинять не буду. Но я заставлю тебя работать, хочешь ты этого или нет. Я сделаю так, что захочешь. Про СП-320 ты что-нибудь слышал?

– Краем уха.

– Это не сыворотка правды, как думают некоторые. «СП» означает «спецсредство», хотя как сыворотку правды его тоже используют. В малых дозах, разово. А при курсовом применении оно превращает человека в домашнее животное. Примерно через три месяца тебя ожидает необратимое снижение интеллекта и полная деградация личности. А значит, у нас в запасе есть месяца два – когда твоя воля будет сломлена, но мозги еще не превратятся в кисель. За эти два месяца, Витя, я выжму тебя досуха. Ты будешь пахать по двадцать часов в сутки.

Лаврик отлепился от дивана и пошел к лестнице – так медленно и вальяжно, словно прогуливался по палубе яхты где-то у берегов Монако.

– Или… – он поднял и надолго зафиксировал указательный палец, – у тебя всё еще остается другой путь. Те же самые два-три месяца в бункере, о которых я говорил вначале. Испытательный срок. С хорошей кормежкой. С уважительным обращением. С шикарной оплатой. При условии добровольного сотрудничества и, естественно, продуктивной работы. В любом случае ты отсюда выйдешь. Богатым человеком или слюнявым овощем – выбирай сам. Думай. О своем решении ты сообщишь завтра утром, а на сегодня мы закончили.

Лаврик энергично взбежал по лестнице и скрылся за металлической дверью. Виктор попытался что-нибудь за ней рассмотреть, но увидел лишь такую же деревянную стену, как и в бункере. Верзилы вслед за боссом покинули комнату, и дверь захлопнулась – до утра.

Сигалов почувствовал себя запертым в трюме тонущего корабля. Из того, что и как сейчас говорил этот тщедушный Лаврик, стало предельно ясно: игры закончились. Завтра он придет со шприцом, а возможно, и с капельницей. И это будет не пресловутый пентотал натрия, под которым Сигалов мог разве что поведать, как подглядывал за Мамой-4 в ванной и потом получал от Папы-4 ремня.

– Завра будет пожестче, – пробормотал Виктор.

Завтра – либо смерть, либо… всё равно смерть.

Он сунулся по карманам, разыскивая монетку, и только сейчас обнаружил, что у него выгребли всё, даже носового платка не оставили. Значит, жребий отменялся. Да и не было смысла доверяться судьбе, которая привела его сюда, в подвал за чертой города.

Сигалов сходил за новым пирожком – с капустой ему понравились больше – и прилег на диван, устроив ноги на мягком подлокотнике. Мысли текли самостоятельно, и он поймал себя на том, что вспоминает сегодняшний день – весь, с самого утра. Это было похоже на прощание.

Примирение со смертью наступило неожиданно быстро, и Виктор был благодарен расшатанной психике профессионального морфоскриптера за достойное поведение. Метаться по комнате, крушить мебель, орать в розетку – нет, ему не хотелось выглядеть идиотом в последние часы жизни. Лучше провести их вот так, спокойно пожевывая на диво удавшиеся пирожки. А побыть дураком он еще успеет, ведь Лаврик не шутил.

Наверху уже отмечали удачное приобретение нового сотрудника: кто-то по-гусарски открыл шампанское, раздались восторженные крики. Затем так же, с лихим хлопком, открылась вторая бутылка, и сразу – третья.

Осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами, Виктор опустил ноги на пол и прислушался. Что-то было не так. За железной дверью прозвучали еще два хлопка и снова крики. Разгорался конфликт – с выстрелами и, кажется, с грохотом падающих тел.

Виктор торопливо оглядел комнату. Прятаться здесь было негде, разве что под бильярдным столом, но это вряд ли имело смысл. Оставалась лишь душевая. Сигалов на цыпочках перебежал за стеклянную дверь и, не включая свет, притаился возле раковины. Слышно отсюда было значительно хуже, звуки сливались в глухой рокот.

Глаза быстро привыкли к темноте и, дотянувшись до полотенца, Виктор намотал его на правый кулак. Он не вполне представлял, как это поможет против огнестрельного оружия, но совсем ничего не делать он не мог. От напряжения начали дрожать ноги. Разрываясь между страхом и внезапной надеждой, Сигалов раз за разом перематывал на кулаке полотенце – всё туже и туже, пока не защипало кончики пальцев. За этим занятием он пропустил момент, когда звуки наверху стихли. Виктор постоял еще немного и наконец решился выглянуть.

В подвал так никто и не спустился. Чем бы ни закончилась история наверху, до Виктора, похоже, никому дела не было. Не понимая, что он чувствует – облегчение или разочарование, Сигалов тихонько присел на диван и лишь оттуда заметил, что металлическая дверь открыта. Подручные Лаврика ее запирали, в этом не было никаких сомнений. Виктор отчетливо помнил тот звук – два оборота ключа, а теперь он видел щель шириной сантиметров в десять. Возможно, в подвал всё-таки заходили, но никого не нашли, потому что не знали о маленькой комнате под лестницей. Или кто-то собирался вынести отсюда рабочие станции и, отворив дверь, пошел подгонять машину.

Перекатывая в мозгу пустые догадки, Виктор напряженно вслушивался. Сверху по-прежнему не доносилось ни звука. Он подошел к лестнице и поставил ногу на первую ступеньку. Ничего не случилось – никто не выскочил, не взвыла сирена, не упал потолок. Сигалов сделал еще один шаг вверх, а затем еще. Так он и поднялся до самой двери – ежесекундно ожидая чего-то страшного и подхлестывая себя мыслью о том, что второго шанса может уже не представиться.

Тяжелая дверь вела в узкий коридор. Справа было окно, за которым в вечерних сумерках виднелся неухоженный приусадебный участок с мангалом. Слева по коридору находилась маленькая проходная комната – за ней, в открытом проеме, лежало неподвижное тело.

Виктор заставил себя двинуться к выходу и сразу же наткнулся на другой труп: в углу сквозного помещения, которое он отчего-то посчитал пустым, стоял опрокинутый и заваленный к стене стул, а на нем, уронив голову, полусидел-полулежал какой-то крепкий мужик. Был бы он жив, он мог бы сейчас выстрелить – впрочем, эта мысль не придала Виктору осторожности: в следующей комнате, переступив через покойника, он вновь оказался под прицелом у какого-то здоровяка с пистолетом, и вновь его спасло лишь то, что стрелок давно не дышал. Четвертого мертвеца Сигалову удалось опознать, это он спускался с Лавриком в бункер, и он же осадил Виктора, когда тот бросился к лестнице. Сейчас охранник лежал на полу – тоже с пистолетом и в такой странной позе, словно перед смертью он пытался взлететь.

Виктор переходил из одной комнаты в другую, повсюду натыкаясь на мертвые тела. Их было, кажется, то ли семь, то ли восемь: одного телосложения, с короткими стрижками, убитых, как правило, единственным выстрелом в грудь, реже – в голову. Странно, но ужаса от всех этих смертей Сигалов не испытывал. Он был подавлен и напуган до полного ступора, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал в нелегальном скрипте. Там были выдуманные дети, здесь – реальные люди. Тех Виктору было жалко, а этих – нет. Кто их всех убил, Сигалов не имел ни малейшего представления, но он не видел ни одного тела, которое не вписывалось бы в команду Лаврика. Впрочем, самого Лаврика тоже нигде не было.

Когда Виктор оказался на улице, небо уже было чернильно-черным. Сквозь тонкие облака бесшумно неслась луна. Как фонарик эксперта-криминалиста, она высвечивала на гравийной дороге отчетливые следы пробуксовки: кто-то, покидая это место, от души врезал по газам. Других машин рядом с домом не было, зато стоял скутер. Сигалов смотрел на него долго и внимательно, словно собирался съесть, но в итоге отправился пешком.

Гравий хрустел под ногами не долго, вскоре проезд изогнулся и влился в обычную лесную дорогу, хорошо утрамбованную – то ли сделали ее на совесть, то ли не часто использовали. Виктор безотчетно пошел вправо, почему не в другую сторону – он даже не задумывался.

Вокруг торчали редкие сосны, но, кроме луны, единственным источником света оставалось постепенно удалявшееся окно в доме с подвалом. Больше Сигалов не видел ничего – ни других зданий, ни фар на шоссе, которое, как он надеялся, должно было проходить где-то поблизости.

Он всё шел и шел по дороге, ускоряясь с каждым шагом. Нахлынула запоздалая паника. В доме Виктор даже толком не испугался – было лишь леденящее оцепенение, в котором он как зомби двигался по комнатам, обходя и перешагивая трупы. Теперь же ему стало страшно по-настоящему. Он всё еще не был в безопасности, и, как знать, возможно, сейчас ему грозило что-то худшее, чем работа на Лаврика. В бункере Сигалову нечего было терять, там он смирился, а здесь, на лесной дороге неизвестно откуда и невесть куда, жизнь снова становилась бесценной.

Опомнившись, Виктор прижался к обочине и пошел по самому краю. Свет в окне уже едва угадывался за деревьями. Мелькнула шальная мысль: если бы он забрал скутер, то успел бы уехать гораздо дальше. В ответ на это Сигалов лишь посмеялся: теперь-то, конечно, можно было фантазировать о чем угодно – угнать скутер, вынести из подвала пару рабочих станций, собрать по комнатам оружие… Хотя что ему действительно не помешало бы, так это коммуникатор. Он мог бы узнать, куда его завезли, и вызвать полицию.

Виктор посмотрел назад, словно и вправду мог вернуться за своей трубкой, и вдруг остановился. Над лесом поднимался плотный столб дыма, подсвеченный снизу. Огня видно не было, но отчетливые отсветы на кронах говорили о том, что пожар разгорается нешуточный. Теоретически гореть могло что угодно, но Виктор был уверен: нечему там гореть, кроме берлоги Лаврика.

Сигалов снова развернулся и побежал прочь. Метров через пятьсот он перешел на шаг и, додумывая брошенную мысль, прошептал:

– Нет уж, без полиции как-нибудь.

Лёхин скрипт про капитана Коновалова хоть и был абсолютно бредовым, но осадок всё-таки оставил. И уж чего Виктору не хотелось точно, так это общения с полицией – после такого контента, после стольких трупов, да еще и пожара.

«А может, и к лучшему, – решил он. – Здесь глухомань, если тушить и приедут, то не раньше, чем всё сгорит. И черт с ними. Пройдет дождь, размоет пепел и смешает с землей. И вырастет на следующий год крапива по пояс. Вместо крестов на могилах. Для этой падали – в самый раз».

С таким настроением Виктор и добрался до шоссе. Но не сразу. Впереди было еще сорок минут бега трусцой, пешего хода и снова – бега.

На трассе ему повезло: одинокую таратайку, тащившуюся со скоростью городского автобуса, вел какой-то сердобольный дед.

– Чего один по ночам гуляешь? Поругались, что ли? – спросил старик, когда Виктор забрался в машину.

– Вроде того.

– Бывает и так. Ничего, помиритесь еще.

– Я уже всех простил, – сказал Виктор.