Читать книгу Механика вечности - Евгений Прошкин - Страница 2

Сейчас она скажет: «Посуду вымоешь ты». Я заною: «Почему опять я?» Она устало вздохнет: «Но ведь я и стираю, и убираю, и готовлю».

Вздох – ее любимая реплика. Как я раньше этого не замечал? Далее по сценарию я выкидываю окурок в форточку и плетусь к раковине.

– Миша, я сегодня так замоталась… Помой посуду, а? Мефодий!

Почти в точку.

Забавляясь, стремительно набрасываю фартук и хватаю со стола грязную тарелку.

– Конечно, Алён, отдохни. Шурик новую повесть закончил – там, на диване лежит. Почитай, интересно. По ящику всё равно ничего нет.

Ее брови выползают на лоб и застывают у самой челки.

– Сударь, вы решили стать идеальным мужем?

– Иди, иди, пока я добрый.

Алёна, одолеваемая сомнениями, уходит с кухни, а я не спеша занимаюсь привычной когда-то работой: чашки на полку, тарелки в сушку, вытереть со стола. Да, еще ополоснуть раковину. Всё.

Всё это уже было, и неоднократно. Можно спорить, можно скандалить, финал будет тот же: посуду придется мыть мне. Такая уж у нас традиция, и ломать ее не хочется. Тем более что до конца нашего брака осталось всего полгода. Через шесть месяцев наступит десятое апреля. Эту дату я запомнил навсегда.

Десятого апреля я вернусь окрыленным: у меня наконец примут повесть. В издательстве я встречу Кнута, и там же, в буфете, он раскрутит меня на небольшой банкет, поэтому домой я приду поздно, зато с огромным букетом розовых гвоздик. Однако цветам будет суждено отправиться в мусоропровод, поскольку прямо с порога я узнаю, что жены у меня больше нет.

О разводе Алёна объявила буднично и неэффектно, кажется, пригоревшие котлеты взволновали бы ее сильнее. Деловито укладывая в чемодан многочисленные блузки, она обронила «я ухожу», и ее голос потонул в фанфарах какого-то рекламного ролика.

– Вот так сразу? – растерянно спросил я.

– Не сразу, Мефодий, не сразу, – она назвала меня моим настоящим именем, хотя прекрасно знала, что я этого не выношу. – У нас с тобой давно всё кончилось, Миша. Разве ты не замечал?

Я, не в силах собраться с мыслями, лишь пожал плечами. Кончилось? Давно?! Да ведь всё только начинается! Именно сегодня, сейчас…

– Не замечал, – Алёна оторвалась от чемодана и одарила меня печальным взглядом.

Она ушла, а на следующий день вернулась и потащила меня в ЗАГС – подавать на развод. Сопротивляться? Какой смысл? Я даже не спросил, куда Алёна перевезла вещи. Мне было не до этого – я пил водку и плакал. Но это произойдет в апреле. Через полгода.

Алёна лежала на диване и лениво листала красочный журнал. Картонный скоросшиватель с Сашиной рукописью, как я и ожидал, переместился на пол. Я скинул тапочки и пристроился возле жены. Потом мягко взял журнал и отодвинул его в сторону.

– Опять? – во взгляде Алёны появилось недоверие. – Мефодий, ты что, начал принимать какие-то таблетки? Тебя не узнать.

Минут через сорок Алёна, делая большие глаза, направилась в ванную. Докуривая сигарету, я еще немного повалялся, потом встал. За эти два дня, таких обыденных и невероятных, я чуть не забыл о самом главном, о том, зачем я сюда вернулся.

Я разыскал тетрадь в клетчатой обложке и, открыв ее на чистой странице, сделал короткую запись. Раньше у меня ее не было, этой дурацкой привычки, но десятое апреля многое изменило. Теперь у меня, как у всякого нормального гения, появился свой пунктик, и я повсюду таскаю с собой сборник кошмаров, обернутый в желто-коричневый коленкор.

Я надел брюки и на всякий случай похлопал по карманам. В правом – прямоугольная плоская коробочка, в левом – дискеты. Компьютер, коротко бикнув, включился, и пока я копался с принтером, в комнату вернулась супруга.

– Опять муки творчества? – спросила она равнодушно. – Ладно, не буду мешать.

Я кивнул, выражая одновременно согласие и благодарность. Алёна нечасто бывала такой покладистой.

Принтер – родная «Радуга», а не какой-нибудь лицензионный «Хьюлетт» – тонко запел, отпечатанные листы с убаюкивающим шуршанием поползли в прозрачный приемный лоток. Четыре романа, которые если и не потрясут мир, то уж, по крайней мере, заставят его выделить и отгородить для меня местечко. Четыре толстых книжки, написанных моей собственной рукой. Две тысячи страниц, из которых я пока не прочитал ни единой.

– Это тебя, – Алёна ткнула мне в лицо телефонной трубкой.

Я снова не услышал, как она вошла. Странно, раньше она любила по-старушечьи шаркать шлепанцами. Я посмотрел на ее ноги – на них были мягкие вельветовые тапочки с задниками. Таких я у нее не видел.

– Мишка? Салют, – раздалось в трубке.

– Здрасьте. Кто это?

– Костик. Не узнал, что ли?

– А, Костик, привет! – я замялся, ожидая от абонента следующей реплики. О чем с ним говорить, я не представлял, потому что ни с каким Костиком знаком не был.

– Ну что, ты надумал?

– Да, – ответил я, не понимая, о чем идет речь.

– Значит, договорились, – уточнил неизвестный Костик.

– Да, – сказал я и отключил телефон.

– Миша, я пришла, – голос за спиной раздался неожиданно, но вздрогнул я не от этого. Интонация, с которой Алёна напоминала о себе, вернула меня в те давно ушедшие, здорово намарафеченные памятью времена, когда мы жили вместе.

Мне есть что вспомнить. Тогда, до развода, вокруг происходило какое-то движение, и я, сам того не желая, в нем участвовал. У меня была жизнь. После развода не было ничего. Четыре года – ничего. Только бесконечная писанина, когда вялая, когда запойная, но одинаково безрезультатная. Все мои опусы вызывали интерес лишь у собрата по перу Кнутовского.

Вот если бы меня напечатали до развода, может, Алёна стала бы относиться ко мне иначе? Увидела бы во мне что-то еще, кроме пустых амбиций и бесполезного корпения над рукописями. И у нас всё сложилось бы по-другому.

– Уважаемые телезрители! Свои вопросы героине передачи вы можете задать… – сказали мне в самое ухо.

– Я буду смотреть телевизор, – сообщила жена.

Это была боевая стойка: Алёна давала понять, что ее право на просмотр очередного ток-шоу священно и неотъемлемо.

– Алён…

– Я и так тебя целых полчаса не трогала.

– Да я не об этом.

– А… Нет, Миша, хватит. У меня там уже болит всё. Оставим на завтра, хорошо?

– И не об этом тоже.

– А о чем? – она посмотрела на меня так, будто я ее чем-то шокировал.

Но я только собирался.

– Алёна, как ты думаешь, мы с тобой нормальная пара? Ну, в смысле, у нас всё хорошо?

Чёрт, ведь совсем не то хотел сказать. Уж больно издалека получается.

– Ты на что намекаешь?

– Да не намекаю я. Просто интересно, за что ты меня можешь бросить.

– …конечно, стать заместителем генерального директора такой крупной компании совсем непросто. В восемьдесят пятом году, то есть шестнадцать лет назад, я была простым менеджером… – заговорила вальяжная дама, сидевшая по ту сторону экрана.

– Опять ты со своей философией! – раздраженно бросила Алёна. – Вот из-за тебя вопрос пропустила. О чем ее спросили?

– А это так важно?

– Слушай, мотай на кухню!

– Не бойся, мне твой ящик не мешает. Делай что хочешь, сегодня твой день.

– А завтра? – не растерялась она.

И завтра, и послезавтра – вплоть до десятого апреля. Всё будет так, как сейчас, только эти полгода пройдут без меня, я их уже пережил. В понедельник всё вернется на свое место, это кресло у компьютера займет тот, кому оно принадлежит. У него еще всё впереди: и повесть, которую сначала примут, а потом вернут, и гвоздики, которые придется ломать, потому что они не влезут в мусоропровод, и смазанный фиолетовый штампик «брак расторгнут».

Один роман был готов. Я утрамбовал пачку и отделил еще теплый последний лист. Страница пятьсот три. Ого!

– Миша, ты когда подстричься успел?

– Вчера утром.

– Ой, а это у тебя что, седой волос? – Алёна оторвалась от телевизора и подошла ко мне.

– Где, на виске? Здрасьте, опомнилась! – я заставил себя усмехнуться, хотя внутри всё сжалось.

Неужели я действительно изменился? И как теперь будет оправдываться тот, другой? Прическа – дело поправимое, но седина… Надо было закрасить.

– И похудел здорово…

Я с надеждой посмотрел на экран. Там, как назло, шла реклама. Мне вдруг захотелось всё ей высказать, выдать на одном дыхании, что живу я теперь в паршивой квартире у чёрта на куличиках, женщин вижу преимущественно во сне, питаюсь концентратами, оттого и отощал, и всё потому, что в один весенний день моя жена собрала вещички и исчезла. Самое обидное, что по прошествии четырех с половиной лет я так и не узнал – зачем, куда, к кому.

– Мы продолжаем разговор о том, как добиться вершин успеха. Наш новый гость – директор-распорядитель фонда имени…

– Нет, показалось, – успокоила себя Алёна и упорхнула на диван.

Я облегченно вздохнул. Два дня прошло как по маслу, а под занавес такой прокол.

Найдя в столе папку побольше и поновее, я уложил в нее рукопись. Тесемки еле сошлись, бантик вышел маленьким и неаккуратным. Сойдет, мне только до издательства довезти, а там папка уже не понадобится.

Рецензент отнесет роман главному редактору, через неделю тот позвонит и, захлебываясь в комплиментах, предложит подписать договор.

Это я знаю точно. Мою книгу выпустят в целлофанированном переплете, на котором будет изображен танк под большим зеленым деревом. А вверху, в розовом небе, будет написано: «Михаил Ташков. НИЧЕГО, КРОМЕ СЧАСТЬЯ».

Я ее видел и даже держал в руках, но оставить себе не смог, ведь до ее выхода еще целых семнадцать лет.