Читать книгу Грифон - Евгений Щепетнов - Страница 4

– Осторожнее, тут трактор… давай, давай, шевелись, Вася! – Семеныч подталкивал меня, а я, как зомби, все шел и шел за нитью, как в лабиринте Минотавра.

– Стоп! – Я остановился и замер. – Семеныч, она двигается, и двигается сюда! Машина! Уходит!

Я открыл глаза, глядя вокруг, Семеныч тоже замер, держа наготове щепотку порошка для файерболлов.

– Вот она! – Начальник бросился к проезду между складами, где показалась «Мазда» в предпоследнем кузове, вполне так добротная машинешка. – Сам такую хочу. Они в этом кузове подешевле, а комфорт вполне так приличный.

Семеныч метнул файерболл, тот с шипением и свистом врезался в правое переднее колесо машины, тут же оторвавшееся и покатившееся, виляя и дымя, в сторону полуразобранного трактора доисторических времен.

– Защиту, защиту ставь! – крикнул Федоренко, речитативом выкликая слова заклинания. И вовремя – темная фигура, выскочившая из-за руля автомобиля, взмахнула рукой, и о капитана разбился огненный шар, растекшийся по поверхности магического пузыря тонким сияющим слоем.

Я тоже взмахнул рукой и пустил файерболл, но мой шарик был вялым и каким-то тухлым, как будто выцветшим. Противник с издевательским хохотом отбил его в сторону, а затем со звуком лопнувшей струны поднялся в воздух и полетел в сторону реки.

– Уходит, уходит сука! – отчаянно крикнул Федоренко и, выхватив из-под мышки «макаров», выпустил в сторону преступника полную обойму, до смерти напугав стаю грачей, торжественно возвращавшихся на родину из дальнего путешествия. Весна, мать ее за ногу! Все башмаки уделал в грязи!

Грачи дико заорали и «отстрелялись» прямо на нас с капитаном Федоренко, покрыв наши тела позором и противными слизистыми пятнами. Федоренко залепили прямо в глаз, как будто бы намекая, что надо бы целиться и получше. Я изнемогал со смеху, глядя на красного, разъяренного как бык начальника, прочищающего свое недреманное око и изрыгающего нецензурную брань такой концентрации, что она вполне могла сложиться в формулу заклятия. Оторвавшись, Федоренко обратил свой гнев на меня:

– Ты какого хрена стоял?! Ты почему не достал свой ржавый карамультук и не начал стрелять по этому подонку? Что ты ржешь, как дебил?

Я успокоился и перешел на внутреннее, скрытое осмеяние ситуации – капитан в гневе был страшен, не хватало еще попасть на внеочередное дежурство или отправиться в помощь к Андрюхе – ремонтировать наш пепелац.

– Это я над собой смеюсь, – дипломатично заметил опер Кольцов. – Второй раз за день в дерьме. А ты молодец, командир, разок, похоже, в него попал. Я видел, как он вздрогнул, когда отлетал.

– Точно? – успокоился и пришел в благодушное настроение капитан. – Не ошибаешься?

– Точно, – нахмурившись для убедительности подтвердил опер Кольцов. – Ты снайпер, каких мало! (Ага! Клюнул! Дежурство вроде отменяется! А ведь он точно попал…) Я что предлагаю – давай мы все-таки вызволим девицу, а потом уже поищем капли крови по пути следования этого ДЛО.

– Чего такое ДЛО? – не понял Федоренко.

– Дерьмовый летающий объект, – ухмыльнулся я.

– Ты не придумывай давай! Все детство в ж…е играет! Пошли, на машину посмотрим. Девка там страдает, а ты тут хрень всякую несешь!

«Мазда» стояла, как мертвая, и лишь когда мы подошли, захлопнула водительскую дверь и подняла стекла, уберегаясь от похитителей. Семеныч хмыкнул:

– Поздно боржом пить, когда печень отвалилась! (По-моему, эту остроту придумал еще шут Ивана Грозного! И вот до сих пор она, как дерьмо, непотопляема.) Открой двери, недоумок японский!

– Вы не есть хозяин! – грозно заявила машина. – Вы есть преступник, и я вас наказать!

– Какой дебил ставил ей это произношение? – сморщился капитан. – Похоже, опять серые дилеры – таскают через границу полуозвученные тачки! Щас я…

Федоренко достал из кармана синий пузырек – я знал, что в нем он хранил «пыль развоплощения». Надо было убрать одушевление машины, иначе она ни черта не даст нам влезть в ее нутро. Передать управление и владение автомобилем может только его собственник – впрочем, это любой ребенок знает.

Семеныч бросил щепотку порошка на капот машины – предположительно, мозг автомобиля, то есть то, чем он думает, находилось под капотом, в двигателе.

Кстати, распространенное заблуждение, на мой взгляд. Ну с чего люди решили, что они думают головой? (Провокационные высказывания о том, что некоторые думают головкой, оставлю на совести Семеныча!) Читал как-то в Сети – очень давно, еще в двухтысячные годы, был один преступник, который умудрялся совершать преступления, не имея половины мозга! И он нормально жил, питался, двигался, отправлял естественные надобности… черт! Я прямо-таки Андрюху описал! Может, у него вообще мозга нет и думает он задницей?

– Ты чего замер-то? – вырвал меня из философских размышлений голос Семеныча. – Вскрывай багажник, не видишь – в салоне пусто! Все-таки не май месяц, а середина апреля. Холодно, а как ты говоришь – девка голая, как младенец! Быстро давай! Сумеешь с заклинанием отмыкания справиться?

– Я что, курсов не заканчивал? – слегка обиделся я и стал лихорадочно вспоминать слова… ага, есть – данта кируса мунга! Черт – забыл из пузыречка-отмыкателя полить замок. Данта кируса мунга!

Щелк! – багажник открылся, и моим глазам предстала картина маслом – девица в первозданном виде, в позе зародыша, на локтевых суставах повязки, а из волос выстрижен довольно длинный клок, прямо до кожи головы, открывающий плешь сантиметров десяти в диаметре. А девице-то придется носить прическу «после тифа», подумалось мне. Видел я в старых кино, как после большевистской революции люди заболевали тифом и их стригли налысо. Долго не мог понять, почему, пока мне не рассказали, что главным бичом, разносчиком тифа была обыкновенная вошь. Вот и лишали несчастных насекомых привычного ареала обитания, вынуждали искать пристанища на менее вкусных существах по типу собак и кошек.

– Опять застыл! Ты что, в Андрюху превращаешься, что ли? – рявкнул за спиной Федоренко. – Ты что, голых девок никогда не видел? Я тебе потом покажу картинку с голой бабой. Сможешь даже взять ее домой и поюзать вечером, перед сном. Картинку, не бабу. Доставай ее оттуда, мать твою за ногу! Холодища, ветер, а он смотрит как баран на новые ворота! Простынет девка ведь, неужели сердца у тебя нет, не жалко!

Сердце у меня было, огромное, любвеобильное, и Вика в нем, похоже, сейчас борется с наступающей на нее новой любовью – Василисой Прекрасной.

Я осторожно подсунул под девушку левую руку, а правой накинул ей на спину мою многострадальную куртку, уберегая от далекого дыхания Снежной Королевы. Без куртки как-то сразу стало прохладнее – хоть она у меня и неказиста, но на ней лежит заклятие сохранения тепла – даже в сорокаградусный мороз можно ходить, и ничего не случится. А вот в одной-единственной рубашке теперь колотун, однако. Дрожь пробирает.

Подсунув руку под попку девушки, я поднял Василису на руки, крякнув, как штангист, – девица, несмотря на свою субтильность, была не так уж и легка! Довольно сытенькая девица, надо сказать. Или я давно не уделял должного внимания своему физическому воспитанию?

Василиса вдруг открыла синие глаза, поморгала ими и обняла меня за плечи:

– Мой принц! – Потом вдруг вцепилась мне в шею обеими руками, притянула к себе и впилась мне в губы долгим поцелуем.

– Что, заклятие подчинения наложено? – усмехнулся Семеныч. – Встречался я с таким делом. Первый, кого увидела, открыв глаза, тот и хозяин. Помню, одна баба преследовала меня, наверное, с год! Пока ее муж не увез в другой город. Так и оттуда она умудрялась бомбардировать меня письмами – откуда-то и адрес домашний узнала! Света просто бесилась, читая ее письма, где та в красочных подробностях рассказывала, что сделает со мной в укромном местечке или что должен сделать я, когда наконец-то доберусь до ее сладкого тела.

– А что, заклятие подчинения не снимается, что ли? – ошеломленно спросил я, оторвав от себя губы Василисы и тяжело дыша. – И чего ты, нарочно сказал мне, чтобы я ее поднимал? Знал, что заклятие наложено?

– А чего тебе – ты неженатый, ну попреследует слегка, и чего? Тебе в удовольствие, ей в радость. А меня Светка со свету сживет. После той истории она подозрительно косится на всех баб, что рядом со мной проходят. Говорит, это нарочно я на бабищу наложил заклинание подчинения. Мол, мне всегда нравились рубенсовские формы, то есть здоровенные сумоистки. И ничего ведь не докажешь! – скривился капитан. – Ладно, сажай ее пока в салон, на заднее сиденье. Пусть там сидит, пока не очухается. Одежду надо ей добыть, тогда и вытаскивать. Сейчас я вызову криминалиста, прокурорских, да и мамаше надо позвонить – дочку-то нашли, пускай прилетает и забирает.

Семеныч отвернулся и достал магическое зеркало. Пару слов – и в нем появилось лицо госпожи Гриньковой:

– Что, что – вы нашли ее?! Нашли?!

– Нашли. Живая и здоровая. Нужна одежда – она обнажена. Приезжайте по адресу: Луначарского, тридцать восемь «Б». Здесь находятся склады предприятия «Супрапром» – табличка такая черная на бетонном заборе. Я вас встречу.

– Едем, едем! – Изображение Князьковой исчезло, и мы остались втроем – очарованная Василиса, Семеныч, и я, полный предчувствий о грядущих неприятностях.

Они не заставили себя ждать. Плакала наша спонсорская помощь. Всегда был такого мнения, что надо обещанное брать вперед. Клиент всегда найдет отмазку, чтобы не платить.

– Околдовали! Это вы, маги, сотворили! Он говорил, что хочет на ней жениться, вот и околдовал ее! – Мадам Князькова была преисполнена праведного гнева и горела желанием сжечь проклятого колдуна (меня) на бодром очищающем огне.

– Мадам, я же вам поясняю – заклятие наложили не мы, и тем более не оперуполномоченный Кольцов. Он и накладывать-то такое заклинание не умеет, для этого нужен маг высшего разряда! Он только лишь ее пробудил, и его первого она увидела. Потому она в него и влюбилась. Это пройдет… лет через пять.

– Какие пять лет?! Вы охренели?! Снимите с нее заклятие, сейчас же! Ей жить надо, у нее жених в Каннах, а она в мента влюблена?! Издеваетесь? Я знаю – это ваши происки! Вы так и норовите все оттяпать кусок от мужнина состояния! Все так и думаете, как урвать, как подкопаться под нас!

– Никто не думает под вас подкапываться, у нас и лопат-то нет, – скучно пошутил Семеныч. – А снять его невозможно. По крайней мере, пока еще никто не нашел «противоядия» этому заклинанию. Я лично не знаю такого контрзаклинания. И вряд ли кто знает. Это заклятие очень сложное и входит в соприкосновение с глубинными слоями мозга реципиента.

– Реци… чего? Вы чего мне мозги втираете, а? – дама исходила ядом и плевалась, что твоя очковая змея. – Мы все равно снимем заклинание, за любые деньги! А вас гнать надо из полиции, раз вы не можете уберечь граждан от преступных элементов!

Дама подхватила дочь за руку и, как хороший паровоз, потащила ее к стоящему неподалеку «Майбаху» траурной расцветки, возле которого стоял отец девушки, выслушивающий объяснения прокурора, два телохранителя – «кожаные затылки», напоминающие бритых «йети», и целая делегация каких-то непонятных сопровождающих, радостно встретивших разъяренную мамашу. Василиса была засунута в салон «Майбаха», предусмотрительно открывшего дверь, стоившую больше, чем я зарабатываю за полгода. При этом девушка жалобно стенала, протягивала ко мне руки и кричала:

– Я тебя не забуду! Я тебя найду! Я люблю тебя!

– Душераздирающая сцена, – хихикнул Семеныч. – Помню, помню… как вспомню, так вздрогну. Моя-то «любовь» была ста двадцати килограммов весом. Если бы не это – может, Светка бы и не поверила, что я чист, как стеклышко. Пока они там описывают место происшествия, пошли, поищем – может, и правда кровь где-то накапала, тогда бы многое можно было изменить.

Мы прошли вдоль траектории полета мятежного мага и, пройдя по территории базы, уперлись в бетонный забор. Увы, никаких следов ранения беглеца видно не было. Уже собрались повернуть назад, когда я поднял глаза и на высоте двух метров увидел каплю крови!

– Есть! Есть, Семеныч! Глянь – вон она! – возбужденно крикнул я. – Теперь он у нас в руках!

– Ну-ну – не спеши, – охладил он мою горячую голову. – Может, это еще и не с него натекло. Впрочем, скорее всего с него, – утвердительно кивнул капитан. – Гляди-ка, свеженькая! – Он протянул руку со специальной ложечкой из старинного серебра и аккуратно собрал каплю крови в маленький стеклянный пузырек.

– Как считаешь, хватит тебе для изготовления биокомпаса? – спросил Федоренко, рассматривая содержимое пузырька на свет.

– С лихвой, – уверенно заявил я. – Там достаточно мазка, и все будет работать. А тут – целая капля! Вот он сейчас небось бесится!

Домой я попал только ночью. Пока мы нашли лабораторию этого мага-химика, пока все описали… потом в отдел, куча бумаг.

Кстати, у Семеныча бумаг оказалось гораздо больше, чем у меня, по причине того, что надо было отписаться еще за всех, кто участвовал в операции, а кроме того – списать выпущенную обойму. Предстояло определить – правомерно ли он палил по убегающему наркодельцу, или нет. Ужасно. «Контора пишет!» Неужели американские полицейские тоже столько отписываться, пальнув по «плохим ребятам»? Сомневаюсь.

Пока мы сидели в отделе, заглянул эксперт-криминалист Александр Васильевич – ушлый оборотень, вечно поводящий своим волчьим носом в поисках чего-нибудь съедобного. Я тут же спрятал два пирожка с капустой, купленные по дороге в отдел, – есть-то надо когда-то? А этот негодник, если увидит, сожрет, точно – он все съедобное сжирает. Говорят, что у оборотней повышенный обмен веществ и они всегда голодные. Брррр… вечно ходить голодным – кошмар! Хотя… я же тоже вечно хожу голодным. Вот только поем – и через час как будто месяц не ел. Мама говорит, что у меня хороший обмен веществ – в отца. Он сколько ни ест, в любое время дня и ночи, и не толстеет. И еще – что я расту. Ну куда еще расти-то? У меня и так сто восемьдесят семь сантиметров роста! Ножища сорок шестого размера! Худоват только немного… но с годами пройдет.

– Сделали анализы вашей пакости – точно, наркота. «Веселье духов». Радуйтесь! Теперь звездочки на погоны посыплются – как же – нарколабораторию накрыли! – Эксперт снова заводил носом и придвинулся к моему столу. У оборотней вообще очень тонкий нюх, тоньше, чем у собак. Их можно вместо поисковых овчарок использовать.

– Вообще-то это не наша пакость, – агрессивно заметил я. – И нечего придвигаться к моему столу! Я сам голодный, и вам, господин Бернгольц, ничего не обломится!

– А мне что-нибудь обломится? – В кабинет весело впорхнула моя мечта – Вика. Ее огромные глаза сияли, сразу располагая к откровенности и доверию – есть такое свойство у лесных нимф. Каждый, кто их видит, сразу хочет рассказать им что-нибудь сокровенное. Очень хорошо действует на преступников всех мастей. Вика колет даже безнадежно устойчивых старых сидельцев. Те вдруг решают, что им надо обязательно выговориться перед этой красавицей с сияющими зелеными глазами и зеленоватыми, как будто изумрудными, волосами.

Девушка хитро покосилась на меня – знала, зараза эдакая, как на меня действует ее вид. Конечно, я тут же лишился одного из пирожков. Если бы она потребовала – я и сердце бы достал из груди для нее. При виде Вики я сразу впадаю в ступор и дурею. Впрочем, на мне это незаметно, как сказал незабвенный командир Федоренко.

Наконец, все гости нас покинули, я успокоился и приступил к священнодействию – изготовлению магического биокомпаса.

Имея кровь преступника, можно было всегда знать, где он находится в какой-то из моментов времени. Почему в какой-то из моментов? Потому что определенным заклинанием можно было сделать так, что компас покажет, где преступник был полчаса, час, сутки назад. Больше суток я сработать не могу – уровня магии не хватает. Попозже, может, разовьюсь. Магия тоже имеет свойство развиваться, как и другие способности человека. Впрочем – большинство магов и даже поисковиков и на час назад не могут «отмотать». Так что я еще супер-пупер в этом отношении. И чего это мне никак лейтенанта не дадут… досрочно. Так и буду еще полтора года младшим летехой шкандыбать, даже обидно. Хорошо хоть мы не ходим в форме. Ну – кроме смотров, конечно. Стремно с одной маленькой звездочкой ходить…

– Затихли все! Молчание! – крикнул я в бубнящий и щелкающий по клавишкам кабинет. – У меня мало крови, ошибиться нельзя!

Все замерли, даже Петька, не упускающий ни единого шанса, чтобы меня не подколоть. Впрочем, как и я его. Мы так-то не враги, даже наоборот, но… как в тех частушках: «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу – то ей хрен в окошко суну, а то ж…у покажу!» Народный эпос, однако. Почти «Калевала».

Капелька крови медленно-медленно переносится наподобие компаса – стрелку, укрепленную посредине круглого циферблата пяти сантиметров в диаметре. Таких компасов у нас уже куча – каждый подписан, – чья капля крови задействована, что за человек и чем провинился. Вот так, в случае чего – ррраз! – и определили, где он есть сейчас. И как его съесть. Вот только одна незадача: маги-поисковики – большая редкость. Очень большая. Мне говорили, что если бы я стал работать частным детективом – зарабатывал бешеные бабки. Но, честно говоря, мне нравится, что у меня есть удостоверение с красными корочками, потертый до блеска «макаров» и товарищи, способные поддержать всей силой репрессивной системы государства. А частный детектив работает один – сгинул – и «никто не узнает, где могилка моя». Бешеные бабки? Так мне хватает. Родители с меня и не особо спрашивают денег, да и много ли мне одному надо? Сводить девушку в кафе хватит, одеться-обуться – тоже. Да и зарплата у меня вполне приличная – сорок пять штук, и надбавка в тридцать процентов за использование магии, да за звездочку, да выслуга, да премии – так и набегает под семьдесят штук. Ну да, машину на них не купишь – если только не будешь откладывать и совсем не тратить, но жить вполне можно. Нет – ну можно купить дурной пепелац, неодушевленный, гнилой и с почти потухшим камнем нагрева – так на кой хрен он нужен? Только позориться. Лучше такси вызвать. А еще лучше – на троллейбусе трюх-трюх, как при Иване Грозном. Что, не было при Иване троллейбусов? Печально. Опускаем этот вопрос.

Падают слова заклинания, искрится стрелка компаса… в кабинете как будто сгустился воздух и запахло озоном. Кто-то заглянул в дверь и тут же исчез – не любят люди наблюдать, как кто-то магичит. Остался в подсознании страх – древний, тяжелый, сумрачный – перед неведомым, непознаваемым. Вот молодые, вроде меня, легко воспринимают магию. Как электроток – ткнул вилку в розетку, компьютер и заработал. Зачем думать, как это случилось, какие процессы двигают этот курсор или зажгли эту лампочку. Прими как данность, воткнул вилку – заработала шайтан-машина. Сказал несколько предложений нараспев – закрутилась стрелка биокомпаса и указала на нужного человека. Или собаку. Или лошадь. Или… в общем, на все живое, по жилам которого течет кровь и чья капелька красной тягучей жидкости размещена на кончике стрелки.

– Все, готово! – облегченно выдохнул я, и, как в старом фильме «Сказка о царе Салтане», все вокруг зашевелились, ожили, заговорили, будто их разморозили.

– Завидую Ваське, – с сожалением сказал Коля, поглядывая на мой компас. – Вот раз-раз, и сделал такую штуку, о которой остальным можно только мечтать. Ну, вот попробуй так сделай – и ничего не выйдет. А он чего-то там побубнил – и гляди ж ты – крутится, показывает. Эдак мы злодея и вправду поймаем!

– Не поймаем – если у нас не будет хотя бы одного мага в летательной одежде, – сердито заметил Семеныч. – Сейчас вот составляю рапорт, потом пойду подпишу у начальника УВД – пускай со склада выдадут комплект «летухи». Как нам брать этого козла, если он просто улетает в небо? А мы, как лохи, стоим и палим вслед!

– Не принижай себя, командир! – лениво ответил Коля, глядя на танец бумажных катышков, пляшущих перед ним в воздухе. – Ты же все-таки в него попал! А Васисуалий соорудил шайтан-машину. Скоро найдем негодника.

– Сколько раз я говорил – не зови меня Васисуалием! Тебе приятно, если я тебя буду звать Коляхой?

– Да мне по фигу! Зови Коляхой, – индифферентно откликнулся старший лейтенант полиции Сидорчук Николай Федорович. – А я тогда тебя буду звать Васяткой. У нас котик такой – Васятка. Я его все тапком с моего дивана гоняю. А то еще подниму его в воздух и давай кружить. Он так прикольно выглядит с вытаращенными глазами! Хочешь покружиться?

Я почувствовал, как некая сила поднимает меня со стула и тянет вверх. Произнести контрзаклинание было делом секунды, и тут же я плюхнулся обратно на свое место, выпалив три нехороших слова, за которые мама надрала бы мне уши лет десять назад. Теперь бы она только скорбно покачала головой и сказала, что закончу я плохо – такие сквернословы вообще плохо кончают. (Это она зря – кончаю я очень хорошо! Но она-то об этом не знает, и сообщать данную информацию не собираюсь.)

– Ладно, парни – на сегодня хватит. Петька сегодня на дежурстве, а остальные валим по домам. Вася, хорошенько убери компас, подпиши его. Завтра будем планировать операцию. Сегодня мы поработали хорошо, всем спасибо. Особенно тебе, Вася. Если бы не ты – мы бы не вышли на этого нарко-мага. Кстати, Вась, ты бы брал ствол с собой. Поздно возвращаешься, мало ли что случится. Магия магией, но старый, верный ствол под локтем всегда к месту.

– Да у него отберут ствол-то! – ехидно пискнул Петька. – Он боится его доставать. Хулиганы обидят, отберут пукалку.

– Хватит тебе! – прикрикнул Семеныч, видя, как мое лицо наливается краской ярости. – Брек, разойдитесь! Домой все. Кстати, насчет стволов всех касается. Мы уже многим насолили, до меня дошла информация, что могут иметь место нападения на магов-оперов. Будьте очень осторожны. Особенно Василий – ты у нас уникален, так что береги себя.

– Вечно Василий на слуху! – пробурчал Петька. – А Петра как будто и нет на белом свете.

– Когда ты научишься, как он, находить людей – ты тоже будешь на слуху. А пока он в отделе один такой. И в УВД. И без него мы потеряем очень много. А вот без хилых телекинеторов и эмпатов мы как-нибудь обойдемся, хотя нам и будет очень, очень трудно. Тебе ясно, Петя? – вкрадчиво спросил Семеныч.

– Чего уж там… ясно, – погрустнел Петька. – Не так мутировал. Судьба такая! В Ваську влюбляются дочери олигархов, Васька раскрывает нарколаборатории… а я так, мимо проходил.

– Петь, ну хватит ныть! – рассердился Коля. – Ну что ты, в самом деле – уже до смешного доходит! Ну я же не ною, что у Семеныча файерболл больше моего в два раза! И что он с предметами работает лучше, чем я! А он не плачет, что я лучше всех в телекинезе! Глупо завидовать. Ну да, у Васьки способности уникальные, но я не вижу, чтобы он из-за этого задавался. И хватит тут болтаться, пошли по домам, парни. Всем пока, все до завтра.

– Все в девять на месте! Кроме Петра – он может после дежурства идти спать. Впрочем – он и тут выдрыхнется, чего ему отдыхать-то, а, Петь? Поработай с документами – у тебя просроченных три материала, ждешь выговора? – Семеныч недовольно помотал головой и вышел из комнаты. За ним потянулись и все мы, зевая и поглядывая на страдальческую физиономию Петьки. Всегда приятно осознавать, что ты вот сейчас придешь домой, выпьешь банку пива, расслабишься с тарелкой горячего маминого борща, а кто-то будет всю ночь слушать пьяный бред задержанных, нюхать блевотину и острый железистый запах крови, идущий от разбитой физиономии дебошира, расколовшего витрину магазина.

Время было уже половина одиннадцатого, на улице темно и гулко. Весенний вечер, апрель, прохладно и свежо. По улице, шурша шинами проносились автомобили, оставляя облачка пара из системы пароотвода, проносились коврики-летуны с одиночными и парными мажорами.

Я с завистью проводил взглядом одну парочку – девушка довольно хохотала, а волосы ее развевались под светом фонарей. Парень обнимал девицу за плечи, и выглядели они совсем не так гадко, как должны были – ведь по определению я должен был ненавидеть мажоров, как обычный парень с рабочей окраины. Но ненависти не было. Может, они не совсем уж такие гадкие? А может, я просто подобрел, размягченный видом красивой девушки?

Я вздохнул и немного помечтал на предмет любви Василисы. Почему и нет? Помечтать же можно… вот только в реальности шансов у меня никаких не было. Кто я такой? Нищий мент, сын автослесаря и учительницы. А эти люди – хозяева жизни. Все, что я могу представить в виде козыря, – мои магические способности. И то – специфические. Ну что толку, скажите на милость, в способностях находить людей? Где мне с такими способностями работать? Уж точно не главой нефтяной корпорации.

Маршруток не было, автобусов не было. Что делать? Идти к таксомоторам, конечно. Что я и сделал. У перекрестка, на пятаке, стояли пять штук разнообразных авто средней степени потертости. Я было направился к одной из них и только протянул руку, чтобы открыть дверь, как другая, напротив, бикнула мне и моргнула фарами – сюда, мол! Пошел туда.

– Мне на Чайковского, дом два, длинная такая пятиэтажка. Сколько будет стоить?

Машина молчала секунд пять, потом скрипучим голосом выдала:

– По тарифу. Дорогу покажешь?

– Покажу, – вздохнул я обреченно и уселся на заднее сиденье автомобиля, думая о том, что пора бы пресечь работу серых дилеров, стаскивающих со всего мира уцененные автомобили. К нам попадают или выжившие из ума старые колымаги, или же машины, норовящие все время ехать по левой стороне – по понятным причинам. Того и гляди убьют тебя о встречный лесовоз. Спасает только то, что машине самой неохота помирать и она довольно ловко уворачивается от такой же одушевленки. Если бы не это… впрочем, вдруг попадется навстречу какой-нибудь любитель ретроавтомобилей с ручным управлением, и пиши пропало. Одушевленки знают, как должна вести себя другая одушевленка, а на действия человека у них нет противодействия. Мы слишком непредсказуемы.

Ехать пришлось минут сорок, через весь город. Несмотря на то что дороги были уже свободны – все нормальные граждане давно попили чаю, посмотрели мыло по ящику, трахнулись перед сном и спят сном праведника, – все равно находилось достаточно идиотов, чтобы выехать в ночной город и рассекать по пустынным улицам.

Впрочем, основной контингент составляли «Скорые помощи», ментовозки да машины с проститутками – стандартный набор ночного города.

Не доезжая километра два до моего дома, мое такси неожиданно заглохло и отрулило к обочине, замерев, как камень Стоунхенджа. «Да, этот денек не желал кончаться как следует!» – подумал я обреченно, спросил:

– В чем дело? Что случилось?

– Необходима перезарядка камня нагрева. Прошу ожидать в салоне, камень будет доставлен завтра, между девятью или десятью утра.

– Ты чего, дебилка, что ли? – возопил я возмущенно. – Я что тебе, буду сидеть всю ночь в салоне? Открой сейчас же, я выйду и дойду сам!

– Можешь оплатить проезд до этого места и отправляться куда хочешь, – довольно сварливо ответила машина, явно беря пример со своего хозяина.

– Ты меня не довезла до места и теперь требуешь оплаты, железяка поганая?!

– За оскорбление плюс десять процентов. Итого… четыреста восемьдесят рублей. Вставь деньги в таксометр, получи квитанцию – и иди куда хочешь!

– Я щас тебе вставлю, погань ты японская! Я тебе сейчас таксометр этот в паропровод вставлю, сука заморская!

– Паропровод слишком мал для помещения туда таксометра, а за порчу имущества вы будете отвечать по всей строгости закона. Ваша фотография уже находится в моей памяти!

– Открой дверь, гадюка, я сейчас выломаю ее, рэкетирка поганая!

– Я сейчас вызову милицию. Вы должны шестьсот двадцать рублей.

– От мертвого осла уши, тварь! Я завтра же поймаю твоего хозяина и доставлю в отдел! Вот мое удостоверение! Я сам милиция!

– Так бы сразу и сказал, – недовольно буркнула машина и открыла заднюю дверцу. Когда я вылезал, она пробормотала что-то вроде «волки́ позорные, оборотни в погонах!», но я не стал возвращаться и высказывать ей свое недовольство.

Когда проходил мимо трубы выхлопа паропровода, машина фыркнула и обдала мне штанину брызгами грязной воды. Я изловчился и плюнул ей прямо на заднее стекло, после чего это чудо японского автопрома затянула какую-то гадкую песню про то, как она «варит самогончик и никто ей не поставит заслончик, и пусть шмонают мусора… бла, бла, бла…».

Под эту жизнеутверждающую «песню» я зашагал по дороге, надеясь дойти за полчаса. В общем, дома я был к полуночи. Усталый, злой и в довершение всего перед подъездом наступил в кошачье дерьмо. Отмывать его в ванной было настолько гадко, что я чуть не сжег файерболлом весь ботинок со всем его содержимым. Остановила лишь мысль о том, что завтра идти на работу будет не в чем.

Быстренько хлебнув щец, наскоро разогретых заклятием прогревания, я с наслаждением вытянулся на постели, раскинув гудящие от беготни ноги. Принимать душ не было никакого желания, тем более что Семеныч сегодня снял с меня всю грязь заклинанием очищения. Всю не всю, но отмазка, для того чтобы не мыться, у меня была.

– Вась, а Вась! – Мне приснилось, будто Вика дергает меня за ногу и призывно манит в другую комнату, где уже стоит ложе, накрытое черными шелковыми простынями. Ее бело-зеленое тело будет классно смотреться на черных простынях, подумал я… и проснулся. Само собой, Вики никакой не было, а была мама, которая теребила меня за ногу и бубнила:

– Пора на работу! Уже семь часов – пока соберешься, пока доедешь – вот и время прошло. Тебе же к девяти? Поторапливайся! Отец уже ушел, а ты все валяешься. Ты во сколько вчера вообще пришел? Небось с Машкой таскался в ночной клуб, а? От тебя пахнет духами!

– Ничем от меня не пахнет. – Я попытался отбить нападки матери, но закончил, как обычно: – Даже если бы и пахло – имею право! Я взрослый человек, могу хоть с Машкой, хоть с какашкой пойти куда угодно!

– Жениться тебе надо. Помру и внучков не покачаю! – начала она свою заунывную песнь о семейной жизни сына. – А что касается какашки – вот только с ними ты и ходишь. Нет бы приличную какую девушку завести, а ты все этих шалав за собой таскаешь. Машка тебе зачем нужна? Девка развелась уже во второй раз, теперь в свободной охоте – ты какого черта с ней связался?! У нее двое детей, на кой черт она нужна с таким довеском?

Я не стал объяснять матери, что можно встречаться с женщиной и даже регулярно спать с ней не для продолжения рода Кольцовых, и не для того, чтобы порадовать свою мать качанием внучков, а просто чтобы доставить удовольствие своей жаждущей плоти. К чему расстраивать любимую мать? Это может привести к непоправимым последствиям – например, атаке из слезомета. А я страсть как не терплю женских слез – лучше двадцать раз получить малией в морду, чем один раз попасть под удар женского слезомета.

Так что второй день этой недели начался ничуть не лучше первого. Если в понедельник я страдал от похмелья, то во вторник – от чувства вины, что принес неисчислимые страдания своей матери. По крайней мере, должен был страдать от этого. И чего она к этой Машке привязалась? Ну да, бабе двадцать шесть лет, дети, разведенка – но она же и не претендует на мою свободу! Встретились, позанимались сексом (кстати, она в этом деле мастерица), разбежались и все. Я не претендую на ее личную жизнь, она на мою, никто ничего не требует, не устраивает истерик. Ну да, я знаю, что у нее бывают мужики и кроме меня, и что? Баба выкручивается по жизни, как может – ни у кого не отнимает, не ворует, не убивает. Проституцией занимается? Не замечал. По крайней мере, точно не стоит на перекрестке и не ловит проезжающих мимо клиентов. Надо на жизнь смотреть проще. Я за свою недолгую службу в полиции такого насмотрелся, что вот эти жизненные перипетии, которые приводят в ужас мою мать, настолько мелки и ничтожны в сравнении с тем, что происходит на темной стороне, что даже не знаю с чем сравнить. А! – с ковырянием в носу. Не очень эстетично, но не смертельно.

Все эти мысли медленно текли у меня в голове, пока я бежал к остановке, чтобы снова ехать через весь город. Подошел троллейбус – его по привычке называли троллейбусом – он был такой же квадратный и здоровенный, как прежние рогачи пятидесятилетней давности. На самом деле такой же одушевленный автомобиль, как и все остальные, только размером побольше. Отличался он от маршрутных такси и тем, что никогда не останавливался там, где приспичило пассажиру, – только на остановках, и нигде больше. Но мне на это было плевать, потому что УВД находилось как раз рядом с остановкой – в пятидесяти метрах от нее.

В троллейбусе я впал в полубессознательное состояние, чтобы проще было переносить тяготы монотонного движения в городском потоке. Нормальное состояние пассажира – «самадхи», когда ты предаешься мечтам и самосовершенствованию, а твой сторожевой пункт в голове следит за тем, чтобы его хозяин не проехал нужную остановку.

Особого самосовершенствования я не предпринимал – все больше мечтал, и из головы так и не вылезала Василиса с ее соблазнительным телом и, чего греха таить, тонкой полосой рыжих волос в «зоне бикини». Ее голубые глаза смотрели мне в душу, как два сапфира, и похоже, она потеснила в моем сердце Вику, мое божество, ублажающее каждую ночь своего майора.

Майор вообще-то был чемпионом области по самбо, мастером спорта, и, глядя на его предплечья, я каждый раз видел картину: вот он застает нас с Викой в своей супружеской постели, она жалобно кричит: «Это не то, что ты подумал!» (Интересно, а что можно еще подумать? Занимались упражнениями в тантрической магии?) – а потом мой позвоночник жалобно хрустит, когда злобный спортсмен кидает его на свое чугунное колено.

После таких страшных картин мое сексуальное возбуждение сразу уменьшалось процентов на пятьдесят. И вот эти пятьдесят процентов тут же перекинулись на образ Василисы…

Женский голос троллейбуса, объявляя мою остановку, напомнил оба сексуальных образа, мелькающие у меня в голове. Я выпрыгнул на мокрый тротуар, пахнущий влажной землей и кошатиной, и пошел к дверям УВД.

Показывать удостоверение не понадобилось – постовой, Гришка Костылин, знал меня как облупленного, и вяло сжав мне худыми пальцами руку, тихо шепнул, заговорщицки наклонившись к моему уху:

– Тебя с утра разыскивает начальник УВД. Рвет и мечет. Злой как собака. Будь осторожен. Свалил бы ты куда-нибудь на «землю»… типа ты в розыске, работаешь. Пусть остынет.

– Спасибо, Гриш, – неприятно удивился я. – Вроде бы за собой косяков не знаю, чего за такие репрессии, не в курсе?

– Нет. Он уже к Федоренко заходил, и тот к нему три раза бегал по вызову. Чего там творится – я не в курсе.

Выслушав рекомендации опытного товарища, я резко повернул назад, дабы последовать совету тертого и прожженного Гришки, но полоса неудач, начавшаяся вчерашним утром, похоже, на сломанном такси не закончилась. Я с разбегу врезался в живот Лопаточкина, замнача. Он радостно ухватил меня за руку и с восторгом объявил, что вынужден сообщить пренеприятное известие – меня ждет начальник УВД на беседу. Видимо, наконец-то заметил мою вечную расхлябанность и несобранность. Один мой внешний вид чего стоит! Я никогда не пройду строевого смотра и заработаю выговор – это без сомнения.

Следом за Лопаточкиным я потянулся по пахнущему туалетом коридору на второй этаж, чтобы преодолеть порог комнаты, украшенной высоченными дубовыми дверями, – приемной начальника УВД.

Когда я видел эти монументальные двери, достойные фараонов Египта, я всегда думал о том, что каждый начальник, выбравшийся на такой уровень, почему-то выдает склонность к гигантомании, или же ему и вправду кажется, что все остальные людишки по сравнению с ним есть ничтожные черви, копошащиеся у его ног. Ну как на рисунках, изображавших фараонов, – гигантская фигура какого-нибудь Эхнатона и мааааленькие фигурки подданных у его ног. Видимо, эти самые громадные двери призваны подчеркнуть ничтожность всякого, сюда входящего.

Секретарша Вера строго посмотрела на меня сверху вниз – и это при ее росте в полтора метра – сказала осуждающе и печально:

– Шеф разыскивает тебя с самого утра и не может найти!

– Мне чего теперь – ночевать в УВД? – огрызнулся я. – Жить тут? В принципе я согласен, если ты будешь греть меня долгими скучными ночами!

– Мне есть кого греть, – пренебрежительно покачала головой Вера. – И мой мужчина гораздо солиднее некоторых младших лейтенантов!

Она победно посмотрела на меня – понял ли я, как она нарочито выделила слово «младших»? Я понял. Но виду не подал. Хотя настроение и упало.

Двойные двери кабинета начальника приоткрылись, и из них выглянул Лопаточкин:

– Кольцов, заходи!

Вхожу:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Младший лейтенант Кольцов!

Начальник внимательно смотрит на меня тяжелым взглядом карих глаз и присесть не предлагает. Плохой знак.

– Ты что творишь, младший лейтенант Кольцов? – Голос начальника тяжек и укоризнен, будто я только что изнасиловал секретаршу Верочку прямо на КУПе, святая святых отдела.

– Не знаю, товарищ полковник!

– Зато я знаю! – Слова начальника падали как тяжелые гранитные камни. – Вместо того чтобы бороться с преступностью, исполнять свои непосредственные обязанности в качестве оперуполномоченного по розыску, ты используешь свои магические способности для того, чтобы околдовывать девиц! Да не просто девиц, а таких, за которых не только погоны отшибут, но и голову! Как так получается, а, Кольцов?

– Это наветы, товарищ полковник. Эта баба просто дура! Я и заклинания такого не знаю, и уровня моего недостаточно, чтобы наложить заклятие подчинения! Она напридумала себе, а теперь бегает с жалобами! Кстати, обещала нам спонсорскую помощь, если мы найдем ее дочь, – наш кабинет отремонтировать, мебель поставить – и обманула. Она лживая и нехорошая женщина!

– Она обещала, если вы просто найдете, а не станете в себя влюблять! – рявкнул полковник. – Ты знаешь, во что это вылилось? Нет? Я тебе скажу. Дочь этого предпринимателя, Василиса, сегодняшней ночью попыталась покончить с собой, перерезав себе сосуды на запястьях!

– И я тут при чем? Я, что ли, ее заставлял? – попытался трепыхнуться младший лейтенант Кольцов и тут же был остановлен начальственным рыком:

– Молчать, когда с тобой твой непосредственный начальник говорит! Распустились! Дисциплину забыли! Обнаглели!

– Я же говорил – надо смотр устроить, – вмешался Лопаточкин. – Уверен, у него сейчас с собой нет ни носового платка, ни свистка, ни расчески! Выходит на службу – без свистка! Что может получиться из этого младшего лейтенанта?!

В кабинете воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь сиплым дыханием начальника. Потом он поднял глаза от стола и со вздохом сказал:

– Садись, пиши рапорт.

– Что, увольняете? – убитым голосом спросил я и представил глаза моей матери, скорбно смотрящие на беспутного сына, отца, пожимающего плечами и бодро покрикивающего: «Ничего-ничего – освободилось место слесаря, Мишка запил, и его поперли со станции. Пойдешь работать, хватит хреном груши околачивать, настоящим делом займешься! Машины всегда ломаются. Их ремонтировать надо. И заработки приличные, и уважение. А что менты – тьфу одно! Их никто не любит!»

– Пиши рапорт на отпуск за свой счет. На полгода.

– Это с чего вдруг? – не понял я. – А жить на что? Я ведь все-таки работаю тут, деньги зарабатываю! А как же мой отдел, мои разыскные дела? С ними кто будет заниматься?

– Федоренко решит, кому передать. Ты поступаешь в распоряжение семьи Гриньковых. Будешь делать то, что они скажут. Типа – телохранитель дочери. Оружие сдай – понадобится, они тебе свое дадут. Насчет зарплаты не беспокойся – они тебе заплатят за каждый месяц. Стаж у тебя не прерывается, так что не переживай. Девица ведь из-за тебя собиралась свести счеты с жизнью. Из-за того, что не может соединиться с тобой в счастливых объятиях. Твоя задача – сделать так, чтобы она от тебя отстала, забыла, прогнала. И как ты этого добьешься – меня не волнует. Любым способом. Иначе…

– А если я не хочу идти к ним работать? Если я хочу остаться в отделе и не буду писать никаких рапортов? – на всякий случай попробовал я взбрыкнуть, чтобы прощупать ситуацию.

– Тогда тебя уволят с волчьим билетом, и пойдешь ты работать в народное хозяйство. Причина увольнения? Не беспокойся, найдем…

Я и не беспокоился. Знал – точно найдут.

– Число какое поставить?

– Завтрашнее. Завтра с утра явишься к их дому. Адрес у Федоренко. Оставляй рапорт у Веры. Все, вали отсюда, видеть тебя не хочу!

Довольный, что закончилось все не так уж и плохо, и раздосадованный тем, что убедился в очередной раз – правды в мире нет! – я выкатился из кабинета начальника.

Верочка молча приняла рапорт, удивленно подняв рисованные бровки, и я пошел в нашу берлогу, чтобы общаться с Семенычем и сдавать дела. Будущее было совершенно непонятно, странно и фантастично. Даже для мага.