Читать книгу Добровольцем в штрафбат - Евгений Шишкин - Страница 17

Дед Андрей прихромал в завьяловский дом. Отстучал деревянной ногой по сеням, вошёл в горницу, поставил мешок на табурет у порога, снял шапку и поклонился – поздоровался с Елизаветой Андреевной и Танькой. Как положено, перемахнул крестно грудь, глядя на киот.

– Грязь первоснежьем обмело. Дорога не в тягость. Вот и пришёл проведать, – сказал он, расстёгивая ватинный кафтан. Сел на лавку.

Танька с робостью поглядывала на деда, на его отсырелую протезную ногу – деревяшку-костыль, крепимый к живой голени ремешками. Даже упоминания о деде Андрее создавали у ней образ сказочного лесного ведуна, который шастает по чапыжникам и якшается со зверьём. Она всегда побаивалась его, всегда молчком, если находился он поблизости. И хоть родная внучка, приласкаться к нему – ни в жись, поскорее бы скрыться с его глаз. Танька и сейчас недолго побыла в избе, наскоро оболоклась и выскочила в сенки.

В сенях – дедов кобель. Никто не знал истинной клички кобеля. Сам старик обходился междометиями. «Эй! Ну!» – и пёс тут же бросался на возглас. Широколобый, с мордой овчарки, сплошь серого окраса. Танька называла его Серый – и за цвет шерсти, и за схожесть с волком. С кобелём Таньке было понятнее и легче, чем с дедом. Но своим характером – несуетливый, нелаючий, себе на уме – и некоторыми повадками пёс будто бы повторял хозяина. Иногда Танька и кобеля побаивалась, когда он замирал и опускал хвост, когда выжидательно посверкивало зелёное дно его глаз.

Танька сидела на корточках, обняв голову кобелю, гладила его по спине, ощущая рукой позвонки хребта. «Похудел, Серый. Постарел. И тебе нынче голодно». Она гладила его жалея и невольно прислушивалась к голосам в избе, хотя разобрать слов не было возможно.

– Перебирался бы к нам, тятя. Чего один в лесу в эку пору? Глянь, всё пусто: ни Егора, ни Фединьки. Всё ж не чужие, – говорила Елизавета Андреевна, хлопоча с самоваром.

– Нет, Лиза. Моё место в лесу. Там промысел. Зверюшка в капкан сунется. Да и дробовик пока поднимаю, вот только зреньем ослаб. Здесь мне для вас обузой быть. Вон и Танька меня чурается. – Дед Андрей указал на мешок на табурете: – Я запасы кой-какие принёс. Крупа тут, солонина, грибы сушёные. Ты посылку для Федьки отправь. В тюрьме сейчас мрут. Там и раньше не баловали, а теперь – война… А вот здесь, – он достал из-за пазухи шёлковый, с расшивными узорами платок, завязанный узелком, – колечко. Дорогое колечко. С ценным камушком, брильянтом зовётся… Да ты не гляди на меня этак-то. Не ворованное оно – честное. Наше фамильное наследство.

Дед Андрей положил приманчивый узелок на стол. Елизавета Андреевна стояла в растерянности, без объяснений не решалась притронуться к отцовой драгоценности.