Читать книгу Лишённые сна - Евгений Шорстов - Страница 3

В этот раз он снова увидел толпу. Лёша – совершенно простой и ничем не примечательный юноша – стоял у приоткрытого окна с кружкой чая, когда вереница белых ночных платьев по-обычному скрывалась за дверями заброшенного магазина хозтоваров. Молодого человека неприятно передёрнуло, он отпрянул от окна и вернулся за компьютер.

Официально Лёша был безработным, но имел приличный заработок, будучи фрилансером. Написать интересный текст рекламного объявления? Пожалуйста! Отретушировать сотню свежих фотографий? Да хоть две сотни, только попроси! Смонтировать весёлый ролик с плавными переходами и смешными вставками? Любой каприз за ваши деньги! Браться нужно всегда и за всё: получится – отлично, не получится – ничего страшного, не уволят же.

На улицу он практически не выходил – а зачем? Еду доставят домой, оплата всех услуг давно доступна через интернет, а для свежего воздуха есть окно. Впрочем, у окна Лёша старался не задерживаться: дневной свет раздражал его, заставлял глаза противно слезиться; а ещё эта жуткая толпа…

В скором времени юноша совсем перестал приближаться к окну, лишь изредка просовывал руку под тюль и на несколько минут раскрывал форточку, чтобы окончательно не запреть в душной квартире. Затем и его режим начал меняться; спать Лёша изо всех сил ненавидел, но всегда очень сильно хотел. Всё чаще и чаще он стал засиживаться до самого рассвета, а потом целый день отсыпаться, и вскоре окончательно перепутал день с ночью; юноша практически не видел солнечного света: проснулся – темнеет, бодрствует – темнота, ложится спать – всё ещё темно. А зачем нужен этот день? График многопрофильного исполнителя – как он сам себя называл – свободный, чётких обязанностей нет, работай да радуйся.

Однажды ночью, измученный головной болью, Лёша всё-таки решился полностью раскрыть окно и высунуть голову наружу. На улице в то время лил дождь; он без устали окроплял тёмные переулки и стучал каплями по мирно спящим машинам во дворе. С необъятного чёрного глаза неба падали холодные слёзы, шлёпая по притаившимся между коврами опавших листьев лужам в палисадниках и разбиваясь о блестящий в жёлтом свете фонарей асфальт.

Лёша вдохнул полной грудью, желая впустить в себя как можно больше воздуха, и на мгновение замер, уставившись на мокрый тротуар. Ручьи, журча и хлюпая, бодро бежали вдоль бордюра; деревья около подъезда шумели, робко покачивая веточками с дрожащими листьями.

«А если я вот так и умру, – подумал юноша, – упаду посреди комнаты замертво, и никто обо мне не вспомнит, пока вонь по всему подъезду не разнесётся».

Его замутило. На улице было так свежо и хорошо, а дома так душно и неуютно.

Тогда он решил, что все эти жуткие мысли стали посещать его голову из-за недостатка свежего воздуха, поэтому, чтобы поправить положение, подождал, пока дождь ослабнет, надел тёплую куртку с капюшоном и вышел на прогулку.

Ветер усиливался; себе в подмогу он смело срывал с деревьев хиленьких солдатиков в сырых жёлтых мундирах и вёл их в бой; на землю они падали замертво.

Лёша прошёлся вдоль своего дома, завернул на соседнюю улицу, добрался до небольшой детской площадки рядом с гудящей трансформаторной будкой и чуть не вскрикнул от накатившей на него волны ужаса.

– Ты меня испугался? – тихо спросила симпатичная круглолицая девушка, что сидела на лавочке в тёмно-синем плаще и в неказистой серой шапочке.

– Нет, – ответил Лёша. Он приблизился к ней, и спросил: – Можно я присяду?

– Конечно, – ответила она.

– Холодно? – начал он снова, указав на шапочку.

– Холодно, – безразлично отмахнулась девушка.

– А тебя как зовут?

– Лана Романовна.

– Ого, – усмехнулся юноша, – а я тогда Алексей Викторович.

– Очень приятно.

Неловкую паузу заполнил шум машины, что промчалась по залитой водой дороге неподалёку.

– И часто ты вот так одна сидишь?

– Каждую ночь, – улыбнулась она, бросив на него заинтересованный взгляд.

– А… какого цвета у тебя глаза?

– Что? – удивлённо спросила Лана, схватившись за щёку.

– Глаза твои… – он замялся, – какого цвета?

– Ах, глаза, – отвечала она, не убирая руки от лица, – зелёные. А ты, – девушка взглянула на него, – тоже погрустить пришёл?

– Нет, я просто прогуляться вышел, вот… после дождя.

– Прогуляться… – она улыбнулась. – Я думала, ты на скамейку слёз пришёл.

– Это почему ещё слёз? – облегчённо выдохнув, поинтересовался Лёша.

– Не знаю, – пожала плечами Лана, – все её так называют… ну, я её так назвала. Люди приходят сюда плакать, ну или просто посидеть, подумать обо всём. Когда трансформатор гудит – не так страшно.

– А отчего должно быть страшно?

– От своего дыхания. – Она на мгновение умолкла и отвернулась. – Ты не боишься своего дыхания?

– Не боюсь, а с чего мне бояться?

– Пока ты его слышишь – ты жив, и постоянно думаешь о жизни, а где жизнь, там и… просто не могу сидеть дома, там все спят, а я ненавижу спать.

Лёша расплылся в улыбке.

– Я тоже, только всегда очень сильно хочу, у тебя так же?

– Нет, – грустно ответила она, опустив голову, – я просто не могу спать.

– Как Лишённые сна?

– Лишённые?.. – переспросила Лана, погладив бледную щёку.

– Ты ничего не знаешь про это? Их же видели в начале осени, снова около моего дома, – пояснил Лёша, – о них мало чего известно, но много чего говорят. Они выходят из заброшенного магазина, идут по улицам, пугают всех, а потом возвращаются. Я слышал, что Лишённые сна это что-то вроде ангелов, всезнающих существ.

– Какие же знание можно получить, если никогда не спать?

– Одно дело иметь проблемы со сном и мучиться от бессонницы, а другое – не нуждаться во сне. Только вот за свои знания они платят страшными муками.

– И они знают всё-всё? – по-детски наивно спрашивала Лана, поправляя неказистую шапку.

– Да, – кивнул Лёша, – все так говорят.

Девушка помолчала с минуту, а затем вдруг выпалила:

– Лёшенька, я замёрзла, мне пора. Не обижайся, ты мне очень понравился, я бы ещё поговорила, но не могу.

– Конечно, конечно, – кивал он, – хочешь, увидимся завтра?

– Завтра… давай завтра, – говорила она, уходя.

Весь следующий день вновь шёл дождь.

Проснувшись под вечер, Лёша перекусил и направился в ванную, где намеривался побриться и принять душ. Именно в тот момент, когда тонкая струйка воды выбежала из крана, ударилась об кафель и, заглушив звуки Лёшиного дыхания, устремилась в слив, он впервые всерьёз задумался о своей смертности. Ему вспомнились слова Ланы: «Пока ты его слышишь – ты жив, и постоянно думаешь о жизни, а где жизнь, там и…» И что же она имела в виду? Смерть? Точно, её, вездесущую и неотвратимую. Лёша подумал, что вот так же вода текла из этого крана, когда он стоял перед ним совсем ещё ребёнком, затем подростком и юношей, и представил, как будет стоять на этом месте в последний раз уже совсем дряхлым стариком.

Его пробрала дрожь, он испугался, что рано или поздно вся жизнь останется за плечами, утечёт в водосток, подобно струйке воды, так же незаметно, как уже утекло детство; а умирать так не хотелось. И, казалось, причин для столь ранней паники совсем не было, но Лёша никак не мог успокоиться, утихомирить свой поток мыслей, что всё глубже и глубже закапывал его в тревогу и смятение.

Наконец он сдался, признал – да, я умру. Но долгожданная лёгкость не пришла к нему, и зловещий поток мыслей не завершился, а надменно сменил курс и перескочил на другую тему. Теперь Лёша, глядя прямо в глаза своему отражению и плавно проводя затупившейся бритвой по подбородку, думал, что слишком рано повзрослел и теперь совершенно не готов к взрослой жизни – в плане моральном. Его отражение мутнело, и вот, вместо юноши с тупой бритвой в руке стоял дряхлый старик, ничему не научившийся и толком ничего не повидавший за всю свою ничтожную жизнь, вернее, за своё бездумное существование.

Тогда юноша отпрянул от зеркала, запулив бритву в раковину, и, закрыв лицо руками, начал размышлять.

«Раз пока я существую как животное, то я и есть животное, а не человек, – определил он, тяжело выдохнув носом. – Человеку положено созидать, вот что, но с чего бы мне начать?»

Образ Ланы всплыл в тёмных водах его разъеденного одиночеством разума, Лёша вспомнил те чувства, что впервые за долгие годы проснулись в нём именно в тот вечер на скамейке слёз. И всё дело было в этой прекрасной девушке, только ей было под силу вытащить его из своеобразной комы, превратив из животного, запертого в своей клетке-квартире, в самого настоящего человека, – так решил юноша, и уже около полуночи он сидел на заветном месте, вдыхая запах мокрого асфальта.

Тихий шелест листьев; пустая детская площадка с качелями, горками и лесенками всех мастей; умиротворяющий гул трансформаторной будки, что спасает от пробивающего до дрожи звука собственного дыхания, – вот они – неотъемлемые составляющие скамейки слёз.

Юноша сидел полчаса, час, но Ланы всё не было. Он не верил ей, не может такого быть, чтобы он кому-то понравился. Всё произошедшее казалось ему сном, бредом сумасшедшего, приятным видением, но никак не реальностью. Лёша полагал, что девушка говорила всё это из жалости, глупости или женской наивности, и никак не мог успокоиться, приняв тот факт, что он наконец-то встретил свою судьбу.

Ему представлялся большой эшафот с двумя изрубленными плахами: на одной лежало Лёшино сердце, а на другой – его одиночество, печаль и вся та боль, что коптилась в душе долгие-долгие годы. Меж плах стоял палач, он медленно поднимал тяжёлый молот всё выше и выше над собой, готовый в любой момент с размаху ударить по одной из плах; и руки его уже дрожали, значит, вот-вот свершится удар и либо принесёт юноше немыслимое счастье, либо окончательно его добьёт; а палачом была Лана. Это ожидание сводило Лёшу с ума; сердце безудержно колотилось, готовое принять любой расклад, но мизерный шанс на спасение маячил где-то вдалеке: быть может, ещё не всё потеряно?

– Господи… ну когда же, господи! – шёпотом причитал он, сжимая колени дрожащими руками.

Она подошла незаметно, присела рядом и нежно обняла его за шею. Лёша посмотрел на неё и, не совладав с нахлынувшими чувствами, резко поцеловал Лану в сухие потрескавшиеся губы.