Читать книгу За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг - Страница 3

Роса высохла. Под довольно жарким уже солнцем стоял запах прелой травы. Припекало, и вокруг летали с металлическим звоном крыльев жуки-прыгунки. Лямка от мешка больно врезалась в кожу плеча, и чувствовалось, что к вспотевшему лбу прилипло, то ли прядь волос, то ли какая-то травинка, кожа в том месте жутко чесалась, но смахнуть это Чию было лень.

Спереди от него шел, раздетый до пояса, загорелый и жилистый Тольнак, солнце играло на медных бляхах его походной сумки. И ведь большая часть пути после привала для них сегодня еще впереди. Чий представил это: темп такой, без возможности нормально поговорить, пот, пыль, жару, он уже устал, а надо будет еще и еще. Наверное, слово лень здесь не подходит, слишком не емкое, страх перед мыслью о предстоящем и нежелание этого касаться, и лень. Это не предел, как кажется, того, на что способен человек, на самом деле, сегодня они пройдут столько же, потом еще столько же, и под конец дня лень, как обычно, пропадет. В первый день ее почти совсем не было, тогда все воспринималось в новинку. Говорят, это проходит, просто с непривычки, потом врабатываешься.

– Проходит… – безнадежно сказал он вслух.

– Что? – к нему обернулся Ушастый.

– Я не тебе.

Он вспомнил, как они выходили в первый день, и улыбнулся, до сих пор стыдно вспоминать: так у них все нелепо получилось, как будто специально так старались. Одно дело – тихо и без огласки, другое – с прятаньями этими детскими, с какой-то суетой ненужной, особенно когда собрались ночью, и выяснилось, что ничего не готово, и началась у них беготня по Деревне. Не по годам такое уже. Он-то сам старался в стороне держаться, но все равно дело общее, значит, и его это коснулось. И как потом рассказывали историю с пришествием на Амбар за Ушастым его отца, «Сынок, мол, потерялся, никто не видел? Поймаю, уши оборву». Чия самого в тот момент не было, потом уже услышал, это была кульминация глупости, и эти балбесы: «Не, мол, не видели». Такой ерундой заниматься можно серьезным и взрослым, какими себя все и считают? И Ушастый теперь мечту свою воплотил, тоже серьезный и взрослый. Кстати, удивил вот он, по- настоящему. Вот, кого он не ожидал увидеть тут, так это его. Идет, старается тоже.

Тольнак остановился и, оглядевшись, сбросил сумку на землю.

– Все, отдыхаем, – он обернулся назад и скрестил руки над головой.

– Сегодня находимся еще.

Чий достал из лежащего мешка бурдюк с водой и повалился на землю, облокотившись о припасы спиной. Он подумал о том, что это, конечно, к лучшему, что Тольнак с ними пошел, его отец, говорят, неплохо знал юго-западные долины, они обычно там и охотились, но во-первых, охотник из него был ненамного лучше того же Шаги, тот тоже в Степь с отцом ходил, и Чий бы предпочел, чтобы с ними пошел кто-нибудь из по-настоящему матерых, хотя бы Холод или Окан, еще лучше Драр, ну, Воль, может. Впрочем, они-то этим заниматься бы как раз и не стали. Они же не «взрослые и серьезные», ночами из Деревни не бегают. Брат бы точно не стал. Ну и, во-вторых, болотная сторона – это не юго-запад, далеко не юго-запад, хотя Тольнак уверяет, что и про эти места много слышал и даже ходил с кем-то чуть ли не до самых марей.

Рядом опустился Краюха, поклажу он оставил сзади. Он лег на землю, закрыл глаза и, широко раскинув руки, утонул в бурой траве.

– Ну, как тебе? – вопрос был провокационный и подразумевал вопрос встречный.

Чий не стал говорить «что именно?», и через некоторое время Краюха уточнил.

– Жарит, сил нет. Сегодня, вроде, особенно. А ты?

Чий усмехнулся.

– Ну, примерно, как и ожидал. А у тебя по-другому, думал, холодно будет?

Краюха его проигнорировал.

– Я бы сейчас поспал лучше, попить дай.

– У тебя же своя есть.

– Да… мне на мешок даже смотреть неохота.

– Ты лучше раньше об этом думал бы, тогда бы никуда не пошел и спал сейчас дома.

– Я что жалуюсь тебе, что ли, вот ты дотошным бываешь, а? У него воды спросишь, а он тебя дураком назовет.

Он протянул бурдюк. Он бы дома спал, и все бы сейчас дома были, никто бы никуда не пошел, и я. Он поймал себя на мысли, что не хочет этого, что если бы все по-настоящему накрылось, то он бы не обрадовался. Значит, действительно увлекся, сначала думал, что может, перегорит быстро, и станет жалеть. Из-за этого и колебался.

Взгляд Чия остановился на Изране, Вороте и Тольнаке. Тройка сидела на земле отдельно от остальных, разговаривали. «И третье», – вспомнил он еще одну причину, из-за которой предпочел бы на месте Тольнака видеть кого-нибудь другого: может, он и на самом деле парень нормальный, Чий его никогда по-настоящему не знал, редко доводилось пересекаться, сейчас вроде похоже на то, но, в любом случае, он был один из них. Мало ли что случиться может. Как бы то ни было, этого следовало ожидать, что в их человеческой стайке, все равно окажется, если и не большинство, то, во всяком случае, костяк и опора, основание, как тут и получилось. Даже если и не пошел бы Тольнак, был бы кто-нибудь другой, а может, им вообще повезло, что израновских только трое, может, это Тольнак оказался «другим», вместо двух запланированных заранее, но не пошедших, например так.

Какая разница – трое, четверо, пятеро, как Шага, уже думаю. Сам он не пошел и последние дни ходил из-за этого квелый. Пилил Чия, и видно, что что-то ему все же удалось, теперь уже он всех подозревает. Больше над этим никто не задумывается, он посмотрел на Рыжего-Старшего и Дерево, смеющихся над чем-то рядом со своими мешками. «А ты?» – «Туда, прям с размаху. А потом выхожу спокойно, они все стоят, на меня смотрят, я – «здравствуйте», и мимо них» – «Серьезно?» – «Ну». Дерево скорчился от смеха, накрыл голову ладонями: «А раньше что не рассказывал?» – «Да я говорил как-то»…

Вот тут он тоже ошибся, думал, что опротивеет им этот поход ещё в первые дни. На третье утро, как бы там ни было до этого, все уже точно должны были проснуться хмурыми, нерадостными, и если не скулить о возвращении, опасаясь Грозы Амбара, то энтузиазм должен был пропасть точно. Прогноз почему- то, не ясно почему, не оправдался. Пока им, похоже, даже нравится. И хуже всех, наверное, ему из-за предположений Шагиных, может, потому что все просто идут, а он опасается, хотя это у него желание должно было быть. Он-то изначально совсем не только ради Краюхи и подозрений этих пошел. У него другой интерес – Лес, Громовая и в том же духе. А потом каким-то образом Шаге удалось все-таки увлечь его тем, что Краюхе надо помочь, и свои мотивы забылись и отошли на второй план.

Смог ведь, удивился Чий, хотя ведь я и не поверил ему тогда и сейчас не верю. Чего ради ему помогать? Что ему грозит? Сторона, организующая поход, задумывала его исключительно с одной целью – показать, что она, как всегда права, и пристыдить Краюху, может, по лицу ему надавать. И это, скорее всего, у них и так получится. Да и страшного он тут ничего не видел.

Он пересилил нежелание двигаться и поднялся. Вокруг них до самого горизонта была Степь, чистая и почти ровная, без каких-нибудь препятствий и изъянов. Только на западе в отдалении, у пары одиноких, низких сероватых облачков, где-то там различались сопки. Ветра не было, так что трава не колебалась, и жарко. Но Степь не выглядела пустой и мертвой. В частоколе травы стрекотало – не только жуки-прыгунки, но и куча живого, помимо них. Там что-то ползало наверное, ело, и временами создавалось впечатление, что стрекочет и шевелится сама трава.

Он подошел к тройке. Ворот, развалившись, сидел на траве, положив сумку с копьями с левой стороны от себя, и теребил в руках древко одного. То, что он нес дроты, было добровольным решением каждого. Он метал лучше всех из них, а нести собственное копье плюс мешок с поклажей очень неудобно. Но сейчас Чий почему-то подумал, что это выглядит как символ власти. Оружие, которое всегда у него.

– Вы есть когда думаете?

– Да пора бы уже, наверное, – Изран оглянулся на Тольнака. – Да?

Тольнак согласился. Он слез с мешка Ушастого, в котором было общее. Лепешки обычно находились в котелке, который закрывали сверху тряпкой, обвязывая веревкой по ободу. Котел, который сейчас вытащил Изран, был пустой, если не считать той самой тряпки, она, скомканная, лежала внутри. Тряпку подняли вверх, и на траву полетели какие-то крошки и выпал обглоданный кусок целой лепешки. Он цокнул языком:

– Ну и чего? Надо жарить? Мяса тоже нет, одно сушеное только.

Он подумал немного и полез в мешок, там что-то загремело, они вывернули мешок на землю. Свертки валялись кучей, в самом большом, по всей вероятности, должна была храниться мука, в другом лежали сухари, третий не развязывался, там чувствовалось что-то длинное и твердое. Мусора много. Нож был острый. Чий поднял с земли оселок – маленький желто-серый камешек, чтоб не потерялся, бросил его обратно в мешок и положил к сухарям кусок выпавшей лепешки. Изран с Тольнаком сидели на корточках, возились в куче. Чий представил, что сейчас будет нужно работать, жечь костер, потеть в такой-то жаре. Он сокрушенно сел на землю.

– Вот счастье-то какое, может, вечером хоть!?

– Думаешь, холоднее будет? Не, сегодня день не такой, – Изран показал подбородком на Степь. – Вечером хуже только станет.

Тольнак поднялся и пошел в сторону:

– Я за дровами.

Отдых накрылся. Сейчас мы будем работать, сидеть в этом пекле, потом до ночи до отупения идти, а потом спать.

Он машинально посмотрел на лица Дерева и братьев Рыжих, вдвоем несущих рядом вязанку хвороста. Действительно им нравится! Четвертый день идем, а они, как на прогулке… Счастливые. Дети. Хотя он чувствовал, что не может ошибаться полностью, даже если пока все так. Четвертый день, да, правильно, веселые. Но это не может вечно длиться. Они бесцельно идут, включая Краюху. И если действительно куда-то дойдут подальше, начнется бардак. Точно так, веселые, надо, чтобы только что-нибудь изменилось, и все станет по-другому. Захотят очутиться дома, в постели под одеялом. Наверное…

Чий сначала лениво, одной рукой помогал раскладывать костер, потом решил, что работы не избежать, и, включившись в общую суету, стал замешивать тесто в котле, сполоснув его сначала водой из бурдюка. Закончив, он выпрямился, обтирая пучком травы руки, разглядывал возящихся у будущего костра.

Сидели мы тогда вечером, – стал вспоминать он. – Сначала с Краюхой потом Краюха ушел, при нем, вроде, и не говорили ни о чем таком, все, как обычно, было, а когда ушел… Начал я? Или Шага? И не сразу начали. Сначала говорили о том же, о чем и до этого, вроде.

Качественные воспоминания начались с определенного момента. Они сидят у Шаги на сене под навесом, вечер, еще не темно, ручей видно.

«– Ты же сам против был, и тогда я тебя понимал, – сказал он.

Хорошо, ясно. Ты сам в таком случае из-за чего идешь?

Шага, – он покачал головой, – я тебе говорил уже из-за чего, из-за своего, так бы один он шел, делал бы с ними что хочет, получал бы, или решал там, что он собирался…»

Странно. Вечер, да? Когда он был? Я не могу ни одного вечера вспомнить, который бы мы не на Амбаре провели в последнее время.

«Ты же сам это сказал первый? – спросил он Чия.

Я несерьезно, наверное, не помню».

Тогда Шага сказал, что пойдет он тоже. Он действительно готовился после этого разговора, вот что самое удивительное, чего Чий так и не понял, зачем ему, практичному всегда, это надо. Вечно рассудительный, даже гордящийся этим, и тут, как маленький.

У будущего костра ползали на корточках. Ставили котел. Печь им сегодня надо было в первый раз, и он не верил, что получится что-то нормальное, особенно с этой нездоровой суетой.

– Дети, – почти про себя сказал он.

За спиной послышалась усмешка, там стоял понимающе ухмыляющийся Изран.

– Пользы нет, зато есть щенячий восторг. У меня была мысль не брать их собой вообще. Вместо них только пару человек, таких, посерьезнее кто.

Это кого же, Тольнака с Воротом и меня с Краюхой. Я, пожалуй, лучше этих потерплю, чем так.

Чий вежливо улыбнулся, кивнув головой.

– А ты почему с ним пошел? – спросил Изран. – Мы ведь так, баловства ради. А у тебя, если желание есть, с братом бы пошел, делом бы занялся.

Он стоял рядом с Чием, опираясь на кривую корягу-хворостину, как на трость, по обтянутому материей мощному плечу полз жук. И Чию опять почудилось, что в этом простом, вроде, вопросе присутствует какой-то злой замысел. Вернулось то чувство угрозы, и вспомнился Шага, отговаривающий. И потом, когда прощались, как пес побитый.

– Да так, с Краюхой вместе решил. Тоже, наверное, как и они, – он смотрел на Израна и думал: «Это ты-то баловства ради пошел, я же тебя знаю насквозь, ты и не подозреваешь, как».

Он вспомнил, с каким видом Изран сидел в Амбаре после их с Краюхой спора – он навязал этот поход, хотя сам хотел в нем участвовать, вероятно, меньше всех. Просто ты так привык, может, сам и не осознаешь этого. С детства еще понял, что лидер этот подчас тот, кто может там, где не могут остальные. Боятся, стесняются, ленятся, не верят. Лидер – это, конечно, не только это, но именно это ты всегда особенно показать хотел. Это за годы в привычку вошло – показывать делом, что ты достойнее. Только это уже глупостью было в той ситуации.