Читать книгу Чужая колея - Евгений Соловьев - Страница 3

День щедро одарил город последним в этом году теплом. По-летнему яркое солнце заливало унылые, приготовившиеся к зиме скверы с остатками опавшей листвы на дорожках, отражалось в стылых лужах, искрилось веселыми бликами на окнах и витринах. Но уже к вечеру близкая зима недвусмысленно напомнила о себе разомлевшим от непривычного тепла горожанам: поднявшийся ветер нагнал тяжелые, разбухшие от воды тучи, и с наступлением темноты зарядил мелкий и нудный ледяной дождь.

Он опоздал на последний автобус, и теперь ему предстоял неблизкий путь через плохо освещенный притихший город. В первые минуты после душной и прокуренной рюмочной предстоящая прогулка на свежем воздухе казалась даже приятной, но, пройдя всего пару кварталов, он резко ускорил шаг, застегнув молнию и подняв капюшон тонкой болоньевой ветровки. Купленные на барахолке в Лужниках кроссовки – китайский «Адидас» – промокли насквозь после первой же лужи, в которую Павел забрел, не разглядев ее в темноте какого-то узкого переулка; тонкий джемпер под ветровкой плохо спасал от холодного ветра, и предстоящий путь уже не казался таким коротким. Мелькнувшая было мысль о том, чтобы поймать бомбилу, вызвала лишь легкую усмешку, – перебрав пальцами мелочь в кармане, Павел попытался вспомнить, когда у него в последний раз была возможность вернуться домой на тачке.

Свежий воздух и торопливая ходьба быстро выветривали хмель, а вместе с ним стремительно испарялось и очарование прошедшего вечера. Анька, давно начавшая мутить с Марком, сегодня что-то слишком явно жалась к Витьку, и Павлу весь вечер это было по барабану, но теперь вдруг нахлынула обида за друга – эта мокрощелка, походу, собралась Марка продинамить. Лешка Косой, который, собственно, сегодня за всех башлял, сообщив, что стрельнул деньжат у родаков (а скорее всего – просто спер), весь вечер старательно подчеркивал свою нежданную платежеспособность. Ленка, даже когда приходит на халяву бухнуть, продолжает строить из себя целку – сидела вся такая королевна-недотрога. Бурков с Михасем, бывшие однокурсники по технарю, как-то быстро накидались и стали нести на пару всякую херню. В общем, тусовка получилась не то чтобы супер, хотя, конечно, это лучше, чем просидеть весь вечер в комнате, тупо пялясь в телевизор.

Войдя во двор, Павел осторожно, чтобы не громыхнул засов, прикрыл калитку и направился к крыльцу по проложенной между клумбами узкой гравийной дорожке. С первого же взгляда на дом он понял, что впереди предстоит именно то испытание, которого он так надеялся сегодня избежать, – из-за неплотно задвинутых штор в комнате родителей просачивался свет, значит, мать не спит, и значит, вечер закончится очередной душеспасительной беседой.

После беспросветно-муторных четырех лет техникума и еще более тоскливых шести месяцев завода Павел с радостью открыл для себя чувство свободы. Это была свобода от необходимости каждое утро чуть свет вылезать из теплой постели, втискиваться в переполненный автобус, переться через полгорода на постылую работу, где такие же сонно-похмельные коллеги с самого утра злобно обсуждали очередную задержку зарплаты, улетевшие в космос цены на продукты и перспективы скорого закрытия завода; эта свобода позволяла не считать оставшиеся до субботы дни, не лаяться с занудой-мастером и не ломать голову, как бы потише свалить из цеха, чтобы покемарить часок в каморке комплектовщиц. Но эта свобода имела свою цену, за нее приходилось расплачиваться хроническим безденежьем и регулярными объяснениями с родителями. Правда, безденежье безработного не очень сильно отличалось от безденежья работника Механического завода, а для предков давно была выработана постоянная отмазка: «Да это все временно, дайте хоть оглядеться, поискать чего-нибудь достойное». Нельзя сказать, что такая жизнь полностью устраивала Павла, подвернись действительно интересный вариант, он, возможно, его и не упустил бы, но сам по себе вариант никак не подворачивался, а искать что-то самому почему-то казалось унизительным, да и было откровенно лень.

Несмотря на то что по дороге Павел успел изрядно продрогнуть, зайдя на крыльцо, он не сразу вошел в дом, а, присев на скамейку, достал из промокшей пачки помятую сигарету. Он до последнего оттягивал момент объяснения с матерью и в глубине души надеялся, что именно сейчас, пока курится эта сигарета, она наконец ляжет спать.

Курево не доставило ожидаемого удовольствия: во рту было сухо, паленая водка из рюмочной оставила после себя мерзкий сивушный привкус. При воспоминании о единственном блюде, которое удалось сегодня съесть, – две сморщенные сосиски на бумажной тарелочке с лужицей жидкого кетчупа и кусочком черного хлеба – давно мучивший Павла голод только усилился. Подумав об ужине, дожидающемся его дома всегда, независимо от времени прихода, Павел затушил наполовину выкуренную сигарету и полез в карман за ключами.

Тишину на кухне нарушало лишь мерное тиканье настенных ходиков. На плите стояла закрытая крышкой и плотно обмотанная полотенцем сковородка. Сняв крышку и обнаружив две котлеты с мелко нарезанной жареной картошкой, Павел решил ничего не греть, перенес сковородку на стол, плеснул в чашку холодного чая и потянулся к хлебнице.

– Разогрел бы хоть.

Мать стояла на пороге кухни, прислонившись боком к дверному косяку.

– Да не, я так, – торопливо проговорил Павел, – ты иди, ложись, я сам тут… потом тоже спать…

Мать прошла к табуретке, села, сложив руки на коленях. Именно так она любила сидеть, глядя, как ужинает, вернувшись вечером домой, муж или кто-то из сыновей.

– Почему так поздно?

– Да так, посидели с пацанами.

Павел намеренно говорил с набитым ртом, стараясь замаскировать все еще слегка заплетающуюся речь.

– Пили опять? – тихо спросила она полуутвердительным тоном.

В ее голосе не прозвучало упрека, она лишь грустно констатировала печальный, но несомненный факт.

– Да чего там пили-то? Так, символически. Ребят из технаря встретил, сто лет не виделись. Мам, ты иди спать, а? Честно, мне даже разговаривать сейчас трудно – устал реально.

– От чего ты устал? – слегка усмехнулась она. – Ты что, сегодня работал?

Не переставая жевать, Павел картинно закатил глаза к потолку.

– Ой, ма, ну не начинай опять, а? Давай завтра поговорим.

Некоторое время она сидела молча, грустно глядя на уткнувшегося в тарелку сына, потом, чуть слышно вздохнув, проговорила нейтральным тоном, словно озвучивая хорошо знакомую всем информацию:

– Сегодня Надьку Фролову встретила, ее Димка с тобой до восьмого учился, помнишь? Так вот, он теперь в Москве, Надька говорит, в офисе каком-то работает, фирма иностранная, что ли.

– Ха, Димка! У Димки сеструха за кого замуж вышла, Надька твоя не рассказывала? Муженек у нее на «мерсе» шестисотом катается, в Москве делами какими-то рулит. С таким-то зятьком, чего ему не устроиться? Меня бы кто двинул только, я бы сейчас тоже… не хуже Димки.

– Серега Балабанов, тоже одноклассник твой, в Шереметьево работает, а Витька Потапов…

– Знаю, знаю я, – раздражаясь, слегка повысил голос Павел. – Балабанов…

– Тише говори, – перебила она негромким, но требовательным голосом. – Отец спит, ему, в отличие от тебя, в шесть часов вставать.

– Балабанов, – продолжил Павел возбужденным полушепотом, – в Шереметьево грузчиком за двести баксов сундуки таскает, а Потапов на стройке своей горбатится и того не имеет. Я на заводе этого вдоволь нахлебался, – и после короткой неловкой паузы добавил примирительным тоном. – Ма, ну чего ты опять? Сколько уже говорил вам с отцом: найду я себе чего-нибудь. Только нормальный вариант нужен, понимаешь? За копейки пахать – это не ко мне, хватит. А нормальные варианты на дороге не валяются, время нужно.

– Нормальный вариант, – вдохнула она, поднимаясь. – Где он, этот нормальный вариант? Ладно, давай хоть чаю тебе согрею.

Отойдя к плите и поставив чайник, мать устало добавила:

– Да и не ищешь ты ничего, нам-то с отцом врать не надо. Так и будешь, наверно, болтаться – ни работы, ни семьи.

– Не буду, мам, не буду, – бодро заявил Павел, чувствуя, что тяготивший его разговор явно подходит к концу, – вот Ромка вернется, мы с ним вместе замутим чего-нибудь. Бизнес какой или еще чего.

– Ромка замутит… с его-то характером, – с сомнением сказала она и тут же, словно убеждая сама себя, добавила: – А и правда – скорее бы уж возвращался. Может, хоть он к делу какому пристроится и тебя, оболтуса, пристроит.

Мать направилась было к выходу, но на пороге обернулась, посмотрела на вылизанную до блеска тарелку.

– Ты днем-то ел хоть чего-нибудь?

Вопрос звучал многообещающе, – когда совсем поджимало с деньгами, Павел, преодолевая стыд, иногда обращался к матери, рассказывая о том, как завтра будет весь день «бегать по делам», не сможет пообедать дома, и надо будет чего-нибудь перехватить в кафешке. Делать это можно было только в отсутствие отца, который категорически не одобрял подобные подачки: «Не пацан, чтобы на мороженое просить. Здоровый мужик, уж на курево и жратву пусть сам себе заработает».

– Да так, не случилось как-то, – скромно ответил Павел. – Завтра вот не знаю, как быть: парень знакомый на складе одном работает, пригласил подъехать, посмотреть, с начальником поговорить, может, вакансия какая найдется. В общем, обедать, наверно, не получится.

– Понятно, – произнесла мать и направилась, как догадался Павел, в свою комнату за кошельком.

* * *

Мечта о банке холодного пива напрочь подавила в заторможенном похмельном мозгу все остальные желания и мысли. Закрыв за собой калитку, Павел уныло побрел по узкой улице вдоль бесконечной вереницы деревянных заборов. В таком темпе он сможет добраться до ближайшей палатки минут за двадцать. Где-то на краю сознания мелькнула ленивая мысль: «Вот, например, на этом перекрестке, если палатку поставить, тут бы четыре квартала отоваривались». Мысль оказалась мимолетной, рожденной лишь досадой на предстоящий неблизкий путь, и через мгновение бесследно испарилась. В кармане покоилось несколько мятых купюр, выданных матерью «на обед», и Павел мучительно размышлял, на что лучше потратить невеликую сумму: взять сразу три пива, чтобы полностью прийти в себя, или полечится пока одной банкой, оставив хоть что-то на вечер? Проблема усложнялась тем, что в пачке осталось две сигареты, и покупка курева обещала пробить в его дневном бюджете нехилую дыру.

Подойдя к палатке, – железной коробке с толстой решеткой на окне-витрине – Павел несколько секунд стоял, задумчиво глядя на вытащенные из кармана купюры, потом решительно сунул в узкое окошко половину своего капитала, охрипшим голосом попросив два пива и сигареты. Первую, нетерпеливо сорвав язычок, жадно выпил тут же, отойдя от палатки всего на пару шагов. Замер, прислушиваясь к организму и с удовольствием отмечая, как быстро ослабевает лихорадочный стук в висках, уже спокойно открыл вторую и не торопясь двинулся в сторону центра.

Вообще-то, полечившись пивком, он с удовольствием отправился бы сейчас домой, завалился на кровать и полдня пролежал бы, лениво перещелкивая каналы телевизора, но у матери сегодня был выходной, а рассказанная вчера легенда о напряженных поисках работы, под которую и были получены деньги на еду, обрекала его теперь на бесцельное шатание по городу.

Как только вернулась способность трезво рассуждать, Павел со злостью и досадой вспомнил об еще одной проблеме, которую создал вчера его пьяный язык. Вечером в рюмочной, когда Лешка Косой, стремясь произвести впечатление на Ленку, в очередной раз распушил хвост, хвастаясь тем, какой он нежадный и как завсегда готов угостить в кабаке нормальную компанию, Павел, раздраженный Ленкиной недоступностью и пьяным хвастовством Лешки, неожиданно для самого себя выдал вдруг, что он тоже готов проставиться всей тусовке и через пару дней позовет их не в эту блевотную рюмочную, а в нормальное место – в «Садко». Вспомнив о вчерашнем бахвальстве, Павел поморщился, как от резкой зубной боли, машинально поднес банку ко рту и сделал большой лихорадочный глоток. Увлеченный невеселыми раздумьями, он незаметно для себя добрел до неширокой аллеи-сквера с редкими деревьями и установленными вдоль дорожки деревянными лавками. Павел присел на лавку, поставил недопитую банку на землю между ног и достал сигареты. Создавшаяся ситуация требовала обстоятельного размышления, и он пожалел, что в последний момент решил взять только два пива.

Так, сколько вчера было народу? Допустим, Буркова с Михасем можно не звать, обойдутся, но шесть человек получается по-любому. Сколько стоит посидеть в «Садко» вшестером? Да, и ведь не только посидеть. С Ленкой-козой надо что-то решать. Всюду таскается, пьет-жрет на халяву, глазки строит, лыбится всем, типа «ни вашим, ни нашим». Хорош, короче. Надо поставить вопрос ребром, и случай для этого будет просто идеальный – прямо из кабака отвезти ее… Куда?.. Да хоть в общагу технарскую, знакомых полно, комнату пустую найдут. Да, случай, конечно, идеальный, только вот где раздобыть на все это бабки? Сколько, кстати, понадобится? Баксов триста, не меньше. Заднюю включать поздно, облажаться перед Ленкой, да и перед остальными – немыслимо. Сразу представилась картина: Косой, насмешливо глядя на Павла, но явно работая на публику, с деланым сочувствием заявляет: «Вот так обычно и бывает. Назвался груздем, обосрался и стой».

– Здоро́во, Никитин. Чего такой смурной?

Вздрогнув от неожиданности, Павел поднял глаза. Перед лавкой, скрестив руки на груди и чуть насмешливо глядя с высоты своего двухметрового роста, стоял Вован-Самурай. Весь в джинсе (сразу видно: «фирма́», а не турецкое барахло), на ногах – высокие отороченные мехом кроссовки, бритая наголо голова, нарочито небрежно расстегнутый ворот куртки открывал на обозрение толстую золотую цепь.

– Здоро́во, Вован. Да не смурной я, так, задумался.

– А хер ли думать? – жизнерадостно отозвался Вован. – Под лежачий камень портвейн не течет. Будешь много думать, станешь умным, но бедным. Прикинь, а я сегодня как раз про тебя вспоминал.

– Про меня?

Интересу со стороны Самурая вряд ли стоило радоваться, но кроме легкого беспокойства Павел почувствовал и пробуждающееся любопытство.

– Ну да, чего-то, думаю, Пашку Никитина давно не видать. – Он сел на лавку, без спроса поднял с земли полупустую банку, отхлебнул, задрав голову, поморщился. – Фу, чего говно такое пьешь, на нормальный пивас лавэ не нарубил? У Ромыча когда дембель?

– Зимой ждем, может, к Новому году.

– Нормально. Ну, а сам как? Где кантуешься?

– Да так, в общем-то, нигде.

– Ага, нигде, – казалось, этот ответ Вована удовлетворил. – И че, в этом «нигде» бабла-то много отсыпают?

Не дождавшись ответа, он посмотрел на Павла с доброжелательной улыбкой, обхватил его рукой за плечи и дружески встряхнул.

– Чего-то ты, Паша, закис, в натуре. Поди, ни на телок, ни на бухло лавэ у тебя не водится. Пьешь, вон, всякую херню, куришь самосад какой-то. Сидишь тут на засранной скамейке, похмеляешься. Ну, похмелишься – и дальше чего? Это жизнь разве? Жизнь, она, брат, совсем другая.

Мысль, высказанная в столь грубой манере, по сути почти совпадала с тем, о чем твердили родители; Павлу было неприятно выслушивать очередную порцию поучений теперь еще и от этого самодовольного мелкого бандюка, он убрал со своего плеча руку Вована, пробурчал раздраженно:

– Да нормально у меня все, живу – не жалуюсь.

– А то и видно, как нормально. Короче, Никитин, – Вован вдруг резко сменил тон, заговорил по-деловому сухо. – Я тебя, в натуре, искал. Хочу, короче, к дельцу тебя одному пристроить, человечек нужен, тебя я знаю, ты пацан правильный, а правильных пацанов в окру́ге не дохера.

– Чего еще за дельце?

Какие дела могут быть у Самурая, Павел хорошо понимал и ни в одном из них участвовать не собирался, но где-то в глубине души все же ощутил приятное волнение – вот ведь, доверяют ему, считают нормальным надежным парнем, к тому же это был вообще первый в жизни случай, когда ему делают предложение о работе.

– Короче, тема такая. У меня вчера торчок один отъехал, ну, на точке сидел, товар двигал, сам ширнулся, короче – с концами. Вот, блин, сколько раз зарекался с торчками дела иметь! – Вован достал сигарету, не торопясь прикурил, продолжил рассудительно. – Потому что здесь ведь как? Ты или бизнес делай, или сам торчи, все вместе – хрен получится, передоз схватишь, бабки просрешь, да мало ли что? Кстати, ты, Паша, как я секу, не по этому делу? – Он выразительно обнажил запястье. – Ну во, я так и подумал: не торчишь, парень грамотный, технарь вон закончил и, главное, знаю тебя с сопливых времен. Короче, работка ништяк – точка пристреленная, без палева, клиенты только свои. Секешь? Это тебе не за вокзалом или на рынке с гопотой всякой дело иметь, там и почикают легко, да и мусора могут принять для отчетности. А здесь – красота, мусора прикормлены, клиенты свои, бабки хорошие. Ну?

Вован смотрел с нетерпеливым ожиданием, сейчас он выглядел человеком, только что вручившим собеседнику счастливый билет.

– Слушай, Вован, – начал Павел, тщательно подбирая слова, – спасибо, конечно, но знаешь, это как-то… без обид, но я чего-то не готов пока.

– Да хорош уже целку из себя строить, – снисходительно ухмыльнулся Самурай. – От такого предложения даже последний лох не откажется. Вообще, Паша, я тебе как пацан прямо скажу: был бы здесь Ромка, я бы ему предложил, он бы не стал жаться, сразу просек бы фишку. Ты-то по большому счету малолетка еще. Хотя, думается мне, толк из тебя выйдет, да и Марк за тебя топит, вот я и решил…

– Марк? Это чего, он тебе посоветовал ко мне обратиться?

– Да ни хрена он мне не советовал, – чуть раздраженно ответил Вован. – Вы с ним кенты вроде, ну, пару раз базар был за пацанов, он, типа, про тебя говорил, мол, надежный, типа, не сдаст, если чего. А Марку я верю, мы с ним когда-то вместе отжигали не по-детски.

– Слушай, а чего ты ему не предложил?

– Тю, Никитин, ты даешь, – Вована явно развеселил вопрос, – ты чего, в натуре, Марка не знаешь? Он, блин, пашет на дядю, как папа Карло, ему так жить ништяк. Короче, мне некогда, решай по-бырому, если подписываешься, прямо сейчас на точку тебя поведу знакомиться.

– Не, Вован, я в такие дела не лезу.

– Базара нет, – Самурай щелчком отбросил на середину дорожки недокуренную сигарету. – В таком разе мне пора валить, знаю, с кем еще перетереть можно.

Он поднялся со скамейки, и Павел, не успев обдумать мелькнувшую в голове шальную мысль, вдруг торопливо выпалил:

– Слушай, Вован. Триста баксов не дашь в долг? Очень нужно. Я отдам… через месяц.

Самурай замер, глядя сверху вниз со смесью любопытства и какой-то брезгливой жалости, и Павлу стало вдруг нестерпимо стыдно, он представил, как выглядит сейчас со стороны, в глазах этого наглого отмороженного бандюка: молодой здоровый парень, не способный заработать на то, чтобы развлечь понравившуюся девчонку, мающийся от безделья, покупающий при этом самые дешевые сигареты и клянчащий деньги у первого встреченного знакомого.

– Отдашь, значит, через месяц, – задумчиво повторил Самурай и вновь уселся на скамейку. – А с чего отдавать-то будешь, а, Никитин?

– Да мне самому скоро должны…

– Не гони дяденьке фуфло, – нетерпеливо перебил Вован. – Короче, слушай сюда, я тебе не папка с мамкой, говорю один раз, повторять не буду. Дурь толкать не хочешь – дело твое, может, и жидковат ты пока для такой работы. Я сегодня добрый, еще один шанс тебе подгоняю. Веселый задумал бизнес расширять, на трассе точки со шмарами открывать будем, с мусорами добазарились, Веселый мне сказал контингент подбирать. Ну, с телками, сам секешь, проблем нет – если на их долю не жмотиться, они в очередь встанут. Только на каждую точку смотрящий нужен, а тут опять засада – пацанов нормальных, проверенных мало. Короче, тема такая: сидишь в тачке, пасешь телок, клиент нарисовался – принимаешь бабки и уступаешь место. Пока девочка работает – куришь в сторонке. Все. Лавэ поменьше, зато риска никакого – это тебе не наркота, за такое на кичман не загремишь. Да еще и бонус нехилый может обломиться, – Вован плотоядно ухмыльнулся, пихнул Павла локтем, – ну, сам секешь, типа, если клиент не прет, девочкам скучно, можно и самому попользоваться. Телки нормальные будут, я уже в общаге текстильного пошарился, навел, так сказать, мосты. Чего, Паша, подпишешься на такую работенку? Один раз предлагаю.

– Ну да, работенка вроде ништяк, – проговорил Павел, напустив на себя солидной задумчивости. Услышав сразу два варианта своего трудоустройства за несколько минут, он был слегка сбит с толку, к тому же очень не хотелось выглядеть в глазах Самурая совсем уж конченым тюфяком, – тут, пожалуй, можно и подумать.

– Думай, – Вован поднялся со скамейки и перед тем как уйти с легкой усмешкой сообщил, – а бабок, Никитин, я тебе не дам. Думаешь, я жадный? Хер угадал. У меня принцип – бабки даю только под проценты. А тебя на счетчик ставить мне не в кайф, ты ж с нашего района. Нужны бабки – я тебе сказал, что делать. Где меня найти, ты знаешь. Все, бывай.

* * *

Павел шел между двумя длинными рядами металлических гаражей. С неба сыпала мелкая колючая крупа – первый в этом году снег. Ворота некоторых гаражей были распахнуты – владельцы, не дожидаясь «дня жестянщика», спешили поменять резину.

Он пока не знал, стоит ли рассказывать Марку о вчерашнем поведении Аньки в рюмочной, – не хотелось расстраивать друга раньше времени, но ненавязчиво предупредить, наверно, не помешает. Он решил мягко затронуть эту тему после того, как обсудит главный волнующий его вопрос.

Ворота пятьдесят седьмого бокса были прикрыты, но большой амбарный замок в петлях отсутствовал, значит, автосервис («Данилыч и К^о», как в шутку называл своего работодателя Марк) был готов к приему клиентов, в которых на территории огромного гаражного кооператива недостатка не ощущалось никогда. Внутри было тепло, две большие, установленные в противоположных углах помещения, тепловые пушки с натужным гудением непрерывно гнали струи горячего воздуха. Сервис располагался в пяти гаражах-боксах, между которыми были демонтированы перегородки, в результате чего образовалась довольно обширная площадь, вмещающая в себя две ямы, один подъемник, аппарат для разбортирования колес и разнообразное токарно-слесарное оборудование, установленное на длинной, тянущейся вдоль противоположной от входа стены полке.

Войдя внутрь, Павел сощурился, привыкая после дневного света к царившему в гараже полумраку. В первый момент ему показалось, что в помещении никого нет, потом он различил сгорбленную над верстаком фигуру Данилыча – крупного мужика лет пятидесяти, основателя и владельца «фирмы».

– Добрый день. А Марк здесь?

– На правой яме, – не оборачиваясь и не отрываясь от работы, буркнул Данилыч.

Из-под стоящей на яме «семерки» пробивался свет переноски.

– Паша, ты что ли? – раздался снизу голос Марка. – Подожди, сейчас вот херню эту прилажу. Две минуты.

Не отходя от машины, Павел обвел взглядом знакомое помещение. На соседней яме стояла белая «копейка» с изрядно подгнившими арками, на подъемнике замерла, беспомощно свесив передние колеса, заляпанная грязью «Нива», чей задний мост в полуразобранном виде лежал рядом на куске брезента. В воздухе витал традиционный аромат автомастерской: бензин, разогретый металл, сложная смесь различной автомобильной химии. Павел любил здесь бывать, это место содержало в себе что-то неуловимо притягательное. Казалось, сама атмосфера тут дышит настоящим мужским трудом, спокойной уверенностью профессионалов, несуетливой и важной работой.

Кроме Марка и Данилыча Павел никого не заметил, что казалось странным, – штатный состав сервиса, включая хозяина, состоял из пяти человек.

– Здоро́во, Паш, – Марк вылез из-под «семерки», вытирая руки ветошью и подавая для рукопожатия не испачканное маслом запястье. – По делу или так, потрещать?

– Да, в общем, и то и другое.

– Добро, пошли в «зону отдыха», сейчас кофейку сообразим. Данилыч, – обратился он к сгорбленной спине шефа, – у «семерки» этой полуось правую менять надо, я клиенту так сразу и сказал, он не поверил чего-то.

– Вот придет, еще раз скажешь, – отозвался Данилыч ворчливо. – И пусть сразу бежит покупать, нам его тачку здесь впустую держать не с руки.

– Скажу. Пока передохну полчасика, приятель вон пришел.

Марк завел Павла в крошечный закуток в углу, отгороженный от остального помещения высоким стеллажом с запчастями. С легкой руки Данилыча сотрудники именовали это место «зоной отдыха»: здесь помещался маленький раскладной столик и два низких плетеных кресла. На столе стоял электрический чайник, а на прибитой к стене полке выстроились в ряд банки с кофе, пакеты с чаем и несколько вскрытых пачек печенья.

– Садись, чувствуй себя как дома, – Марк нажал кнопку на чайнике, достал две большие алюминиевые кружки. – Чего-то давненько не виделись, месяца два, наверно. Как сам?

– Нормально.

– Чего с работой?

– Да все так же. Сам знаешь, на заводе за копейки горбатиться кайфа мало, это я уже проходил, а нормальное место где сейчас найдешь?

– Если ничего подходящего пока нет, можно же и временно где-то перебиться, – заметил Марк, разливая в кружки кипяток. – Палатки вон по городу растут, как грибы, туда, небось, продавцы всегда нужны.

– Да ты чего – палатки? Палатки все под черными, они туда одних девок молодых берут, особенно в круглосуточные, чтобы драть их по ночам.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянул Марк. – Мне кажется, если реально захотеть, что-нибудь подыскать можно.

Не способный просидеть без дела ни дня, он явно не одобрял праздный образ жизни друга, однако со своим мнением не лез, считая, что каждый должен жить так, как сам считает нужным.

– Слушай, ну если действительно ничего найти не получается, может, давай я с Данилычем перетру? На первых порах, пока не поднатаскаешься, помогать будешь по мелочи, работа всегда найдется.

– Во мне сегодня прет, – засмеялся Павел. – За день уже второе предложение.

– А от кого первое было? – тут же заинтересовался Марк.

– От кого, от кого? От Самурая. Встретил его сегодня случайно.

Марк, не донеся кружку до рта, аккуратно поставил ее на стол и вкрадчиво спросил:

– И что же он тебе предложил, интересно?

– Да чего тут интересного? Самурая не знаешь? Наркотой торговать позвал. Не-не, – добавил торопливо, заметив намерение Марка что-то возмущенно заявить, – я, понятное дело, отказался сразу. Оно мне надо? Так он, прикинь, сразу не отстал, говорит, дурь толкать не хочешь, давай к нам на точку с проститутками, смотрящим, типа.

– Чего-то Самурай добрый стал, – после долгого молчания произнес Марк с подозрением. – Прямо ярмарка вакансий какая-то.

– Говорит, бизнес они расширяют, люди нужны.

– Расширяют они, – Марк отхлебнул кофе, несколько секунд смотрел куда-то в угол долгим задумчивым взглядом, заговорил медленно, словно собираясь с мыслями для долгого рассказа. – Я, Паша, Самурая знаю давно, еще с тех времен, когда он не был никаким Самураем, а был просто Вовчиком. Ты помнишь, мы с ним какое-то время кентами были, бузили вместе. И про сегодняшние его дела я тоже в курсе, он сейчас под Веселым ходит, а Веселый – это проститутки, наркота, угнанные тачки, крышевание рынка. Ты, Паша, держись от всего этого подальше, туда билет в один конец: войти легко, а вот выйти – хрен. У Веселого сейчас дела не очень, говорят, на него айзера конкретно наехали за Центральный рынок, у них скоро вообще война может начаться. Так вот, сдается мне, Веселому сейчас люди нужны – не бойцы даже, а мясо, которое, случись чего, в первую очередь отстрелят.

– Блин, Марк, чего ты со мной, как с маленьким? – начал возмущаться Паша. – Я чего, деревянный, совсем фишку не секу? Вот уж куда-куда, а к бандюкам я не собираюсь ни при каком раскладе. Тоже знаю пацанов, которые, типа, крутыми заделались. Теперь половина на зоне, половина – на кладбище.

– Ну вот и ладненько, – сказал Марк примирительно. – Это я так, на всякий случай, Самурай просто задолбал уже – каждый месяц подкатывает, типа, к себе зовет, тоже золотые горы обещает. Хер с ним, короче, вон, пряник тульский попробуй, свежий еще вроде.

Некоторое время сидели молча, прихлебывая кофе и слушая доносившийся из рабочей зоны протяжный визг, – Данилыч работал на точильном станке.

– Наших видел кого? – спросил Марк, повышая голос, чтобы перекричать шум.

Павел, обдумывающий, как бы ненавязчиво перевести разговор на интересующую его тему, вопросу обрадовался.

– Да вот вчера только в рюмочной у вокзала сидели – Витька, Лешка Косой, Бурков, еще пара пацанов, Ленка была… ну, короче, ништяк зависли. Тебя позвать хотел, звонил домой, тебя не было, мать сказала, не знает, когда вернешься.

– Я бы не смог вчера, – сказал Марк без особого сожаления. – Мы тут «москвичу» одному неделю движок перебирали, срок был до сегодняшнего утра, так мы втроем до ночи копались, Данилыч потом всех по домам развез.

– Да я так и понял. Короче, там Косой проставлялся, бухнули мы неслабо, ну тут я и выдал, – Павел натянуто ухмыльнулся, – короче, заявил, что теперь моя очередь проставляться, типа, всю тусовку в «Садко» гулять буду. Черт меня за язык дернул.

– Нормально выступил, – спокойно произнес Марк. – И теперь, я так понимаю, думаешь, где взять на это бабки?

– Ну да. Я прикинул, баксов двести надо, не меньше.

Павел знал, что Марка как самого сообразительного и рукастого слесаря Данилыч зарплатой не обижает, к тому же друг отличался бережливостью, даже пытался что-то откладывать на черный день, однако в последний момент язык не смог выговорить заветную цифру «триста». Занимать у друга было почему-то стыдно, и он решил, что потом подумает, как сократить бюджет всего мероприятия.

– Я, как устроюсь куда, сразу отдам.

Он сам понимал, насколько иллюзорно звучит такое обещание, но «Ленку надо было добыть», на это требовались деньги, и Павел решил, наплевав на любые унижения, идти до конца.

– Я дам тебе эти деньги, Паша, – Марк взял пустые чашки, сполоснул их из тонкого резинового шланга, торчащего из стены над крошечной раковиной. – Только давай я все-таки перетру с Данилычем насчет тебя? Это не для того, чтобы ты смог отдать долг, просто, мне кажется, если тебя не взять за руку и не привести на работу, сам ты никуда устраиваться не станешь.

Павел так и не сообщил другу о слишком вольном, как ему показалось, поведении Аньки. Уже выходя из гаража, он рассудил, что пока по большому счету и сообщать-то не о чем, мало ли, что вчера с пьяных глаз привиделось.