Читать книгу Медвежатник - Евгений Сухов - Страница 9

Савелий открыл глаза. Рядом на большой пуховой подушке лежала Лиза. Дыхание ее было ровным и глубоким, веки были слегка приоткрыты, как будто бы она разглядывала на противоположной стене вывешенные фотографии. Но это было не так. Лиза спала глубоко. Раньше Савелия удивляли полуоткрытые глаза девушки во время сна, но сейчас это вызывало только улыбку.

Легкое одеяло слегка сползло, обнажив красивую грудь. Савелий едва удержался, чтобы не притронуться к бордовому, словно спелая вишенка, соску.

Лиза была единственной женщиной, которую он любил по-настоящему. Трудно было поверить, что это юное создание может вмещать в себя столько нешуточной страсти.

Лицо девушки было невинным и чистым. Именно такой образ принимают ангелы, когда опускаются на землю. Но он знал совершенно точно, что за спиной крыльев у нее не сыскать. Лиза оставалась земным созданием.

Впервые Савелий увидел Лизу более года назад неподалеку от старого Гостиного двора, на Варварке. Обыкновенная курсистка, каких в канун сочельника можно было встретить на улицах Москвы не один десяток. Единственное, чем она обращала на себя внимание, так это огромными выразительными глазами, которые взирали на окружающий мир по-детски восторженно. Создавалось впечатление, что она была способна радоваться даже чириканью воробья. Казенная форма не делала ее безликой, а даже, наоборот, выгодно подчеркивала ее высокую фигуру. Что никак не вязалось с ее обликом, однако, так это огромная сдобная булка в руках, которую она поедала с необыкновенным аппетитом на виду у всего Гостиного двора, чем невольно вызывала легкую улыбку у всякого, кто наблюдал за ней.

Не удержался от улыбки и Савелий.

Он подошел к барышне, слегка приподнял шляпу и произнес:

– Разрешите представиться, Савелий Николаевич Родионов, дворянин. Если вы, барышня, желаете, я бы мог познакомить вас с хорошей кухней ресторана «Эрмитаж».

Позже Савелий даже не мог объяснить себе, почему он все-таки подошел к девушке. Скорее всего, этому соответствовал его кураж, который иногда разбирал его с не меньшей силой, чем молоденького юнкера, впервые получившего увольнительную.

Девушка на секунду оторвалась от булки, невинно заморгала пышными ресницами и произнесла грудным голосом:

– Я серьезная девушка и не хожу в рестораны с незнакомыми мужчинами.

Савелий не собирался сдаваться:

– Помилуйте, барышня! Это сейчас мы незнакомые, в данную минуту. А пройдет час, и мы уже сделаемся старинными приятелями. А потом я ведь вас не приглашаю в какой-нибудь трактир, где пьют пиво пьяные извозчики, не в ресторан «Лондон», где вас приняли бы за даму легкого поведения и, возможно, приставали бы с гнусными предложениями. Я вас хочу повести в самый дорогой и респектабельный ресторан Москвы, где работают едва ли не самые лучшие кулинары Европы.

Барышня совсем потеряла интерес к сдобной булке.

– Конечно, вы красиво говорите, но, может быть, вы как раз и есть тот самый змей-искуситель, о котором нам частенько напоминает классная дама?

У ног барышни суетливо толкалась стайка воробьев. Птицы уже перестали довольствоваться крошками и надеялись, что обладательница сладкой булки отломит от нее самую малость и угостит чирикающую братию.

Барышня определенно нравилась Савелию.

– Скорее всего, я Добрыня, чем змей, – сдержанно и с улыбкой заметил он. – А потом я предоставляю вам возможность убедиться в этом.

К его немалому удивлению, барышня согласилась, оставив, на радость птицам, недоеденную булку. Тот вечер был одним из самых памятных в его жизни. Савелий блистал остроумием, желая произвести впечатление. И, судя по ее смеху и восторженным глазам, это ему удалось сполна. Когда они увиделись в следующий раз, то напоминали, скорее всего, страстных влюбленных, чем молодых людей, которые еще неделю назад не подозревали о существовании друг друга.

Каково же было его удивление, когда вскоре он узнал, что Лиза состоит в родстве с московским градоначальником. Что ее матушка была некогда фрейлиной императрицы, а папенька членом городской думы.

Их близость произошла как бы сама собой. И случилась в том самом ресторане, куда он впервые привел ее угостить дорогим шампанским. По соседству с колонным залом имелись кабинеты, в которых великовозрастные богатые дядьки давали уроки нравственности юным барышням.

Савелий встал с постели. Подумав, распахнул шкаф, достал новый темно-коричневый костюм в тонкую белую полоску, вдохнул аромат свеженакрахмаленной белой рубашки.

– Ты уже проснулся? – услышал он за спиной грудной голос.

– Как видишь, голубка. – Савелий стоял перед зеркалом и поправлял воротник рубашки.

На манжетах зелеными кошачьими глазами сверкали изумрудные запонки. Каждый из камней был величиной с ноготь. Изумруды могли украсить любой из столичных музеев и в совокупности составляли немалое состояние. Савелий брал эти запонки крайне редко, когда желал удачи. Они были для него настоящим талисманом. Запонки подарил Савелию старик Парамон на шестнадцатилетие, незадолго до того, как отправить его постигать науку в Европу. Конечно, старик не мог предвидеть, что эти зеленые камешки послужат его воспитаннику символом удачи.

Савелий посмотрел на Лизу. Теперь он не удивлялся, что у девушки были глаза точно такого же цвета, как его изумрудные запонки.

– Ты почему на меня так смотришь? – лукаво прищурилась Елизавета.

– Да вот думаю, не колдунья ли ты, часом.

Елизавета рассмеялась звонким смехом:

– Ах вот как! Ты меня боишься? Странная из нас получается парочка – змей-любовник и колдунья. А может, мы и вправду состоим в родстве с бесовской силой?

Савелий надел пиджак, тщательно расправил складочки и произнес:

– Мы это проверим сегодня.

Елизавета обладала еще одной приятной чертой – она совершенно не стеснялась своей наготы.

Одеяло сползло еще ниже, оголяя крепкое бедро.

– Ты все-таки уходишь? – поинтересовалась Лиза.

Ну точь-в-точь как легкомысленная девица из ресторана «Лондон», пытающаяся заполучить с богатого купца лишний гривенник за доставленное удовольствие.

Савелий без труда разгадал ее игру. Он подошел к Елизавете, поправил сползающее одеяло и произнес, подражая голосу завсегдатая увеселительных заведений:

– На сегодня довольно, барышня. Вы уж свои чары до следующего раза поберегите!

Елизавета капризно надула губы, натянув одеяло на самый подбородок.

– Фи, барин, какой вы грубый!

Савелий посмотрел на часы. До открытия выставки сейфов оставалось совсем немного.

– Теперь давай поговорим о серьезном. Ты ничего не забыла?

– Нет, – мгновенно преобразилась Елизавета, превратившись в строгую слушательницу женских курсов, вникающую в премудрость неевклидовой геометрии.

– Вот и отлично. Нам незачем идти вместе. Мне нужно еще съездить по одному адресу. А ты будь в торговых рядах сразу после открытия.

Савелий поцеловал Елизавету в чуть наморщенный лобик и, махнув тростью, заторопился к выходу.

– Савушка! – вдруг окликнула его девушка. Родионов не любил оборачиваться, считая это скверной приметой, но сейчас все было совершенно неважно. Его покой оберегали два темно-зеленых изумруда.

– Что, моя голубка?

– Обещай мне, что все будет хорошо.

– Обещаю. Разве ты не со мной? А подвергать тебя опасности я не имею права, – и, уже не прощаясь, вышел из комнаты.

Выставка сейфов должна была пройти на Мытном дворе, расположенном неподалеку от Москворецкого моста. Это здание некогда использовалось под таможню. Но уже несколько десятилетий оно было заставлено торговыми лавками. Даже сейчас оно не утратило официального облика. С утра на быстрых пролетках к зданию подъезжали лихие молодцы, но, узнав, что выставка откроется только-только в десять, сходили на брусчатку и вливались в толпу зевак, терпеливо ожидавших назначенного часа.

Народ у Мытного двора собирался самый разный. Кроме мещан, которых здесь было большинство, в толпу примешивались приказчики, немало было мелких купцов, то там, то здесь мелькали фуражки студентов; яркими нарядами выделялись дамы, которые пришли к Мытному двору со своими кавалерами и ожидали от предстоящей выставки очередного развлечения. Заметны были даже люди духовного звания – они стояли отдельно ото всех и негромко вели чинные разговоры о предстоящем посте.

Дверь наконец открылась. Из нее клубком выкатился небольшой человечек и, перекрывая могучим басом людской гомон, воскликнул:

– Господа! Прошу внимания!

Разговоры действительно смолкли. Даже священнослужители с интересом посмотрели на горлопана, а один из них буркнул:

– С таким голосищем, как у этого хомяка, дьяконом нужно быть при патриархе, а он швейцаром служит.

А мужчина, нисколько не смущаясь, продолжал:

– Сегодня у нас выставка сейфов. В этом здании собраны самые лучшие экспонаты из Германии, Америки, Англии и России, господа. Вы увидите новейшие чудеса техники. Если среди вас имеются коммерсанты и вы желаете заключить контракты с фирмами, так это можно сделать здесь же, в зале. Прошу, господа, – и он широко распахнул узорчатую дубовую дверь.

Толпа тонким живым ручейком всосалась в свободное пространство, а еще через пять минут к зданию Мытного двора подъехал экипаж, запряженный парой вороных лошадок. Мужчина средних лет с короткой черной бородой и стрижеными усами щедро расплатился с извозчиком, сунув ему в ладонь четвертной.

Бородач подал руку своей спутнице, помогая ей сойти на тротуар, – девушке лет двадцати, в длинном голубом платьице и широкополой шляпе из темно-желтой соломки, – и после того, как она легким ангелом опустилась на землю, подставил ей свой локоть.

– Ваше сиятельство, – раздался за его спиной голос, – пятачок бы на проживание пожаловали.

Мужчина неохотно обернулся через плечо. Рядом с ним стоял нищий огромного роста, с рыжей, всклоченной шевелюрой. Он сунул руку в карман, побренчал мелочью и вполголоса произнес:

– Надеюсь, ничего не позабыл? А то в следующий раз от арестантских работ тебя уберечь сумеет только Господь Бог.

– Ты уж прости меня, Савелий Николаевич, бес попутал с этими городовыми. Коли бы знал…

– Ладно, Андрюша, смотри не подведи. – И уже громко, явно рассчитывая на уши стоящих рядом ротозеев, произнес: – Держи, братец, смотри не напейся.

– Благодарствую, барин, благодарствую, – с чувством произнес хитрованец и попятился прочь с Мытного двора.

Народу уже понабежало. В обычные дни на Мытном дворе распоряжались приказчики; шествовали величаво купцы; частенько невозможно было протолкнуться между рядами, а с лавок доносились задиристые голоса продавцов, расхваливающих свой товар.

В этот раз все выглядело иначе. Огромный зал освободили от мелких лавок, помещение было проветрено, и даже самый чувствительный нос не уловил бы застоявшегося запаха мяса.

Сейчас, в несколько рядов, тут стояли сейфы, несгораемые шкафы, вокруг которых суетились инструкторы и, не скупясь, нахваливали последние достижения инженерной мысли.

– Знаете, господа, этот сейф совершенно надежен. Уверяю вас, его не сумеют открыть и через сто лет. Он совершенно неприступен для грабителей…

– Пожалуйста, сюда, господа, лучшего экземпляра, чем сейф фирмы «Крауф и сыновья», вам не найти! Он имеет все то, что отличает немецкую инженерную мысль, а именно надежность!

– Прошу вас сюда, господа! Только с несгораемым шкафом «Годскин и компани» вы обретете настоящий покой и сумеете сберечь свои накопления. Уверяю вас, у нас лучшие замки в мире и лучшая система защиты. Если вы приобретете несгораемые шкафы и замки нашей фирмы, то не прогадаете!

Публика прогуливалась между выставленными сейфами, не стеснялась выспрашивать о преимуществах того или иного механизма и, получив исчерпывающую информацию, отходила.

Один из священнослужителей подошел к тонкошеему приказчику, без умолка нахваливающему замки фирмы «Годскин и компани», и прогудел мощным басом:

– Ты бы, милок, поведал нам, сирым и убогим, каково оно в действии. Замок, вижу, крепкий, будет чем ризницу запирать.

– Не беспокойся, батюшка, – уверял малый. Чувствовалось, что он крепко поднаторел в торге – голос у него был поставлен, а руками размахивал, как заправский агитатор. – Эти сейфы способны уберечь божье золотишко не только от воров, но и от самого сатаны.

Лицо у тонкошеего при этом приняло угодливое выражение, какое бывает только у старательного приказчика. Изъяви покупатель желание, так он мгновенно упакует несгораемый шкаф и на собственном хребте дотащит его к порогу клиента.

Священнослужители обходили громадину сейф со всех сторон. По их значительным взглядам чувствовалось, что они собираются ставить его не у алтаря и прятать в него не рубахи, пропахшие потом, а нечто более божественное.

– Полезная вещь, – басовито произнес один из священнослужителей. – Только больно дорогая. С архиереем нужно совет держать. Как он скажет, так тому и быть!

В центре зала стоял огромный несгораемый шкаф, инкрустированный под орех. Около него чинно вели диалог на английском языке трое мужчин.

– Американцы, – пренебрежительно фыркали купцы, втайне гордясь тем, что в Париже русских коммерсантов принимают куда радушнее, чем деловитых янки.

– Господа, – из толпы вышел крупный мужчина, смахивающий на племенного жеребца. Он махнул рукой на несгораемый шкаф и не без пафоса произнес: – То, что вы видите перед собой, настоящее достижение науки. Над этим шедевром работали лучшие мастера из Америки, Германии и России. Я бы сказал, что это сплав американской прочности, немецкой расчетливости и русской изобретательности. На сегодняшний день невозможно встретить более надежных запоров, чем те, что вы изволите видеть. Мы настолько уверены в его надежности, что поместили в него триста тысяч рублей! Если кто-нибудь сумеет открыть сейф, тогда деньги достанутся ему. Не стесняйтесь, господа, подходите.

В толпе выделялось несколько людей явно не барского сословия. Их привычно было видеть у соборов, тонкими голосами выпрашивающих у прохожих копеечку на выпивку.

– Вот ты, господин, – указал толстяк на одного из них, – не сумел бы ты открыть наш сейф?

– Это, сударь, не по моей части, – честно отозвался малый. – Здесь смекалка нужна. Вот ежели ты попросишь за рублевку кому череп проломить, тогда милости просим на Хитровку, – слегка поклонился бродяга, вызвав невольные улыбки у стоящих рядом.

– Разрешите мне попробовать? – вызвался молодой шатен лет тридцати в светло-сером костюме.

– Разумеется, голубчик, пожалте! – подбодрил смельчака банкир Некрасов, стоящий рядом. – Не забывайте, здесь вас ожидает триста тысяч рублей.

Молодой человек извлек из кармана целый набор ключей и попеременно попробовал просунуть их в скважину. Присутствующие, вытянув шеи, с интересом наблюдали за потенциальным хозяином немалого состояния. Один ключ он все-таки сумел просунуть в скважину, чем вызвал в толпе вздох восхищения. Но дальше этого дело не продвинулось. Несмотря на все усилия, ключ не желал вращаться.

Минут через двадцать шатен отошел распаренный до красноты, под едкие насмешки собравшихся.

Вторым был старичок в потертом плаще, служившем, очевидно, ему не только простыней, но и одеялом. Старик готовился основательно. Он выгреб из карманов ворох отмычек и принялся пробовать поочередно каждую из них. Один раз даже показалось, что он сумел повернуть замок и тот обрадованно щелкнул, но дверца продолжала оставаться запертой. Еще минут через десять он аккуратно сложил отмычки в карман, дескать, пригодится еще, и сконфуженно смешался с толпой.

Потом подошел парень лет двадцати пяти. Он упорно ковырялся изогнутым шилом, но тоже оказался бессильным.

Еще был дядька лет пятидесяти, явно из купеческого сословия, видно, решивший подзаработать случаем.

Следующим был дедок лет семидесяти с набором ключей. Очевидно, он решил тряхнуть стариной и вспомнить кандальную молодость.

Желающие шли чередой, но все их старания были тщетны.

Матвей Некрасов стоял в сторонке и, картинно подбоченившись, пыхтел толстой сигарой.

– А вы уверены, что он все-таки придет?

– Уважаемый Матвей Егорович, вы, я вижу, совершенно не знаете людей такого типа, – усмехнулся Лесснер. – Наш визави очень сильный и азартный игрок и не упустит случая, чтобы поиграть с нами в кошки-мышки. Наверняка он топчется здесь где-то рядом. Вы на всякий случай присматривайтесь здесь ко всем, кто подходит к сейфу. Я уже переговорил с Аристовым, за всеми этими людьми будет установлено наблюдение.

– А если он все-таки откроет сейф?

– Это исключено, – отрицательно покачал головой Лесснер, провожая взглядом приятную брюнетку. – Тогда наше банковское дело действительно ничего не стоит.

– Давайте только на минуту предположим, что он все-таки откроет!

– Ну, – пожал плечами Георг Рудольфович, – тогда, конечно, ему придется эти деньги отдать. Но можете не сомневаться, что ближайшие двадцать лет он проведет в Тобольском остроге под усиленной охраной. А нас ждет, милейший, вполне заслуженный покой.

– Ну, дай Бог, – выдохнул Некрасов, с любопытством наблюдая за толчеей вокруг несгораемого шкафа.

– Позвольте мне, господа, – пробрался вперед молодой мужчина с аккуратной бородкой и слегка рыжеватыми усами. – Может быть, у меня что-нибудь получится.

Он был одет со вкусом, даже, можно сказать, со щеголеватым изыском и очень смахивал на молодого повесу, большую часть времени проводившего на коврах в светских салонах в поисках богатой невесты. Взгляд у него был уверенный и смешливый. Так смотреть может только человек, чьи карманы обременены купюрами самого высокого достоинства. Некрасов усмехнулся, осмотрев веселого бездельника. Мужчина больше годился для того, чтобы в полутемной гостиной, где-нибудь за плотными портьерами, пощипывать дородных горничных.

Однако молодой человек извлек из кармана небольшой металлический прут с хитрым крючком на самом конце и уверенно воткнул его в скважину. В этот самый момент в противоположном конце зала раздался чей-то немилосердный крик:

– Грабят, господа!

Взгляд присутствующих был обращен в сторону нищего, который, крепко вцепившись руками в мужчину средних лет, орал во все горло:

– Да где же здесь справедливость, господа?! Где же справедливость, я вас спрашиваю?! Я цельный день на Александровском рынке просидел, все копеечку у милосердного люда выпрашивал, а этот бесчестный господин в карман нищему залез!

– Позвольте, господа! Да что же это такое творится! – пытался бедняга отцепиться от хищных рук нищего. – Какие такие карманы? Да знаете ли вы, милейший…

Нищий оказался напористым и с луженой глоткой. Он тряс дядьку за лацканы пиджака и не переставал стыдить:

– Да что же это делается-то, люди добрые! Куда же я теперь без копеечки подамся? Кто же меня, сиротинушку, на ночлег без грошика пустит? Что же это такое получается, добрые люди, прохода никакого не стало!

– А с виду-то человек приличный, – раздались из толпы осуждающие голоса. – Это надо же, нищему в карман залез! Да кто бы мог подумать, глядючи?

Пронзительно зазвучал свисток, и, решительно раздвинув уплотнившуюся толпу, прямо на нищего вышел городовой:

– Что здесь происходит?

– Ваше благородие, – подобострастно заговорил бродяга. – Я мухи никогда не обидел, все на заработок свой жил, что с базаров собирал. Немощный я, инвалид с детства, на труд не способен, – жалился он усердно. – Кто же смилостивится над сиротинушкой? Ваше благородие, вы бы у него мои копеечки забрали.

– Ишь ты! А чем докажешь, что денежки-то тебе принадлежат?

– У меня ведь и кошелек был, красной ленточкой повязан.

– А ну-ка, милейший, – обратился городовой к растерянному дядьке. – Документы прошу.

– Чего вы, любезнейший, себе позволяете? Да знаете ли вы, кто перед вами?!

– А мне и знать не надобно. Вы мошенник, вот мой ответ! – веско отвечал городовой, посмотрев через плечо в надежде на поддержку собравшихся.

– Ты бы его, ваше высокоблагородие, кулачищем по мордасам, – бесхитростно подсказал нищий, – тогда он враз поумнеет.

– Бумагу покажи! – пронзительно крикнул городовой, побагровев. – Карманы выворачивай!

Дядька сунул руку в карман и неожиданно вместе с собственным бумажником вытащил кошелек, перевязанный красной лентой.

– Господа! Да это же мой кошелек! – с чувством проорал хитрованец, как будто ему теперь предстояло ночевать не в богадельне, а в «Метрополе». – Уф, негодный!

– Даку-ументики пра-а-шу! – вытянул вперед руку городовой.

– Извольте, – положил на ладонь городового удостоверение расстроенный дядька.

Суровость стража спадала по мере того, как он вчитывался в документ. Потом он вдруг смущенно побагровел, беспомощно захлопал ресницами и, давясь словами, вымолвил:

– Вы бы уж на меня не серчали шибко, господин товарищ министра, недоразуменьице случилось. На службе-с я, за порядком поставлен следить. Ох, незадача вышла, – вытер он рукавом проступивший пот.

– Ладно, – хмуро буркнул товарищ министра, видно, явно удовлетворенный, – буду считать, что от усердия казус вышел. Подбросили мне кошелек.

– Господа! Господа! – заволновался в толпе молодой человек лет двадцати пяти. – Да это же сам Бутурлин! Он в министерстве иностранных дел служит. Ему сам император конфиденциальные дела поручает. А нищий этот плут! Я же видел, как он его сиятельству кошелек в карман сунул! Ах, плут! – негодовал молодой человек.

– Господа, а куда подевался нищий? Где бродяга?

– Батюшки, да он же исчез!

– Еще попадется он мне! – помахал городовой огромным кулаком невесть куда. – Вы уж, ваше сиятельство, извиняйте. Промашка вышла.

– Ладно, голубчик, разобрались уже, ступай себе, – милостиво бросил Бутурлин.

– Господа! Сюда! – раздался возбужденный голос с противоположного конца зала. – Посмотрите, сейф-то пуст!

Несгораемый шкаф стоял распахнутым. Одна из створок слегка скрипнула, когда кто-то случайно коснулся ее рукой.

– Кто же это? Три замка открыл!

Некрасов отшвырнул в сторону сигару и могучим ледоколом принялся пробираться через плотную толпу.

– Кто открыл? – прокричал он в самое лицо мужчине, стоящему рядом с сейфом. Тот был одет в обыкновенный клетчатый костюм. Однако на его лице застыл отпечаток настороженности: такое выражение бывает у гренадеров, стоящих на страже у государева кабинета. Не оставалось сомнений в том, что он принадлежал к людям казенным.

– Виноват, ваше сиятельство, не заметил, – слегка подобрался служака, вытянувшись.

– Для чего ты здесь поставлен, для мебели, что ли?! – все более распалялся Некрасов. – Сказано же тебе было: как откроют, так дуди себе в свисток!

– Отвлекся малость, – повинился служивый. – Там нищий какой-то к дядьке приставал, вот я и засмотрелся.

– А тебе за что платят, дурачина, за смотрины, что ли?! – уже в голос кричал Некрасов. – Это надо же, в один раз на триста тысяч нас наказал! Да, может, они специально потасовку затеяли, чтобы деньги из сейфа выгрести.

– Вспомнил, ваше сиятельство, – просветлел городовой. – В последний раз к шкафу мужчина подходил.

– Какой он из себя?!

– Молодой. Лет тридцати пяти, не более. Усы у него рыжеватые, – вспоминал городовой. От усердия он даже наклонил слегка голову набок, тем самым напоминая ворону, высматривающую среди кучи отбросов золотую поживу. – Подошел, отмычку сунул, а потом я уже и не видал.

– Мне что, хватать всех с бородой и усами? – шипел Некрасов.

– Ваше сиятельство…

– Какие у него были глаза?! Ты запомнил цвет глаз? – вцепился он в плечо городового.

– Как-то не приметил.

Некрасов убрал руку с плеча городового, а потом спокойным тоном объявил:

– Однако ты болван, братец. Видно, придется тебя гнать из Москвы. Будешь теперь у меня кандальников этапировать.

Некрасов заглянул в сейф. Он был пуст, если не считать ярко-алой розы, которая одиноко лежала на прохладном металле. Именно там, где несколько минут назад находилась коробка с тремя сотнями тысяч.

Савелий зашел в мужской туалет. Набросил на дверцу крючок и распахнул саквояж. На самом дне покоились триста тысяч рублей. Неплохое это ремесло – медвежатник, заработал за каких-то несколько минут целое состояние!

Он посмотрел в зеркало и не узнал себя. На него смотрел импозантный мужчина средних лет с коротко стриженной бородкой. Совершенно незнакомое лицо. В таком облике его вряд ли признал бы даже старик Парамон. Савелий прикрыл усы и бороду ладонью. Глаза его, слегка запавшие, были бледно-голубые. Такие глаза бывают у хладнокровных преступников и расчетливых любовников.

Савелий не относил себя ни к тем, ни к другим.

Новый образ пришелся Савелию по душе, и он подумал о том, что в скором будущем наверняка отпустит бороду. Аккуратная растительность на лице даже самому простоватому лицу придает значительности.

Взяв усы за самый кончик, он осторожно потянул их. Они отлепились, слегка щипнув кожу. Затем осторожно взялся за бороду и аккуратно отодрал и ее. Невольно улыбнулся, увидев себя прежнего. Скомкав театральный реквизит, он бросил его в унитаз и тщательно смыл. Еще раз проверил, хорошо ли заперт саквояж, и, убедившись в его надежности, открыл дверь.

У парадного подъезда здания его поджидал экипаж, запряженный крепкой вороной лошадкой. Извозчик, унылого вида татарин, в недорогом армячке был доверенным лицом старого Парамона. Он никогда не расставался с «вальтером», и Савелий был уверен, что при надобности они сумеют устроить нешуточную пальбу.

Распахнув дверь, он направился к выходу.

Лиза стояла рядом с огромным несгораемым шкафом, который только одним своим видом должен был испугать любого медвежатника. Взгляд у девушки был заинтересованным, как будто она хотела попробовать свои нешуточные чары на суперкрепких запорах.

Савелий уверенно пошел в сторону барышни. Выйти они должны непременно вдвоем. В этом случае на них никто не обратит внимания, разве что на женщину, которая среди окружающих выделяется не только необыкновенно правильными чертами лица, но и манерами потомственной аристократки. Каждый, кто ее заметит, наверняка будет ломать голову: благодаря какой такой прихоти зрелый плод светских салонов упал с бельэтажа на брусчатку тротуара, истоптанного грязными подошвами ремесленников и мещан.

– Лизанька, вы ли это? – услышал Савелий чей-то звонкий восторженный голос.

И в следующую секунду увидел, как из толпы вышел чернявый мужчина средних лет и, сверкая словно начищенные ботинки, устремился прямо к Лизе.

– Господи, вы меня не узнаете?! Да что же вы, право, я – Петр Николаевич… Александров. Ну теперь-то вспомнили?

Лиза обдала его арктическим холодом, передернула хрупким плечиком и отвечала твердо:

– Помилуйте, вы обознались. Я вас совершенно не знаю.

– Господь с вами, душечка, – почти терял терпение господин. – Наш с вами обед обернулся для меня едва ли не разорением. А вы утверждаете, что видите меня впервые в жизни.

Савелий с ужасом отметил, что на них начинают обращать внимание. Попахивало скандалом, и каждый хотел стать свидетелем развязки.

– Отойдите от меня, иначе я позову городового!

– Ах вот как! Так вы меня еще пугаете, милочка! – забасил угрожающе Александров. – Да известно ли вам… А может быть, это я позову полицию? Уж не одна ли вы шайка?! Мне-то вы представились барышней приличной, а сами-то вот как! Да кто бы мог подумать о таком! Пойдемте в полицию, – вцепился банкир в руку Лизы. – Я требую объяснений!

В этот момент она увидела Савелия. Ему даже показалось, что девушка метнулась в его сторону.

– Отпустите! – В глазах Елизаветы мелькнула ярость.

В правом кармане пиджака у Савелия лежал автоматический пистолет «вальтер». Эту игрушку в прошлом году он выиграл на Хитровке в карты у одного храпа, который в свою очередь украл ее у пристава. Савелий сунул руку в карман, и тотчас пальцы нащупали прохладный металл.

– Нет, позвольте, душечка, вы нам все расскажете, где ваши сообщники!

– Что вы себе позволяете?

Савелий взвел курок.

– Барин, что же ты делаешь? – отошел от стены косматый детина саженного роста. – Почто девицу несносными словами смущаешь? – И негромко, вкладывая в каждое слово злобу, процедил: – Отошел бы ты, барин, не хотелось бы греха на душу брать.

Петр Николаевич с плохо скрываемым страхом посмотрел на детину. Хватка Петра Николаевича заметно ослабела, а Лиза выдернула руку и опрометью бросилась к дверям. Следом неторопливо пошел Савелий.

Пролетка стояла в условленном месте – у самого выезда. Лошадка нетерпеливо стучала копытами, предвкушая быструю езду. Извозчик нервничал: он то брался за поводья, а то вдруг сбрасывал их на круп лошадки. И когда из здания вышли взволнованная Елизавета, а следом за ней Савелий, его тоскующая физиономия приобрела осмысленность.

– Где же ты, барин, пропадаешь? – нарочито громко произнес он. – Я тебя, поди, целый час прождал. Теперь ты одним гривенником не отделаешься.

– Ничего, голубчик, – улыбнулся Савелий, подсаживая Елизавету. – За твое долготерпение ты от меня рублевку получишь. Выпей на извозном дворе за мое здоровье.

– Уразумел, барин, – весело отозвался татарин и уже тише, заглядывая в самое лицо Савелию, произнес: – Все ли в порядке, Савелий Николаевич? Я уже беспокоиться начал.

– Обошлось, – негромко произнес Родионов. – Трогай!

Извозчик поднял вожжи и хлестко опустил их на круп лошади. Колеса пролетки выбросили в сторону ворох гравия, и вороная, набирая скорость, устремилась прочь со двора.

– Господи, да как же это я, – ломала Лиза руки. – Господи, да он же меня не отпускал.

– Успокойся, Елизавета, все позади.

– Господи, а если он меня в следующий раз увидит? Я же пропаду.

– Тебе не стоит волноваться, никто тебя не увидит, – отозвался Савелий.

Кучер погонял резво, заставляя случайных прохожих выскакивать на тротуар.

– Караул! – напрягая легкие, орал он, когда какой-нибудь нерадивый пешеход принимал проезжую часть за тропинки Тверского бульвара. – Поберегись!

Порой казалось, что пролетка вот-вот опрокинется набок. На крутом вираже она вставала на два колеса, скрипя осями, после чего с громким стуком опускалась на мостовую.

– Если бы не тот мужчина, я даже не знаю, что было бы, – понемногу приходила в себя Елизавета.

– Успокойся, дорогая, ничего бы не случилось.

– А ты, случайно, не знаешь того мужчину… ну, что за меня заступился?

– Знаю, милая, его зовут Андрей. Смею тебя уверить, милейший человек!

Савелий невольно улыбнулся, вспомнив о том, как несколько дней назад милейший человек разбил лбы двум городовым.

– Куда изволите, Савелий Николаевич? – извозчик попридержал малость лошадку, когда они отъехали уже изрядное расстояние.

– А ты, я вижу, позабыл, – укоризненно произнес Савелий. – Вези меня на Большую Дмитровку.

– Уразумел, Савелий Николаевич, – отозвался извозчик и кнутом поддал по крупу лошади.

На Большой Дмитровке находился дом Левитина, где Савелий Николаевич снимал в третьем этаже четыре комнаты.