Читать книгу Медвежатник фарта не упустит - Евгений Сухов - Страница 4

– Что топтуна заслали, это хорошо. Пусть смотрит в оба. «Сибирские нумера» обложить так, чтобы мышь не проскочила. Брать надо Жоха, непременно брать. Погоди, сейчас сам буду.

Начальник Казанской судебно-уголовной милиции Николай Иванович Савинский небрежно бросил трубку. Был он плешив, сухощав, носил аккуратно стриженные усики и бородку клинышком, отчего крепко походил на знаменитого казанского полицмейстера Васильева образца 1909 года. Сие сходство было единственным явлением, роднящим Николая Ивановича с покойным титулярным советником. Его судьба вообще была очень необычной. Слепая планида выделывала с ним такие кунштюки и коленца, которые вряд ли случались в жизни еще кого-либо.

Ну, кто бы еще мог похвастать, что стал простым уездным учителем, являясь при этом богатым и успешным потомком родовитого польского шляхтича, в жилах которого текла кровь польских и французских королей?

Кто бы мог еще иметь в своей биографии столь неожиданную метаморфозу, как переквалификация скромного уездного учителя в полицейского надзирателя шестой (причем самой неблагополучной) части города Казани, в коем вдруг открылся явный талант по стезе сыскного дела?

Это коллежский асессор полицейский надзиратель Савинский без единого выстрела взял в девятьсот четвертом году на «малине» крайне опасного вора-рецидивиста и громилу Коську Барабаша, наводившего ужас на Адмиралтейскую и Ягодную слободы.

Это губернский секретарь пристав Савинский накрыл в девятьсот седьмом секретную лабораторию по изготовлению бомб в доме старика Мацинмахера на Первой горе и заарестовал один троих громил-экспроприаторов, рядившихся в революционную личину анархо-синдикалисто-коммунистов.

А сколько преступлений, крупных и мелких, было им предотвращено за время служебной деятельности, ведает только один бог.

Впоследствии Савинский протекцией самого казанского губернатора был назначен начальником Сыскного отделения при Городском полицейском управлении, когда в июле девятьсот восьмого года был принят высочайше утвержденный и одобренный Госсоветом и Государственной Думой закон об организации сыскных служб в губернских городах.

Прослужив в этой должности девять лет, имея на своем личном счету десятки задержаний и получив чин коллежского советника, что соответствовало чину армейского полковника, принял предложение новых властей города и стал начальником Казанской судебно-уголовной милиции, что тоже поразило многих знавших его людей. Словом, его странная судьба продолжала выделывать с ним невероятные коленца.

Итак, заявив, что некоего преступника надлежит немедленно брать, начальник Казанской судебно-уголовной милиции Савинский бросил трубку телефонного аппарата и самолично отправился на задержание в одном из двух приданных милиции автомобилях марки «Мерседес-Бенц».

* * *

Удивительно, как ему удалось в тот раз уйти. Казалось, дом на Тихвинской обложили так, что мышь не проскочит. Шутка ли, восемь опытных милиционеров. Сила! А он, прикончив в перестрелке двоих и ранив одного, все же сумел уйти. После чего затаился, лег на дно.

Хитрый, гад, расчетливый. Не зря погоняло у него – Жох.

В милицейском архиве была фотографическая карточка Жоха: умные живые глаза, высокий лоб, правильные черты лица, скрашенные курчавой бородкой и пышными усами. Словом, вполне презентабельный вид. И в голову не придет, что сей авантажный господин есть опаснейший рецидивист-налетчик, на совести которого несколько убийств. Впрочем, о какой совести может идти речь! Таковая тонкая материя у бандита Жоха положительно отсутствовала.

– Ни в коем случае не прекращать поиски! – горячился на оперативных совещаниях Николай Иванович. – Непременно и решительно искать! Искать всюду, где только возможно, в притонах, малинах, выходите на его приятелей, сообщников. Ищите у людей, которым он доверяет и у которых мог бы затаиться на время. Он не мог просто так исчезнуть из города. Этот Жох не просто вор-налетчик. Он убийца милиционеров. Нельзя допустить, чтобы такое злодеяние осталось безнаказанным.

На поиски Жоха были брошены лучшие силы городской милиции; они трясли на предмет выяснения схрона Жоха уголовные элементы всех мастей: фармазонщиков, вешальщиков, багажников, гостиничных воров, карманников, взломщиков, ширмачей, спецов гоп-стопа и несгораемых шкафов, профессиональных нищих и солистов иных уголовных специализаций. Трясли с усердием, на какое только были способны обозленные фараоны, невзирая на чины и статусы в уголовном мире, благо, что для экзекуций у Савинского было немало возможностей. Мешая масти, они подсаживали «громилу» к «маргариткам», а уважаемого «ивана» позорили прилюдной пощечиной.

Агенты Савинского денно и нощно мотались по кабакам, трактирам да притонам казанских слобод с фотографической карточкой Жоха в карманах. Милицейские из бывших городовых работали с секретными осведомителями, коих имели еще с дореволюционных времен не по одному и не по два, работали и с дворниками, из которых «стучал» в милицейские, как в ранее полицейские, участки каждый второй, не считая каждого первого.

Все мимо!

И вдруг прямо к Савинскому на квартиру заявился знакомый по прежним временам старший дворник, прежде бывавший осведомителем, и доложил, что только что видел Жоха, входящего в «Сибирские нумера».

– А ты ничего не путаешь? – не сразу поверил в удачу Николай Иванович.

– Господь с вами, гражданин начальник. Не путаю я ничего. – Для пущей убедительности дворник даже поднес пальцы ко лбу, чтобы осенить себя крестным знамением, но раздумал. Не то нынче время! – Он это, не сумлевайтесь, с барышней проходил, – уверил его дворник. – Мне же и прежде приходилось его видеть. Исхудал малость, но это он!

– Спасибо, Никифор. Коли окажется, что ты прав, считай, две «красненьких» у тебя в кармане.

До «Сибирских нумеров» авто с открытым верхом по случаю летнего времени домчало Савинского меньше чем за четверть часа. Топтун оказался на месте и доложил, что Жох из нумеров не выходил и что милицейский наряд в количестве восемнадцати человек прибыл и обложил дом, как он, товарищ Савинский, и велел: мышь не проскочит!

«Сибирские нумера» оказались настоящим кипящим муравейником. В небольшом трехэтажном здании со множеством крохотных квартир и комнат кто только не проживал: студенты и гимназисты, жительствующие в одной квартире целыми землячествами; крестьяне, приехавшие в город торговать; приказчики и мелкие купчики, называвшие себя красными коммерсантами; спившиеся и потерявшие службу чиновники; аферисты и карточные шулеры; цеховые и поденщики; средней руки мошенники и воры всех возможных специализаций; еще не совсем опустившиеся проститутки; в пух разорившиеся дельцы и прочая человечья шелуха и отребье.

Дом этот ежеминутно впускал и выпускал множество людей, и не разглядеть в этом потоке народа, веером рассыпающегося по переулкам города, Жоха было вполне реально. Поэтому Николай Иванович заторопился, к тому же им, как всегда случалось, когда он был на правильном пути, овладел нешуточный охотничий азарт.

В первой квартире, куда вошли «именем революционного закона» Савинский со своим помощником, жили беженцы-крестьяне, большущая семья из четырнадцати человек. Про человека с фотографической карточки они ничего не знали и никогда его не видели. Извинившись, Савинский с помощником пошли дальше.

Ничего не знали о нужном милиционерам человеке и в следующих двух квартирах, но вот в четвертой по счету бойкая девица, явно облегченного поведения, ответила точно и ясно на все вопросы Николая Ивановича.

– Знаю такого, – отвечала она, накинув для проформы шаль на прозрачный пеньюар, под которым явственно просматривались кружевные панталончики с рюшами и оборочками и черный лиф. – Это Машкин хахаль. Она с матерью живет на третьем этаже в триста восьмом нумере.

Перешагивая через ступеньку, Савинский с помощником поднялись на третий этаж и нашли нужную квартиру.

– Ну что, начали? – прошептал Николай Иванович помощнику, расстегивая кобуру и доставая казенного образца «смит-и-вессон».

– Начали, – кивнул помощник и взвел револьверный курок.

Савинский громко постучал. Потом еще и еще.

В квартире послышалось шевеление.

– Кто там еще? – спросил сонливый женский голос.

– Это из санитарно-эпидемиологической станции, – громко произнес Савинский, с трудом выговорив столь длинное название. – На предмет наличия грызунов и прочих вредных насекомых. Тут жалоба поступила.

– Нет у нас никаких насекомых, – недовольно ответили из-за двери.

– Мы должны убедиться в этом лично, – продолжал настаивать Николай Иванович. – Служба у нас такая.

– А я вам говорю: нет у нас ни мышей, ни тараканов, – послышался еще более недовольный ответ.

– Если нет, нам тогда меньше работы, только распишитесь, пожалуйста, в бумаге, и мы тотчас уйдем, – примирительно продолжал настаивать Савинский.

По ту сторону двери дважды повернули ключ, и дверь открылась. Помощник Савинского Лузгин тотчас толкнул ее плечом и, едва не сбив с ног молодую женщину, прошел внутрь нумера.

Савинский тоже вошел и встал в прихожей, блокируя выход и не спуская глаз с женщины.

– Чисто, – вернулся в прихожую Лузгин.

Савинский кивнул и посмотрел на женщину.

– Начальник следственно-уголовной милиции Савинский. Давайте пройдемте в комнаты.

Квартира была небольшая: гостиная, спальня и кухня, она же столовая.

Савинский с хозяйкой устроились в гостиной, за круглым столом под розовым абажуром с витыми бархатными кистями. Вполне идеалистическая семейная картина. Не хватало разве что самовара, фарфоровых чашек с блюдцами, печенья и вишневого варенья в стеклянных розетках.

Савинский достал из кармана остро заточенный карандаш и памятную книжку.

– Ваше имя?

– Это что, допрос? – нервно вскинула голову женщина.

– Нет, – спокойно ответил Николай Иванович. – Но мы представители революционного закона, и на подобного рода вопросы вы обязаны отвечать.

– Хорошо, – дернула она плечом. – Мария Ивановна дочь Кусова.

– Род занятий?

– Помогаю матери торговать в мелочной лавке, – передернула она плечиками.

– Где? – зачиркал что-то в памятной книжке Савинский.

– На Малой Проломной, за Москательным рядом.

– Сейчас она на месте?

– Не знаю, – тонкие губы брезгливо поджались. – Она мне не докладывается.

– Хорошо. – Савинский пошарил в карманах, достал фотографическую карточку Жоха и положил ее на стол перед Кусовой. – Вам знаком этот человек?

Едва посмотрев на карточку, девица произнесла категорическим тоном:

– Впервые вижу.

Пододвинув снимок ближе, Николай Иванович сдержанно настаивал:

– Будьте любезны, посмотрите хорошенько.

– А кто он такой?

– Его зовут Григорием Филипповичем Мазиным. Кличка Жох. Он бандит.

Кусова слегка приподняла снимок, сделав вид, что внимательно рассматривает его лицо.

– Нет, – глядя мимо Савинского, сказала она. – Этот человек мне совершенно незнаком.

– Вот как? – изобразил Савинский удивление. – И не видели его никогда?

– Вы правы, никогда не видела, – с явным вызовом ответила молодая женщина.

– А вы знаете, в этом доме есть свидетели вашего с ним знакомства. Говорят даже, что он ваш… ухажер, – упорствовал Николай Иванович.

– Кто это говорит, пусть у того язык отсохнет, – обожгла Кусова недобрым взглядом Савинского. – Все, товарищи хорошие, я устала и спать хочу.

В это время в замочной скважине послышался отчетливый шорох – кто-то пытался отомкнуть дверь. Стараясь не шуметь, Лузгин кинулся в прихожую и вжался в стену, держа револьвер наготове. А Николай Иванович не сводил взгляда с Кусовой и видел, как расширились ее зрачки, как напряглись мышцы лица, выдавая неподдельное волнение. А потом вдруг ее лицо сделалось обыкновенным, можно даже сказать, сонливым: открыв дверь своим ключом, в прихожую вошла пожилая женщина.

«А ведь это мог быть и Жох, – подумалось Савинскому. – Очевидно, он находится где-то в здании. Судя по реакции Кусовой, он еще не приходил к ней и может появиться здесь в любое время. И она его, похоже, ждет».

Теперь за круглым столом под розовым абажуром сидело уже четверо. Женщину, как выяснилось, звали Антониной Гавриловной.

– А позволительно будет поинтересоваться, чем мы обязаны вашему приходу? – с ехидцей спросила она. – Вы нас в чем-то подозреваете, товарищи?

– Вашей дочери мы уже все объяснили, – терпеливо ответил ей Лузгин. – Так что давайте посидим смирненько.

– Вы меня не отпускаете?

– Нет.

– Хорошо, у вас имеются какие-то претензии к моей дочери, – оглядела она обоих милиционеров, стараясь вложить во взгляд презрение. – А какие претензии имеются у вас ко мне?

– Ничего, я объясню, – остановил Николай Иванович жестом руки Лузгина, собирающегося что-то сказать. – Ради вас, сударыня, – употребил Савинский вежливую форму старорежимного обращения к дамам, – мы начнем все сначала. Итак, ваша дочь подозревается в связи с налетчиком, рецидивистом и убийцей Григорием Филипповичем Мазиным по кличке Жох, а также в его укрывательстве, то есть непредоставлении о нем сведений правительству и властям, что является нарушением гражданского долга каждого гражданина республики и подпадает под статью четырнадцатую Уложения о наказаниях. Вам все понятно, дражайшая?

– Не знаю я никакого Мазина, мама, – вскинулась было дочь, на что Савинский не преминул заметить:

– У нас есть свидетель, который подтвердит знакомство вашей дочери с Жохом. При необходимости, я думаю, мы найдем не одного такого свидетеля.

– Но моя дочь могла и не знать, что человек, с которым она встречается, – преступник, – вполне резонно заявила Кусова-старшая.

– Могла, – согласился Савинский. – Но зачем тогда она отрицает знакомство с ним?

– Это недоразумение.

– Так что давайте подождем и выясним это недоразумение.

Жох пришел через четверть часа.

Когда в дверь осторожно постучали, Савинский и Лузгин на цыпочках прошли в прихожую и встали около двери друг против друга.

– Кто там? – спросила Кусова-младшая сорвавшимся от волнения голосом.

– Открывай, – послышалось из-за двери. – Я это, неужели не узнала.

– Беги! – завизжала вдруг Кусова так, что у Савинского заложило уши.

А потом на него прыгнула большая дикая кошка, в кровь царапая лицо и метя когтями прямо в глаза. Лузгин, оттолкнувшись от стены, бросился всем телом на дверь, и та, слетев с петель, плашмя упала в коридор. Помощник упал вместе с ней, что спасло его от пули: Жох, успевший отбежать лишь на пару саженей, стрелял почти в упор. Этого мгновения Савинскому хватило, чтобы сбросить с себя Кусову и выскочить в коридор. Жох был уже у лестничной клетки, и Николай Иванович бросился за ним, крикнув на ходу поднявшемуся на ноги Лузгину:

– Стерву стереги!

Пуля просвистела возле самой головы, подняв ветерком клок его волос. Еще одна, чиркнув по стене, отбила кусок штукатурки и ударилась в чью-то запертую дверь. Когда Савинский добежал до лестничного пролета, Жох уже спустился на второй этаж. Опасаясь, очевидно, что выход из дома блокирован, он побежал по коридору второго этажа. Когда Савинский вбежал в коридор, Жох уже миновал его середину.

– Стоять! – крикнул Николай Иванович и выстрелил, не целясь.

Жох, не оборачиваясь, выстрелил в ответ. На шум приоткрылись двери нескольких нумеров, и в их проемах показались встревоженные лица постояльцев.

– Не выходить, не высовываться, закрыть двери! – зло гаркнул Савинский прямо в перепуганные лица и вскинул руку.

Жоху до конца коридора, где был поворот на пожарную лестницу, оставалось несколько саженей.

Пять, четыре…

Николай Иванович остановился, прицелился…

Три, две…

Затаил дыхание…

Одна…

И плавно нажал на спусковой крючок.

Жох вскрикнул, упал, затем рывком поднялся и бросился в окно. Раздался звон разбитых стекол, а затем два выстрела вдогонку.

– Уходит! – заорал кто-то внизу на улице, и Савинский бросился к выходу.

Когда он выскочил из «Сибирских нумеров», то встретил из милицейского наряда только старого Игнатьича.

– Он побёг по Пушкинской, – заявил Савинскому Игнатьич, махнув рукой.

– А где остальные? – оглядываясь, спросил Николай Иванович.

– Так за ним побегли.

– Гони на Пушкинскую! – впрыгнул Савинский на кожаное сиденье автомобиля.

Через минуту они нагнали группу милиционеров.

– Он свернул! – закричал Савинскому один из них. – На Воскресенскую.

– Поворачивай, – приказал водителю Николай Иванович.

Проехали квартал, другой.

– Вон он! – заорал, не оборачиваясь, водитель.

Но Савинский и сам уже видел Жоха, бежавшего по Воскресенской в сторону Гостиного двора. Налетчик был ранен, одна рука его висела плетью, что, однако, не мешало ему бежать весьма резво.

Заслышав шум мотора, Жох оглянулся. Увидев мчавшийся за ним автомобиль начальника милиции, бандит припустил пошибче; не сбавляя скорости, свернул с Воскресенской улицы в проулок, ведущий к Черному озеру, заросшему по берегам вековыми деревьями и кустами, в которых надеялся затеряться.

– Давай заворачивай за ним! – крикнул водителю Савинский.

Милицейское авто со всего маху резко повернуло, едва не наехав на женщину в летнем дипломате, переходившую проулок. Только в самый последний момент водителю удалось вывернуть руль, и автомобиль промчался мимо, задев-таки ее правым крылом. Женщина отлетела на тротуар, но Николай Иванович успел увидеть ее лицо.

Знакомое лицо. Еще из той, прежней жизни.

Медлить больше было нельзя. Жох вот-вот мог достигнуть спасительной для него прибрежной рощицы. Савинский взвел курок револьвера и, прицелясь, дважды выстрелил. Налетчик как-то неловко запнулся, ноги его заплелись, и он, пробежав неуверенных несколько шагов, рухнул на мостовую. Тело его несколько раз перевернулось и замерло.

– Как вы его сняли-то, а? – в восхищении обернулся на Савинского водитель, притормаживая возле распростертого на мостовой тела.

Жох был мертв. Обе пули Николая Ивановича попали в цель: одна в спину прямо против сердца, а другая в голову. Делать здесь больше было нечего.

Обратно они возвращались той же дорогой. Женщины, которую они сбили, на тротуаре уже не было.

«Слава богу, – подумал Николай Иванович, морща лоб. – Очевидно, дамочка отделалась только ушибами. Но где же я мог ее видеть?»