Читать книгу Джоконда улыбается ворам - Евгений Сухов - Страница 7

Утром, положив в сумку альбом, Леонардо отправился в горы. Домашним оставалось только гадать, что же мальчик делает среди скал в одиночестве столь длительное время. Однажды Пьеро увидел сына у водопада: застыв, будто статуя, Леонардо разглядывал падающий поток воды и вглядывался в завихрение пузырьков. В какой-то момент Пьеро подумалось: «Не заболел ли Леонардо? Может, его следует показать священнику, умеющему изгонять вселившихся бесов?» Но уже в следующую секунду Леонардо извлек из сумки листок бумаги и карандаш и принялся быстро зарисовывать водопад с мириадами поднимавшихся к поверхности пузырьков. Опасаясь быть обнаруженным, Пьеро тотчас спустился по склону.

Отлучки в горы становились все продолжительнее, мальчик не тяготился одиночеством, а рисунки, что он приносил, становились все совершеннее. В его зарисовках легко угадывались окрестности Винчи: гора Монте-Альбано с темными заросшими мхом скалами; многочисленные стремительные ручьи, рассекавшие лесной горный массив; огромное количество водопадов.

Особенно Леонардо удавался вид Винчи со стороны виноградников, что зеленым правильным квадратом взобрались на середину склона. Кварталы были тщательно прорисованы, а в городском замке можно было подсчитать даже количество бойниц.

Глядя на рисунки молодого Леонардо, дед лишь прищелкивал языком, дивясь детальности изображения.

– Это надо же такое нарисовать! Кто бы мог подумать, что на такой рисунок способен двенадцатилетний мальчишка. – И, уже широко улыбнувшись, добавил: – У меня таких детей не было. Тебе, Пьеро, повезло, из мальчишки будет толк. Глянь, как нарисовано, – показывал он на ряд оливковых деревьев, с кронами, сформированными в виде бокалов, и высоких кипарисов, чья листва напоминала хвосты каких-то сказочных восточных птиц. – У этого мальца определенно есть дар.

– Вот только что делать с этим даром? Но могу сказать совершенно точно, у него есть дар тратить деньги, которые я ему даю, – пробубнил недовольно Пьеро. – На базаре надо мной уже все посмеиваются.

– А что такое? – озадаченно спросил Беллини, отставляя рисунки в сторону.

– Домой из школы он всегда идет через птичий рынок, а потом на все деньги скупает птиц и выпускает их на волю.

Соломенный Беллини неожиданно громко рассмеялся. Пьеро нахмурился.

– Отец, я не вижу повода для веселья.

– Возможно, что все не так уж и скверно, как тебе представляется. Было бы мерзко, если бы Леонардо покупал птиц, а потом откручивал им головы, – старик сделался серьезным. – Если мы передадим ему семейное дело, то есть риск, что он когда-нибудь пустит его на ветер. Я тебе вот что советую, Пьеро, ты переговори с его учителем, часто они видят в наших детях то, что нам недоступно. Дети значительную часть времени проводят в школе, и эта часть времени скрыта от нашего внимания. Но мы всегда должны знать, что творится с нашими детьми за порогом дома. А его наблюдения помогут нам понять, куда его лучше определить.

– Пожалуй, ты прав, отец, – подумав, согласился Пьеро. – Я переговорю с господином Бернабо.

* * *

Пьеро застал учителя в небольшом кабинете, откуда через узкое оконце был виден склон горы Монте-Альбано, где произрастали ряды виноградников, прямые, будто бы начерченные по линейке. Прекрасный вид располагал к некоторой мечтательности, может, поэтому с лица Бернабо никогда не сходила блаженная улыбка.

– Я хотел поговорить о своем сыне, – произнес Пьеро, переступая скромно обставленный кабинет.

Бернабо не тяготила окружавшая его скудность, он был из тех немногих чудаков, что живут мечтаниями. Возможно, именно поэтому, несмотря на тридцатилетний рубеж, он оставался неженатым.

– Знаете, я тоже хотел бы с вами поговорить о Леонардо, – жестом Бернабо предложил свободный стул.

– Был бы очень рад услышать ваше мнение о нем.

– У вашего сына невероятно пытливый ум. Обучать такого мальчика – огромное удовольствие. Его интересует каждый предмет, какой я преподаю, и в каждом из них он не только преуспел, но и сделался лучшим. Прежде мне не приходилось обучать столь смышленого ученика.

– Вот как?! – Пьеро присел на стул. – Признаюсь, я никак не полагал, что услышу столь лестную оценку. По мне, так он просто похож на бездельника, который не желает заниматься домашними делами. Уходит в горы и рисует там неизвестно что!

– Мне известно о его увлечении рисованием. Он рисует в горах природу и животных.

– По моему мнению, это не совсем мужское занятие, – попытался возразить Пьеро.

– Уважаемый господин мессер, вы недооцениваете своего сына, у него очень любознательный ум. Его интересует все, что он видит вокруг: животные, растения, камни. И всему увиденному он старается дать собственное объяснение. Мне приходилось видеть его рисунки, в них он, несмотря на свой юный возраст, передает игру света и тени, – вдохновенно говорил учитель. – В своем развитии он перешагнул не только своих сверстников, но и тех школьников, которые значительно его старше. Хочу вам сказать откровенно, уже через год он освоил нашу школьную программу. В нашем городе ему не место, его нужно определять на учение во Флоренцию. На мой взгляд, у вашего сына большое будущее.

Пьеро выглядел задумчивым – не такого разговора он ожидал.

– Вот оно как. Вы меня несказанно удивили, господин Бернабо, а я-то думал, что он редкостный шалопай. И когда же, по-вашему, я должен отправить его во Флоренцию?

– Мое мнение такое, господин Пьеро: чем раньше вы это сделаете, тем это будет лучше для его будущего.

– Хорошо, я подумаю над вашими словами, – несколько растерянно произнес Пьеро, дав себе слово, что определит его в школу юристов. – Как раз завтра я собирался ехать по нотариальным делам во Флоренцию и рассчитываю там пробыть некоторое время. Так что у меня будет время, чтобы поговорить с нужными людьми о его будущем.

Школу Пьеро покидал в крайней задумчивости, едва не столкнувшись с Франческо – веселым беззаботным крестьянином, искусным птицеловом и рыболовом, который за умеренную плату доставлял к его столу дичь и форель.

– Кажется, я тебя чуть не сшиб, Франческо, – извинился мессер.

– Ничего страшного, господин нотариус… А я как раз вас разыскиваю. Мне сказали, что вы направились к господину Бернабо…

– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросил Пьеро.

– Ничего особенного, – успокоил Франческо, – просто я слышал, что вы в ближайшее время отправляетесь во Флоренцию?

– Да, Франческо, – охотно откликнулся Пьеро, – у меня там проживает один из кузенов, а потом надо заверить документы на землю господина магистра. Так что у тебя, говори?

– Я завершаю строительство дома, и мне бы хотелось его украсить как-то по-особенному. Я вырезал из бука вот такую вещь, – приподнял он выдолбленный из куска дерева щит, напоминающий тот, которым когда-то легионеры пользовались в Древнем Риме.

– Неплохо получилось, – согласился Пьеро.

– Да, я старался. Вот только хотелось бы его как-то по-особенному разукрасить. Вы не могли бы отдать этот щит какому-нибудь художнику? У вас ведь наверняка во Флоренции много знакомых.

Спрятав за скупой улыбкой неудовольствие, Пьеро взял щит. Огорчать Франческо отказом не хотелось, он всегда приносил к его столу самых жирных куропаток и самую большую форель. А потом, он был прекрасный резчик и вырубил скульптуру Девы Марии, которую установили в прошлом месяце перед воротами храма, обещал резными скульптурами украсить фасад его крыльца.

С собой во Флоренцию нотариус собирался везти всевозможный скарб, так что оси кареты выдержат еще одну вещь. Не обломятся! Вот, правда, по городу придется изрядно побегать, чтобы отыскать художника, что возьмется расписать щит.

А потом, такая работа весьма недешевая!

– Договорились, Франческо, я подберу хорошего художника.

* * *

В дорогу мессер Пьеро, пренебрегая расторопностью слуг, предпочитал собираться самостоятельно, аккуратно складывая в карету необходимые вещи. Готовился всегда загодя, на рассвете, пока весь дом еще почивал. Когда карета была нагружена, а застоявшиеся кони нетерпеливо перебирали копытами в предвкушении дальней дороги, он вдруг вспомнил о том, что забыл в прихожей щит. Молитва на дорогу была уже прочитана, пожелание на долгую дорогу выслушано, и возвращаться за оставленной вещью не имело смысла – пути не будет!

Подозвав к себе Леонардо, пробудившегося, чтобы проводить отца, он сказал:

– Вот что, там в прихожей щит лежит, мне его господин Франческо передал… Разрисуй его как следует. – И, широко улыбнувшись, добавил: – Надеюсь, что ты удивишь не только меня, но и господина Франческо.

– Я не подведу тебя, отец, – пообещал Леонардо.

Усаживаясь в карету, Пьеро скомандовал извозчику:

– Чего встали? Поехали!

Кучер, взмахнув поводьями, поторопил лошадей. Тряхнув густыми рыжими гривами, лошади невесело зашагали, увлекая за собой груженую карету.

* * *

Вернувшись в дом, Леонардо взял щит и осмотрел его внимательно со всех сторон. Вырубленный из цельного куска дерева, с идеально отполированной выпуклой стороной, он представлял собой идеальное полотно для рисования. И вскоре Леонардо пришла идея, как лучше украсить щит. В самом центре должна быть голова Медузы Горгоны, вылезающей из кромешного ада. Осталось только придумать подходящую для нее свиту.

Несколько дней Леонардо выходил в горы и отлавливал на лугах ящериц, мохнатых пауков, кузнечиков, жуков. Не хватало лишь змей, из которых он создал бы подобающий образ. Ему повезло на следующий день, когда он возвращался домой. Спустившись с гор в долину, Леонардо увидел на дороге змею, раздавленную колесами телеги. Узор на шкуре был сильно поврежден, но зато сохранилась голова. Уложив ее в корзину вместе с прочими тварями, Леонардо принес добычу домой и, заперевшись в сарае, принялся перерисовывать собранных животных на щит. Работа так его захватила, что он не замечал запаха, источаемого умершими животными. Зловониями пропиталось не только тесное помещение, но и волосы и вся одежда Леонардо.

Через неделю, к самому приезду отца, работа была выполнена. Разглядывая вычерченные на щите образы, Леонардо остался доволен, – замысел был воплощен всецело, а образы усиливали яркие краски.

Карета заехала во двор и остановилась перед домом. Расторопный слуга распахнул дверцу кареты и, почтительно согнувшись, стал дожидаться, когда мессэр Пьеро выйдет наружу.

Нотариус пребывал в прекрасном расположении духа. За прошедшую неделю он сумел едва ли не вдвое увеличить число своих клиентов, среди которых было два помощника бургомистра, что поднимало его семейное дело на новую высоту. А кроме того, он сумел переговорить о будущем Леонардо, и директор одной из лучших юридических школ пообещал, что возьмет его в студенты.

Возвращаясь из Флоренции, Пьеро неизменно приезжал с подарками. Кроме обычных сладостей, он привозил лампы, фонари, старинные статуэтки, картины, что придавали дому подобающий уют.

Подарки для Леонардо оставались неизменными: юноша предпочитал холсты и краски. В этот раз он купил для него мольберт, потратив на подарок пятьдесят дукатов, и очень надеялся, что это вполне достаточная компенсация за то, что вместо обещанного ученичества в мастерской художника ему придется заняться юриспруденцией.

Аккуратно завернув мольберт в бумагу, нотариус понес его в дом, где торжественно и в присутствии всей семьи раздал подарки.

– А это тебе, Леонардо. Мольберт…

– Отец, я хотел показать тебе щит, – ответил Леонардо.

– Какой еще щит? – спросил нотариус, позабыв о своей просьбе.

– Тот, что ты мне отдал перед дорогой. Щит господина Франческо.

– Ах, это… Ну показывай.

Перевернув щит разрисованной стороной, Леонардо поднес его к лицу отца.

Выпавший из рук нотариуса мольберт стукнулся об пол, и Пьеро с расширенными от ужаса глазами попятился к выходу. Со щита на него смотрело чудовище с разинутой пастью. Вместо волос у него были длинные извивающиеся гадины со струящимися из пасти языками; из красных раскаленных глаз полыхал огонь, а из раздувающихся ноздрей валил густой плотный дым. Змеи, угрожающе вытянув шеи, стремились вцепиться в его тело ядовитыми зубами, а из темной глубины щита продолжали выползать все новые чудовища с ощеренными пастями, с загнутыми когтями на мохнатых уродливых лапах.

Отступая, Пьеро натолкнулся спиной на стул, тотчас опрокинувшийся. Однако диковинные животные не желали отставать и, изогнув длинные шеи, продолжали его преследовать, вытесняя из комнаты. Видение усиливалось, в какой-то момент ему показалось, что твари спрыгнут со щита и, набросившись, вопьются в его тело своими хищными ужасными зубами.

– Убери от меня этих тварей! Пока они в меня не вцепились!

Отступать было некуда, уперевшись спиной в стену, нотариус невольно прикрыл глаза, готовясь к худшему. Но в следующую секунду раздался спокойный голос Леонардо:

– Отец, это всего лишь рисунок. Он получился именно таким, каким я его и задумал.

Отерев ладонью проступивший на лбу пот, мессер проговорил, освобождаясь от наваждения:

– А я-то думал, что из преисподней пришли дьяволы, чтобы покарать меня за грехи… Сегодня же помолюсь в церкви. Да-а… Нагнал ты на меня страху. Картина производит впечатление. Они как живые. Как тебе это удалось?

– В горах я насобирал насекомых и ящериц, а потом перерисовал их на щит.

– Ты создал настоящий ад, – одобрительно произнес Пьеро. – Если бы я не знал того, что эту картину нарисовал ты, я бы подумал, что ее сотворил сам дьявол! Эти твари способны напугать кого угодно.

– Ты можешь отнести его господину Франческо.

– Франческо, говоришь… – взял наконец протянутый щит Пьеро. Звери, нарисованные на щите, выглядели как живые и одновременно во сто крат ужаснее, чем были бы в действительности. С такой картиной трудно было расставаться. – Я даже не знаю, как тебе все это удалось.

– Мне хотелось, чтобы звери были похожи.

– Знаешь, Леонардо, у тебя самый настоящий талант к рисованию. Ты знаешь о том, что во Флоренции я говорил о твоем будущем?

– Знаю, отец.

– Я договорился о том, чтобы тебя взяли в юридическую школу, – сказал Пьеро, разглядывая щит.

Главной фигурой на щите была мифическая Медуза Горгона, а по сторонам от нее с разинутыми пастями, напоминая бесов, расположились диковинные звери, которых на заднем плане выпускала тьма в виде раскрытой зубастой акульей пасти.

– Да, я знаю отец, – смиренно ответил Леонардо.

– И что ты об этом думаешь?

Пьеро едва коснулся кончиками пальцев головы Медузы, чтобы почувствовать прохладу кожи, но пальцы уперлись в гладкую полированную поверхность. В какой-то момент он вдруг подумал о том, что ее челюсти могут сомкнуться, и, не опасаясь выглядеть смешным, отдернул руку.

– Я бы хотел учиться на художника, отец.

– Хм, вижу, что тебя не уговорить. Хотя, на мой взгляд, рисованием могут заниматься только сыновья дубильщиков или погонщиков мулов, но никак не сын нотариуса.

– Мне очень хочется рисовать, отец.

– Хорошо. Пусть будет так, как ты желаешь. Во Флоренции у меня есть один знакомый художник, это Андреа Верроккьо, – задумчиво продолжал Пьеро, назвав одного из самых знаменитых художников Италии. – Он кое-чем мне обязан… Думаю, что для него не будет обременительным, если я отдам ему в ученики своего сына. А теперь ступай, – продолжал он разглядывать щит, обнаруживая в рисунке все новые зловещие детали, – мне нужно подумать.

Оставшись в одиночестве, Пьеро вновь принялся рассматривать щит. У Леонардо, безусловно, был недюжинный талант, ему следовало всерьез заняться художественным ремеслом, и лучше места, чем Флоренция, трудно было придумать. Во всяком случае, там к художникам относятся едва ли не как к философам. Если Леонардо будет успешен, то через несколько лет его могут принять в гильдию Святого Луки, что позволит ему открыть собственную мастерскую и набирать учеников. Вряд ли его когда-нибудь пригласят расписывать собор, но, во всяком случае, свой кусок хлеба он всегда заработает.

Заглянув в лавку к старьевщику, где нередко попадались весьма интересные вещи, нотариус среди груды старинного хлама рассмотрел древнеримский растрескавшийся щит легионера. Удивительно, но с внешней стороны щита сохранилась даже вбитая гвоздями кожа.

Подняв щит, Пьеро повертел его в руках. Весьма занятная вещица.

– Откуда он у тебя? – удивленно спросил мессер у старьевщика.

– Племянник нашел в одной из пещер, – махнул тот в сторону скал. – Принес вместе с мечом и латами. Если вас интересует, могу продать их.

– А что еще там было?

Прищурившись на потенциального покупателя, продавец ответил:

– Там был еще и скелет. На нем оставалась истлевшая одежда и обувь, – он вытащил из шкафа древнеримские сандалии. – Хотел сначала похоронить его по христианскому обычаю, но отец Бонифаций отказал, сказав, что легионер был язычником. Креста на нем не было.

Гора Монте-Альбано была испещрена многочисленными разветвленными пещерами. Едва ли не каждый год она приносила немало сюрпризов. Например, три года назад вездесущие мальчишки отыскали небольшой сундук с золотыми монетами, пролежавший там, по всей видимости, не менее тысячи лет. Если вдуматься, то в этих находках нет ничего удивительного, – в долине Арно на протяжении многих столетий случались военные кампании, которые просто опустошали этот край. И единственное средство, чтобы как-то сохранить нажитое добро, так это просто подальше спрятать его от людских глаз куда-нибудь в одну из отдаленных пещер. А раз хозяин так и не вернулся за своим добром, то, следовательно, сложил голову где-нибудь на поле брани. Наверняка и этот легионер так же пролежал в пещере не менее тысячи лет. Благоприятный сухой воздух позволил мумифицироваться его телу и в нетленности сохранил все его обмундирование, включая щит, обитый кожей, и сандалии.

Пьеро отрицательно покачал головой.

– Его вооружение мне ни к чему. Но вот щит я забираю. Сколько ты хочешь за него?

Лицо старьевщика приняло задумчивое выражение.

– Думаю, что мы договоримся с тобой на пять дукатов.

– Я тебе дам шесть! Вот, возьми… Только обшей его новой кожей, так, как он выглядел прежде, и подкрась желтой краской побитые места, – распорядился Пьеро.

– Сделаю все как положено, господин нотариус, – оживился старьевщик.

– Я подойду к тебе завтра после обеда, часикам к двум, чтобы было все готово.

– Можете не сомневаться, господин нотариус, сделаю лучше прежнего, – заверил продавец.

* * *

В лавку к старьевщику Пьеро подошел в третьем часу. Тот его уже поджидал и, когда нотариус перешагнул порог, протянул ему щит, обтянутый новой дубленой кожей. Придирчиво осмотрев древнеримский щит, нотариус остался доволен работой и, расплатившись, покатил в карете к Франческо.

Рыболова нотариус застал во дворе. Раскинув огромную мелкую сеть, длинным узким краем заползавшую на угол огорода, где произрастали крупные, величиной в два кулака, помидоры, он распутывал образовавшиеся узлы.

– Франческо, ты просил меня отдать свой щит художнику, чтобы он его разрисовал.

Распрямившись, Франческо зашагал навстречу гостю; поздоровавшись, удивленно спросил:

– Неужели они отказали?

– Тот художник, которому я отдал твой щит, оказался большим растяпой. Он умудрился расколотить его! – произнес он с негодованием.

Франческо выглядел удрученным.

– Это скверная новость, господин нотариус. Очень жаль. Я вытачивал этот щит несколько дней.

– Тебе не стоит унывать, Франческо, – радушно улыбнувшись, продолжал Франческо. – У одного старьевщика я отыскал нечто лучшее. – Вытащив из сумки старинный щит, он протянул его растерянному Франческо. – Возьми его… Это настоящий щит древнеримского легионера.

– Вот так подарок! – радостно воскликнул рыболов. – Даже не знаю, как вас отблагодарить, господин нотариус.

– Мне ничего не нужно, – отмахнулся Пьеро. – Ведь мы же с тобой друзья, а какие счеты могут быть между друзьями?

– Но он же стоит кучу денег!

– Наша дружба для меня значит куда больше.

– За такой подарок я буду благодарен вам по гроб жизни!

Пьеро весело рассмеялся:

– По гроб жизни – совершенно не обязательно, но вот если ты к завтрашнему обеду отловишь для меня пару штук форели, то это будет очень замечательно!