Читать книгу Морской князь - Евгений Таганов - Страница 8

Утром в ромейскую землянку явился Геласий и сообщил, что разрешение на переговоры Дарника с тервигами получено.

– Теперь надо сводить меня в мыльню и вернуть мне мою одежду, – поставил свои условия князь.

– Может, тебе и твое оружие вернуть? – скривился старший декарх.

– Это тоже обязательно. Или вы привыкли на важные переговоры рабов в рубище посылать? – Рыбья Кровь был сама невозмутимость.

Помощник ушел, и князь даже подумал: а не перегнул ли он палку? Но нет. Вскоре явился оруженосец Карикоса и отвел Дарника в мыльню. От словенских бань она отличалась отсутствием пара – просто закрытая камора с печью и ушатом горячей воды. Оруженосец специально указал, чтобы князь по своему варварскому обыкновению не смел плескать воду на печь – она могла просто развалиться, мол, достаточно, что в мыльне просто тепло. Хорошо хоть вдосталь было воды и настоящего мыла. Жизнь ромейского пленника не так уж безнадежна, как принято думать, посмеивался про себя Дарник, с наслаждением плеская на себя горячую воду. В раздевалке его ждала старая одежда. Ее, правда, никто не догадался выстирать, и она сильно пахла чужим потом, тем не менее князь без брезгливости, а даже с удовольствием влез в нее. Вернули даже его шапку. А дополнительный теплый плащ декарха завершил зимний наряд «важного переговорщика». Оружия, правда, не оказалось, но тут князь решил уступить, не капризничать.

Все гребцы, побросав работу, смотрели издали, как Дарник в новом обличье отправляется в путь. Геласий давал ему на дорогу последние наставления. Он единственный из декархов относился к пленнику с явной симпатией. Но служба есть служба.

– Ты хорошо помнишь, что пообещал? Теперь еще на мече поклянись. – Старший декарх протянул словенину свой меч.

– На чужом оружии клятва недействительна, – заметил Дарник.

Геласий кивнул стратиотам, которые должны были сопровождать пленника, и князю тотчас принесли его клевец и кинжал.

Рыбья Кровь засунул клевец за пояс и обнажил лезвие кинжала:

– Клянусь вести переговоры с тервигским зимовьем в пользу иларха Карикоса и всех его воинов!

Пять стратиотов, данных князю в сопровождение – двое лучников и трое щитников с большими овальными щитами, – восприняли сие поручение без особой радости. Чтобы немного приободрить их, Дарник всю дорогу рассказывал смешные истории, которые случались в его жизни, но никто особо не смеялся.

Хорошее настроение не покидало Дарника, хотя он весьма смутно представлял, как именно ему надлежит действовать. Впрочем, такое с ним уже случалось не один раз: сначала предстоящее дело казалось совершенно невыполнимым, а потом словно из воздуха являлось решение, что именно следует делать.

Из всех прежних разговоров с ромеями о вере и из их религиозных книг Рыбья Кровь вынес и примерил на себя лишь постулат об ангелаххранителях, который сильно напоминал верования его родовичей о потусторонней заботе собственных пращуров. Все верно – свои личные способности у него, Дарника, может быть, и не слишком велики, зато уж его ангел-хранитель трудится не покладая рук. Пусть уж и сейчас как-то постарается. Это ему, ангелу, будет в наказание за недогляд, что позволил гребенскому князю стать пленником жалких морских беглецов.

Варагеса – как позже выяснилось, называлось городище тервигов – они достигли к полудню. Возглавлявшего их маленький отряд пентарха больше всего волновало, что они будут делать, если из ворот им навстречу выскочат несколько десятков конных варваров, которым неведомо, что любые переговорщики – неприкосновенные лица.

– Умрем героями, только и всего! – в своей обычной насмешливой манере успокаивал его князь. Но, когда сквозь тусклый предзимний день стало различимо городище и играющие возле открытых ворот дети, те же сомнения возникли и у него. Больше всего Рыбья Кровь опасался, что если выскочат всадники с луками и топорами, то стратиоты не выдержат и пустятся наутек – тогда их точно всех перебьют. Сильно удручало и отсутствие собственной верховой лошади – для степняков пеший человек это даже не половина, а четвертушка воина, а значит, и переговорщика.

Ромейский отряд заметили с расстояния двух стрелищ. Дети и женщины перед воротами засуетились и побежали в городище. Пройдя вперед еще немного, Дарник сказал стратиотам:

– Ждите здесь. Не садитесь, не разбредайтесь, а стойте, как на смотре! – И дальше пошел один. Старался оказаться перед самыми воротами как можно быстрее, но не успел. Когда до входа оставалось шагов пятьдесят, створки ворот распахнулись, и из городища выехали с десяток молодцов, вооруженных луками и полными колчанами стрел.

– Стой! Или наши стрелы превратят тебя в ежа! – закричал на гортанном ромейском их воевода, коренастый сорокалетний мужчина с рыжей бородой.

Дарник остановился, опираясь одной рукой на рукоятку меча – поза воина, готового защищать свою честь. В другой руке держал специальный полосатый ромейский флажок, предназначенный для военных переговоров. Тервиги окружили его, не решаясь, впрочем, слишком приближаться к незваному гостю.

– Чем ты докажешь, что черная смерть обошла тебя стороной? – спросил рыжебородый.

– Ромейские лазутчики месяц следили за вами и тоже не нашли у вас признаков черной смерти. Разве кто-нибудь будет нападать на зачумленное городище?

– Мы можем сейчас убить и тебя, и твоих людей, – воевода плеткой махнул в сторону стратиотов.

– Будет лучше, если вы убьете нас после того как я поговорю с вашим вождем. Или ты сам расскажешь ему, зачем мы приходили? А он ведь спросит.

На рыжебородого эта уловка, казалось, не произвела особого впечатления.

– Ты недостоин встречаться с нашим вождем. Рассказывай все здесь и сейчас.

– Хорошо, я согласен. – И Дарник, подоткнув под себя плащ, уселся прямо на землю и жестом указал воеводе занять место напротив себя.

Разговаривать верхом с человеком, сидящим на земле, по степным законам считалось верхом неучтивости. Рыжебородый даже сделал невольное движение, чтобы сойти с коня, но все же остался в седле.

– Ладно. Одного тебя мы можем впустить. Только тебе придется завязать глаза.

Рыбья Кровь не возражал. Один из тервигов затянул ему на голове плотную повязку и, придерживая за локоть, повел к воротам. Клевец и кинжал у князя никто не отбирал, что было хорошим знаком. Идти пришлось не очень долго: полсотни шагов прямо, потом с десяток шагов в сторону, небольшой порожек – и вот пленник уже в закрытом помещении. С глаз сняли повязку. Прямо перед Дарником, шагах в пяти, на небольшом возвышении сидел глава городища – седой старец с суровым морщинистым лицом. По сторонам возвышения стояли два помощника: справа столь же старый жрец, но с менее строгим ликом, слева тот рыжебородый воевода, что встретил переговорщика у ворот. Их головы находились на одном уровне с головой сидящего вождя, чтобы давать, если нужно, советы на своем готском языке. Вдоль длинной стены горницы на лавке сидели не меньше десяти пожилых мужчин, да за спиной князя толпились приведшие его воины, готовые в любую минуту накинуться на чужака. Три тусклых окошечка, затянутых бычьими пузырями, не давали разглядеть что-либо более ясно. Короткая стена за спиной вождя была вся увешана мечами, секирами и клевцами. На длинной стене позади старейшин висели круглые щиты, сулицы и пики. Интересно, многие ли понимают по-ромейски, подумал про себя Дарник, в его положении это было непоследним делом.

Приложив одну руку к груди, он поклонился. Вождь в ответ чуть кивнул головой.

– Ну так говори, – нетерпеливо приказал рыжебородый.

– Прошедший по нашим землям лютый мор наделал много бед, – медленно, отчетливо произнося слова, заговорил князь. – Ни одна истребительная война не приносит того, что сделала черная смерть. После нее мир кажется иным и хочется жить по иным, более чистым и справедливым, законам…

Дарник замолчал, дабы присутствующие лучше вникли в сказанное.

– Ну да, и по этим новым справедливым законам ваше войско берет и нападает на нас, – резонно заметил рыжебородый.

По тому, как напряженно и настороженно слушали его присутствующие, князь понял, что не все они хорошо понимают ромейскую речь.

– Ромейское войско ожидало, что к нему навстречу выйдут ваши переговорщики, вместо этого увидело на валу воинов с луками…

По ряду сидящих у стены вдруг прошел взволнованный шепот. Один из молодых воинов подбежал к воеводе и что-то шепнул ему на ухо. Тот, в свою очередь, передал новость вождю. Рыбья Кровь замолчал, ожидая, что будет дальше.

– Как твое имя, воин? – неожиданно по-словенски произнес вождь.

– В детстве меня называли Клыч, – перешел на словенский и Дарник.

– Один из наших торговых людей признал в тебе гребенского князя Рыбья Кровь! Так ли это?

– Все так, – подтвердил Дарник, лихорадочно выстраивая себе новую линию поведения. Радовало лишь то, что теперь о своей безопасности беспокоиться не приходилось – никто князей просто так не убивает.

– Что же случилось с тобой, князь, если ты возглавляешь стаю ромейских бродячих разбойников?

– Я их не возглавляю. Они просто мои союзники, и весьма непослушные союзники. Когда они стали метать зажигательные стрелы и ромейский огонь, я только смеялся и говорил им, что они не подожгут в городище ни одной соломинки. Но вы же знаете ромеев – они мнят себя самыми умными и знающими на свете…

Судя по внимательному и заинтересованному виду старейшин, словенскую речь здесь понимали лучше ромейской, о чем не без гордости сделал вывод Дарник.

– А что случилось с твоей дружиной?

– Моя малая объездная дружина сидит в селище в тридцати верстах отсюда. А сам я пытаюсь договориться с моими союзниками-ромеями.

– Договориться о чем?

– О том, как надо вместе выживать.

– Зачем тебе выживать вместе с ними? – Вопрос вождя был, что называется, не в бровь, а в глаз, но Рыбья Кровь не затруднился с ответом:

– Затем, что у ромеев есть много зерна, у вас много мяса, у моей дружины много семян для весеннего сева. Вместе мы выживем, по отдельности будет тяжело.

– Что же ты хочешь? Чтобы мы гостеприимно открыли ворота тем, кто пытался нас захватить?

– Если вы в степи зимой встречаете замерзающего путника, вы разве говорите: пускай лежит там, где лежит… – Князь нарочно не договорил, чтобы сильнее подчеркнуть свое обвинение.

– Но они ведь не попросились к нам на постой, а захотели вломиться к нам с мечами в руках.

– У ромеев есть письменные законы и письменная мудрость. Они знают, как поступать по закону, но не знают, как поступать по справедливости. Зимой в наших степях они обреченные, несчастные люди. И их безумное нападение на ваше городище ясно говорит, какие они сейчас жалкие люди, разве не так?..

Повисло небольшое молчание. Потом тихо хихикнул один, хихикнул второй, и вот уже вся комната безудержно, самозабвенно хохотала.

– Слухи о твоем уме, князь, весьма справедливы, – отсмеявшись, промолвил вождь. – Первый раз в жизни мне говорят, какие ромеи жалкие, глупые люди, и я готов этому поверить. Я приглашаю тебя разделить с нами нашу еду.

Все зашевелились, двигаясь к двери.

– А тех, снаружи, тоже приглашать? – напомнил вождю рыжебородый.

Вождь призадумался.

– Я на ваше угощение уже заработал, а они еще нет, – легко разрешил недоразумение Рыбья Кровь.

И опять ему в ответ прозвучал еще более дружелюбный смех.

…Через два часа Дарник выезжал из ворот Варагеса на высоком коне, одетый в нарядный, теплый овечий кожух. Правда, пришлось в ответный подарок расстаться со своим княжеским кинжалом, но дело того стоило. Ангел-хранитель и на этот раз сработал как надо.

– А мы уже не думали тебя живым увидеть! – приветствовали его ромеи.

Один из них, самый тщедушный, совсем замерз и едва мог передвигаться. Как только отдалились от городища за пределы видимости, Дарник спешился, отдал несчастному кожух и велел залезать в седло, заодно раздав стратиотам по куску вкусной тервигской колбасы, на которую те набросились, словно стая голодных псов. О своих переговорах с варагесцами Дарник не рассказывал, да ромеи и не спрашивали, понимая, что эти сведения не для их ушей. Но всю дорогу Рыбья Кровь чувствовал на себе их порядком озадаченные взгляды, видимо, они уже начинали догадываться, что таким образом, как он, рядовой полусотский или даже сотский вести себя не может.

Когда под вечер добрались до ромейского лагеря, князь забрал кожух обратно и сам сел верхом. Пентархия подчинялась ему беспрекословно. Так, гордо подбоченясь, и въехал в лагерь, где все мигом окружили свой переговорный отряд. Тут же находились и иларх с навклиром.

Дарник неторопливо спустился на землю.

– Кто слишком соскучился по женщинам, пусть записываются, – намеренно во всеуслышание объявил князь, отдавая повод своего коня ближайшему стратиоту.

Иларх с декархами повели его в главную избу. Разговор получился не слишком длинным.

– Это не разбойники-тарначи, а мирные тервиги-готы. Предлагают для начала, чтобы к ним в городище вошли десять ваших воинов с подарками для женщин: по мешку ячменя или овса на человека, – сообщил ромейским командирам удачливый переговорщик.

– А не жирно ли будет: по целому мешку на человека? – недовольно проворчал навклир.

– Хороших гостей тервиги одаривают более богатыми подарками, чем те сами приносят. Я думаю, что кроме жен ваши воины увезут с собой по мешку сыра с копченым мясом.

– А себе жену ты уже присмотрел? – встрял самый молодой декарх.

– Присмотрел. Но за нее мне нужно отдать десять солидов. Надеюсь, эти деньги я за свои переговоры заработал?

– Ему еще и солиды подавай! – зашелся от возмущения навклир. – Скажи спасибо, что колодку сняли!

На Дарника посыпались расспросы о красоте варагесок, князь отвечал так, чтобы еще больше разжечь общий интерес.

– Ну так что решим? – спросил чуть погодя у декархов Карикос.

– А может, они так заманивают в ловушку? – высказался Геласий.

– Объявим стратиотам, пусть идет, кто сам вызовется, – предложил свое навклир.

– А ты что скажешь? – обратился иларх к Дарнику. Если к тервигам пленный словенин отправлялся негласно повышенным до стратиотского разряда, то теперь его разряд столь же негласно был повышен не меньше чем до стратиотского пентарха, и это отчетливо понимали все присутствующие.

– Пусть идут гребцы, кого не так жалко.

– Своих словен вывести хочешь? – с подозрением произнес навклир.

– Словен мне тоже жалко, пускай лучше степняки первыми пойдут.

– И ты с ними? – снова придрался навклир. – Тебе и награду небось пообещали за первых десять наших трупов.

– Твой труп я им и без награды отдам!

– Ах ты!.. – не мог подобрать подходящего ругательства толстяк.

Но над ним уже дружно смеялись, улыбнулся и иларх.

– Хорошо, завтра утром наберешь десять хазар, – вынес он окончательное решение.

Ночь в своей землянке Дарник провел тоже уже в новом качестве. Ромеи один за другим примеривали его кожух, но тут же с почтением возвращали обратно, принесли миску ячменной каши со стола декархов, с видом знатоков долго изучали его боевой клевец. Ну и, конечно, всех обитателей землянки интересовало: что и как в том городище? Приходилось следить за собой, чтобы случайно не сболтнуть лишнего.

Утром Дарник первым делом подошел к Янару:

– Ну что, готов быть моим главным телохранителем?

– Да пошел ты! – огрызнулся тот.

Выяснилось, что ромеи захотели оставить у себя коня Дарника, мол, там тебе другого дадут, а иларху тоже представительный вид иметь надо.

– Если я появлюсь пешим, тервиги подумают, что я такой хитростью выклянчиваю у них другого коня, – объяснил Дарник иларху, вышедшему его проводить. – Да и кто потянет десять мешков зерна?

– Пусть берет, – распорядился Карикос. – Только чтобы и мне привел коня под седлом.

– Десять солидов.

– В Ургане хороший скакун стоит пять солидов.

– Во время чумы другие цены, – беззастенчиво торговался князь. – И еще ты обещал мне десять солидов за переговоры.

– Обойдешься и пятью, – возразил Геласий и с молчаливого согласия иларха отсчитал Дарнику пятнадцать солидов.

С помощью жердей и ремней хазары соорудили простейшую волокушу и водрузили на нее восемь мешков с зерном. Еще два мешка по распоряжению Дарника положили на двое носилок, которые, сменяясь, должны были нести четверо походников.

Прислушиваясь к шуткам, что отпускали в сторону хазар стратиоты, Рыбья Кровь с оторопью обнаружил причину, по которой ромеи столь легко согласились отпустить с ним именно степняков, – приведенные ими жены предназначались в распоряжение всей команды биремы. Если у князя и были до той минуты сомнения насчет собственных коварных намерений относительно ромейской илархии, то теперь они быстро улетучились – с такими низкими людьми и поступать надо низко.

Наконец все было готово, и хазарская декархия выступила в путь. Рыбья Кровь вел коня с волокушей, носильщики тащили мешки, остальные шестеро плелись по бокам носильщиков. Янар тоже вошел в их десяток; глядя на его свирепое угрюмое лицо, Дарник не мог сдержать довольной улыбки. Сначала все походники были очень довольны, что им выдали по большому морскому ножу и ременной пращи, но потом до них стало доходить, что такого оружия явно недостаточно.

– А нас там не прирежут? – спрашивал сначала Янара, а потом князя беспокойный хазарин по имени Устуш.

– Нет, тервиги не режут, а просто с живого кожу сдирают и спорят между собой, сколько тот проживет, – «утешил» его Дарник и тут же, без перехода: – Ну а жениться из вас каждый готов или есть такие, которые не могут?

Совсем сбитые с толку походники озадаченно смотрели на него. Тяжелая ноша вынудила их отряд сделать несколько привалов. Краем глаза Рыбья Кровь видел, как хазары что-то нашептывают своему общепризнанному вожаку Янару. Тому явно не хотелось напрямую обращаться ко вчерашнему пленнику, а ныне назначенному над ними декарху.

– Скажи, а что мы должны там говорить? – решился он все же на вопрос.

– Что хотите, то и говорите, – пожал плечами князь.

– А если спросят, для чего мы пришли?

– Скажите, что хотите жениться, сладко есть и тепло спать, – с серьезным видом забавлялся Дарник. – Разве не так?

– А что за это с нас потребуют?

– Верной службы.

– А что это за служба? – с трудом подавляя злость, терпеливо допытывался Янар.

– А тебе не все равно? Хуже, чем у ромеев, точно не будет.

На том разговор и закончился. И Янар стал что-то объяснять своим хазарам.

Когда, упрежденные дозорным, навстречу им выехал десяток конных тервигов с луками, во главе с рыжебородым Сигибердом, Дарник строго приказал своим спутникам:

– Быстро все улыбайтесь! – И сам приветливо помахал рукой.

– Это и есть твои хваленые союзники? – скептически глянул на усталых, выдавливающих из себя жалкие улыбки хазар Сигиберд.

– Они мяса уже неделю не ели. – Дарник снял с носилок мешок с зерном и водрузил на седло одного из тервигов: – Держи давай.

С молчаливого согласия воеводы еще трое конников приняли по мешку со вторых носилок и волокуши.

Возле Варагеса их встретила целая толпа женщин и молоденьких девушек, будущих тещ и невест. Некоторые из них попытались смеяться и делать издевательские жесты, но их живо утихомирил грозный окрик Сигиберда.

Теперь их впустили в городище без особых предосторожностей. И даже самым тугодумным хазарам сразу стало ясно, почему обстрел зажигательными стрелами не нанес укреплению тервигов какого-либо ущерба.

Внутри городище представляло собой большую круглую площадь, вдоль которой плотным рядом, одна стена на две избы, шли дома, конюшни и сараи, надежно упрятанные в земляной вал. Вернее, прежде были возведены сами постройки, а уж затем над ними возвели земляной вал. Даже запасы сена и те были под земляным навесом.

Покрытые снегом земляные откосы служили ребятне отличными горками для веселого катания на санках. Вообще все на площади было в бодром, жизнерадостном движении: носились собачонки, шныряли куры и свиньи, женщины и мужчины занимались хозяйственными работами. Прибытие гостей-инородцев лишь на короткое время прервало сей распорядок, но, едва пришельцев увели в дом вождя, все вновь пошло своим чередом.

Осмотрев новоприбывших, вождь тервигов Агилив недоверчиво спросил:

– Не пойму: ты привел рабов или воинов?

– Это гребцы, которые нанялись из Хазарии в Романию. После двух лет службы им обещано беспрепятственное поселение в Константинополе или где они захотят.

– А отчего они сбежали из Хазарии?

– Думаю, от кровной мести. Кто-то может оставаться дома и мстить, а кто-то хочет жить для чего-то другого. – Дарник придумывал прямо на ходу.

– Полагаешь, это достойно настоящего воина – куда-то убегать, не отомстив? – Агилив говорил без осуждения – ему просто хотелось услышать, что ответит гребенский князь.

– Мне об этом трудно судить, так как ни разу не приходилось никому мстить.

– Даже за погибших боевых соратников? – Вождь смотрел на гостя с самым живым интересом.

– Под мои знамена все всегда становились сами, значит, кроме меня, в их гибели винить некого. А самому себе я мстить не умею.

Агилив на это ничего не сказал, только чуть сокрушенно покачал головой.

По его знаку хазар увели трапезничать с молодыми воинами, а вождь со стариками позвали князя за отдельный стол. В отличие от вчерашнего, когда из женщин присутствовала только жена Агилива, сегодня добавилось полдюжины других старух, жен старейшин, что Дарник принял за свидетельство особого доверия к нему, как к уважаемому гостю. Вскоре, впрочем, выяснилось, что кроме доверия была тут и еще одна немаловажная причина. Накануне, когда с трудом, но все же договорились о жениховстве ромейских молодцов, князя спросили про его собственную жену. Он, ни о чем не подозревая, признался, что обе его жены, в Липове и Новолипове, погибли от чумы.

Теперь ему пришлось расплачиваться за свою опрометчивость. Чувствуя, что что-то не так, он принялся красочно рассказывать, как именно он устраивал скоропалительные сватовства в липовских лесах, когда ему срочно понадобилось женить сотню своих гридей. Все весело смеялись и одобрительно кивали головами. Не возражали хозяева и против того, что за ромеев придется выдавать дочек, предварительно крестив их в мужнюю веру. Готовы были в качестве выкупа за невест принять от ромеев вместе с зерном и их золото с серебром. Нашлось лишь одно существенное затруднение перед нынешним большим сватовством – сам липовский князь.

Жена вождя сказала свою речь по-готски, а муж; перевел:

– Пока князь Рыбья Кровь сам не выберет себе жены, все их дочери даже не взглянут в сторону других женихов.

Дарник едва удержался от смеха, сохраняя на своем лице учтивое внимание. Хотел сказать им про Видану, но вовремя воздержался – такая наложница вряд ли добавит ему уважения в глазах обитателей Варагеса.

– Со мной остались два малолетних сына, они не очень обрадуются, что я так быстро забыл об их матери, – попробовал он возражать.

– Со дня ее смерти прошло уже четыре месяца, даже самый любящий отец и муж не может оставаться столько времени без женщины, – снова перевел довод своей жены седовласый Агилив.

– Если не будет твоей свадьбы, не будет и остальных, – резко вмешалась в разговор еще одна старуха, урожденная словенка, ей никакой толмач не понадобился.

Какую власть, однако, имеют у них женщины, недовольно подумал князь. Старейшины молчали, ожидая его ответа. Дарник понял, что деваться ему некуда, – с трудом достигнутая договоренность насчет его «женихов» может вот-вот лопнуть. И так все держится только на том, что он самый известный и почитаемый человек в этих южных степях.

– Есть еще одно важное затруднение, о котором я могу сказать Агиливу только с глазу на глаз, – попросил, все еще не сдаваясь, князь.

По знаку вождя старейшины с женами покинули малую горницу, и они с князем остались одни.

– Так случилось, что у меня совсем не осталось княжеской казны, – без обиняков признался Рыбья Кровь. – Пятнадцать солидов – это сейчас все, что у меня есть.

– Во всем Варагесе не наберется и десяти солидов, – «утешил» его в ответ Агилив.

– А ведь совсем недавно в моей казне было больше двух тысяч солидов, и они никогда не иссякали: одно золото приходило, другое тратилось.

– Ты наш гость, и теперь тебе не надо заботиться об этом.

Дарник принял эту отговорку за простую вежливость гостеприимного хозяина и решил все прояснить до конца:

– Если бы я был один и гостил недолго, тогда можно было и не заботиться. А как посмотрят твои люди на человека, который приводит с собой еще и других нахлебников и требует на них непомерных расходов, ничего не давая взамен? Через неделю они взбунтуются, и будет нехорошо и мне, и тебе.

– Черная дорога не бывает бесконечной, рано или поздно ее сменяет белая дорога. Все, что должно, всегда возвращается.

– Пусть так. Но давай обойдемся хотя бы без этой моей свадьбы, – взмолился Дарник. – Я не смогу даже одарить родню будущей жены.

Агилив молчал, вполне понимая затруднения своего гостя.

– Сделаем так, – решил, наконец, вождь. – В моих кладовых имеется немало красивых вещей, которые много лет лежат без дела. Ты выберешь из них то, что тебе понравится, и расплатишься своими солидами. А после свадьбы я тихонько верну эти монеты тебе. (Дарник сделал протестующее движение.) И не возражай! Когда появится белая дорога, ты мне опять их вернешь. Так будет лучше всего.

– И никто об этом не узнает? – не очень поверил князь.

– Даже моя жена!

Ну что ж, такое заверение выглядело вполне надежным. Это даже в какой-то мере развязывало Дарнику руки на ближайшее будущее.

Вернув за стол старейшин с женами, Агилив поведал им первую часть своего договора с князем – о предоставлении ему своего хранилища для подарков, так как сейчас князю их неоткуда взять. Все нашли такой выход самым лучшим и достойным. Женам старейшин не терпелось узнать, как именно будет проходить сам выбор невесты. Дарник их порядком огорошил:

– Если вы оказываете мне такую честь, то я согласен. Да вот беда: у меня медленное сердце и мне всегда приходится очень долго выбирать себе жену или наложницу. Несколько раз я уже сильно ошибался со своим выбором. Поэтому будет лучше, если вы сами выберете мне жену. Вы мудрые люди, хорошо знаете своих дочерей и внучек. Я приму любой ваш выбор. Только помните, что красоты, скромности и хорошего характера для княжеской жены мало. Выберите так, чтобы и через год, и через десять лет вам за жену гребенского князя было не стыдно…

Рыбья Кровь скромно потупился, внутренне злорадствуя: вот вам! Теперь сами занимайтесь этим тетеревиным токовищем.

Вождь переглянулся со своей женой и старейшинами и получил от них молчаливое согласие.

– Ну что ж, твои слова полны глубокого смысла, как и положено человеку, занимающему столь высокое положение. Мы сделаем, как ты пожелал.