Читать книгу Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II - Евгений Владимирович Кривенко - Страница 5

Дальнейшее надолго оставило меня в состоянии тоскливого недоумения. Я сидел, прислонясь к рюкзаку, струйки пота щекотали спину, а я не мог оторвать глаз от надписи на здании вокзала – «Минеральные воды». Как я здесь оказался? Со страхом понял, что ничего не помню после этого чертова Адишского ледопада. Только обрадовался, что память начала возвращаться… Перед глазами замаячило темное – это оказался Симон в неизменном подряснике. Присев на корточки, протянул мне паспорт.

– Кажется, приходишь в себя, – одобрительно усмехнулся он. – Бери, я взял тебе билет до Москвы.

– А как?.. – еле выдавил я.

– Как сюда добрались? – зеленые глаза монаха скользнули по мне. – Ну, наверху ты простыл. Когда спустились на Безенгийский ледник, плохо соображал. Хорошо, что встретились пограничники и помогли дотащить до заставы. А когда тебе стало лучше, я нанял машину.

– Спасибо, – пробормотал я. – Возьмите деньги, если в бумажнике остались.

Симон отмахнулся:

– Бескорыстная помощь благотворно влияет на карму. Это я должен быть благодарен.

Карма? Странное выражение для православного монаха… Но тут Симон вздернул меня на ноги.

– Пошли, посадка уже объявлена.

Ноги в самом деле подкашивались, и до Москвы ехал как пришибленный. На Курском вокзале первым делом зашел в интернет-кафе и набрал в поисковой строке «Новый Афон». Вывалилась куча ссылок: история монастыря, прейскуранты пансионатов, рассказы туристов, фотографии…

Моя догадка подтвердилась: когда-то монастырь был великолепен, но долгое время оставался в запустении, и лишь недавно его более-менее восстановили. Из строительных лесов вздымались белые с красными полосами стены собора, вокруг торчали какие-то ржавые трубы, монастырских виноградников не было и в помине, и туристы делились впечатлениями только о знаменитых новоафонских пещерах. Водопад сохранился, и струи воды действительно завивались как кудри девушки (опять, странное сравнение для монаха), однако вообще царило запустение.

Кто же ты, Симон? Если не монах, то и не сотрудник спецслужб, иначе меня задержали бы для допроса. С тяжелым сердцем я вышел из интернет-кафе и поехал в общежитие. Некоторое время думал, не заявить ли в полицию, но отказался от этой мысли: будут смотреть, как на психа. В сопровождении странного монаха перемахнул через Безенгийскую стену, а потом начисто забыл, как это сделал…

Последний год в университете прошел скучно. В аспирантуру меня не взяли, не было денег заплатить, кому следует, но пригласили и дальше посещать заседания рабочей группы по футурологии. И на том спасибо. Работу преподавателя подыскал в институте подмосковного города Р. Платили там немного, но я надеялся подрабатывать в Москве, а потом и совсем туда перебраться.

Зимой опять получил приглашение от той же сомнительной организации с громким названием «Международный фонд изучения будущего». Словно меня не держали в тюрьме, а потом не пытались убить. Я не стал отвечать, и вскоре про это предложение позабыл. Последний год в университете работал над дипломной работой о вариантах будущего развития России. Со своими мнениями не лез, просто старался перечислить имеющиеся сценарии, а их хватало. Обзор начал с планов, а скорее мечтаний российской политической элиты.

Естественно, преобладал административный восторг. Предполагалось, что Россия преодолеет все трудности, на равных войдет в мировое разделение труда и отвоюет долю рынка высоких технологий. Вооруженные силы останутся надежным щитом от враждебных посягательств, население будет расти, а республики бывшего СССР войдут в новый союз во главе с Россией.

Американские исследователи относились к этой возможности скептически. Как Россия, отставая в экспорте высокотехнологичной продукции в 14 раз от маленькой Кореи, сможет хотя бы сократить этот разрыв? Догнать Францию, Германию и тем более США представлялось вообще утопией. Поэтому прогнозировалось, что планы развития высоких технологий в очередной раз останутся на бумаге, и за Россией сохранится роль сырьевого придатка Китая. А поскольку коррупция будет и дальше разъедать страну, даже этот вариант представлялся американским футурологам лишь сползанием к полному краху. Контроль над богатыми сырьем Сибирью и Дальним Востоком неизбежно перейдет к Китаю…

Работая, я иногда вспоминал сумеречную Москву – что за оружие и кем было применено? – но в дипломе об этом не написал, не хватало прослыть сумасшедшим. Закончил я выводом, что России предстоит в очередной раз выстраивать собственное будущее, а для этого найти свое уникальное место среди других цивилизаций. Защита прошла гладко: ученые мужи покивали, хотя не обошлись без каверзных вопросов. Хоть студентам можно показать, что с учеными в России еще надо считаться. Получив диплом, я покинул Alma mater. А чтобы отдохнуть, договорился с приятелем о поездке на юг. Только на сей раз в Крым, хватит с меня Кавказа.

Мы зря думаем, что сами выбираем путь…

Отвез вещи к дальним родственникам, которые снисходительно терпели мои редкие визиты, а деньги и паспорт переложил из барсетки в старый бумажник, что брал еще на Кавказ – он удобнее в дороге. Заехал за Малевичем и отправились в аэропорт. В Грузию я летел ночью и ничего не увидел, так что теперь приник к иллюминатору. Чудесной показалась облачная страна внизу: белоснежные замки, фантастические ватные звери, и над всем – темная синева небосвода. Странно манила эта синева, но одновременно пугала, жутковатым холодом тянуло от нее.

Я прикрыл глаза и вскоре задремал, убаюканный гулом моторов.

И привиделся другой пейзаж – снежные горы над заиндевелым лесом. Что-то упорядоченное виднелось у их подножья, на открытой площадке стояли ряды металлических мачт. Надо всем тоже нависала темная синева. Вдруг в ней появилось голубоватое свечение и быстро охватило полнеба. Словно громадная птица била голубыми крыльями, и волны призрачного пламени побежали по белым склонам гор…

Я вздрогнул и проснулся. Сердце сильно билось, что я увидел?.. Но самолет уже проваливался в воздухе, мы прилетели. На здании аэровокзала красовалось: «Добро пожаловать в республику Крым!» на двух языках – русском и украинском. Поменяли деньги, цены после Москвы показались соблазнительно низкими, и к морю поехали на такси. Когда въехали на перевал, голубой туман охватил полнеба, и я не сразу догадался, что вижу море. Вспомнилось:

«Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер… да я!»4

Свобода… Мы все мечтаем о свободе, только есть ли она?

Дорога вьется среди гор, каменный медведь Аю-Дага пьет синюю воду, зеленая чаша с россыпью белых домов – Ялта. И тут я испытал странное беспокойство, словно кто-то постучал в невидимые стены сознания, будто снова явился проводник по снам… Камни, сосны, горячий блеск воды, никого. Город объехали стороной, ощущение пропало, и я забыл о нем (а еще считал себя наблюдательным). Наконец приехали.

Искать жилье не пришлось. Едва такси остановилось, вокруг собралась кучка людей – предлагали квартиры, комнаты, веранды. Мы растерялись и быстро капитулировали перед напористой женщиной с большим носом и черными волосами. Она забралась в такси и стала по-хозяйски показывать, куда ехать. Остановились перед двухэтажным домом: внизу ворота гаража и входная дверь, наверху веранда, за садом поблескивает море.

Выскочила большая черная собака и молча обнюхала нас. Следом появился хозяин: среднего роста, тоже горбоносый и с густой проседью в черных волосах.

– Гела, лежать! – приказал он.

Собака легла, продолжая разглядывать нас. Мужчина белозубо улыбнулся и протянул руку.

– Нестор. А это моя жена Зинаида. На собаку не обращайте внимания, своих не тронет.

Мы тоже представились, и хозяин показал нам жилье – опрятную белую постройку в саду. На ведущей к ней дорожке валялись спелые вишни, к стене был прикреплен рукомойник, а внутри стояли две кровати, стол и кое-что из столярного оборудования.

– Если хотите, можете занять комнату наверху. – Нестор махнул рукой в сторону дома. – Но тут свободнее, никто мешать не будет. – И подмигнул.

Жилье показалось подходящим, мы договорились о цене и заплатили за две недели вперед. Довольный хозяин разрешил рвать вишен, сколько захотим, и ушел. Мы побросали вещи и отправились к морю. Вода была голубой и вначале показалась холодной, но потом обняла тело с такой лаской, что долго не хотелось выходить на берег. Мы купались и загорали до одури, а потом побрели по каменной лестнице вверх. С веранды помахал Нестор:

– Эй, ребята, поднимайтесь! Вином угощу.

Мы ополоснулись под летним душем, и пошли к дому. Навстречу вышла собака и, проводив через двор на веранду, легла на дощатом полу.

– Гела вам еще не доверяет. – Нестор был в майке, курчавые волосы на груди тоже тронула седина. Кивнул на стулья вокруг покрытого клеенкой стола:

– Усаживайтесь.

Ловко разлил из кувшина огненно-красное вино по стаканам:

– С приездом в Крым. И с днем военно-морского флота. Сегодня будет праздничный салют в Севастополе. Когда-то и я на флоте служил.

– А кем? – вежливо поинтересовался я, пробуя вино, оказалось нежным и сладким на вкус.

– Подводником. – Нестор опустошил стакан и поставил на стол. – Нам вино тоже давали, только сухое. Ходили к берегам Америки, там ложились на дно и дежурили с ракетами наготове. По лодке передвигались в войлочных тапках, чтобы американцы по звуку не засекли. Отбывали дежурство и уходили, а на грунт ложилась другая подлодка. Интересно, сейчас туда ходят?

– Может, опять начали, – сказал я, чувствуя сонливость, в голове словно отдаленно шумело море.

– Да, раньше они нас больше боялись, – усмехнулся Нестор. – Мне замполит по секрету сказал, что если начнется война и нас подобьют, то у него и командира есть приказ – взорвать ядерные боеголовки. Пол-Америки смыло бы к чертям собачьим. Хотя наверное травил – боеголовки на ракетах так устроены, что если и подорвать, ядерного взрыва не получится. Сначала взрыватели должны стать в боевое положение при запуске. А может, проверял, не сболтну ли кому? Любили у нас такие проверки устраивать.

Стекла веранды были раскалены от солнца, но из открытого окна вдруг словно потянуло морозным воздухом. На миг мне сделалось зябко, представилась сцена из американского же фильма: гигантская волна, рушащаяся на небоскребы. Но я отогнал видение прочь.

Не знал еще, что таким холодом веет ветер из будущего…

Вино нас разморило, и мы подремали в своем сарайчике. Проснулись к вечеру – на темно-синем небе появились звезды, а море спряталось в темноту. Мы приоделись и вышли, приятелю не терпелось познакомиться с девушками. В парке горели фонари, гремела музыка. Мы сели на скамейку возле танцплощадки, и я вдруг испытал странное чувство – не то ожидание, не то страх… В темноте светились красные огоньки – цветы? На соседней скамье сидели две девушки, одна временами покашливала, и Малевич встрепенулся.

– Знак подает, – прошептал он.

Поднялся, подошел к девушкам и о чем-то спросил. Послышался смех, одна из девушек ответила. Вскоре Малевич обернулся и махнул мне рукой. Одна девушка оказалась брюнеткой, а другая блондинкой. Надо было разговаривать, но я не мог ничего придумать и спросил о красных огоньках. Светлая – оказалось, что ее зовут Кира5 – несколько надменно ответила, что это цветут кактусы.

Отправились танцевать. Малевич не отходил от брюнетки, та казалась доступнее, а мне досталась блондинка. Она танцевала слишком хорошо для меня: светлые волосы колыхались в такт движениям гибкого тела, серые глаза смотрели насмешливо, и я чувствовал себя неловко.

После танцев пошли гулять. Парк был разбит вокруг старинного дворца не то восемнадцатого, не то девятнадцатого века. Тонко пахли цветы, из-за черных ветвей блестела луна. Мне не хотелось разговаривать, и Кира молчала тоже. Шли по тропке меж кустов роз, и неожиданно просветлело – мы оказались на верху мраморной лестницы. Она спускалась во мрак, словно земля тут обрывалась в темноту космоса. Над белыми ступенями высились черные кипарисы, а по сторонам лежали и сидели, глядя на серебряную луну, мраморные львы. Мы остановились.

И вдруг я испытал странное чувство: время словно застыло, и почудилось, будто мы оказались в заколдованном саду на краю земли, где никогда не бывает дня. Вечно луна светит на белый каскад ступеней, и вечно на нее глядят мраморные львы. Кира легонько вздохнула, наваждение исчезло, и мы продолжили прогулку. Вскоре парк остался позади, вокруг засияли огни, у входа на полутемную улочку девушки остановились – они были из пансионата неподалеку. Мы с блондинкой простились довольно сухо, а Малевич возвращался домой взбудораженный, явно получил от брюнетки какие-то авансы.

На следующий день мы долго лежали на пляже, а потом до вечера отсыпались. На улицу вышли, когда закат уже розовел на белых утесах Ай-Петри. Скоро угас, и сумерки накрыли серым пологом причудливые башни дворца. Малевич потащил меня к пансионату. Я не особо хотел снова видеть девушек, но вышло так, что светловолосая Кира опять оказалась рядом, а Малевич со своей более податливой спутницей скрылись в темной глубине парка.

Мы пошли гулять по оживленным улицам. Я купил Кире мороженое, и когда вытрясал мелочь, на ладонь случайно вывалился фиолетовый цветок – так и пролежал все это время в бумажнике. Кира склонилась к моей руке и осторожно взяла засохший цветок, волосы мимолетно пощекотали мою ладонь. Легкий электрический ток…

– Какой красивый. Где ты его нашел?

– Подарили, – неуклюже ответил я, думая, что последуют расспросы, но Кира молча разглядывала цветок.

Он хорошо сохранился, и мне показалось, что лепестки замерцали, а на лицо Киры упал слабый свет, но скорее всего, это рядом вспыхнул фонарь. Кира вернула цветок и после неловкого молчания предложила пойти за алычой в заброшенный сад. Мы поднялись по темной улице, калитка оказалась заперта, и надо было перелезать через полуразрушенную стену. Я перепрыгнул первым, подал девушке руку и с досады на впустую потраченное время дернул Киру так, что она ударилась коленкой о камень.

– Ой! – вскрикнула она, присев на корточки и обхватив колено руками.

Я нехотя открыл рот, чтобы извиниться… И замер.

Свет фонаря едва пробивался сквозь листву над нами, но лицо Киры словно озарилось. Непонятно, откуда взялся этот свет – в темноте тонула земля, стволы деревьев, даже платье девушки, и только ее лицо казалось светоносным овалом. И в глазах возник таинственный блеск – то ли выступили слезы, то ли в глубине замерцали огни. Мое сердце захолонуло. С непонятным чувством я тоже опустился на корточки, оперся рукой на землю и ощутил упавшие с дерева круглые плоды алычи.

– Какой ты жестокий, – сказала Кира. Но в ее голосе не было раздражения, лишь нездешней красотой светилось ее лицо в этом темном саду, куда больше ни на что не падал свет.

Я тогда не знал, что впервые увидел свет Сада. Тому, кто увидит его, никогда не стать прежним – даже если захочет. Отныне ему идти по дорогам, где будут странные встречи, и свой путь он закончит не скоро. Но ничего этого я тогда не знал…

Алычи мы так и не набрали, я проводил Киру обратно к пансионату. Она слегка прихрамывала и опиралась на мою руку.

На следующий день я проснулся с непонятным томлением, без особой радости поплавал в море, а после обеда, купив букет роз, поспешил к пансионату, где жила Кира. Наверное в давние времена тут был санаторий: дощатая веранда, обшарпанные стены. Никого, все отдыхали. Темные кипарисы стояли вокруг, загораживая море.

Я отыскал окно Киры (вчера помахала из него рукой) и, сорвав пару стручков акации, бросил в стекло. Некоторое время ничего не происходило, затем в окне появились светлые волосы и улыбающееся лицо Киры. Она кивнула, и я вернулся к теннисному столу под шелковицей, сердце сильно билось. Наконец Кира сбежала по лестнице. В тени шелковицы ее серые глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– А где твой неразлучный Малевич? Ну, не обижайся! Это ты мне принес? – Она взяла букет. – Одна желтая, знак измены! Но все равно, спасибо. Пойду, поставлю в воду.

Она зашлепала сандалиями вверх по ступеням. Я присел на стол, сердце билось ровнее, стал слышен мерный шум моря. Кира вернулась, я вскочил и взял ее под руку.

– Из-за тебя не сплю после обеда, – тихо рассмеялась Кира.

Мы пошли вниз по тропинке, перелезли через каменную ограду и оказались на песчаной дорожке парка. Она была обсажена розами, в конце сияло море, среди блесток двигался силуэт катера. При ярком свете глаза Киры стали серо-голубыми. Она оглядывалась и слегка кивала розам, будто здороваясь с ними.

– Поплывем завтра в Ласточкино гнездо? – предложил я.

– Поплывем, – согласилась Кира. Освободив руку, потянула меня за локоть. – А сейчас пойдем в парк!

Я уже знал, что парк раскинулся вокруг дворца бывшего царского вельможи и был устроен еще в пушкинские времена. Мы увидели высокие пилоны и ажурный портал дворца, потом вышли на пальмовую аллею. Аллея вывела на широкую лестницу, по сторонам которой лежали и стояли мраморные львы. Ветерок прохладой коснулся волос, напомнив о залитых лунным светом ступенях.

За лестницей потянулись песчаные дорожки среди деревьев. Словно замок горного духа, высились над зеленью выбеленные солнцем зубцы Ай-Петри. Открылась поляна, в тени могучих кедров стояла скамейка. Мы сели. К запаху хвои примешался другой аромат – это пахли нагретые солнцем волосы Киры. Она взяла меня за руку:

– Андрей, смотри!

На лужайке перед нами, распустив синий хвост с золотыми лунными полукружиями, выступал павлин.

Мы не поехали на следующий день в Ласточкино гнездо. Случилось странное.

В обед я возвращался с моря (Малевич куда-то исчез) и наверху лестницы присел на остановке маршрутного такси, бездумно глядя на белые зубцы Ай-Петри. Подкатила маршрутка в сторону Ялты, я так же бездумно сел и, только оплатив проезд, спохватился: куда еду, вроде никуда не собирался? Но машина уже петляла по горной дороге, вскоре внизу забелели многоэтажные здания, и я пожал плечами: погуляю по Ялте и вернусь. От многолюдного автовокзала пошел вниз к морю и машинально свернул в улочку, где показалось меньше народу. Опять будто холодным ветерком потянуло с гор…

На улице стояло несколько частных отелей – с темно-зеркальными окнами, крышами из красной черепицы и спутниковыми антеннами. Я смотрел равнодушно, мне эта роскошь была не по карману. Но вдруг из дворика, где цвели розы, меня окликнули:

– Андрей?

Имя прозвучало с английским акцентом – скорее, как Andrew. Теперь уже мороз прошел по спине, и я обернулся. Меж двух кустов роз – желтых и красных – стояла Сибил. Мешковатое платье в цветочек, серые волосы и рыхлое белое лицо, словно впервые выбралась на солнце.

– Здравствуйте, – неохотно сказал я, подходя к изгороди. Откуда здесь взялась моя тюремщица?

– Рада, что вы все-таки приехали на семинар. А где ваш багаж?

– Какой багаж? – глупо спросил я. И тут, наконец, понял…

Хитрое мне пришло электронное письмо. Я равнодушно прочел приглашение, полюбовался красивым фоном – что же там было изображено? – и стер из памяти ноутбука. Только вот из моей памяти оно никуда не делось. Наоборот, хитро спряталось в глубине, а теперь подтолкнуло поехать в Ялту и зайти именно в эту улицу. А еще раньше… не потому ли я решил поехать именно в Крым?

Так что не приглашение это было, а закодированный приказ моему подсознанию. Непростая организация устраивала эти семинары: я-то думал, что такими штучками балуются только спецслужбы. Мне захотелось бежать во все лопатки, но дурацкая гордость не позволила. Видно, мало меня еще били.

– Нет у меня багажа, – сказал я. – И вообще к вам не собирался.

Но Сибил ничуть не смутилась:

– Если вам неприятно то, что произошло в прошлом году… – она аккуратно построила предложение, только глаза чуть остекленели от напряжения, – то это недоразумение. Вас уже собирались отправить домой.

Не вполне уверена, что именно я запомнил. Ну и не буду ей ничего раскрывать. Будто ледяная корка стягивала корни волос, и теперь я понимал, что это вовсе не ветер.

– Я все помню смутно, – пожаловался я. – Держали в каком-то санатории, пичкали лекарствами.

– Немного подлечили после падения в трещину на леднике… – с готовностью подхватила Сибил.

Мне стало еще холоднее, вспомнился вздыбленный к небу Адишский ледопад и сумасшедший монах в черном подряснике на белом снегу. А Сибил оборвала предложение на полуслове и покосилась назад, неуверенность мелькнула в ее вяло-спокойных глазах. К нам подходила женщина в зеленом платье и с распущенными волосами.

– Здравствуйте, – сказала она. – Что стоите на солнце? Пройдемте в тень…

Она говорила что-то еще, но я почти перестал слышать. Женщина была необычайной красоты: сочно-красные губы, точеные дуги бровей, мелко завитые каштановые волосы. Платье травянистой зеленью обтекало полные груди. Что-то тихо заскулило в глубине моей памяти, словно испуганный зверек. Я почувствовал, что тону в глазах этой женщины – они становились все темнее и что-то напоминали…

Оказалось, мы уже сидим за пластмассовым столиком во дворе. Официант в белой рубашке с галстуком-бабочкой поставил перед нами бокалы с красным вином. Сибил не притронулась к своему, а женщина поднесла бокал к губам:

– За знакомство, Андрей.

Я взял бокал: – К сожалению, нас не представили…

И испытал гордость, получилось прямо по-светски. Сибил поколебалась и исподтишка глянула на женщину.

– Аннабель, – тихо сказала она.

Я вспомнил преподавательницу английского, которая замучила нас переводами из английских и американских поэтов.

– У вас красивое имя, совсем как в стихотворении Эдгара По. Он написал стихи про Аннабель Ли, которая жила в королевстве у моря.

Женщина улыбнулась, медленно и чувственно. Каштановые волосы рассыпались по смуглым плечам, а глаза стали совсем темными.

– И я когда-то жила на берегу моря.

Что-то напомнил мне ее голос, холодноватое очарование звучало в нем. Но я не смог вспомнить и смешался.

– А вы хорошо говорите по-русски, без акцента.

– Я знаю много языков, – сообщила она, и красный кончик языка скользнул по краю бокала. – Была масса свободного времени.

Я не знал, что еще сказать. Молчание становилось напряженным, а вокруг будто слегка потемнело – возможно, набежала тучка.

– Э-э, – подала голос Сибил. – Андрей, не хотите пройти в свою комнату?

– Какую комнату? – удивился я. – Я здесь случай…

И осекся: совсем не случайно… Краем глаза заметил, что некто в темной длинной одежде появился во дворе и глянул на нас. Не то японец, не то китаец, черт их разберет. Следом высыпала шумная компания, все с сумками. Кое-кого я узнал – знакомые по прошлогоднему семинару. Один, программист из-под Новосибирска, направился ко мне, широко улыбаясь.

– Привет, Андрей! Едешь с нами?

Оказалось, что все направлялись на Ай-Петринскую яйлу, встречать восход солнца. Организаторы умели чередовать работу и развлечения.

– Нет, – буркнул я. – Вообще в семинаре не участвую.

Сибил моргнула и запустила руку в сумочку. Зазвучала довольно странная мелодия, – скорее всего, обрывок какой-то современной музыки. Звонок по мобильнику? Однако Сибил ничего не достала.

Веселая компания стала грузиться в микроавтобус с затемненными стеклами, а я встал, чтобы уйти. Как бы не так – непонятно почему и я оказался в автобусе. Только когда тот покатил по улицам, я сообразил, что музыка могла оказаться с секретом, как и зимнее приглашение на семинар. Очередной сюрприз, но не спрыгивать же на ходу? Лучше подождать более удобного случая. Я вспомнил о Малевиче и, попросив у программиста из Новосибирска мобильник (свой оставил в сарайчике), сообщил, куда меня пригласили и что вернусь только завтра. Малевич довольно хмыкнул – освобождалось место для свидания с брюнеткой, – а я протянул мобильник обратно. Хотя бы Малевич поднимет тревогу.

– Нам говорили, ты в прошлом году упал в трещину на леднике. Как сейчас, в порядке? – поинтересовался сосед.

Так что для участников семинара я попал в больницу. А о том, что в этой «больнице» (видимо, частной клинике) проводят опыты по управлению психикой, конечно, не знают. И лучше не рассказывать, а то на этот раз пропаду вообще без следа. Сорвался со скалы во время прогулки по Ай-Петринской яйле…

– Подлечили, – буркнул я. И в свою очередь спросил:

– Витя, а ради чего вас здесь кормят и развлекают? Такой семинар влетает устроителям в копеечку.

Сосед ухмыльнулся:

– Относись к этому как к передаче «Алло, мы ищем таланты!». Наверное, надеются потом использовать наши светлые головы. Что-то вроде Фонда Сороса.

Такое мнение мне приходилось слышать от участников семинара: «brain-drain», утечка мозгов. Организаторы семинара упирали на свою заботу о молодых талантах, о равных возможностях для всех, но я не особо верил. Какой может быть альтруизм в современном мире? Все преследуют свои интересы. Вот и здесь: эксперименты по контролю над сознанием, обостренный интерес к новым технологиям, весьма беззастенчивые методы. Не пора ли удирать?

Но автобус уже петлял по горной дороге, внизу распахнулась туманная гладь моря, а вскоре зеленое одеяло лесов осталось внизу, и на скалах повисли искривленные ветрами сосны. Когда машина взобралась на край плоскогорья, слева открылся какой-то восточный базар: шатры, прилавки с бочонками и почему-то лошади.

– Это татары устроили, дерут деньги с туристов, – пояснил сосед. – Тут конечная станция канатной дороги. Одно время эту лавочку прикрыли, но теперь опять разрешили.

Мы проехали дальше и скоро оказались среди безлюдья: зеленые холмы, искрошенные временем зубцы скал, буковые рощи. У подножия одного из склонов показалось двухэтажное здание, стекла горели в лучах нисходящего солнца. Неподалеку уходили вверх мачты подъемника, видимо зимой здесь был горнолыжный курорт. После ужина в уютном ресторанчике состоялось первое заседание. В холле, больше похожем на зимний сад, расставили стулья, и с приветствием выступила Сибил.

Она переоделась в деловой костюм, который все равно сидел мешковато, и говорила по-английски – о том, что современный мир стал крайне нестабилен. Благосостояние так называемого «золотого миллиарда» куплено ценой бедности половины земного шара. Безоглядное уничтожение природы приближает экологическую катастрофу. Климатические изменения угрожают сделать непригодными для жизни человека обширные территории. Планета перенаселена, и мировая олигархия изыскивает способы сократить ее население на несколько миллиардов человек, чтобы господствовать над оставшимися. Неудивительно, что многие пытаются бороться с такими порядками, но их тут же объявляют террористами… В заключение Сибил призвала участников семинара искать пути к новому, более справедливому устройству мира.

Красивые слова, только очень уж обтекаемые, не очень в них верится. Как там сказал принц Гамлет: «Слова, слова, слова…»

Затем с докладом выступил молодой китаец. По его оценке, нынешнее китайское руководство не сможет найти ответа на вызовы Китаю. Обостряется проблема ресурсов, например исчерпаны месторождения редкоземельных элементов. Растет дисбаланс в демографии, миллионы молодых китайцев не могут найти себе жен. Усиливается социальное напряжение: прошли времена, когда Китай был «фабрикой мира» и мог повышать уровень жизни своего населения. По мере ослабления России будет нарастать соблазн силового выхода из этих тупиков – путем присоединения Сибири, что даст Китаю земли и огромные природные ресурсы. Юридическая основа имеется: Китай может сослаться на Нерчинский договор о границе 1689 года, а также организовать референдум среди китайской диаспоры. Китайская элита понимает, что это грозит конфликтом с США, которые тоже зарятся на ресурсы Сибири. Есть признаки, что намечается сговор элит: китайцы займут Западную и Юго-восточную Сибирь, а американцы под предлогом помощи России введут «международные силы» в стратегические пункты северо-восточной Сибири. Соответствующую просьбу от местного российского руководства они получат без труда. Таким образом, назревает новый раздел мира между двумя великими державами. Докладчик даже показал карту возможного территориального устройства: зоны, отходящие Китаю, Японии, Америке, и так называемого «совместного использования», где у китайцев будут такие же права, как у русских. Собственно Россия откатывалась за Урал к границам бывшей Московии.

Началось обсуждение: в основном упирали на то, что дешевле покупать сырье, чем затевать из-за него войны, да и вообще в постиндустриальном мире оно не имеет такого значения, как раньше, важнее новые технологии. Молодой ученый из Москвы сомневался, что Китай выиграет от территориальной экспансии: ахиллесовой пятой китайской культуры является ее не инновационность и китайская элита идет не по пути создания новых, а заимствования готовых западных технологий. Парадоксально, в ту же ловушку попала и Россия: имея революционные технологии превращения угля в жидкое топливо – замену бензина, создания автомобилей с маховиковыми двигателями, и много других, она не внедрила их в производство, а заимствовала устаревшие у Запада, в результате все больше отставая от него. Отставание растет даже от Китая, правящая элита которого организовала настоящую охоту за новейшими техническими разработками. Для Китая выгодно сохранение «статус кво», сложившегося международного разделения труда, однако оно все более оказывается под угрозой. Но надо иметь в виду, что в ситуации исторического тупика часто происходит некая флуктуация, неожиданный поворот в развитии событий – история дает масса примеров этого. Так и сейчас, может случиться что-то, что снова подтолкнет Китай, Россию и Америку к развитию взаимовыгодного сотрудничества. Тогда территориальные споры будут забыты, и переход к более справедливому миропорядку произойдет в основном мирным путем.

Передо мной вновь возникла картина сумеречной Москвы, что о ней сказал загадочный проводник?.. Надо же, вспомнил дословно.

«В прошлый раз это был оживленный город. Видимо, произошло смещение вероятностей, и этот вариант стал более реальным». Не эту ли загадочную флуктуацию мне дали подсмотреть?.. Но думать не особо хотелось, голова заболела, и я не стал участвовать в дискуссии. Покинул оживленную компанию и, взяв в буфете банку пива, вышел на веранду.

Может, сделать вид, что пошел прогуляться по окрестностям, да и улизнуть?

Однако перед входом прохаживалась парочка, явно не участников семинара. Следов интеллекта на их бычьих физиономиях не просматривалось. Пришлось сделать вид, что любуюсь пейзажем и открыть пиво. По плоскогорью чернели рощи, а вдали на холме виднелись белые яйца, словно огромная птица снесла их посреди темнеющего поля. Наверное, колпаки над антеннами радиолокаторов – то ли воспоминание о не состоявшейся войне, то ли предчувствие будущей.

Да, любопытная организация положила на меня глаз. Или в самом деле скупает интеллектуальные ресурсы России и других стран, или что-то другое. И скорее, другое. Слишком беспардонные методы: держать в санатории-тюрьме, применять оружие, использовать психотехнологии. Кто же за всем этим стоит?..

Становилось холодно, остро запахло полынью. Уже только зубцы Ай-Петри и зловещие яйца розовели над уходящим в ночь плоскогорьем. Я допил пиво и вернулся в холл, откуда к этому времени разбрелись спорщики. Симпатичная горничная дала ключ от номера, и я. насвистывая, поднялся на второй этаж. Открыл дверь номера, но включать свет не стал. В окне рисовались силуэты сосен, а за ними чернела бездна с гирляндами огней – Ялта. Не попробовать ли уйти, когда все уснут?.. Тут откуда-то донеслись голоса. Я на цыпочках подошел к окну, рядом оказалась дверь на балкон – она не скрипнула, когда я осторожно открыл ее.

К счастью для меня.

Балкон шел вдоль второго этажа отеля и был разделен перегородками на отдельные секции. Голоса доносились снизу, наверное из номера подо мной. Один был женский, и сердце у меня заныло: он звучал холодновато, но странно чаруя:

– Не суетись. Ты на свободе, а это главное. Еще найдешь возможности для развлечений.

Ему ответил мужской голос, и я вздрогнул: слова прозвучали резко, как свист клинка:

– Он обманул нас! Столько лет в заточении – и что? Наши руки связаны.

– Поле боя вокруг тебя, – холодно возразила женщина. – Просто отложи меч и воюй руками других.

– Этих? Они много болтают и не знают, что прочно лишь основанное на крови.

– Они знают, – смех женщины ледяными колокольчиками прозвучал в темноте. – Пока теоретически, но из таких выходят лучшие. Рарох указал именно на них.

Холодом потянуло из темноты. Я ничего не понял, но осторожно отступил. На этот раз под ногой скрипнуло, наверное рассохся паркет, и сразу настала тишина. Я нащупал кровать и лег, не раздеваясь. Окно походило на черную яму, огни Ялты скрылись за подоконником.

Вскоре я понял, что в комнате кто-то есть. Не раздалось ни единого звука, но будто красноватый отсвет разлился по полу, и я стал различать предметы. Серый прямоугольный глаз телевизора, подсвеченный снизу торшер, а рядом кресло… В кресле кто-то сидел! Я едва не вскрикнул, однако горло перехватило, и не смог выдавить ни звука. Как в кошмаре.

– Не бойся, – прозвучал тихий голос. – Почему люди такие пугливые? Я просто Аннабель.

Она встала, и платье зеленоватой волной упало со стройной фигуры, открыв темные холмики грудей. Во рту у меня пересохло – Аннабель осталась нагой. А женщина приблизилась – теплый розовый свет струился по ее груди и бедрам, стекая на пол красноватой лужицей. Красное и зеленое…

Аннабель наклонилась, и пышные волосы упали вокруг моего лица, скрыв даже этот слабый свет. Ее глаза казались черными провалами, едва видимые губы приблизились к моим, а рука проникла под рубашку и легла на грудь. Рука показалась ледяной, но все тело затрепетало – и вдруг женщина отпрянула. Свет вновь упал на ее лицо, и было видно, как расширились зрачки и ноздри. Она отняла руку, и ледяные пальчики скользнули по моему животу, так что меня бросило в жар. Но Аннабель резко выпрямилась, держа в руке бумажник. Я поразился, неужели меня банально хотели ограбить?.. Аннабель перевернула бумажник – со слабым звоном посыпалась мелочь, а следом выпал засохший цветок.

Засохший?

От фиолетового сияния даже тени прыгнули на стены, и тень Аннабель показалась самой огромной и грозной изо всех. Упав, цветок немного померк, однако все равно на него было больно смотреть – словно горящий аметист лежал на полу.

– Где ты?.. – свистящим шепотом начала Аннабель, но вдруг резко повернулась и, схватив платье, выбежала.

Я вскочил, сердце билось как сумасшедшее, нагнулся и подобрал бумажник. Что происходит? Боязливо протянул руку к цветку… И замер. Словно прошелестел воздух, и цветок распался на две половинки, я успел заметить лишь туманную полосу. Судорожно вспыхнул фиолетовый свет – и померк.

Меч! Весь в холодном поту, я поднял глаза и увидел темную фигуру, только это была не Аннабель.

– У тебя было оружие, только ты не воспользовался им, – раздался свистящий голос, и я сразу узнал только что слышанный под балконом. – Кто ты, второй раз встретившийся на пути?

Словно морозным воздухом обдало из темноты – я все вспомнил! Мертвый город, черную реку и три фигуры на гранитном берегу. Так вот почему знакомым показалось холодное очарование в голосе женщины… Я не стал тратить времени на ответ. Повернулся, выскочил на балкон и, перемахнув перила, покинул негостеприимный отель. Сильно ударился пятками, но это лучше, чем быть проткнутым насквозь. Меч у этого господина явно был хорошо наточен. Интересно, как он его провез? И еще, кто он по национальности? Вроде бы не японец: я где-то читал, что японцы не выговаривают букву «л».

Конечно, я не размышлял, стоя как пень, а улепетывал со всех ног, похоже это становилось моим привычным занятием. И конечно, далеко не убежал. За оградой отеля оказалась бетонированная площадка, наверное для приема вертолетов VIP-персон, и там в свете фонаря меня ожидали. Высокая фигура – женская, и пониже – мужская. Как они успели оказаться здесь?

Я тоскливо оглянулся на отель, но все окна были темны. Ведь недавно еще горланили, приканчивая пиво! Впрочем, кто меня станет спасать – бедного Буратино от лисы Алисы и кота Базилио? Хотя моя ситуация хуже, тут болотом с лягушками не отделаешься. Я поглядел вокруг: пряди тумана в ложбинах, черная роща, яркие белые яйца на холме. Над темным морем встает луна. Помощи ждать не от кого.

– Он опять бежит, – презрительно сказал женский голос, фигуры были уже в нескольких шагах. – Разве это противник?

– Как знать? – задумчиво произнес мужчина. – Мы встречаем его во второй раз. Но третьего пусть не будет.

Он сделал легкое движение, и из-под темного широкого рукава заструился слабый свет. Снова меч! Ноги у меня ослабели, а мышцы живота судорожно сократились, словно холодная сталь уже пронзила их.

– Постой, – обеспокоено сказала женщина. – А вдруг правила уже действуют? Мы не можем убивать никого… из тех.

– Ты сама сказала, что он слабак, – у мужчины блеснули зубы. – А тот осмелился бы скрестить оружие с Темным воином, пусть и без надежды на победу.

– Как знаешь, – пожала плечами женщина. – Ты будешь наказан, а не я.

– И тогда ты станешь менять любовников чаще, – расхохотался мужчина.

– Скорее реже, – холодновато прозвучало в ответ. – Пока ты убиваешь их слишком быстро.

Меня затошнило, перепалка шла будто уже над моим трупом. А мужчина шагнул вперед, даже не поднимая меч… Я так и не заметил размаха. Что-то просвистело, как в прошлый раз, и я опустил глаза, страшась увидеть кровь, льющуюся из рассеченного горла. Где-то читал, что в первое мгновение человек ничего не чувствует. Но ничего такого не увидел, зато услышал странно изменившийся голос женщины:

– Смотри!

Я поднял голову и увидел, что Аннабель отвернулась от меня, а мужчина с кривой улыбкой глядит на обнаженный меч.

– Странно… – начал он. Потом тоже повернул голову.

На холме с белыми яйцами что-то двигалось. Я вгляделся, и по позвоночнику словно прошлись ледяные когти: черная собака бежала вниз по слабо освещенному склону. В этом не было бы ничего странного, но холм находился в нескольких километрах отсюда, а значит собака была величиной с дом!.. Она мячом перекатилась через серую равнину, и странное дело, не выросла в размерах, а словно уменьшилась по пути (я ошалело вспомнил «Черного монаха» Чехова) и села на границе освещенного пространства.

Я изумленно вскрикнул: – Гела!..

Но второй окрик застрял у меня в глотке. Гела показалась бы щенком по сравнению с этим псом: морда на уровне моего лица, зеленовато-желтые блюдца глаз, красный язык свешивается из раскрытой пасти. И еще я вспомнил, что уже видел такого пса – задолго до Гелы, возле каменной башни у подножия Безенгийской стены. Тот странный камень – чернее и выше других, с двумя зелеными изумрудами вместо глаз.

– Это твоя собачка? – нервно рассмеялась Аннабель.

– Нет, – коротко ответил мужчина. – Хотя не прочь бы завести такую. Мы уже видели их, помнишь?

– Значит… – голос женщины будто растаял вдали.

– Да, – согласился мужчина. – Она проделала долгий путь, с самых границ…

– Замолчи! – резко оборвала его Аннабель.

Наступило молчание, и в этой тишине пес зарычал. Сначала рык возник где-то в глубине горла, но все вокруг задрожало, словно поезд приближался из туннеля метро. Потом вырвался… У меня заныли кости и ослабли колени, а женщина прижала ладони к ушам. Казалось, сотряслась вся сумрачная равнина и полегла трава. Мужчина отступил, но поднимая меч.

– Опусти оружие, – сказал тихий женский голос, и все опять смолкло. Я обернулся, однако никого не увидел.

– Время еще не пришло, – столь же тихо и мелодично прозвучало в темноте.

– Так это твой пес? – хрипло сказал мужчина.

– Конечно, Темный, – с легкой насмешкой произнес голос. – Разве на Земле есть такие?

– Они не должны появиться до самого дня… – яростно начал мужчина.

– Ты неуважительно обошелся с моим подарком, Темный. – На этот раз в голосе прозвучала угроза, а темнота неуверенно поколебалась вокруг. – И вдобавок обнажил оружие на моего стража.

Меч скрылся в одежде, а поза мужчины стала не такой горделивой.

– Извини, Владычица, – наконец с иронией произнес он. – Твои подарки плохо хранят. Но мы уходим.

Он повернулся к Аннабель, которая за все это время не произнесла ни слова. Зеленое платье теперь охватывало ее от шеи до щиколоток, и женщина будто растворялась в темноте.

– Идем, дорогая, – галантно произнес мужчина.

Странная пара прошествовала к отелю, а в другую сторону двинулось будто серебристое сияние, но тут же погасло. Так что со мной никто не попрощался, а когда я обернулся, то оказалось, что и собачка пропала. Я не особо расстроился: ничего не понял, да и не пытался понять. Голова разболелась, я весь дрожал, так что быстро пошел прочь от отеля, надеясь согреться ходьбой. Где-то там должна быть станция канатной дороги. Ночью она, естественно, не работала, а возле базара меня остервенело облаяли собаки, к счастью вполне обыкновенные. Пришлось отойти подальше и устроиться на склоне под скальным навесом.

Ночь была бесконечной: мучил холод, и невнятно бормотали деревья. Утром солнце поднялось не из моря, а над пологом туч, словно мглы от мирового пожара. Оно висело напротив меня будто красный воспаленный глаз. Наконец я увидел первый вагончик, ползущий вверх под серебристыми нитями тросов, и поспешил к станции. Когда начал спуск – один в пустом вагоне, – солнце поднялось выше, и над лесом зарозовели каменные колени скал.

Дома я поспал, и все случившееся – Аннабель, мужчина с мечом, громадный пес – стало казаться обычным кошмаром. Была ли поездка в Ялту вообще?.. Я умылся и пошел к Кире. Она встретила меня как ни в чем ни бывало, и мы отправились в парк. Там набрели на стену со сводчатой нишей. В ней по камню шла надпись «TRILBY», а ниже был барельеф: каменная собака (я только покачал головой) прыгала на каменную же кошку. Из ниши струилась вода.

– Совсем как у нас дома! – рассмеялась Кира. – У нас черная собака по кличке Пират, и важный сибирский кот. Как начнут порой драться! Пират наскакивает на кота, а тот бьет его лапой по морде: фыр, фыр!

Будто слегка потемнело в парке, но тут же вновь засияло солнце. Кира продолжала говорить, сжимая прохладными пальцами мою руку. Мы спустились на загроможденный камнями пляж, скинули одежду, и я всей кожей ощутил палящее и ласковое прикосновение солнца. Мы брызгали друг в друга, и Кира смеялась в водяном фейерверке. К обеду она ушла в пансионат, а я отправился домой и снова поспал. Малевича все еще не было. К вечеру я проснулся, сходил на море, и опять побежал к пансионату.

Порозовел и медленно угас скалистый замок Ай-Петри. Солнце скрылось, мягкий полусвет разлился по парку, таинственно преобразив его. Темными драконами простерлись над серой травой ветви ливанских кедров. Желтые цветы выглядывали из черных крон магнолий. Тихо журчала вода под аркой, словно боясь разбудить окаменелых собаку и кошку. И я снова испытал странное чувство – что здесь не бывает ни солнечного дня, ни смены сезонов. Вечно сумерки царят на этой лужайке, и вечно цветут магнолии…

Единственная скамейка была занята, так что мы спустились по склону и присели между корней исполинской сосны. Кире я постелил пляжное полотенце. Мы долго молчали, потом я протянул руку и дотронулся до гладкого плеча Киры. Попытался привлечь девушку к себе, но Кира со смешком отодвинулась.

– Не распускайте рук, молодой человек.

Тогда я сказал то, что изумило меня самого. Как-то не говорил этого девушкам раньше.

– Я люблю тебя.

Кира опять рассмеялась, но как-то глухо:

– Вам это только кажется, молодой человек.

Я молчал, опустошенно глядя, как песчаные дорожки, трава и деревья приобретают одинаково серый цвет и постепенно тонут во тьме. Вдруг тонким ароматом повеяло в воздухе. Я почувствовал теплое дыхание на щеке и повернулся. Лицо Киры оказалось рядом – она незаметно придвинулась, – и я поцеловал ее прямо в дрогнувшие губы…

Мы целовались до изнеможения, и под конец оба тяжело дышали. В отдалении монотонно шумело море, хотя скорее это шумела кровь в ушах. От мягких прикосновений губ Киры, ее щекочущих волос и скрытых легким платьем грудей по телу разливалось сладостное томление. В парке сгустилась темнота, яркие звезды взошли над черными верхушками деревьев. Глаза Киры были полузакрыты и чуть блестели.

Моя рука сама опустилась и двинулась вверх по бедру девушки, сдвигая платье. Кира ничего не сказала, только задышала чаще. Шелковистость ее кожи совсем опьянила меня, и будто палящий огонь разгорелся внизу живота. Уже плохо соображая, что делаю, я рванул трусики Киры вниз, а потом свои шорты. Кира продолжала молчать, только безвольно откинула голову на корень. Я лег сверху и ощутил, как часто бьется сердце девушки. Хотя Кира разомкнула ноги, было не очень удобно, и только после нескольких попыток я вошел в нее, ощутив горящей плотью нежность и как бы прохладу. Кира застонала, прижав голову к моему плечу, и чуть оскалила зубы. Казалось, вся земля мягко трепещет, когда я поспешно двигался вверх и вниз. Я ободрал локти о корни, и эта боль слилась с нарастающей сладостной болью в средоточии бедер. Лицо Киры зажглось пунцовым светом, глаза закрылись, и мы оба вскрикнули, когда пульсирующее пламя излилось из меня…

Огонь угас, но из обволакивающей нежности еще долго не хотелось выходить. На щеках Киры блестели слезы, и я поцелуями слизал несколько соленых капель. Наконец я с неохотой отстранился. Кира нервно рассмеялась:

– Тебе придется постирать полотенце, у меня ведь в первый раз. Я и не думала, что так получится.

Она встала и, спотыкаясь, пошла к скамейке. Мне пришлось придерживать ее за локоть. Кира вздохнула:

– Чувствую такую слабость.

Склонив голову мне на плечо, она затихла. А меня переполняли покой и нежность, я слушал лепет листьев, плеск моря внизу и прерывистое дыхание Киры. Наконец она подняла голову и хрипловато рассмеялась:

– Вообще-то давно пора в пансионат.

На ногах она держалась неуверенно, и я провожал ее, взяв под руку. У пансионата мы поцеловались, а потом Кира поднялась по ступенькам. Я постоял и отправился домой, словно плыл по темной улице, а внизу шумело море, ворочая белками бесчисленных глаз. Но по мере приближения к дому я шел все медленнее, а возле ворот остановился: за стеной угрожающе заворчала собака. Словно холодом дохнуло из темноты, вспомнились события прошлой ночи. Днем они стали казаться нереальными, а чудесно закончившееся свидание с Кирой вообще заставило забыть обо всем, но теперь вдруг показалось, что кто-то подкарауливает в темноте – то ли мужчина с мечом, то ли черный громадный пес.

А если меня не оставили в покое? Ведь выследить при желании было нетрудно. Я попробовал успокоиться – это ворчала Гела, нас в комнате двое, хозяева рядом. Что может случиться? Я вошел в калитку. Гела возникла черной тенью, несколько шагов сопровождала меня, а потом опять растворилась в темноте. Малевича не было, оставил записку, что на несколько дней снял другое жилье. Все ясно, брюнетка. Я разделся и лег. Попытался вспоминать Киру и то наслаждение, что испытал с нею, но мысли мешались: перед глазами возникала то Аннабель, склонившаяся надо мной в зеленом ореоле, то темная фигура с блестящим мечом… Чего они привязались ко мне? Кто такие, почему преследуют в странных снах и наяву?

Мне становилось все больше не по себе, я в сарайчике один и без оружия. В поведении той странной парочки чувствовалась неуверенность, но кто знает, что им придет на ум? Только где я им перешел дорогу?.. Нет смысла гадать, все слишком странно. Я спустил ноги на прохладный пол, тихо прокрался к двери и включил свет. Оконные рамы массивные, с частым переплетом – наверное переставлены откуда-то. Я тщательно задвинул шпингалеты, теперь так просто не влезешь.

В углу лежала куча деревянных брусков, наверное были припасены для ремонта. Я выбрал один поувесистее и прислонил к кровати. Затем осмотрел дверь, вот где слабое место. Сделана из фанеры, и хлипкий крючок вместо запора. Разве только подпереть чем-то… Я попробовал сдвинуть кровать Малевича, но тщетно: деревянный топчан был приколочен боковиной к стене. При этом задел рукой электрическую розетку, и появилась другая идея. После школы, пока не поступил в университет, мне пришлось поработать дежурным электриком, и однажды надо мной зло подшутили…

После окончания курортного сезона хозяин, видимо, использовал сарайчик как мастерскую: возле двери стояла циркульная пила, а к ней шел кабель от электрического щитка. Сейчас автомат на щитке был выключен. Я нажал кнопку, и зажглась красная лампочка – ток пошел.

Выключив автомат, я повернулся к двери, и снова мне повезло: она закрывалась поворотной ручкой из металла, хотя и довольно разболтанной. Я поспешно приступил к работе: достал из сумки складной нож и, обрезав кабель, зачистил концы. Чтобы найти фазу, пришлось снова включить автомат и проверить на искру. Автомат со щелчком вышибло, я вздрогнул и как можно плотнее намотал оголенный конец на дверную ручку. Потом опять нажал кнопку и, несколько успокоенный видом красного глазка, вернулся к своей кровати. Для большего эффекта выплеснул на пол воду из чайника. Интересно, сработает ли? Хотя, скорее всего, беспокоюсь зря. Самому бы не забыть утром, что тут наворотил.

В тишине громко трещали цикады, сквозь открытую форточку из посеребренной тьмы струился прохладный воздух. Неподалеку тихо взвизгнула Гела. Я вспомнил ласковые губы Киры и, улыбаясь, стал задремывать… Очнулся от скрипа дверных петель, треска вырванного крючка и оборвавшегося стона. Из открывшейся двери пахнуло ночной свежестью, что-то тяжело рухнуло на пол.

Сердце сильно забилось, я вскочил, но сохранил способность соображать и не сделал ни шага. Нашарил фонарик (незаменимая вещь для ночных походов в уборную) и в желтом пятне разглядел на полу скорчившуюся человеческую фигуру. Я схватил припасенный брусок и осторожно приблизился, приставляя ступню к ступне, чтобы самому не получить шагового удара током. Оказалось, что рука непрошеного гостя уже соскользнула с дверной ручки. Я угостил его несколькими ударами по голове, а когда взломщик с хрипом вытянулся на полу, нажал кнопку автомата и нагнулся. Сердце отчаянно стучало.

Но это оказался не тот, с мечом. Обыкновенный громила: короткая стрижка, белки глаз закатились, зубы оскалены. К моему облегчению, хрипло дышал – не так много времени пробыл под током, а мои интеллигентские удары вряд ли сильно повредили его черепушке. Кстати, моя идея могла не сработать, если бы ночной гость не был босиком, наверное снял обувь, чтобы ступать потише. В общем, дуракам везет, а я тогда был порядочным дураком. И даже не испугался, увидев на полу нож.

Это теперь я понимаю, что тогда меня спасло только чудо, и еще – что за чудеса приходится платить. А тогда я пинком отправил нож под кровать и осторожно выглянул за дверь: никого, только в лунном свете белеет дорожка. Едва сделал по ней несколько шагов, как шарахнулся от темного пятна, а сердце подпрыгнуло – черная собака лежала на траве. Но тут же понял, что это Гела. Неужели убита?

Я глянул на окна второго этажа, не позвать ли Нестора? Но не успел: в тени под воротами что-то шевельнулось, и темная фигура выступила из нее – с лучиком серебристого света в руке. Мне показалось, что я никак не очнусь от кошмара. Это сейчас только улыбнулся бы: подумаешь, подослали двух громил. А тогда колени ослабели, и я отчаянно взмахнул руками, пытаясь удержаться за одну из нависших над тропинкой ветвей…

И ударился пальцами о перекладину турника – Нестор по утрам делал зарядку и подтягивался на нем. Тут же возникла идея, хотя тоже не оригинальная: я схватил перекладину обеими руками и, когда фигура кинулась на меня, подтянулся и с силой выбросил ноги навстречу. Удар пришелся, будто в каменную стену, фигура с хрипом отлетела и грянулась о створки ворот, так что те загремели. Я опустился на землю и, сунув ногу в сорвавшуюся сандалию, подошел. Похоже, нападавший пока не собирался вставать, так что я выглянул в приоткрывшуюся створку.

Гравийное покрытие казалось белой рекой, и в который раз за последние дни я ощутил, как ледяной холод коснулся мокрой от пота спины. Еще одна темная фигура стояла на другой стороне улицы. Пока я смотрел, она подняла руку, будто салютуя, и холодный алмазный свет брызнул с длинного лезвия… Потом фигура пропала. Я стоял, ошалело моргая, а в доме загорелся свет и начали хлопать двери. Нестор выбежал в одних трусах и первым делом нагнулся над Гелой. Стал трясти, замер и выпрямился, держа между пальцев маленькую пулю с иглой на конце.

– Ну и дела, – озадаченно протянул он. – Первый раз вижу, чтобы воры использовали такое.

Искоса поглядел на меня, а я содрогнулся, вспомнив Адишский ледопад. Но промолчал, что мне оставалось делать? Обоих нападавших Нестор ловко, по-матросски, связал. Когда приехала полиция, они уже пришли в себя и хмуро озирались. Полицейские не стали даже составлять протокол, затолкали злоумышленников в фургон, Нестор вынес бутыль вина, стражи порядка выпили по стакану и, забрав бутыль, уехали.

– Выпустят этих обломов, – задумчиво сказал Нестор, трепля загривок очнувшейся Гелы, – откупятся. Знаю их, на рынке всегда пасутся. И чего ко мне полезли? Да еще с усыпляющими пулями?

Он снова испытующе поглядел на меня, и снова я промолчал. Побрел к своему сараю и, не рискнув включить свет, ощупью нашел топчан. Посидел, пока сердце не стало биться ровнее. Оказалось, что в помещении не совсем темно, пол красновато отсвечивает. Я едва не заорал. Уже не удивился перезвону ледяных колокольчиков.

– Он опять не достал тебя, – промурлыкала Аннабель. Она сидела на топчане Малевича, темная фигура со слегка выступающими грудями. – Но не надейся, что оставит в покое.

– Кто вы? – тоскливо спросил я. – Почему преследуете меня?

Аннабель помолчала. Неожиданно поднялась и тронула пальцами мой лоб. Я почувствовал словно разряд электрического тока, и в голове посвежело. Оказалось, что Аннабель снова сидит.

– Хорошо, я отвечу тебе, – сказала она. – Нас можно назвать метагомами, следующей ступенью человеческой эволюции. Одна древняя цивилизация мечтала о бессмертии и могуществе. Их ученые овладели искусством биоконструирования и создали нас. Однако этим перешли запретную грань, и их цивилизация была стерта с лица земли. Но таких, как мы, невозможно уничтожить, поэтому нас только заточили. Лишь недавно энергетические стены были разрушены.

Что за бред? Я облизал пересохшие губы.

– Допустим. Но что нужно столь могущественным существам от меня?

Слова Аннабель холодом трогали мой мозг.

– Мир не останется прежним, наше появление сместило вероятности. Ты многое видел, хотя и не понял. Но ты знаешь, что будет война. Ты знаешь, что будет применено некое новое оружие. По твоему описанию физики могут разгадать принцип его действия. Ты стал опасен.

– И вы хотите меня устранить? – уныло спросил я.

– Я хочу, чтобы ты шире открыл дверь, – непонятно ответила Аннабель. – Но ты оказался между волком и собакой, Андрей. Мой спутник хочет убить тебя, у него есть веские причины для этого, и ты еще узнаешь о них. Люди из организации Сибил будут контролировать тебя и тоже убьют, если сочтут опасным.

– Чего они-то хотят? – буркнул я.

– Изменить мир, – серебристо рассмеялась Аннабель. – Ты для них лишь орудие. Похоже, одна я хочу помочь тебе.

– Почему? – устало спросил я. Сплошные загадки в темноте.

– Возможно, я испытываю к тебе симпатию. А возможно, я самая коварная из всех. Кто может знать сердце женщины?

Я скрипнул зубами:

– Буду рад помощи, тем более от такой красавицы.

Аннабель снова рассмеялась, на этот раз резковато.

– Оказывается, ты умеешь льстить. Неплохо, это тебе тоже понадобится. Так вот, чтобы выжить, тебе нужно прикинуться, что ты на нашей стороне. Потом сам будешь решать. Но от моего спутника это не спасет. Ты должен увидеться с Рарохом.

– С кем? – приуныл я.

– Увидишь. Только приходи на встречу. – Аннабель снова оказалась рядом, и в мою руку скользнуло что-то продолговатое.

Странный пьянящий аромат. Мимолетное жгучее прикосновение к щеке. Стук открываемой двери и порыв холодного ветра из темноты, словно я не на юге… Я сидел без сил, но потом все-таки встал и включил свет. На ладони лежал плотный конверт с тисненой зеленым буквой «L». Конверт был открыт, внутри лежал листок бумаги и карточка красноватого цвета, похожая на визитку, тоже с единственной буквой «L». На листке я с удивлением прочитал:

«Тот, кому выпала эта карта, приглашается на встречу с Прекраснейшей». Тут же был адрес и схема проезда с Садового кольца. Можно было и пешком от станции метро «Смоленская». Указывалась дата – как раз на следующий день после моего возвращения в Москву, а время стояло странное: «в час после заката». Карточку следовало показать охране на входе.

Что меня удивляет теперь, я не унес ноги сразу, а остался до самого дня, на который был куплен обратный билет. Сейчас-то я научился удирать, камуфлируя это изящным термином «тактическое отступление». А тогда из меня только начали выбивать дурь. Но меня совсем очаровала Кира…

Днем мы лежали на пляже или прогуливались по крутым улочкам, а вечерами шли в парк. На траву и цветы опускались сумерки, таинственный полусвет разливался среди деревьев. Мы находили какую-нибудь скамейку и садились. Целовались сначала робко, оглядываясь по сторонам. Но ливанские кедры укрывали нас своей глубокой тенью, и мы распалялись. Однако дальше поцелуев Кира, к моей досаде, больше не шла. Между тем подходило время отъезда. В последний день моего пребывания в Крыму собрались, наконец, в Ласточкино гнездо. Катер оставлял пенный след, и Кира прятала лицо от брызг за моей спиной. Наконец высокая скала выросла над взбаламученным морем, катер вошел в прохладную тень под зубчатыми стенами, и я вспомнил, что уже видел этот причудливый замок в старом детском фильме «Синяя птица». Там это был замок Ночи.

Мы поднялись по каменной лестнице. Кира перелезла через парапет и на самом краю обрыва сорвала красный цветок на длинном ворсистом стебле. Покачала его перед лицом, а потом бросила вниз. Цветок падал долго – красноватое пятнышко над синей бездной вод, и Кира задумчиво смотрела ему вслед. В Алупку возвращались на такси – почти беззвучный полет среди темных сосен под белеющими обрывами Ай-Петри. После оживленного кафе, где нам так хорошо танцевалось, Кира притихла. У пансионата сели на теннисный стол в густой тени шелковицы, и я обнял Киру. Она покорно прижалась, позволив моей руке проникнуть под платье. Я ощутил пальцами нежную мягкость внутренней стороны бедер и вмиг возбудился… Вдруг Кира надавила рукой сверху так, что кончики моих пальцев, будто раздвинув лепестки скрытого цветка, погрузились в мягкую глубину. Кира прерывисто вздохнула, потом плотно сжала ноги и резко отодвинулась.

– Что?.. – начал я.

И умолк. От стола спускалась тропинка, по ней я впервые проник в этот заброшенный сад. Сквозь черную крону шелковицы сквозил свет, осветляя выщербленные плиты. Между деревьев был проем, где днем виднелось море. Сейчас море исчезло, зато горели звезды. Они образовали что-то вроде яркого венца, и я подосадовал, что не знаю, какое это созвездие. Что-то вроде серебристого сияния поднималось над тропинкой к нам. Мое сердце замерло, потом начало прерывисто стучать. Листва шелковицы над нами сделалась как серебряная филигрань… И вдруг все погасло: исчезло серебристое сияние, а звездный венец рассыпался на тусклые угольки. Много раз я потом искал в Интернете, какое это созвездие, но не нашел.

– Ты видел? – странным голосом спросила Кира.

– Да, какой-то свет, – пробормотал я.

Кира долго молчала.

– Это была женщина, – наконец прошептала она. – Женщина необычайной красоты, вся будто сотканная из света. У меня до сих пор мурашки бегут по коже. Кто это мог быть?

Я не ответил. Еще недавно я остро желал Киру, но теперь все ушло. На душе стало тревожно, темнота и звон цикад угнетали. Я поцеловал Киру и простился, она как будто недоумевала. Адресами обменялись еще днем. Я уехал утром, простившись с Нестором и потрепав за ухом Гелу – странно, на сей раз она приняла это благосклонно. Малевич уехал еще два дня назад, похудевший, но довольный своей брюнеткой. Крым разворачивал за окном автобуса свои открыточные красоты, а потом застучали по рельсам колеса.

Я жевал купленные задешево груши и, глядя сквозь пыльное стекло, с досадой вспоминал Киру: всего-то раз и был секс. Ну что же, скоро я забуду ее. Женщин будет много в моей жизни…

Любовь – это нежный цветок, и когда срываем его, быстро вянет. Вянет и тогда, когда не срываем. Увядает от разлуки, от каждодневных семейных будней. Так думают люди, и в общем правы. Я тогда тоже не знал, что иные цветы клонятся, но не горят даже под огненным дыханием Армагеддона.