Читать книгу Сестра четырех - Евгений Водолазкин, Jevgeni Vodolazkin - Страница 2

Утро. Окраина города. Четырехместная палата в инфекционной больнице имени Альбера Камю. За стеной палаты время от времени раздается стук топора. На одной из кроватей в больничной пижаме сидит Фунги и слушает радио. В палату входят Доктор, Сестра и Писатель.

РАДИО. Передаем выпуск последних известий.

СЕСТРА. Доброе утро, больной.

ФУНГИ. Какое же оно доброе, если объявили, что известия последние. Последние, понимаете? Больше их уже не будет. Не будет ничего. Вот это вирус!

РАДИО. Поставлен новый антирекорд в Ломбардии: за минувшие сутки от коронавируса скончались 960 человек. Другой антирекорд – процентное соотношение заболевших и умерших…

СЕСТРА. Больной!

ФУНГИ. Вы меня отвлекли и лишили сведений о заболевших и умерших.

СЕСТРА. Больной, позвольте представить вашего нового соседа…

ФУНГИ. И что это вообще за манера – человека называть «больным»?

ДОКТОР. Хорошо, будем называть вас здоровым.

ФУНГИ. Называйте меня просто – Фу́нги.

ДОКТОР. Фунги? Отлично. Что значит Фунги?

ПИСАТЕЛЬ. Фунги – это сорт пиццы. (Фунги.) С грибами, правильно?

ФУНГИ. Так точно, с грибами. А то нашли обращение – «больной». Я себя, может, лучше вас всех чувствую. Температура 36 и 6. (Показывает термометр.) Доктор, это как, не очень высокая? У меня, Доктор, 36 и 6.

ДОКТОР. Не может быть!

СЕСТРА (подойдя к Фунги, кладет ему руку на лоб; обращается к Доктору). Я думаю, 38 и 5, не меньше.

ДОКТОР (Фунги). В заблуждение вводить изволите?

СЕСТРА. Да о его лоб можно спички зажигать. (Берет из рук Фунги термометр.) Что интересно: 36 и 6. Как вы мерили температуру?

ФУНГИ. Под мышкой, как во всём нашем государстве. А за границей, между прочим, иначе меряют. Например, во рту. А еще…

ДОКТОР. Ограничимся ртом – для вас способ идеальный. Целых пять минут вашего молчания. За те дни, что вы здесь, мы уже припухли.

СЕСТРА. Если бы сейчас у вас во рту был термометр, я бы давно уже представила вам нового соседа.

ФУНГИ. Не надо представлять – сам угадаю. Вы – профессор. Скорее всего, юрист. Угадал?

ПИСАТЕЛЬ. Нет.

ФУНГИ. Сестра, не подсказывать! Доктор, вас это тоже касается. (Писателю.) Внешность у вас неяркая. Вид, простите, довольно потертый. Инструктор по технике безопасности?

ПИСАТЕЛЬ (смеется). Ни в коем случае!

ДОКТОР (Фунги). А кто, если не секрет, по профессии вы? В карточке больного я об этом ничего не нашел.

ФУНГИ. А вы уж и рылись! Уж искали. Позор! (Закидывает ногу на ногу.) Я занимаюсь ритейлом продуктов питания.

ДОКТОР. И какие же продукты находятся в сфере ваших интересов?

ФУНГИ. В основном – пицца. С детства ее любил, у меня и кликуха была – Фунги.

СЕСТРА. Вы ее производите?

ФУНГИ. Нет. Не совсем. Я, короче, решаю логистические задачи. Конкретно – транспортные. Прокладываю маршруты, веду переговоры. Очень, знаете ли, многое приходится держать в голове. Моя работа – это клиенты, расчеты и груз ответственности.

ПИСАТЕЛЬ. Если коротко – доставка пиццы. Район – Заречье. Верно?

ФУНГИ. М-да… Вы очень информированы – откуда бы это? Но вы даже не представляете, насколько сужаете пространство нашей деятельности. Мы обслуживаем и другие районы.

Доктор и сестра улыбаются.

СЕСТРА. Вы действительно развозите пиццу?

ФУНГИ. Я мог бы, конечно, сказать – «да»… Наверное, я так и скажу, хотя это всё дико упрощает. Взять хоть те транспортные средства, которыми приходится управлять. Они особенные, не похожи на среднестатистические автомобили.

ДОКТОР. Это что же за марки такие?

ФУНГИ. Да какое это имеет значение? Важно, что они особенные, понимаете?

СЕСТРА. Нет, а все-таки! Люблю особенные вещи – у них должны быть и особенные названия!

ФУНГИ. Ну, допустим, трехколесный грузовой мотороллер. Марка – «Муравей».

ДОКТОР (хохочет). «Муравей»!

ФУНГИ. Не вижу ничего смешного. Очень маневренная машина. Гораздо маневреннее того же «Ягуара», хотя скорость, конечно, поменьше. Это надо честно признать.

ДОКТОР (вытирает слезы). За что ценю вас – так это за честность.

СЕСТРА. Зато теперь мы знаем, что «Ягуар» быстрее трехколесного грузового мотороллера «Муравей».

ПИСАТЕЛЬ. Не обязательно. В центре города с его пробками «Муравей» обычно быстрее «Ягуара». Вы же умеете объезжать эти пробки, господин Фунги?

ФУНГИ (Писателю). Вы знаете подозрительно много подробностей моей биографии. Теперь-то я понимаю, что вы – не профессор. Я думаю, вы – самый обычный шпион.

ПИСАТЕЛЬ. Да. Меня прислали следить за вами.

ФУНГИ. А можно узнать, кто именно? Американцы, англичане, немцы?

ПИСАТЕЛЬ. Итальянцы. Их интересует секрет русской пиццы.

ДОКТОР (Писателю). Похоже, вы и в самом деле о нашем Фунги что-то знаете.

ПИСАТЕЛЬ. Я живу в том же Заречном районе, и пару раз он доставлял мне пиццу. Я его запомнил.

ФУНГИ. Интересное кино! Почему же вы меня запомнили, а я вас – нет?

ПИСАТЕЛЬ. Очень просто: вы тогда всё время говорили, а я молчал. Запоминает тот, кто молчит.

ФУНГИ. Стоп-стоп-стоп. Я вспоминаю. Вспоминаю полки с книгами… Я знаю, кто вы. (Рука Фунги рисует в воздухе эллипс.) Вы… Вы…

СЕСТРА. Это будет продолжаться бесконечно.

ФУНГИ. Молчите!!!

СЕСТРА. Он – писатель.

ФУНГИ. Ну я же просил… Я же вас так просил – не подсказывать! Конечно, писатель! У меня у самого это на языке было. (Показывает язык.)

ДОКТОР. Не нравится мне ваш язык. Покажите еще раз. (Фунги показывает язык.) Совсем не нравится. (Пишет в истории болезни.) Я-зык об-ло-жен. (Фунги.) Я бы на вашем месте его не очень распускал. Так. Скажите: «а-а-а».

ФУНГИ. А-а-а… Сейчас выяснится, что вам и мое «а-а-а» не нравится.

СЕСТРА. Пока что «а-а-а» – это самое умное из всего, что вы, Фунги, сказали.

ФУНГИ (Писателю). Опишете это издевательство? Просто сил нет.

СЕСТРА. Очень вы ему, Фунги, нужны! Это – известный писатель. Широко известный. Уж поверьте, ему есть что описывать. Например, нашу инфекционную больницу имени Альбера Камю с передовым оборудованием, ее врачебный коллектив и (показывает на Доктора) лично главврача. Поскольку весь врачебный коллектив слег с вирусом, главврач лично занимается осмотром больных.

Раздается стук топора за стеной.

ПИСАТЕЛЬ. А что это за стук?

ДОКТОР. Это расширяется наша инфекционная больница.

ПИСАТЕЛЬ. Но это же стук топора! Вы хотите сказать, что расширение такой передовой больницы осуществляется с помощью топора?

ФУНГИ. Топор – это глубоко вчерашний день. Я не понимаю, как современное здание можно возводить топором.

СЕСТРА (Писателю). Вы намекаете на то, что там делают гробы?

ПИСАТЕЛЬ. Я ничего не говорил о гробах.

СЕСТРА. Но это же подразумевается; что же вы меня за девочку-то держите? Почему все вы только и делаете, что думаете о гробах? (Речь ее неожиданно прерывается рыданиями.) Все вы, наверное, считаете, что во время пандемии производство гробов переносят поближе к больнице?

ФУНГИ. Что ж, в этом есть своя логика.

СЕСТРА (Фунги). Замолчите сейчас же! Это совершенно дилетантский взгляд на вещи. Могу вас разочаровать: во время больших эпидемий хоронят без гробов. Просто в общей могиле.

ДОКТОР (Сестре). Меньше нуара, милочка! Нам нужен позитивный эмоциональный фон. Уходя, призываю вас уколоть нашим друзьям витамины В₆ и В₁₂.

ФУНГИ. Вы считаете, это улучшит наш эмоциональный фон?

ДОКТОР (в дверях). По крайней мере, освежит.

Доктор выходит. Сестра наполняет шприцы для уколов.

РАДИО. Очередное ухудшение статистики смертей от коронавируса в Бельгии. Эта страна вышла на первое место в мире по количеству летальных исходов в пересчете на душу населения.

ПИСАТЕЛЬ. Они вообще говорят о чем-нибудь другом?

РАДИО. Пришла печальная статистика по Испании: количество жертв пандемии за сутки превысило психологически значимую черту в 1000 человек. Как сообщил на пресс-конференции главный инфекционист Испании господин Гонзалес, до пика кризиса в этой стране еще далеко.

ФУНГИ. Карамба!

СЕСТРА (Писателю). У него прекрасное испанское произношение. Такому человеку как-то даже неловко делать укол.

ПИСАТЕЛЬ. «Весь я в чём-то норвежском! / Весь я в чём-то испанском!» Предлагаю красиво одеться и отбыть в Испанию.

ФУНГИ. Пиастры-пиастры-пиастры! С этим проблема.

СЕСТРА. Кто первый на укол, господа? Совершенно бесплатно.

ФУНГИ. Писатель, кто же еще? Литература – на передовой.

ПИСАТЕЛЬ. При чем здесь передовая? Вся эта военная терминология вот уже где! Писатель описывает, а не воюет, он – над схваткой.

ФУНГИ. Не понимаю, как можно описывать то, что не прочувствовал. Прежде чем вы опишете, допустим, укол в мой зад, вы должны подставить свой.

ПИСАТЕЛЬ. У вас ошибочное представление о природе творчества. Личный опыт убивает фантазию. Лучшие описания любовных сцен – у тех, кто ведет аскетический образ жизни.

СЕСТРА. Мне ужасно неловко, но у меня два набранных шприца. Я стою перед выбором: кого колоть первым?

ФУНГИ. Поставим вопрос несколько иначе: если бы я в этом лечебном учреждении сблизился, скажем, с медсестрой, то за описание любовных сцен мне было бы лучше и не браться?

ПИСАТЕЛЬ. Это зависит от того, насколько вы вообще способны справляться с описаниями любовных сцен.

СЕСТРА. Не говоря уже о медсестрах.

ФУНГИ. Моя жена – воспитатель в доме престарелых. И ничего, справляюсь.

ПИСАТЕЛЬ. А не поздно в доме престарелых воспитывать?

СЕСТРА. Воспитывать никогда не поздно. Фунги, снимайте штаны и ложитесь на живот. Колем В₆.

ФУНГИ (раздеваясь). Это травматично. В₆ – крайне неприятный укол. Предлагаю колоть В_12.

СЕСТРА. Я колю вам то, что предписано. (Показывает Фунги лист назначений.) Здесь четко написано: сегодня – В₆.

ФУНГИ. Не будьте бюрократом! Если мы с вами сблизимся, это будет той ложкой дегтя, которая… Которая… (Голос его становится всё тревожней.)

СЕСТРА. Вы должны сближаться с вашей женой. (Делает укол, Фунги вскрикивает.) Должна вам сказать, что она вас плохо воспитывает.

ПИСАТЕЛЬ. Дело, может быть, в том, что это не ее возрастная категория? (Снимает штаны.) Мне тоже В₆?

СЕСТРА (смотрит на него испытующе). Вам – В₁₂.

ФУНГИ. Хорошо быть писателем! А тут колют В₆, да еще – с пристрастием. Скажите, Писатель, у вас есть жена?

ПИСАТЕЛЬ. Есть. То есть – была. На прошлой неделе она от меня ушла.

Сестра разражается истерическим смехом. Писатель и Фунги смотрят на нее с удивлением.

СЕСТРА. Простите. Это, конечно, не смешно.

ФУНГИ. Она ушла к другому?

ПИСАТЕЛЬ. Нет, просто ушла.

ФУНГИ. Вы не поддавались воспитанию?

ПИСАТЕЛЬ. Она не пыталась меня воспитывать.

ФУНГИ. Вы ее били? Ну, так, легко, по-писательски?

ПИСАТЕЛЬ. Да в общем, нет.

СЕСТРА. Не могу понять, когда баба от мужика уходит. Вот, верите ли, – не могу. Особенно, если не к другому.

ФУНГИ. Ну, может, были какие-то причины, о которых мы не знаем? Ну, вы меня понимаете…

СЕСТРА (Фунги). Послушайте, вы переходите все границы! Мы не можем спрашивать про подобные вещи, потому что всё, что касается интима, это…

ФУНГИ. Интимно.

СЕСТРА. Вот именно. Разве только… Писатель сам об этом расскажет.

ПИСАТЕЛЬ. Нет, я не импотент – если вы это имеете в виду.

ФУНГИ. Что мы имеем в сухом остатке? (Загибает пальцы.) Писатель. Не импотент. Получается, что вы ей изменяли?

ПИСАТЕЛЬ. Так ведь и не изменял.

СЕСТРА. Ужасно не люблю вмешиваться в чью-то жизнь. Но должна же быть какая-то причина? Потому что не бывает следствий без причин.

ФУНГИ. В том-то и прелесть жизни, что, оказывается, бывают.

ПИСАТЕЛЬ. «Скачет птичка весело́ / По тропинке бедствий, / Не предвидя от сего / Никаких последствий». Я не поставил ботинки в шкафчик для обуви. По-вашему, это может быть причиной для разрыва?

СЕСТРА. Всё зависит от дальнейшего развития событий.

ПИСАТЕЛЬ. Дальнейшее развитие таково: она сказала, что устала от моего неряшества.

ФУНГИ. Так. А вы что?

ПИСАТЕЛЬ. Я сказал: устала – давай расстанемся.

СЕСТРА. А она?

ПИСАТЕЛЬ. Она оделась и ушла. У ее матери недалеко квартира. Понимаете, это такая спираль зла, когда каждый следующий виток гораздо выше предыдущего. Гораздо выше.

ФУНГИ. Может быть, я даже доставлял ей пиццу. Да – точно доставлял.

СЕСТРА. Тогда часть вины лежит и на вас. Вы накормили женщину пиццей, после которой она ушла от своего мужа.

ФУНГИ. А если я ее попрошу – она вернется?

ПИСАТЕЛЬ. Нет, не вернется. Ну, разве что – к вам.

ФУНГИ. Но у меня уже есть жена. Она такая… Она просто сумасшедшая. Никогда не знаешь, что она сделает. Помогала она мне тут, значит, с пиццей – упаковывала. Еще до нашей женитьбы. Везу я, короче, упакованную пиццу одному важному лицу. Это лицо берет у меня коробку, дает мне чаевые. Я говорю: «Спасибо, не нужно», – но чаевые беру. Лицо открывает коробку – и смотрит на меня странно. Достает из коробки книгу и показывает мне. В книге – открытка, в которой всего три слова.

ПИСАТЕЛЬ. Что за книга?

ФУНГИ. Роман Горького «Мать».

ПИСАТЕЛЬ. Ужас какой!

СЕСТРА. А открытка – что в ней?

ФУНГИ. «Подателя сего сжечь».

ПИСАТЕЛЬ. Бескомпромиссно… И эта женщина занимается воспитанием престарелых!

СЕСТРА. То есть как это – сжечь? Вы должны были потребовать у нее объяснений! Почему сжечь?

ФУНГИ. А почему роман «Мать»? Вы ее не знаете – она никогда не станет ничего объяснять.

ПИСАТЕЛЬ. И как же вы поступили?

ФУНГИ. Я на ней женился.

Вечер. Больничная палата.

РАДИО. Передаем вечерние новости. Сегодня опубликована статистика по жертвам коронавируса в США.

ПИСАТЕЛЬ. Давайте выключим, а? Я здесь уже четвертый день – и ничего другого пока не слышал.

ФУНГИ. Неужели четвертый день?

ПИСАТЕЛЬ. А может – шестой. В замкнутом пространстве время не чувствуется.

Фунги выключает радио. За стеной слышен стук топора.

ФУНГИ. Они работают в три смены. Круглые сутки. Слышите, как топор ходит? Все-таки и у нас умеют работать быстро.

ПИСАТЕЛЬ. Знать бы еще, что они там с такой скоростью делают.

ФУНГИ. Может, действительно гробы? Отчего-то же Сестра высказала такую мысль?

ПИСАТЕЛЬ. Вы заметили: она сидит у нас все дни напролет. У нее что – других пациентов нет? Вы находите этому какое-то объяснение?

ФУНГИ. Нахожу. Может быть, это звучит нескромно, но, мне кажется, я ей понравился.

ПИСАТЕЛЬ. Да что вы!

ФУНГИ. Более того: у меня возникло подозрение, что она… Ищет со мной близости.

ПИСАТЕЛЬ. В самом деле? Ну, тогда это всё объясняет.

ФУНГИ. Необъяснимых вещей на свете нет. (Достает из рюкзака бутылку водки.) Если хорошо подумаете, вы найдете объяснение всему. В крайнем случае – обратитесь ко мне. Как вы думаете, почему так хорошо работает моя мысль?

ПИСАТЕЛЬ. Даже не догадываюсь.

ФУНГИ. Потому что я ее – стимулирую. (Ставит на тумбочку две жестяные кружки и разливает в них водку.)

ПИСАТЕЛЬ. Ого!

ФУНГИ. Это не «ого» – «ого» было, когда я сюда въезжал. Но день за днем, предаваясь мыслительной деятельности, я незаметно для себя выпил значительную часть. И теперь предлагаю допить оставшееся. Мы должны встретить вирус во всеоружии! Что говорит на этот счет литература?

ПИСАТЕЛЬ. Литература не возражает.

Чокаются, пьют.

ФУНГИ. Ну, что – есть у вас еще необъяснимые вещи?

ПИСАТЕЛЬ (задумчиво допивает содержимое кружки). Удивительное дело: всё начало объясняться само собой. Хотя – нет, кое-что осталось необъясненным. Вот смотрите: сейчас во всём мире объявлено чрезвычайное положение. Закрыты школы, театры, магазины – всё, что способно закрываться. Мир остановился.

ФУНГИ. Так ведь сейчас пандемия. Пан-де-ми-я. Одно слово чего стоит – как оркестр! Ваше здоровье!

Чокаются и пьют.

ПИСАТЕЛЬ. Есть слово «эпидемия». Когда эпидемия охватывает весь мир, ее называют пандемией. Это происходит время от времени.

ФУНГИ (наливает). Ну, происходит, ну, время от времени, всё естественно – в чём здесь непо-нятка?

ПИСАТЕЛЬ. А вот в чём: отчего мир остановился именно сейчас?

ФУНГИ. Подождите. Для начала выпьем. (Пьют.) Отвечаю вопросом на вопрос: а почему моя жена вместо пиццы положила в коробку «Мать» Горького? (С шумом нюхает рукав пижамы.) Мать-перемать! В мире должны быть тайны.

ПИСАТЕЛЬ. Получается, что даже вы не можете всё объяснить?

ФУНГИ. Получается, так. Иначе было бы слишком скучно. Нет, честное слово, лучше уж я чего-нибудь не объясню, чем мы умрем от скуки. (Берется за бутылку.)

ПИСАТЕЛЬ. Не много ли?

ФУНГИ. Там осталось всего ничего. Жена говорит: то, что на дне, – это слёзы, нельзя их оставлять.

Чокаются, пьют.

ПИСАТЕЛЬ (занюхивая рукавом). Я не всё выпил. Там совсем не на дне было, хороших полбутылки. Какие же это слёзы?

ФУНГИ. Горькие. Попробуйте – горькие или нет?

ПИСАТЕЛЬ (пригубив). Пожалуй что горькие.

ФУНГИ. Тогда за Горького! (Пьют оставшееся на дне.) Знаете, Писатель, ведь с этой заразой всё на самом деле ясно. Кто-то создавал боевой вирус, не закрутил банку – и вот, пожалуйста: результат.

ПИСАТЕЛЬ. Возникает законный вопрос: кто создавал этот вирус? И кто не закрутил банку?

ФУНГИ (приглушенным голосом). Пока понятно лишь одно: кто-то не закрутил. Может, в туалет вышел или, там, покурить. Банка опрокидывается сквозняком – дзынь! – и вот, пожалуйста, весь мир стоит на ушах. Послушайте! (Хлопает себя по лбу.) Как я до этого сразу не додумался? Банку закручивать – не собирались. (Лезет в рюкзак, достает вторую бутылку.)

ПИСАТЕЛЬ. Но мы ведь уже допили слёзы! Новая бутылка, насколько я помню, не планировалась.

ФУНГИ. Это форс-мажор. Дело государственного значения. (Разливает водку по кружкам.) Сейчас мы выпьем, и я скажу что-то очень важное. Под запись.

Чокаются, пьют.

ПИСАТЕЛЬ. У меня нет ни бумаги, ни ручки.

ФУНГИ. А еще писатель! Тогда пишите на телефоне. Так вот. Неизвестный диверсант, гуляя по Великой китайской стене, подложил банку с вирусом под один из зубцов.

Писатель включает мобильник и пишет.

ПИСАТЕЛЬ. …под один из зубцов. Я не помню, есть ли на этой стене зубцы. На кремлевской есть, а на китайской – не помню.

ФУНГИ. Я тоже не помню. Ладно, давайте по-другому. Пишите. Этот тип запек карасей в сметане, густо посыпал их вирусами из банки и, приклеив усы, отправился раздавать на площадь Тяньаньмэнь.

ПИСАТЕЛЬ (пишет). …на площадь. Какой, однако, тонкий расчет! Усатый человек раздает на площади карасей в сметане – что может быть естественнее? Только кем же был этот диверсант?

ФУНГИ. Не исключается инопланетный след. Не будем показывать пальцем, чтобы не обидеть ни одну из планет, но, по свидетельствам очевидцев, в походке незнакомца было что-то неистребимо марсианское. Остаток содержимого банки диверсант высыпал в Янцзы – всё до последнего вируса. Или в Хуанхэ, что одно и то же.