Читать книгу Эдуард Лимонов, главный гранатомет - Евгений Ю. Додолев - Страница 7

Имя Эдуарда Лимонова в первую очередь ассоциируется с отголосками какого-то скандала. Где-то что-то краем уха слышали: не то он гомик, не то шизик, не то засланный за бугор агент Кремля. Хотя журнал «Знамя» еще в 1989 году опубликовал его роман «У нас была великая эпоха», куда более известна вышедшая в России в конце 91-го года книжка «Это я – Эдичка», выдержавшая за четыре месяца четыре издания общим тиражом около миллиона экземпляров. А уж в «Эдичке» натуралистически выписанных сексуальных сцен, отборного русского мата, с помощью которого предпочитает изъясняться главный герой, – в избытке. Это, понятно, тоже работает на создание имиджа Лимонова – этакого смутьяна и скандалиста.

…Дверь гостевой квартиры в доме на Герцена открыл седеющий мужчина среднего роста. Галантно помог избавиться от верхней одежды, предложил разуться: «У меня туфли чистые, а вы с улицы. Если бы вы были сегодня единственными гостями, а то ведь еще люди придут. – И добавил, словно извиняясь. – Кстати, в Швеции тоже в квартирах обувь снимают». Леша Азаров, фотокорреспондент, попытался что-то спросить: «Эдуард… э-э, извините, как ваше отчество?» Ответ последовал без задержки: «Амвросиевич». Пока Леша приходил в себя, я решил перехватить инициативу:

– А действительно, какое обращение вы предпочитаете – господин, товарищ, сударь?

— Мне больше нравится собственное имя – Эдуард.

ДЕТСТВО БОСОНОГОЕ МОЕ

– Родился я в 43-м году в Дзержинске Горьковской области. Отец мой был тогда солдатом, позже, окончив военную школу, стал офицером. Году в 47-м мы осели в Харькове. Я пришел в сознание в рабочем поселке, там провел детство, отрочество, юность. В 9 лет я уже убегал из дома, в 15 начал воровать. Чудом не загремел в тюрьму, с превеликим трудом закончил десятилетку. Это было нормально, типичная судьба пацана с окраины большого индустриального города. Дорога вела на завод или за решетку.

В институт попали единицы.

Поскольку я к ним не принадлежал, то оказался на заводе. Работал монтажником-высотником, потом сталеваром в литейном цехе, ну и так далее…

– В пока не изданном в России романе «Подросток Савенко» вы описываете Харьков 58-го года, рассказываете, как вместе с местной шпаной «бомбили» магазины, разбойничали. Причем в ваших устах это звучит совершенно естественно, будто речь об игре в футбол или походе в кино.

— Я в самом деле не вижу в этом ничего удивительного. Повторю, гораздо более странно, что не угодил в тюрягу, хотя, например, мой приятель Костя Бондаренко в 62-м году получил высшую меру наказания. Понимаете, для нас это были не преступления, а доказательства доблести. Началось все с того, что вместе с дружком Вовкой Боксером я высадил витрину магазина и украл деньги, спиртное. После такие набеги стали повторяться. Мы совершенствовались, превращались в мастеров. Этим занятием я пробавлялся до 20 с лишним лет. Уже работал на заводе, даже на заводской доске почета висел. Видно, одно другому не мешало.

– А с правоохранительными органами у вас не было проблем?

— По мелочам. Конечно, стоял на учете в милиции, как все нормальные люди, получал по 15 суток. Подростком я много пил, меня несколько раз подбирали на улице, приносили домой мертвецки пьяного. Я считал, что мужчина должен уметь надираться. По субботам мы ходили в самый большой ресторан города «Кристалл» и выпивали по 800 граммов коньяка… А что? Я и сейчас выпью шестьсот без проблем, но алкоголиком, как видите, не стал.

ЗАВОЕВАТЕЛЬ МОСКВЫ

– Эрнст Неизвестный рассказывал мне, что в конце 60-х вы шили ему штаны, что какое-то время подрабатывали портным.

– Абсолютная правда. Перебравшись в 67-м году в Москву, я оказался без средств к существованию. Я ведь в Харькове не только коньяк попивал и магазины грабил, но и с 15 лет стихи писал. Прослышав, что в Москве существует СМОГ – Союз молодых гениев, рванул в белокаменную. Поэзия поэзией, но жить-то на что-то надо было. А у меня московской прописки нет, кто же без нее на работу возьмет? Вот и шил брюки. Научился этому совершенно без чьей-либо помощи, сам. Я никогда не стремился заработать много. Лишь бы хватало на еду да была тридцатка за комнату. Семь московских лет, пока меня не выставили из страны, были тяжелыми. Сегодня я вспоминаю их в романтическом ореоле, хотя моя первая жена Анна, она делила со мной все эти трудности, в конце концов психологически сломалась, долго лечилась, а в 90-м году покончила с собой, выбросилась из окна.