Читать книгу Тайна старинных часов. Приключенческие повести - Евгений Юрьевич Третьяков-Беловодский - Страница 2

Глава1

Частным сыском я занялся от безысходности. Страна летела в тар-тарары. В бывших республиках Союза воевали. Вверху яростно дрались за власть, не обращая внимание на народ, которым правили. НИИ, где я работал, как-то незаметно и быстро умер. Мне показалось даже, что не все сотрудники это поняли, вернее, не заметили, как это случилось.

Поначалу опустели коридоры. Суета и шум сменились тишиной и пустотой. Изредка мелькал белый халат старшего научного сотрудника и моего друга Сашки Афанасьева, Александра Степановича Афанасьева. Он единственный остался верен своему делу до конца. Белый халат, словно привидение, тихо передвигался по холодным коридорам института. Топить давно перестали, так как НИИ задолжал астрономическую сумму заводу, в чьем ведомстве находилась котельная. Четвертый месяц не выдавали зарплату.

Но, что удивительно, народ продолжал исправно ходить на работу. Правда, не все. Начальство, когда запахло жареным, быстро ретировалось. Директор сбежал на какое-то российско-американское предприятие. Его многочисленные замы тоже разлетелись кто куда.

Тут же было созвано собрание трудового коллектива, поскольку оставаться без руководства нельзя, и избран новый директор.

Меня, честно говоря, уже ничего не волновало. Я смотрел на всю эту возню и понимал, что это агония. Да и не только я это понимал. Хотя люди, мои коллеги, и продолжали ходить на работу – работой это назвать было нельзя. Это стало привычкой.

С утра начиналось чаепитие и бесконечное обсуждение многочисленных проблем. Когда уставали языки, люди поднимались в актовый зал, где стоял теннисный стол, и резались в теннис до одурения. Несколько отвлекал от этой нудной повседневности перерыв на обед, а потом все начиналось сначала.

В перерывах между опытами, которые Сашка Афанасьев фанатически продолжал проводить, я часто беседовал с ним.

– Сашок! Милый! Зачем ты этим занимаешься? Ты что, ослеп и не видишь, что опыты твои никому не нужны? Ты четвертый месяц не получаешь зарплату. Вывод: твой труд, твои научные изыскания, ты – как специалист, никому не нужны.

Сашка тяжело вздыхал: возразить ему было нечего.

Когда почти половина сотрудников уволилась, и стало не хватать лаборантов, мой друг, наконец, понял, что в институте не все ладно. Сашка сходил к начальству на третий этаж и вернулся оттуда мрачнее тучи.

Он заглянул в общую лабораторию, где остатки отдела имели обыкновение точить лясы и, отыскав меня взглядом, буркнул:

– Зайди ко мне.

Все весело переглянулись.

– Начальство вызывает, – съехидничала лаборантка Люся. – Иди, сейчас зарплату отвалят.

Дело в том, что наш недавний начальник – маленький, толстенький и лысенький Наум Сергеевич Бирман – уволился, и начальником отдела назначили Сашу.

– Как же! Отвалит ему Афанасьев. Иди. Он сам скоро без штанов останется. – Это сказал мой коллега Курочкин. Он нервно поднялся, сунув себе в рот «приму», и помчался в коридор курить.

Вообще, когда речь заходила о деньгах, народ наш немедленно закипал, и дело нередко кончалось слезами женщин, которых в институте было большинство.

Я молча встал и пошел в кабинет к другу. Сашка сидел у окна за своим столом и жадно курил папиросу. Рыжие кустистые брови сдвинуты к переносице. Взлохмаченная шевелюра придавала его веснушчатому лицу воинственный вид.

– Садись, Миша. – Он встал, подошел к внушительному сейфу, позвенел ключами и открыл дверцу.

Я уселся и стал молча наблюдать за другом. Сашка вынул из сейфа институтский спирт, предназначенный для протирки тонко-измеритвльной аппаратуры, и две стограммовые мензурки. Все это он поставил на стол. Потом открыл свой портфель и выудил оттуда замасленный сверток, в котором оказалось сало.

– Поди, поставь замок на защелку, – скомандовал он и стал разливать в мензурки спирт. – Тебе водой разбавить?

– Обязательно. – Я встал и закрыл дверь кабинета. – В честь чего выпиваем?

Сашка задумчиво смотрел на мензурку, потом поднял глаза на меня.

– За конец, Миша, за конец! – Он залпом махнул спирт и, скривившись, занюхал его салом.

– Давай по второй. – Он тут же разлил еще по порции, и мы выпили.

– Ты понимаешь, Миша, я сегодня ходил к начальству, – начал он. – Жаловался на нехватку кадров, на отсутствие элементарных реактивов. В общем, ты сам прекрасно понимаешь, на что я мог жаловаться. – Он устало сморщился и в конец растеребил свою шевелюру. – Там глухая стена.

Да, конечно, там меня выслушали, покивали головой, посочувствовали. Но сказали, что сделать ничего не могут, нет средств. Сашка размял в пальцах «беломор» и закурил.

– Но какого же черта они тогда не закроют наш НИИ и не скажут прямо, что, мол, «гудбай», ребята, ищите работу. Мы закрываемся. Меня взбесило, что наш Куприянов, этот новоиспеченный директор, сидит и почитывает газетки. Пьет чай, который ему исправно готовит секретарша.

А ты знаешь, Миша, я ведь с ним просидел два часа, так вот за это время ни разу не позвонил телефон. Ты можешь себе это представить?

Сашка в волнении встал из-за стола и подошел к окну. – Мертвая пустыня, – он показал пальцем на институтский двор, – а мы мертвецы.

Он открыл боковую створку и с яростью швырнул окурок на ступеньки крыльца.

Мы выпили еще по одной. В голове у меня изрядно зашумело. Я попросил у Сашки «беломора» и тоже закурил.

– Прозрел, наконец-то. А я, Саня, давно это вижу. Умные люди отсюда убежали, остались одни дураки – мы с тобой. Да и вообще, все беспросветно. Вот потому-то наш Куприянов и сидит себе спокойно. Он понимает, что сейчас рыпаться бесполезно. Никто ничего не даст… Нечего давать.

– Ну, так какого же хрена он сам сидит, – не выдержал мой начальник. – А главное, на что сидит? Вид у него, доложу я тебе, довольный, Он там со мной даже пофилософствовал немного.

– Да проснись же ты, наконец, Миша! Весь первый этаж сдали в аренду. Ты что, не видишь, как там орудуют ловкие мальчики в кожаных курточках и норковых шапках. Вот от них он и имеет. И нас не трогает, потому что мы сами скоро уйдем отсюда.

Мы выпили по пятой мензурке, доели сало и сошлись во мнении, что нашему Куприянову нужно бы дать по морде.

А на следующий день я написал заявление на увольнение. Сашка долго меня уговаривал, но, поняв бесполезность уговоров, снова открыл сейф, и мы с ним «дернули» на прощанье.

– Ты уже нашел куда идти? – спросил он.

– Нет, – ответил я, – искать сейчас работу так же бесполезно, как проситься в полет на Марс.

– Что же ты будешь делать?

– Займусь частным сыском!

– Что!? – Челюсть у моего друга отвисла, и он потрогал мой лоб. – Нет, вроде не больной. Ты что несешь?

– А что? – взбудоражился я. Мысль эта в голову пришла мне ровно пять минут назад, и высказал я ее просто, чтобы что-то ответить. Но теперь, видя как Сашка на меня смотрит, решил ее развить. – Возьму патент. Дам в газете объявление, что, мол, тридцатипятилетний молодой мужчина, имеющий высшее образование, а также патент на право частного сыска, или как там еще, с удовольствием возьмется за любое дело, в пределах, разумеется, закона. А? – Я взглянул на моего остолбеневшего друга. – Как, Саш?

– Ты рехнулся.

– Да почему? Ну, куда мне идти? Воровать или торговать в киоске? А может в мафиози податься?

– Не ерничай, – воскликнул Сашка. – Но где ты видел частных сыщиков в нашей стране? За границей – да. Там их пруд пруди. Но у нас!

– А чем мы хуже заграницы, – вошел я в раж. – Надо же кому-то начинать. Вот я и начну. Или ты считаешь, что не смогу?

Сашка недоверчиво посмотрел на меня, так и не поняв, в шутку я говорю или всерьез.

– Ну, ну, – сказал он, разливая остатки спирта, – дерзай.

– Чем аппаратуру протирать будешь? – щелкнул я пальцем по опустевшей бутыли.

– А-а! – махнул рукой мой теперь уже бывший начальник. – Кому это нужно.

Глава 2

На другой день, с головной болью после выпитого вчера С моим бывшим начальником Александром Степановичем Афанасьевым, я отправился в местную администрацию. Мои вчерашние заявления Сашке, что пойду работать частным детективом, нужно было претворять в жизнь.

Утром я долго ворочался в постели, наслаждаясь тем, что не нужно идти на работу. Разговор с другом не выходил из головы. И я решил: будь что будет – попробую. В конце-концов, ничего не теряю.

В администрации я долго блуждал по длинным коридорам, заглядывал в многочисленные двери. Наконец, мой поход завершился удачно. После многочисленных вопросов и ответов я оказался перед дверью, на которой висела табличка: «Мирошникова Анна Сергеевна.

Регистрация индивидуальной трудовой деятельности».

Я решительно постучал и открыл дверь.

– Можно?

– Заходите, – нетерпеливо ответили из глубины кабинета, – и закройте за собой дверь.

За столом сидела миловидная женщина с аккуратной прической, в сером строгом костюме, на лацкане которого удобно пристроилась чешская брошь. Под высоким лбом, оттененные широкими бровями щурились умные светлые глаза. Вздернутый острый носик смотрел прямо на меня.

– Садитесь, – сказала она своими пухлыми губками и показала рукой на стул.

– Чем могу быть полезна?

– Вы только не сочтите меня сумасшедшим, но я бы хотел получить лицензию частного сыщика.

Закончив речь, я с интересом стал ждать реакции с ее стороны. Дело в том, что пока я добрался до этого кабинета, мне пришлось тысячу раз объясняться в других. Там задавали массу никчемных вопросов, и когда разговор заходил о частном сыске, во многих кабинетах, пряча недвусмысленную улыбку, опускали глаза вниз, а после того, как я выходил, наверняка крутили пальцами у виска.

– Отчего же, – женщина улыбнулась. – Бывают куда более странные просьбы. – Она с интересом взглянула на меня. – У Вас юридическое образование?

– Нет… Я инженер-химик… Еще вчера я был младшим научным сотрудником в нашем городском НИИ.

Она понимающе кивнула головой.

– Но всю жизнь, – продолжал я, – мечтал о сыскной работе.

Хорошо, что я не умею краснеть, когда вру, иначе бы выдал себя тут же, поскольку сыском заинтересовался лишь вчера, после наших возлияний с Сашкой.

– Ну что же, – Анна Сергеевна задумчиво поиграла остро отточенным карандашиком, – просьба действительно странноватая, – она немного помолчала. – Но ничего невыполнимого здесь, я думаю, нет. Оставьте Ваши документы: паспорт, диплом, трудовую книжку… Я сегодня встречаюсь с зам. главы администрации, вот и поговорю на эту тему.

Я с готовностью выложил на стол все вышеназванные документы и любезно распрощался.

А вечером мне позвонил Сашка и сообщил, что мной интересовались компетентные органы.

Ровно в девять часов утра на другой день я постучался к Анне Сергеевне. И она вновь встретила меня улыбкой.

– Проходите, садитесь, – сказала она мне, как старому знакомому, и, даже привстав, протянула для пожатия руки. – Я обсудила Ваше дело там. – Она показала пальцем вверх.

– Я это понял. Мне вчера вечером позвонил приятель и оказал, что мной интересовалась милиция. Запросили в институте личное дело, расспрашивали обо мне сотрудников.

Мирошникова досадливо наморщилась.

– Не волнуйтесь, обычная проверка. Должны же мы знать, кому вручаем лицензию на частный сыск. Да и потом – чужие секреты, их тоже нужно уметь хранить. Но не каждому это дано. Не так ли? Михаил Иванович!

Я неопределенно пожал плечами, ожидая, когда закончится эта комедия и мне вежливо покажут на дверь.

– Теперь компетентные органы – между тем продолжала Мирошникова, – знают о Вас все. А с ними знаю и я. – Она, как вчера, хитро сощурила глаза и кольнула меня ими.

– Выходит, я под колпачком.

– Зачем Вы так! Это обычная мера предосторожности.

– Предосторожности от чего?

– Ну…, – замялась она, – от всяких неожиданностей.

Мне это все больше не нравилось, но я продолжал ждать дальнейшего развития событий.

– Вот Ваша лицензия и документы. – неожиданно для меня сказала Анна Сергеевна. Она открыла небольшой сейф, стоящий в торце стола, и положила передо мной мои документы и лист плотной бумаги. На нем стояла круглая городская печать, подпись заместителя главы администрации П.И.Мирошникова. Под ней красовалась витиеватая подпись начальника милиции.

Текст гласил, что гражданин России М. И. Кедров имеет право заниматься частной сыскной деятельностью на территории города и области. Срок лицензии – один год.

У меня пропал дар речи, и я, оторвавшись от бумаги, посмотрел на Мирошникову.

– И это все… Так просто! Пришел, увидел, победил.

Мне вдруг стало жарко. Я расстегнул куртку и распахнул ее.

– Видите ли, Миша. Простите, можно я Вас так буду называть? – Мне ничего не оставалось, как только кивнуть головой в знак согласия.

– Так вот, – медленно продолжала она. – Все это, конечно, сделалось не само собой, и не просто так. Вы нам подошли.

– Кому? – не понял я. Челюсть у меня опять стала отвисать, как в первый раз, когда она вынула готовую лицензию из сейфа.

– Мне и моему мужу П.И.Мирошникову.

Я вновь посмотрел на лицензию, и тут до меня дошло.

– Так это Ваш муж!?

– Конечно.

Я заерзал на стуле и понял, что влип в историю.

– Не волнуйтесь Вы так, – проворковала Анна Сергеевна. – Она вышла из-за стола, подошла к двери и защелкнула замок. Потом вернулась назад, порылась в глубине сейфа и извлекла на свет две хрустальные рюмки и бутылку коньяка. Наполнив их янтарной жидкостью, она предложила тост.

– За первого частного сыщика в нашем городе.

Мы чокнулись и выпили.

Я не переставал удивляться этой женщине. Выдвинув из

стола большой ящик, она достала распечатанную пачку «Мальборо», и мы закурили. Женщина глубоко затянулась и продолжила разговор:

– Видите ли, Миша, нам с мужем как раз нужен такой человек, как Вы. Человек, который мог бы частным образом расследовать одно деликатное дело. – Она стряхнула пепел в пепельницу и испытующе посмотрела на меня. – Но, поскольку это дело касается нашей семьи, оно должно быть строго конфиденциальным.

– Понимаю, – я кивнул головой, хотя ни черта не понимал.

– Мы с мужем обсудили Вашу кандидатуру и нашли ее приемлемой для нашего дела.

Глава 3

Я шел к моим клиентам на встречу, которую назначила мне Анна Сергеевна.

После того, как сигареты были выкурены, она написала на листочке свой адрес, номер телефона и, приятно улыбнувшись, оказала, что они с мужем будут ждать меня в шесть часов вечера.

Дом, в котором они жили, был известен всему городу как исполкомовский дом. Старой, послевоенной постройки, он располагался в центре города, отгороженный от дороги глубоким сквером. Обширный двор заканчивался рядом добротных кирпичных сараев. Поднявшись на четвертый, последний этаж, я позвонил в дверь.

Открыла мне Анна Сергеевна. Яркий японский халат с вышитыми на нем золотыми драконами и туго перетянутый в поясе, ниспадал до самого пола. В руке зажата сигарета, на лице, словно маска – мягкая улыбка.

– Какой Вы точный, – она отступила назад, – проходите.

Большая прихожая с высоким потолком была устлана ковром. Слева стояла глубокая вешалка, на которой висели два кожаных пальто. Большое овальное зеркало отражало множество аэрозолей, стоящих на полке под ним. Деревянная решетчатая люстра скупо освещала центр комнаты.

Когда я разделся, мне предложили мягкие тапочки и проводили в гостиную.

В большой квадратной комнате, у мерцающего телевизора в кресле сидел мужчина. При моем появлении он встал, сделал шаг навстречу и протянул руку:

– Павел Иннокентьевич, – он энергично встряхнул мою руку и показал на соседнее кресло, – садитесь.

Я сел и принялся разглядывать моего благодетеля. Павел Иннокентьевич был видным мужчиной. Лет около пятидесяти, он производил впечатление уверенного и знающего себе цену человека. Слегка начинающие седеть волосы были коротко подстрижены. Под легкой синей рубашкой угадывалось намечающееся брюшко. Лицо этого человека за версту говорило о привычке повелевать.

Мирошников тоже очень внимательно ощупал меня взглядом. Причем, если я это делал исподтишка и ненавязчиво, то он осматривал меня, словно лошадь, которой через минуту предстоит участвовать в соревнованиях, и на которую он поставил ставку.

Наше молчаливое созерцание друг друга прервала Анна Сергеевна. Она вкатила маленький столик, на котором стояла неизменная бутылка коньяка, тарелка с тонко нарезанным лимоном и открытая коробка шоколадных конфет.

– Прошу, – она сделала жест рукой, как бы предлагая отведать то, что она привезла, и уселась у окна на диван. При этом халат разошелся, открыв на всеобщее обозрение довольно загорелые коленки. Перехватив мой взгляд, Мирошникова, неспеша, запахнула полы своего диковинного халата.

Павел Иннокентьевич разлил в рюмки коньяк, поднял свою, посмотрел сквозь нее на свет настенного бра и, повернув ко мне голову, сказал:

– За знакомство.

Надо сказать, что коньяк пить Мирошников не умел. Он опрокинул рюмку себе в рот, сморщился и занюхал лимоном.

Я пригубил свою и поставил ее обратно. Некоторое время стояла тишина. Потом Павел Иннокентьевич достал из кармана брюк «Мальборо», предложил мне сигарету, закурил сам.

– Михаил Иванович, – начал он. – Видите ли, дело, которое я Вам хочу предложить, касается моей семьи. – Мирошников посмотрел на жену, прочистил горло и продолжил. – И я хочу быть уверенным, что все то, что я Вам расскажу, не выйдет за стены этой квартиры.

Я отхлебнул еще коньячку и сказал:

– Пал Иннокентьевич! Вы мой первый клиент, и, поверьте, мне бы не хотелось с первых же шагов создать себе репутацию человека, не умеющего держать язык за зубами. – Немного помолчав, я добавил, – можете на меня положиться, – решив, что это прибавит веса ранее сказанным словам.

Мирошников хлопнул еще рюмку, встал с кресла и задумчиво стал ходить из угла в угол.

– У меня из квартиры украли напольные часы… Очень дорогие часы… И мне необходимо их вернуть.

Я ожидал чего угодно, но такой поворот событий сбил меня с толку.

– Опишите их, пожалуйста.

– Что Вам сказать? – Мирошников вновь уселся в кресло. – Часы очень большие по нынешним меркам. Почти маленький шкаф. Два метра вышиной. Шириной около шестидесяти-семидесяти сантиметров. Большой круглый циферблат, такой же большой маятник. Впереди открывающаяся панель с внутренним замком.

Вспоминая, он разминал сигарету, и сухой американский табак сыпался на паркет. – Да! Часы очень тяжелые – они сделаны из красного дерева. Когда их сюда заносили, четверо грузчиков еле справились… Что еще? Мирошников вопросительно посмотрел на жену.

– Часы с боем, – наконец вступила в разговор и она.

– Да, да, там, на циферблате два заводных отверстия.

– Я сейчас покажу Вам фотографию, – сказала Анна Сергеевна. – Мы как-то фотографировались дома, и часы попали в объектив.

Из тумбочки, на которой стоял телевизор, она достала большой красный альбом и, перевернув несколько плотных картонных страниц, протянула его мне.

На фотографии была запечатлена семейная попойка. За столом сидело человек десять гостей, среди которых я без труда узнал моих клиентов. Справа от стола, как раз из-за спины Мирошникова, выглядывали массивные напольные часы. Ракурс фотографии был не очень удачен, и они выглядели несколько смазанными. Тем не менее, представление о том, что мне предстоит искать, я получил. Я захлопнул альбом и отдал его Анне Сергеевне.

– Давно эти часы у вас?

Мирошников закурил полувысыпавшуюся сигарету, и она ярко вспыхнула, лизнув пламенем его мощный нос. Он резко отвел руку и поморщился.

– Этим часам лет двадцать уже.

– И до сих пор очень точно ходили, – добавила Анна Сергеевна.

– А что еще было у вас украдено?

– Представьте… ничего! – Мирошников вновь встал и заходил по комнате. – И знаете, что удивительно? Это было сделано наглым образом – днем. Причем, многие видели, как их выносили.

И что же, никто не поинтересовался, откуда тащат такую… тяжесть.

Увы! – вздохнул Павел Иннокентьевич. – Днем дома одни пенсионеры… Да и потом, когда я расспрашивал свидетелей, они говорили – все было настолько спокойно и обыденно, что никому и в голову не пришло, что это могла быть кража.

А в милицию Вы обращались?

Нет! И делать этого не собираюсь.

А почему, Пал Иннокентьевич?

Мирошников снова плюхнулся в кресло и скрепил руки на затылке.

Михаил Иванович, я пока не могу Вам открыть всего, что связано с этими часами. Но, поверьте, как только это будет необходимо, Вы все узнаете. Это, в частности, и объясняет, почему я обратился к Вам, а не в милицию. Пока же у нас одна цель – найти эти часы или то, что от них осталось. В средствах не стесняйтесь. Я заплачу Вам столько, сколько будет необходимо. Считайте, что они антиквариат, стоящий бешеные деньги, или, что они сделаны из золота… В общем, они мне очень дороги, и я не пожалею средств и сил, чтобы отыскать их.

Глава4

Я шел плохо освещенными улицами. Погода стояла отвратительная. Под ногами хлюпал полурастаявший снег, который в изобилии падал целый день. Теперь же с неба сыпал мелкий холодный дождь. И это в январе! Осевшие грязные сугробы навевали уныние. Многочисленные ларьки моргали резким разноцветным светом гирлянд. По вконец разбитым дорогам, с осторожностью слепого, пробирались иномарки. Более приспособленные к нашим условиям «уазики», с ревом проносились, обдавая зазевавшихся прохожих грязью.

Дома, переодевшись в свой махровый халат, я разложил на столе все то, что получил от работодателей Мирошниковых, закурил сигарету, включил телевизор и сел поразмышлять в кресло.

На столе лежали деньги в количестве одного миллиона рублей и новенький пистолет с полной обоймой патронов.

Пистолет поблескивал хромированным боком, резко выделяясь на белой скатерти.

Мирошников вручил его мне перед самым выходом.

– Это Вам… На всякий случай. – Он несколько засмущался. – Но милиции рекомендую не показывать!

Я, нисколько не смутившись столь необычным подарком, словно это было привычным делом, сунул его в карман куртки и вышел за дверь.

Всю дорогу домой я, славно слепой, трогал оружие рукой – изучал его пальцами. Гладил ребристую поверхность рукоятки. Просовывал мизинец в дуло. Ощупывал нежный изгиб спускового крючка и каменную твердость затвора. Сейчас оружие лежало на столе.

Итак, что я знал о деле, которое мне предстояло распутать? Увы, немного… Пропали громоздкие часы из квартиры чиновника. Лица второго после городского «головы». Дальше. Это лицо во что бы то ни стало хочет вернуть потерянную собственность.

«Считайте, что они сделаны из золота». – Эти слова прочно засели в моей памяти. Стало быть, либо это очень ценная собственность, либо… что-то в них спрятано.

Это наиболее правдоподобная версия, поскольку Пал Иннокентьевич не захотел впутывать в свое дело милицию.

Честно говоря, чем больше я размышлял, тем больше мне это дело не нравилось. Еще этот пистолет! Он постоянно притягивал мой взгляд. Он просился в руки и отдавался им, славно проститутка мужчине.

Размышления мои прервал звонок телефона. Это был Сашка Афанасьев. После обычных – привет, привет, Сашка, не объясняя ничего, и тоном, не допускающим возражения, оказал, что через час приедет ко мне по важному делу.

– Жди, – приказал он и бросил трубку.

Надо сказать, что такое поведение было для него необычным, и я несколько удивился, одновременно обрадовавшись, что он скрасит мой вечер.

Быстренько одевшись, выскочил из квартиры и помчался в близлежащий универсам. Ведь надо было чем-то встречать друга. Да и человек я теперь был богатый. Вечерняя, пятичасовая толпа схлынула, и редкие покупатели мелькали в дверях магазина. У самого входа, в холодной луже, лежал какой-то ханыга весь черно-грязный и миролюбиво матерился, протягивая руки к проходящим женщинам, которые его опасливо обходили.

Магазин был пуст, словно в нем скупили все подчистую. Молоденькая продавщица с унылым видом смотрела на мое решительное приближение. Когда до прилавка осталось три шага, она сложила руки на груди и вздернула кверху головку, увенчанную накрахмаленной белой пилоткой, как бы советуя: «Шел бы ты…».

Я тоже не остался в долгу и ей подыграл. Видели вы, с каким многообещающим выражением лица выходит на сцену фокусник? Именно с таким выражением я и подошел к девушке. Поверьте – это испытанный метод на молодых и еще неопытных работниках торговли. Конечно, если перед вами прожженная, расплывшаяся от сытой жизни торгашка, то ей сам черт – не указка.

Из магазина я вышел довольный. Молоденькая продавщица меня все же отоварила. В руке болтался большой пластиковый пакет, в котором лежала масса продуктов. Ханыга переполз к самой двери, оставив за собой мокрый след, и сейчас пытался проникнуть внутрь магазина. Я любезно оставил дверь открытой и пошел домой.

Сашка Афанасьев прибыл ровно через час. Меня всегда удивляла его точность, и если он что-то обещал, то, поверьте, обещание свое выполнял точно и в намеченный срок.

Я успел сварганить скромный ужин, и мы тотчас, по его прибытии, сели за стол.

Миша! – начал он. – Я тут раскопал одну новость. Оказывается, наш Куприянов якшается с твоей Мирошниковой.

Я подцепил вилкой кусок колбасы и отправил его в рот. Сашка был в курсе моих дел, я от него ничего не скрывал.

Я ее видел у него, – продолжал мой друг. – И поверь моей интуиции, они занимаются темными делами.

– Как тебе это удалось выяснить?

– Ты знаешь, я теперь по чаще к нему стал ходить. Надоело безделье и безденежье. В общем, пытаюсь его «достать». Как известно, «Просящему, да воздастся». Вот я и хочу не мытьем, так катаньем выбить у него денег. В общем, пытаюсь внушить ему, что коли он директор, то должен что-то предпринимать, поднимать институт, а не протирать штаны и не наживать геморрой.

Вот, в одно из таких рандеву и увидел выходящую из его кабинета даму. И знаешь, только мы с ней разминулись, меня как обухом по голове стукнуло. Вспомнил, как ты ее описывал, и понял, что это твоя Анна Сергеевна.

Забежал к секретарше, спросил – кто такая. Оказалось точно – она. Я сразу назад, за ней. Посмотрю, думаю, что это ей понадобилось в нашем НИИ. Она спустилась на первый этаж, тот, который сдан в аренду этим новоявленным мальчикам-бизнесменам, и прямиком в кабинет их «босса». Пробыла там недолго, потом тот ее проводил до выхода и посадил в белую «Волгу».

Интересно! – я закурил сигарету и протянул пачку Сашке.

Он отрицательно покачал головой и вытащил свой неизменный «беломор».

Некоторое время мы молчали и, вперемежку с дымом, потягивали пиво.

– А как зовут этого «босса»? – спросил я Сашу.

Внешне я его знал хорошо. Когда каждый день ходишь

на работу, нельзя не запомнить человека столь колоритного. Слово «босс», которым его окрестил мой друг, как нельзя лучше подходило к этой фигуре.

Этот дядька обладал коренастым и плотным телом. И хотя он имел довольно солидный животик, толстым его назвать было нельзя. На широких плечах сидела маленькая, не по фигуре, головка с пышной кудрявой и одновременно седой шевелюрой. Румяные щечки выступали вперед, а среди них произрастал мясистый ноздреватый нос. Маленькие же птичьи глазки смотрели всегда с хитрецой. Я нередко натыкался на этого человека, шатаясь без дела по институту, и его колючий, хитрый взгляд мне запомнился.

Зовут его, – между тем продолжал Саша, – очень интересно. – Нестор Николаевич Марченко.

Судя по фамилии – хохол? – спросил я.

Возможно. Но это все, что мне удалось выяснить.

– И это неплохо.

Я налил в бокал еще пива.

Как Надежда поживает? – Я сменил тему разговора. Надеждой звали Сашину жену.

Нормально. Только вот пилить стала. Жить не на что.

Сашка вздохнул и отхлебнул из стакана. – Ей тоже второй месяц не платят.

Я встал и вышел в спальню. Вернулся оттуда со своей небольшой сумкой, вжикнул «молнией» и высыпал на стол аванс – один миллион рублей.

Сашка поперхнулся дымом и уставился на меня.

Груда денег, оказавшаяся на столе, выглядела действительно впечатляюще. Все деньги были в банковских упаковках. А поскольку крупнее, чем тысячных купюр, в пачках не было, то на столе образовалась солидная куча.

Откуда это у тебя? – спросил Сашка.

От Мирошникова.

И сколько здесь?

Ровно один миллион. – Я задумчиво пожевал фильтр и добавил: – И его мне нужно отработать.

Мы некоторое время сидели молча. Саша завороженно смотрел на деньги, а я на него. Тут действительно было над чем задуматься. Я поначалу тоже был ошарашен, когда получил эту кучу.

Наша паскудная жизнь заставляла ценить каждый рубль и нервно вздыхать в магазинах, видя изобилие иностранных продуктов в красивых упаковках.

Да-а-а! – протянул наконец Сашка, оторвавшись от созерцания денежных знаков. – Видно здорово ему нужны эти чертовы часы.

Я отсчитал триста тысяч и протянул их другу.

Это тебе.

Сашка на мгновенье застыл, потом зло сплюнул и вскочил со стула.

Это ты так понял мой приход? – он оттолкнул руку и бросился к выходу. Я среагировал быстро, потому что иной реакции и не ожидал. Схватил Сашку за полу пиджака и с силой посадил его назад.

Не кипятись, – с этими словами я вынул пистолет; и положил его на край стола.

Саша недоверчиво поднял глаза.

Господи! А это откуда?

Все оттуда же.

Пока Сашка вертел в руках оружие, я рассказал ему все.

Вот поэтому и прошу тебя помочь, – продолжал я. – И эти деньги тебе за работу, за помощь. Мне все одно – одному не справиться. И пойми, наконец, что плачу не я тебе, платит Мирошников – нам. Я просто передал. Ну как, устраивает тебя такой расклад?

Глава 5

Утро выдалось морозное. Я проснулся в восемь часов утра и почувствовал себя бодрым, готовым своротить любые горы. Наш вчерашний разговор с Сашкой Афанасьевым дал мне обильную пищу для размышления. И я решил, как пишут в милицейских детективах, разработать версию «Босс». Эта колоритная фигура все больше и больше меня интриговала.

Быстренько позавтракав, я вывел из гаража свой старенький «жигуленок» и поехал в НИИ. Там, став за автобусной остановкой, стал ждать. Долгое время ничего интересного не наблюдалось. Входили и выходили люди. Изредка мелькали проворные мальчики в кожаных куртках. И лишь ближе к обеду, когда я отчаялся увидеть что-либо интересное, и выкурил почти пачку сигарет, в дверях появился «босс».

Он вышел уверенной, неторопливой походкой человека, знающего себе цену. За ним крался паренек, худенький, весь какой-то осторожно-хитрый, и словно зверь, крутил постоянно головкой, как будто к чему-то принюхиваясь.

«Босс» окинул взглядом окрестности и погрузился в «Москвич», следом за ним на водительское сиденье юркнул сопровождающий его паренек.

Ехали они медленно и осторожно. «Москвич» старательно объезжал все рытвины на дорогах, боязливо жался к обочине, когда навстречу попадалась машина. Перед нерегулируемым железнодорожным переездом, у знака «Стоп», он притормозил, как и предписано правилами, и, рывком тронувшись, переехал через рельсы.

По всем признакам за рулем сидел новичок. Мне не составляло труда незаметно следить за ними.

Переехав еще один железнодорожный переезд, мы стали приближаться к большому микрорайону, расположенному на обеих сторонах реки, рассекавшей его надвое. Здесь

дорога раздваивалась.

Первая вела прямо в микрорайон, другая кольцом охватывала небольшую железнодорожную станцию, после чего соединялась с первой. Чтобы не привлекать внимания, я поехал по второй, прибавив скорости, и не ошибся. На перекрестке я оказался чуть раныше «Москвича» и, пропустив его вперед, снова поехал следом.

Мы миновали весь жилой сектор и углубились в пригород. На самой окраине «Москвич» свернул на хорошо уезженную дорогу и скрылся за высокими елями. Я в нерешительности притормозил, думая, что же делать дальше. Ехать следом – можно наткнуться на преследуемых, остановиться – можно их потерять.

К моему счастью, я продолжал медленно катиться и вскоре, в разрыве между елками, увидел стоящий «Москвич». Свернул в подвернувшуюся улочку, выскочил из машины и, подобравшись к высокой, добротно сделанной изгороди, стал из-за угла наблюдать за происходящим.

Место было тихое. Пригород почти закончился и переходил, надо полагать, в дачный поселок. Потому как вид имел нежилой и запущенный. Да и громадных размеров строения с обширной территорией, огороженной крепким и высоким забором, не оставляли в этом сомнения.

«Босс» вывалился из машины и подозрительно огляделся. Прощупав своими колючими глазками дорогу, он решительно открыл калитку и направился к высокому дому с мансардой. Меня очень заинтересовало это путешествие.

Взобравшись на крыльцо, он отряхнулся и подергал дверь. Она оказалась запертой. Тогда он в раздумье закурил, оглянулся на «Москвич» и, подняв руку, постучал. Это не произвело ровно никакого эффекта. Покрутившись еще минут пять, Марченко поковылял обратно.

Когда машина с «боссом» уехала, я вырулил на дорогу и, проехав чуть дальше того места, где стоял «Москвич», остановился. Вынув из опустевшей пачки дежурную сигарету, я с отвращением закурил и стал наблюдать за домом.

Глава 6

– Стой парень, где стоишь. И не вздумай со мной шутки шутить.

Справа от темного окна стоял грузный мужик, направив на меня револьвер. Оружие казалось игрушкой в его огромной руке.

Штырь, зажги свет и обыщи его.

Вспыхнул свет, и тощий длинный парень (все же, как удивительно точно иногда даются клички) опасливо и как – то бочком двинулся ко мне. Его проворные ручонки быстро ощупали куртку и выудили оттуда мой «Макаров».

Эге-ге, – довольно промычал толстяк, поймав на лету пистолет, который ему кинул напарник. – Да ты никак «легавый».

Он передал свой допотопный револьвер Штырю, а сам занялся моим оружием.

Вынув обойму с патронами, мой собеседник спрятал ее в карман и вновь обратился ко мне.

Ну что молчишь? Кто такой? Отвечай.

Мне, честно говоря, вместо ответа хотелось звиздануть по этой ухмыляющейся морде. Но, увы, когда я тихо залезал в дом, то не предполагал, что окажусь в столь милой компании. Я одной рукой почесал в затылке.

А что ты хочешь узнать?

Кто ты такой и зачем сюда забрался.

Не слишком ли много вопросов?

Ты гляди, Штырь, веселый нам парень попался. – Толстяк достал сигарету, закурил и сел в плюшевое кресло.

– Может подстрелим ему кое-что. – Он взял у Штыря револьвер и направил его между моих ног, как раз туда, где они сходятся. Щелкнул взводимый курок.

Договоримся? – ухмыльнулся толстяк, оставшись довольный своей шуткой.

Я опять опустил одну из поднятых вверх рук и почесал в затылке.

Вряд ли.

Слушай, Штырь, а он мне все больше нравится. Пошмонай-ка его еще. Давай сюда все, что у него там есть.

На этот раз меня выпотрошили досконально. На огромных ляжках толстяка лежали мой паспорт, водительские права и удостоверение частного детектива.

Ба! Да это не легавый, это всего лишь щенок, – заржал толстяк, а следом за ним захихикал Штырь.

И чего ж ты сюда полез, дурачок!

Слушай. Мне кажется, ты стал повторяться. – Я устал держать руки кверху, опустил их и уселся на стул, стоящий рядом. – Дай мне сигарету.

Толстяк несколько секунд подумал, потом протянул Штырю револьвер.

Держи его на прицеле.

Он вынул из бокового кармана пачку «явы» и не спеша подошел ко мне.

Я выудил сигарету и сунул в рот.

Может, и прикурить дашь?

Может и дам. – Толстяк как-то странно улыбнулся и вытащил из кармана брюк плоскую зажигалку.

Он поднес мне ее слишком низко. Я должен был понять подвох. Но, увы, не понял. Как только я наклонился к язычку пламени, мир разорвался тысячами звездочек.

Глава 7

Сознание возвращалось мучительно медленно. Видимо, моей голове досталось здорово. Она гудела, как колокол, к горлу подкатывала тошнота. Я попытался открыть один глаз. С третьей попытки мне это удалось сделать, но я ничего не увидел. Я попытался сделать то же самое с другим. С ним справился быстрее, но все равно ничего не увидел.

Пошевелив конечностями, определил, что полностью владею своим телом. Еще немного полежав и подумав о превратностях судьбы, я с трудом встал на четвереньки. Мышцы предательски дрожали, а во рту появился металлический привкус. Еще одна такая переделка и конец моей сыскной карьере.

Наконец-то до меня дошло, что в комнате нет света. Видимо, недавние мои знакомые Штырь и здоровяк решили, когда уходили, что мне будет лучше без него.

Кое-как встав на ноги, я доплелся до стены и нащупал выключатель. Обстановка казалась нетронутой, а на круглом столе аккуратной стопочкой лежали все мои, вынутые Штырем, документы, элегантно придавленные сверху пистолетом. Что удивительно, полная обойма, с тускло отсвечивающими патронами, лежала рядом.

Размышлять на эту тему у меня не было никакого желания, да и возможности. Голова разболелась так, что малейший поворот причинял мне огромные страдания. Я, стараясь не делать лишних движений, побросал все свое барахло в карман куртки, выключил свет и вышел вон из дома.

Мой старенький «жигуленок», словно верный конь, дожидался меня за изгородью. Беглый взгляд, брошенный на него, сказал, что «коняга» вроде бы в порядке. На большее я был не способен. Машина на самом деле оказалась на ходу. Она быстро завелась и понесла меня по узкой, обсаженной елями, грунтовой дороге домой.

Бросив машину у подъезда и заперев ее, я поднялся на второй этаж, в свою холостяцкую квартиру. Скинул куртку, сапоги и пошел в ванную. Пустил в нее горячую воду, вылил три колпачка шампуня. Потом порылся в аптечке, выпил две таблетки анальгина и взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрела унылая рожа с кровавым засохшим подтеком, начинающимся где-то на затылке и кончающимся у мочки уха. Правый глаз подергивался, как бы подмигивая мне и призывая не унывать.

Я с отвращением сплюнул и стал раздеваться.

Отмокал я долго. Горячая ванна и анальгин сделали свое дело: боль утихла, и я предался размышлениям.

Что делали эти два типа в доме, который я намеревался обследовать? Штырь – явный уголовник. За это говорит кличка и наколка на руке, которую я успел заметить. Зовут его, наверняка, Коля. По крайней мере, об этом свидетельствовала та же наколка. Ведь не станет человек увековечивать на своей руке чужое имя.

Второй – птица иного полета. Ведь чем-то объясняется то, что мои документы остались целы. Будь это уголовники, не видать бы мне их больше. Дальше. Меня не «пришили». Тут может быть два варианта. Либо я случайно оказался па их пути и они не имеют к моему расследованию никакого отношения, либо я зашел не достаточно далеко, чтобы меня можно и нужно было убрать.

Я вылез из ванны, накинул махровый халат и поплелся на кухню. Пошарил в холодильнике, нашел два последних яйца, кетчуп, немного сала. Сварганил яичницу с салом, залил все это кетчупом, отломил кусок черствой булки и устроился за столом.

То, чего я искал в загородном доме, не было. Для этого было достаточно беглого взгляда. Напольные, из красного дерева часы – не булавка, их не спрячешь. Собственно за этим я и залез на эту дачу, представления не имея, чья она. Часа три наблюдал, куря сигарету за сигаретой.

Окруженный высоким забором дом с мансардой скрывался за пышными елями. Справа, в цокольном этаже, виднелись ворота гаража. На занесенной снегом тропинке никаких следов, кроме следа Марченко. Стекла окон холодно поблескивали в последних лучах заходящего солнца. И вообще, этот дачный уголок напоминал райское местечко, где нет места никаким заботам.

Да, теперь я понял, что сглупил, поленившись обойти дачу кругом. Обойди я ее – наверняка бы заметил следы, оставленные здоровяком и Штырем, которые вопреки логике, пробрались в дом с задворок, где снегу чуть ли не по пояс, и куда я сунуться не захотел.

Ну что же! Поделом тебе, Михаил Иваныч!

Я поставил тарелку в раковину, попил жиденького чайку, посмотрел через окно на свой «жигуленок», сиротливо стоящий во дворе, и поплелся спать.

Глава 8

Ночь прошла кошмарно. Большая шишка, любезно поставленная мне здоровяком, не давала спокойно спать. Я вставал, ходил по комнате, курил, пил анальгин, пока вконец измученный не забылся лишь под утро. Проснувшись, долго размышлял: не устроить ли мне выходной. Но чувство собственного достоинства победило, и я встал.

Поскольку обыск дачи ничего не дал, я решил выяснить хоть что-нибудь о моих вчерашних знакомых, а заодно пополнить запасы провизии, так как холодильник был пуст, а затем позавтракать.

На улице слегка подмораживало. Мой «коняга» покрылся за ночь тонким слоем снега. Увы, все попытки завести машину не дали положительных результатов. Ругая себя на чем свет стоит, я вылез из холодного нутра «жигуленка».

Давно надо было сменить аккумулятор. Делать было нечего, я вышел на соседнюю улицу и стал ловить грузовичок, предварительно захватив из багажника специально спрятанную для этих целей бутылку водки.

Поднял руку с бутылкой и вскоре поймал мусоровоз. А через двадцать минут моя машина сотрясалась тремя поршнями. Я отвязал от переднего бампера длинную парашютную стропу, за которую меня тягал грузовик, забросил ее в багажник, сел в машину и, дождавшись, пока она прогреется, и в строй вступит четвертая свеча, поехал.

Первым делом заехал в автосервис, где мне сменили аккумулятор. Затем в универсаме накупил продуктов и отвез Их домой. Обеспечив себе, таким образом, беззаботную жизнь на неделю, я решил начать с ресторанов.

Мысль моя была проста: Штырь и здоровяк наверняка ведь набивают себе где-нибудь брюхо. И почему бы им это не делать в ресторанах. Следовательно, нужно там потолкаться и порасспросить персонал об этих двух типах.

Я ехал по заснеженным улицам, осторожно притормаживая на перекрестках. Лениво падал снег, мигали светофоры. Первый ресторан, самый престижный в нашем городе, назывался «Олень». Он был почти пуст в это дневное послеобеденное время. На небольшой сцене лениво разминались музыканты, готовясь к вечеру.

Молодой, юркий официант, с тоненькими, словно ниточка усиками, в видавшем виды костюме, в синей бабочке, которую не гладили по меньшей мере месяц, ловко подскочил ко мне.

Желаете пообедать?

Я оценивающим взглядом обвел помещение и молча кивнул головой.

Прошу, – он указал мне на столик у окна. – Что будем заказывать?

Я пробежал глазами меню и заказал солянку, бифштекс и салат «оливье». Молодой человек удалился, а я стал осматривать помещение и немногочисленных посетителей.

Днем ресторан представлял унылое зрелище. Дневной свет выставлял на обозрение пыльные, темно-синие портьеры, облезлую буфетную стойку и бледных заспанных официанточек.

За тремя столиками сидели несколько мужчин – явно командировочные и поглощали немудренный обед. Местная «поп-группа» состояла из кудрявого мордастого ударника и двух волосатых гитаристов. За пианино сидела женщина лет тридцати пяти, располневшая, в больших дымчатых очках. Все они, кроме ударника, тихонько, словно находились в прострации, наигрывали какую-то незамысловатую мелодию.

Когда официант принес мне салат и солянку, я как бы между прочим спросил:

А скажи-ка, приятель, Коля здесь давно не появлялся?

Простите? – официант сложился почти вдвое. – Какой Коля?

Я заговорчески подмигнул ему и пояснил:

Да, понимаешь, дружище, друг мне один задолжал…

Проигрался в карты, а долг не отдает. Николаем зовут. Можжет, видел его. Тощий такой и длинный. На руке наколка – Коля. Штырем его кличут. Слыхал?

Нет. Такого не видел, – официант разогнулся.

Слушай, – не унимался я. – Помоги! Спроси своих коллег. Если поможете, я за ценой не постою.

Официант заглотил живца и помчался допрашивать сонных девиц. Вместе с бифштексом он мне принес известие, что никто Штыря не видел и не знает.

Я быстренько проглотил свой обед, который с таким же успехом можно было назвать и завтраком, расплатился и поехал дальше.

К вечеру три ресторана, пять кафе и четыре закусочных были мной проинспектированы. Результатов не было. Но я не очень расстроился. Отсутствие результата – тоже результат, как любит говорить мой друг Сашка Афанасьев.

В свете фар я открыл двери гаража, загнал машину и пошел домой. Проходными дворами, увязая в снегу, подошел к своей пятиэтажке, привычно посмотрел на окно квартиры и с удивлением увидел в спальне свет.

Глава 9

Как известно, если в квартире горит свет, то это значит, что кто-то там есть. Ну а поскольку меня там не было, так как я в это время стоял на улице и, глупо улыбаясь, пялился на окно собственной квартиры, то единственно правильной мыслью была мысль, что у меня в квартире «гости». Человек я очень педантичный и всегда, когда ухожу, выключаю свет. Тем более сегодня.

Я ушел из квартиры при свете дня и очень хорошо помнил, что свет включал лишь в туалетной комнате. Ни одного из родственников в этом городе у меня нет, а друзьям, то бишь другу – Сашке Афанасьеву никогда ключа не оставлял. Не было такой необходимости. С женщинами у меня тоже был перерыв.

Почувствовав, что замерзают ноги, я принял единственно мудрое решение – позвонить другу. Непринужденно покуривая сигарету, я прошествовал по другой стороне двора вдоль высокого, но редкого кустарника, посматривая сквозь детскую площадку на свой подъезд. Около него стояла непритязательная «шестерка». Я не стал гадать, на ней ли явились «гости», либо они пришли пешком. Дойдя до телефонной будки, набрал Сашкин номер.

Трубку подняла Надежда.

Здравствуй, Наденька! – я старался, чтобы голос звучал жизнерадостно.

Мишка, ты?

Неужто не узнала?

Вот сейчас похоже.

Супруг дома?

А где ж ему быть? Конечно дома.

И в трубку я услышал, как она крикнула Сашку.