Читать книгу От безответности к счастью. Рассказы - Евгения Арсеньева, Евгения Дмитриевна Арсеньева - Страница 3

Что мы делаем там, где нас не называют по имени? (Виктория Маркелова)

Часть 1

Его звали Павел. Он сидел в вагоне поезда и сосредоточенно думал. Она заваливала его письмами последний год ежедневно. Её звали Катя. Она носила бриджи и голубой берет. У неё были большие карие глаза, тонкие губы, прямой нос и шикарные волосы. Она не носила серёжки. Но он думал не о её внешности, а о её больном внутреннем мире. О том, что у неё эпилепсия. О том, что она в него влюбилась. О том, что он не знал, что с этим поделать. О том, что он не хотел её посылать, но хотел мягко уйти от общения. А как это сделать? Вот об этом Паша и думал, смотря в окно плацкарта за мелькающими берёзами, соснами, елями и плывущими вдаль облаками.

Он её не любил, но и не ненавидел. Из-за того, что она так часто ему писала, она ему несколько опротивела. Но он терпел. Он вообще был терпеливым и очень спокойным. Но он немного переживал за её психическое здоровье и поэтому боялся ей отвечать. И не отвечать тоже боялся. Он хотел как-то потихонечку смыться, но не получалось, потому что каждый его день начинался с её письма. А писала она горы текста. Горы потока сознания, слёз, сердечных излияний и стихов. Он уже давно не дочитывал её письма, а смотрел только заглавие либо первую строчку. Отправлять её в спам он не хотел. А у него была Девушка, Настоящая Девушка, та, которую он любил. Ту, которую он боготворил. Та, которая давала ему силы на повседневность. Та, которая его вдохновляла. Та, которая его берегла. Та, которая его любила без памяти. И он общался с ней в реальном мире, а не в интернете. Они жили неподалёку друг от друга. Часто засиживались допоздна. Никакой блудной связи у них не было, но была какая-то ровная, спокойная, тихая дружба, которая крепко соединяла их. А эти письма со стороны от девушки с большим карими глазами его сбивали с толку. Но у него был принцип: никого не блокировать и никого не посылать. Он был православным христианином.

А ехал он, собственно, домой, на юг, откуда он вырос. У него там были родные братья и сёстры, родители и даже дедушка. А дедушка болел, за ним требовался уход. И Паша ехал разгрузить мать в попечении о дедушке и повидаться с родными. Он очень по всем скучал и всех любил.

Письма от Кати становились для Паши фоном жизни. Этот поток сознания внедрялся в Пашу глубоко и разрывал ему мозг. Ему казалось, что он с Катей непозволительно близок, точнее, что она к нему ближе чем нужно, что она нарушает его границы, что она вторгается в его личную жизнь, что она просто лезет ему под кожу. У него создавалось впечатление, что он общается с ней чаще, чем со своими близкими друзьями, а у него ещё были братья и сёстры, папа и мама и дедушка, за которым надо было ухаживать… И эта ненормальная девушка была для него ну очень некстати… Но Паша ей отвечал. Он отвечал ей примерно раз в месяц короткой фразой. Он никогда не называла её по имени. Он писал сухо, но по-доброму. Он очень боялся разрушить психику своей жертвы, невольной пленницы нынешнего интернет-общения. А его девушку, которую он любил, звали Таня. Она тоже была родом с юга, но работала как и Паша в столице, и на лето приезжала погостить на родину. Но малые родины у них были разные и поэтому он ехал на свой юг, а она на свой разными поездами. В это время они переписывались, общались по видеосвязи, когда ловила сеть, и много читали книг. Паша мог читать толстые сложные книги и всё понимать. Он зарабатывал текстами. Но в его статьях не было потока сознания, в них светились реальность, осознание которой так не хватало Кате.

Паша любил поезда. Он просто души не чаял в плацкартных вагонах. Этот горячий чай в стакане с дребезжащей от быстрой езды ложкой, доширак, издающий аппетитный запах, мерное постукиваниие колёс и запах настоящего поезда, скорость и уют – были его любовью, его дорожной романтикой, он отдыхал душой в поезде и старался не думать о Кате. И был только один человек, с которым он делился своими переживаниями по поводу больной девушки – это была Его Девушка. Таня по-своему оценивали Катю и была против переписки своего парня с чужой девушкой и это было так понятно. А когда Катя молилась за своего возлюбленного, она чувствовала, что на пути к нему стоит какой-то добрый человек, который тоже за Павла молится, и молитва этого человека разом останавливала безудержные чувства Кати. Она знала, что Пашу оберегает Ангел хранитель и молитва Девушки, которую он любил. Катя старалась не вторгаться в эти отношения, да и не могла она никак в них вторгаться, потому что Паша крепко держал личные границы. Они у него были просто железобетонными. Его сердце закрывалось высоким забором с колючей проволокой и поэтому Катя не могла до него достучаться. Но иногда Паше становилось жалко Катю, просто по-человечески, даже не по-мужски, а по-человечески, и он, жалея её, как мог отвечал на эти огромные письма общими фразами и считал, что выполнил свой долг. Катя его прощала. Каждое его сообщение звучало в ней громким колоколом и разрывало голову. Иногда она прыгала от радости, иногда она сидела на полу и смотрела в одну точку, иногда она бежала в салон связи к автомату, чтобы перевести ему деньги за то, что он её терпит, за то, что он ей снова ответил, за то, что он её до сих пор не заблокировал. Она считала что нужно возместить ему весь моральный ущерб, который она невольно наносит ему своими письмами. Она не знала, что он думает по этому поводу. Он не давал никакой обратной связи, получая эти деньги.

Катя плакала. После очередного перевода, который она осуществила в состоянии аффекта, драйв сразу ушёл и осталась пустота. Катина рана становилась всё больше и больше и ныла, и ревела, и стонала, и Катя не знала, куда деть своё больное сердце. Так она открыла для себя молитву к Богу. Она поняла, что Бог ближе, чем Паша. Что Бог её услышит. Что Бог её уже слышит. И отвечает ей гораздо быстрее, чем Паша. И это открытие однажды озарило её радостью. Она чувствовала, что Бог её ревнует к Паше, что Бог – ревнитель, что Он её любит гораздо больше чем папа и мама, чем все её родные и друзья. Что Бог её ОЧЕНЬ любит, настолько сильно, что Ему больно смотреть, как она ломается о Пашу вновь и вновь как о ледяную стену. И Катя задумалась, она поняла, что нужно что-то менять. И в этот момент, когда она это поняла, Паше внезапно стало легче. Паша вдруг простил её, простил ей фоновом присутствие в своей жизни, простил ей вторжение в его жизнь, простил ей то, что она БЫЛА. И он вспомнил, о чём она его просила больше всего. А больше всего Катя просила Пашу назвать её по имени. Просто назвать по имени, это так просто. Но Паша не мог. У него не поворачивалась рука написать её имя, как будто оно значило слишком много или слишком мало – Катя не знала. Ей казалось, что если он хотя бы раз назовёт её по имени, всё встанет на свои места, она перестанет на нём циклиться. Но в тот момент, когда вмешался Бог, Катя почувствовала, как Он запрещает ей писать Паше. Просто запрещает. Нельзя и точка. Не пиши. Он высушил все её слёзы. И дал ей полную радость. А в этот момент Паша приехал поездом на родину.