Читать книгу Жизнь как жизнь - Евгения Фабр - Страница 1

Сладко затягиваясь сигаретой «Ява» Варька сидела на крышке унитаза и самозабвенно читала толстую книгу.

– Опять ты книжку читаешь! – раздался раздраженный голос за дверью. – В туалет сходить невозможно, – продолжал ворчать отец. – Уже целый час сидишь.

Она сидела всего минут десять, но точность тут и не требовалась.

– Сейчас. Только в душ схожу.

Она сделала последнюю затяжку, аккуратно завернула бычок в туалетную бумагу и спустила в унитаз. Затем открыла душ и снова углубилась в чтение. Нужно было, чтобы запах свежего табака хотя бы немного выветрился. Холодный душ слегка развеял дым, и Варя увидела в зеркале свое отражение. Вода продолжала шуметь, пока кое-как заметая следы, она тщательно вымыла руки, прополоскала рот и слегка смочила волосы, чтобы было видно, что она только что из душа. После чего, прираспахнув халат, закрыла кран и вышла из «совмещенного санузла». Варя не беспокоилась об остатках запаха. Отец курил сам, поэтому в квартире всегда стоял застарелый табачный дух. Но расстраивать маму Варя не хотела.

Курить начала Варька с восьмого класса. Пристрастилась она к этой заразе из-за Кита – своей тайной любви. Вообще-то звали его Никита. Прозвище прилипло к нему с первого класса из-за высокого роста. Ради него, Варька все время вертелась в их компании с вечными перекурами. Однажды, чтобы обосновать свое очередное присутствие, она попросила дать затянуться. Кит со смехом прикурил сигарету и протянул подруге. Варька, как показывали в кино, небрежно зажала её между пальцами, набрала в рот дым и, надув щеки, важно выпустила его обратно. Мальчишки покатились со смеху. Кит отобрал сигарету, глубоко затянулся, так что в ней что-то заискрилось и зашкворчало, и выдохнул целое облако густого дыма. Кит был высоким красивым малым, и это у него так красиво получалось! Во рту у Варьки было противно и горько. Жгучая слюна вызывала тошноту, но сплюнуть она стеснялась. Кое-как подавив чувство отвращения, Варька решила, что обязательно научится курить так же красиво, как Кит. И… научилась.

Характер у Варьки был «нордический», присущий ярким представителям знака Весов. Варя никогда ни с кем не ссорилась. Вывести её из равновесия было трудно. Но если уж очень доставали, она просто начинала плакать. Плакала она тихо, украдкой вытирая слезы. А плакать было из-за чего. Варькин отец, уволенный в отставку в чине полковника, пил по-черному. Бутылка водки в день была обязательная минимальная доза. Жизнь в такой обстановке выработала у Варьки два замечательных качества – выдержку и решительность. Возможно, эти черты характера достались ей от отца. Он прошел Великую Отечественную от самого начала до Победы. Отдав всю сознательную жизнь службе Родине, он и пил-то от своей невостребованности и ощущения ненужности. Варькина мать терпела, не потому что была женщиной робкой, а потому что деваться было некуда.

Крохотная двухкомнатная квартирка – это все, что у них имелось после комнаты в коммуналке на Ленинском проспекте. Мама, чтобы как-то обуздать мужа, настояла даже на продаже их дачи в очень приличном месте под Москвой. Варька выросла и провела на этой даче самые счастливые годы детства. А при каждом воспоминании одного из эпизодов тамошней жизни Варька чувствовала, как её щёки начинали полыхать от стыда.

Жаркий день подмосковной середины лета на исходе. В саду на лужайке на мохнатых цветках душистой люцерны спят бабочки. Почти на каждом шарике цветка, сложив разноцветные крылышки, тихо дремлют эти небесные создания – от голубых нежных крохотных мотыльков и обычных белых капустниц до шустрых шоколадниц и величавых махаонов.

Из кустов малины появляется маленькая девочка в белых трусиках. На веревочке, перекинутой через шею, висит жестяная банка с чуть приоткрытой крышкой. Девочка осторожно двумя пальцами берет спящую бабочку за сложенные крылья и сует её в приоткрытую жестяную банку, потом следующую, выбирая только белых капустниц. Бабочки начинают просыпаться и вяло трепыхать крыльями. Но это девочку не смущает. Затем, усевшись на тёплую от дневного жара землю, она берёт толстую иглу с вдернутой крученой ниткой и начинает, усердно, высунув кончик языка, нанизывать живых бабочек, делая из них трепещущуюся гирлянду. За этим занятием и застает её мама… Мама укоризненно смотрит на девочку.

– Зачем ты их так? Они же живые…

Эта дачка была единственной отдушиной для Варькиного отца, после его увольнения из армии. Он с удовольствием проводил там большую часть года. Обихаживал дом, участок и… пил со сторожем и соседскими мужиками. Варькина мама боялась, что он допьется до белой горячки. Дачу продали за приличные, по тем временам, деньги. Этих денег с лихвой хватило бы на доплату за трехкомнатную квартиру, но они разошлись, не принеся никому ни счастья, ни покоя.

Наступал новый 1977 год. Отец пил по-прежнему, только уже в квартире на глазах у Варьки. Громкие пьяные скандалы доводили её до исступления. Дома Варя старалась бывать как можно меньше и в пререкания с родителями не вступать. Тем более что жизнь вне дома была просто замечательной. Класс, в котором она училась, был сильный и дружный. В школе на Ленинском проспекте собрались ребята, переехавшие из центра города из сносимых старых домов и расселяемых коммуналок. В основном это были дети коренных москвичей, либо поселившихся в Москве еще до войны. Из Варькиного класса вышло восемь медалистов. Со временем почти все её одноклассники окончили институты. А пока жизнь текла весело и беззаботно. Обычно собирались в большой квартире Кита.

В Кита Варя влюбилась первого сентября 1974 года прямо во дворе школы, и не просто первого сентября, а с первого взгляда первого сентября, как только увидела его в числе новичков, переведённых в их 9а из другого микрорайона. С Китом в новую школу перешли ещё несколько ребят, в результате в классе сложились две группировки, лидерами которых стали Кит и Варя. Группировки не враждовали, но присматривались и притирались друг к другу. Первая стычка характеров двух «лидеров» произошла на первом же комсомольском собрании класса. На повестке дня стоял вопрос: выбор комсорга. Были предложены две кандидатуры – Кит и Варя. В результате непродолжительных дебатов, учитывая численный перевес «старичков» и мнение «классной» Серафимы: «Надеюсь, Варя будет принципиальным честным комсоргом», путём открытого голосования была избрана она. А вот старостой избрали Кита. После окончания собрания Кит подошёл к Варе и, ехидно улыбнувшись, переспросил:

– Так, значит, ты у нас принципиальная?

– Ага, – прыгая на одной ножке вокруг своей парты, – кивнула головой Варя.

В конце сентября «для сплочения коллектива» Серафима предложила организовать турпоход в какой-нибудь литературный музей под Москвой. Выбрали музей – усадьбу «Мураново», последним владельцем которой был русский поэт Тютчев. Учитывая возраст Серафимы, пойти в поход она не могла, поэтому в Мураново с ребятами пошла молодая преподавательница химии, тем более что именно там, буквально в двадцати минутах ходьбы от усадьбы была её дача. Школьный поход – это всегда одно и то же: комары и песни у костра, макароны с тушёнкой и втихаря распитая бутылочка лёгкого вина или водки (в зависимости от испорченности «детишек»). Но самое интересное – это ночёвка. Вот тут-то и выясняется всё самое сокровенное: кто и с кем исчез в чаще леса, как распределились места в палатках, ну и ещё много чего любопытного.

В этот раз всё было значительно прозаичнее: по причине разгара осени комаров не было, ночевали не в палатках, а на мешках с картошкой, сваленных на дощатой веранде старенькой дачи. На картошке спать было неудобно и холодно. Все старались улечься поплотнее и потеснее прижаться друг к другу. Варя, натянув на голову широкий ворот свитера, и, обняв толстую тёплую Светку, только решила подремать, как в полной темноте кто-то бесцеремонно втиснулся между ними. Кит сгрёб тоненькую Варю в охапку и рывком прижал к себе. Сердце её и так билось через раз, а тут почти остановилось. Кит тихонечко целовал её руки, лоб, щёки. От пыльных мешков шёл тяжёлый запах земли, но Варя задыхалась не от него.

Утром видение исчезло. Варя так и не поняла, что это было. Ребята злые и не выспавшиеся собирались домой. Ночью выпал первый сентябрьский снег, в вёдрах замёрзла вода, и невозможно было даже ополоснуть лицо. К электричке брели гуськом, отворачиваясь от холодного утреннего ветра. Жарко было только Варе. Она исподволь поглядывала в сторону Кита, но он был совершенно невозмутим. От этого Варе было ещё обиднее. Так и тянулась эта непонятная любовь весь девятый класс. Кит вообще не обращал внимания на Варю, и как она ни старалась, он лишь изредка бросал в её адрес едкие замечания. «Кривая» успеваемости Вари поползла вниз. В присутствии Кита у неё начинали дрожать руки, и откуда-то появлялось косноязычие, одним словом – все признаки сильнейшей влюблённости.

Только в конце девятого класса отношения их потеплели. Самолюбивый Кит перестал видеть в Варе соперницу и у них наладились вполне сносные отношения, перешедшие позже в дружбу. Варя оказалась «своим парнем» и никогда не напоминала Киту о той ночи, хотя сама с замиранием сердца часто грезила о ней, пуская одинокую слезу над сонетами Шекспира. Боясь нарушить то хрупкое равновесие, которое установилось между ними, Варя не позволяла себе никаких внешних проявлений любви. Только снился он ей почти каждую ночь.

Родители Кита были людьми занятыми, увлечёнными наукой и искусством. Мама, окончив московскую консерваторию, пошла по административной линии и заведовала репертуарным отделом Большого театра и Дворца Съездов. В свободное время она пела в народном оперном театре ДК Железнодорожников том самом, который по легенде был построен на бриллианты, найденные в одном из двенадцати стульев. Папа был доцентом и преподавал какую-то техническую дисциплину в Московском лесотехническом институте. Они часто ездили в заграничные командировки, откуда привозили редкие вещицы, каких не было в московских магазинах: ГДРовские синие джинсы, о которых мечтал каждый мальчишка, редкие пластинки, деликатесный алкоголь с яркими непонятными этикетками и прочие штучки. Будучи творческими людьми, они не мешали ребятам в их «невинных детских забавах» и часто сами принимали в них участие. Сначала простой кинг, а потом преферанс и бридж стали любимыми «интеллектуальными» развлечениями их молодёжной компании. Кроме того, большими праздниками и поводом для вечеринок были дни рождения.

День рождения Кита и его младшего брата Михи праздновали в один день, потому что оба родились в марте. Только в этот день собирались вместе друзья Кита и Михи. Во главе стола обычно сидели родители, если не «смывались» от забот на дачу. Они знали кучу смешных историй из театральной и научной жизни Москвы и рассказывали их в лицах так, что все покатывались со смеху. Варя стала постоянным и желанным гостем в этом доме. Родители Кита видели в ней потенциальную невесту. Не видел только Кит. Для него Варька была просто отличным парнем. В компании, под какую-нибудь зажигательную мелодию, она могла на спор раз пять без перерыва протанцевать, не повторяясь в движениях, с ней можно было расписать пульку, в сумерках у походного костра поделиться наболевшим, поплакать «в жилетку» и она обязательно поймет. В общем – классная девчонка, ещё и симпатичная. Но не больше.

Варя была натурой увлекающейся. Больше всего она любила танцевать. К девятому классу она почти окончила балетную школу Народного театра при районном Доме культуры и даже станцевала партию Кляксы в детском балетном спектакле. Для классического танца данные Вари не дотягивали, но характерные шли у неё прекрасно. У неё был тот кураж, который придавал народным танцам живость и колорит. В школе Народного театра работали педагоги и балетмейстеры из Большого театра, поэтому там было всё вполне серьёзно – будьте добры пять раз в неделю являться на занятия и пахать до седьмого пота. Оправданием отсутствия могла быть только справка из поликлиники. В противном случае, прошу на выход. После окончания школы наиболее способные выпускницы поступали в известные танцевальные ансамбли, а особо одарённые – в хореографическое училище Большого театра. По поводу Вари уже велись переговоры с танцевальной группой хора Пятницкого, как неожиданно Варя оставила балет, сославшись на занятость в школе. На самом деле Варя просто не захотела навсегда связать свою жизнь только с танцами, тем более век танцовщицы короток. Была и ещё одна причина, но это была тайна её сердца. А она очень подходила для этого ансамбля: тонкая, упругая, с длинной светлой косой, с широкими, будто нарисованными, тёмными бровями, Варя была просто красива.

Ничего не сказав маме, Варя поступила в театральную студию при районном Доме пионеров и школьников, куда ходило уже полкласса. Ходил туда\ и Кит. В первой же постановке спектакля про революцию Варя получила небольшую роль в несколько слов, зато, в отличие от «революционеров», она выглядела великолепно: на ней было красивое длинное платье, короткая шубка и меховая шапочка, отороченная белым мехом.

В день премьеры Варя, проговорив свои реплики, удалилась за кулисы. Пробираясь в кромешной темноте, она осторожно нащупывала ногой ступеньку, когда неожиданно кто-то подхватил её на руки и чьи-то губы прижались к её губам. Варе показалось, что она теряет сознание. Это был её первый поцелуй.

Неприятности у Варьки начались в десятом классе. На очередном дне рождения Кита Варя решила признаться ему в своих чувствах. Носить этот неразделённый груз у неё больше не было сил. Стены и потолок квартиры вибрировали от грохота колонок «Панасоника». Родители, понимая, что покоя не будет до поздней ночи, как обычно, посидев за столом и пожелав всем счастья и удачи, отбыли за город, убедительно попросив сына не оставлять беспорядок и грязную посуду. Под нескончаемый рёв музыки Анька целый вечер висла на плечах Кита. И, как ни старалась Варя отвлечь его внимание от развязной Аньки, у неё ничего не получалось. В конце вечеринки Варя поняла, что поговорить с Китом сегодня не удастся. Не та обстановка. Но, к её изумлению, вечеринка неожиданно закончилась. Кит, оторвав от себя прилипшую Аньку, отправил всех девчонок мыть посуду, потом со словами: «Щас начнут стучать по батарее», «вырубил» «Панасоник». В наступившей тишине был слышен шум воды и звяканье посуды. Наведя порядок, гости начали разбредаться. Варя надела уже пальто, когда подошёл Кит и попросил её не торопиться.

– Я провожу тебя.

Варя удивлённо посмотрела на него.

– Пойдём, проветримся. Сейчас всех выпровожу и пойдём.

Варя, не снимая пальто, прошла в комнату. Кит никогда не провожал Варю домой. Она не знала, что и думать, но раз так случилось, она решила использовать этот редкий шанс.

Холодная мартовская ночь не располагала к лирике. Кит, как всегда хохмил и ёрничал.

– Залезаю в автобус, а там народу битком. Сзади мужик лезет и кричит: «Люди, подвиньтесь, а то я стою на одной ноге». А в ответ ему голос: «Мы все на одной ноге стоим». А я и говорю: «И эта нога моя». Тут весь автобус как «грохнет»!

Варя смеялась тоже. У её подъезда они остановились. Уходить оба не спешили. Стоя друг против друга, они молча подняли головы к холодному звёздному небу. Неожиданно Кит обнял Варю и поцеловал в губы. Она неумело ответила и замерла. От помойного контейнера, стоящего напротив подъезда, несло какой-то тухлятиной.

– Я люблю тебя, – прошептала она, понимая нелепость и несоответствие места и смысла, произнесённых слов.

Кит отпрянул и внимательно посмотрел на Варю. Откровение Варьки было словно гром среди ясного неба. Варька не разбитная Анька, тут всё серьёзно, тут нужно жениться. Помолчав, Кит спросил:

– И как будем дальше?

– Я измучилась. Мне нужно или всё, или ничего, – твёрдо ответила Варя.

А что «всё», а что «ничего»! Ведь вообще ничего не было – одни надежды. Откуда в такой хрупкой девушке вдруг такая жёсткость! Да просто от неопытности. Нельзя же так пугать мужчин, тем более юных. А ведь она имела в виду всего-навсего чувства! Ни постель, ни секс, ни брак, а пока только чувство взаимности. Конечно, Варька ему нравилась. Нравилась с первого дня, как её увидел. Она стояла на ступеньках школы в белом кружевном фартуке с маленькими крылышками на плечах и трепалась с девчонками. Длинные светлые волосы, перехваченные широкой лентой, и огромные серо-зелёные глаза, на персиковом от летнего загара лице, могли свести с ума кого угодно. Таких глаз, как у неё, и тёмных, по-восточному сросшихся, бровей не было ни у одной. Но жениться, да ещё сразу после школы, в планы Кита не входило. А собственно, что входило в планы Кита, не знала не только верная подруга – Варька, но и его родители. Кит провёл рукой по щеке Вари, смахивая капли воды от плачущих на крыше сосулек, и, ни слова не говоря, ушёл в ночь.

Дома Варя, не раздеваясь легла поверх одеяла, и, свернувшись калачиком, пролежала так до утра. Она не плакала, а со страхом думала о том, что если уйдёт переполнявшая её любовь, то чем заполнится пустота, которая образуется внутри. Как жить с этой пустотой? С этого дня они почти не разговаривали. Встречаясь в школе, лишь перебрасывались несколькими, ничего не значащими репликами и расходились по своим местам.

Следующим ударом была потеря Золотой медали. В школе Варвара была одной из лучших. Почти все годы учебы она сидела за первой партой. Варя любила сидеть в крайнем ряду поближе к двери, тем более что плохо видела и с восьмого класса носила красивые, похожие на расправленные крылья бабочки, очки. Но даже сидя под носом учителя, она умудрялась читать во время урока постороннюю литературу. Преподаватели особенного внимания на неё не обращали и лишь для порядка делали замечания, потому что знали, что она готова была отвечать в любую минуту на любой вопрос. Варя уверенно шла на золотую медаль.

Все началось, когда «классная» Серафима «застукала» мальчишек в туалете за карточной игрой в очко. Среди них, конечно, был Кит. После уроков весь класс оставили на собрание. Сначала Серафима долго отчитывала нарушителей школьной дисциплины, а потом начала объяснять, что азартные игры – это плохо. Исчерпав запас доводов, Серафима решила, что одна из лучших учениц класса должна поддержать её и осудить поведение проштрафившихся. Варька, как всегда положив книгу на колени, читала что-то под партой и пропустила мимо ушей весь монолог Серафимы.

– А что скажет Варя? Что она думает об этом безобразии? – вдруг услышала она голос Серафимы.

Варя оторвалась от книжки и подняла голову. Серафима в упор смотрела на неё.

– Ну, что ты думаешь об этом?

Варя, наконец, собралась с мыслями. И её понесло. Накануне она прочла в журнале «Наука и жизнь» большую статью профессора математики Китайгородского о пользе карточных игр. Смысл статьи сводился к тому, что игра в карты развивает мышление и логику. Именно это она и ляпнула:

– Профессор Китайгородский не считает игру в карты чем-то порочным. А наоборот – говорит, что подобные игры развивают мышление и тренируют ум.

Серафима открыла рот от изумления:

– Варя, что вы говорите? – вдруг перешла Серафима на «вы». – Это же азартные игры, да ещё в стенах школы

– Ну, в школе, конечно, играть нехорошо, да ещё в туалете. Негигиенично. А вот дома в спокойной обстаовке…

– Ну, хватит! От вас, Варя, я этого не ожидала, – прервала её Серафима.

Собрание на этом закончилось. На улице Варю ждал Кит с друзьями. Ребята всегда ходили вчетвером и в классе их прозвали «мушкетёрами».

– А ты молодец. Давай мириться, – предложил Кит и протянул ей руку с вытянутым мизинцем. Варя сделала то же самое.

– Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, – по-детски сцепившись пальцами проговорил Кит.

– Да мы и не ссорились, – тихо проговорила Варя. Ей вспомнилось недавно прочитанное стихотворение. Как будто автор подслушал её мысли.

Ищу чего-то в желтой тишине,

Неплохо бы найти успокоенье.

Растерянная осень вновь ко мне

Прильнула, как предчувствий отраженье.

Дождём обнимет, ластится листвой,

Какие лисьи у неё повадки,

И шепчет: «Оставайся здесь со мной»,

А мне не хочется, а мне б уйти куда-то.

Тебя бы видеть, слышать голос твой,

Быть рядом, неизвестною, но рядом,

И в вёсны окунуться с головой,

Когда б ты был…

Отношения между ними наладились. Конечно, в них не было той теплоты и доверительности, как прежде, но ушло ощущение обиды и неловкости. Зато теперь начались Варькины мучения с учёбой. Учителей как подменили. Были такие душечки – лапочки, а тут начали придираться к ней по любому поводу. Теперь не могло быть и речи ни о каком чтении под партой. Особенно свирепствовала всегда лояльная Серафима, которая вела русский и литературу. Нет, учительница она была хорошая. Настоящий советский педагог. Невысокая, с седыми прекрасно уложенными волосами, напудренным носиком, она была довольно жесткой в общении. С учениками не заигрывала, спрашивала «по справедливости», нерадивым спуску не давала. Одевалась Серафима элегантно, соответственно её возрасту. Единственная вещь, которая всегда присутствовала в её одежде, была старинная брошь в виде резной камеи. Этой брошью скалывался воротник тонкой блузки у самой шеи, что придавало Серафиме вид строгой классной дамы. Ученики, любить её, может быть, и не любили, но относились с уважением.

Варвару явно «валили». Как бы она теперь не отвечала, Серафима обязательно находила недочёт и снижала оценку. То же было и с сочинениями. Четвертная, а за ней и годовая, вырисовывались четверки. Ребята в классе негодовали. Но поделать ничего не могли. Больше всех переживал Кит, даже хотел идти к директору. Варька сначала расстраивалась, а потом махнула рукой – «не золотая, так серебряная». Конечно, самолюбие её было уязвлено. Варька даже всплакнула, уткнувшись носом в крепкое плечо Кита. Было обидно – столько лет без четверок, а на финишной прямой, «срезали». Оставалась надежда на выпускные экзамены. Но и здесь Серафима вновь поставила четверку. Это был конец. Золотая медаль уплыла прямо из рук.

– Да, не переживай ты так, – обнял её за плечи Кит. – На этом жизнь не кончается.

И, действительно, жизнь только начиналась. Шел июнь 1977 года.