Читать книгу Куплю любовницу для мужа - Евгения Халь - Страница 3

Ненавижу плакать на людях. Но и сдержать слезы не в состоянии. Я с такой силой вцепляюсь в покрывало на кровати, что пальцы сводит судорогой. Ведь это он обо мне говорил. Эта страшная пустота, эта зияющая дыра на том месте, где когда-то были яркие чувства – моя нынешняя жизнь. Просто я еще не решилась сама себе признаться в том, что давно уже одинокая замужняя.

– Знакомо, правда? – спрашивает Макс.

Молча киваю.

– Иди ко мне, моя бедная, маленькая, большая девочка, – шепчет он, обнимая меня.

Прижимаюсь к нему, ощущая каменные мышцы широкой груди, замираю в его жилистых руках, потому что мне сейчас просто необходимо прижаться к кому-то сильному и понимающему. Раньше таким был Гордей. Бывало, прижмусь к нему, когда грустно, утону в его сильных руках, вдохну такой родной мужской запах и сразу все кажется поправимым и не таким страшным. Гордей давно уже не обнимает меня так, как Макс сейчас. Закрываю глаза, и на миг мне кажется, что я снова с любимым мужем, и все, как раньше. Но в безмятежную тишину короткой паузы врывается голос Макса. И я вздрагиваю. Он не Гордей. Он хороший, понимающий, ласковый. Но он не мой муж! Боже, что я творю? Мы уже обнимаемся! Отстраняюсь от него и шепчу:

– Прости! Неловко как-то вышло.

– Да все в порядке, – улыбается он. – Кстати, открытый брак – это когда и мужчина и женщина имеют любовников. Твой муж явно не теряется, а с тобой-то что?

– А мне не нужно, – встаю с кровати и подхожу к зеркалу.

Оно отражает заплаканную печальную женщину с растрепанными волосами. Ужас какой! Совсем я что-то распустилась. Руками привожу прическу в порядок.

– Нет, так нельзя, – горячо возражает Макс. – И вообще с твоим подходом открытый брак – это бред, который закончится тем, что муж тебя бросит. И вместо примирения будет просто долгая агония брака.

– Ты странный психолог, Макс!

– Я – хороший психолог, Настя. Потому что волнуюсь за своих пациентов.

– А я уже твоя пациентка? – это звучит гораздо резче, чем хотелось.

Он обиженно поджимает губы и отворачивается. Да что со мной сегодня? Не женщина, а колючий взъерошенный ежик. Совершенно незнакомый человек возится со мной, хотя приглашали его не для этого. И потом, может быть, это как раз то, что мне сейчас нужно? Грамотный профессиональный совет и холодный взгляд со стороны? Я ведь совсем одна со своей бедой.

Подруг у меня нет. Я родилась в Оханске – крошечном городке в Пермском крае. В десять лет мама привезла меня в Москву, и меня приняли в МГАХ –хореографическую академию при Большом Театре. Подруг детства из родного Оханска я быстро растеряла. А в хореографическом все друг другу заклятые врагини, которые иногда сбиваются в стаи и дружат против остальных. У балетных почти нет друзей. Особенно когда одной с раннего возраста начинают давать ведущие роли, как мне, а другие танцуют лебедей на заднем плане. Вот тут-то ми-ми-ми заканчиваются и начинается битое стекло в пуантах перед премьерой. Поэтому лучше быть одной. Мама живет далеко, она так и осталась в Оханске. Отца я никогда не видела. Даже не знаю, кто он. Мама всегда злится, когда я пытаюсь хоть что-то узнать о нем. Да и не близки мы настолько, чтобы ей в жилетку плакаться. Так почему бы и не воспользоваться шансом, который так неожиданно подвернулся? Нужно только загладить неприятную шероховатость.

– Прости. Макс, я не хотела так…

– Ладно, проехали. Это тебе решать: буду ли я твоим психологом. Поверь: я не навязываюсь, но мне кажется, что в такой сложной ситуации одной тебе не выплыть.

– Согласна, – подхожу к кровати и протягиваю ему руку. – Мне, действительно, нужна помощь. Или хотя бы с кем-то поговорить. По рукам? Ты мне скажи только, сколько я тебе должна за беседу и вообще.

– Ух ты, деловая колбаса! – смеется он, пожимая мою руку. – Все меркантильное потом. Сейчас главное: это ты и наша стратегия поведения. Сядь-ка напротив меня, – он хлопает ладонью по покрывалу.

– Зачем?

– Да не бойся ты, – улыбается он. – Приставать не буду. Просто не спорь и сядь напротив.

Сажусь на кровать напротив него.

– Отлично! – Макс берет меня за ногу и начинает массировать ступню.

От его сильных длинных пальцев у меня по всему телу пробегают мурашки и из груди вырывается стон:

– Боже!

– А то! Это я уже начал работать и применяю свои личные методы. Расслабься, сейчас легче станет. Тебя всю так зажало, что я на это смотреть не могу. У меня аж челюсти сводит. Просто сиди тихо и наслаждайся. Так вот о твоей ситуации: сделать нужно по уму. Знаешь, для чего на самом деле женщины соглашаются на открытый брак? Потому что в глубине души надеются, что муж сходит налево, выпустит пар, а потом приковыляет обратно к супруге и падет в ножки. И будет бить себя пяткой в грудь, бормоча: "Прости, любимая, лучше тебя на свете нет". Признайся, что тоже думала об этом? – он одновременно сжимает все пальцы на моей правой ноге, и я, ойкнув, выдыхаю:

– Думала. Конечно же, да!

– Я так и понял. Но как этого добиться?

Хороший вопрос! Если бы я знала на него ответ!

– Не знаю я, Макс. Да и ни одна женщина не знает.

– Я знаю, Настя. Нужно контролировать его походы налево. Любовница должна быть проверенная, из своих. Чтобы грамотно поимела навар, но при этом не увела из семьи.

– И где такую взять? Мне дать объявление в интернете: "Куплю любовницу для мужа"?

– Зачем в интернете? – пожимает плечами он. – Я тебе найду до черта голодных провинциальных девочек, которые только приехали в Москву, мечтают зацепиться, обрасти связями, и, что главное: еще не успели заматереть и оборзеть. У тебя есть свои деньги, чтобы их малость стимулировать? Кроме того, что твой муж будет дарить им подарки?

– Да, у меня есть свой счет, о котором муж не знает. Там не так, чтобы много, но для такой цели должно хватить. На черный день заначку собирала.

– Это правильно. А то я, знаешь ли, полно видел таких дурочек, которые живя с богатым мужем, тратили все до последней копейки на шмотки и гулянки, а потом, когда их мужик находил новую красотку, оставались у разбитого корыта. Давай сделаем так: я завтра тебе позвоню и приведу девочек. Из тех, кто приходил пробоваться к нам в стриптиз-клуб, а их не взяли, потому что они красивые, но танцевать не умеют. У нас в клубе до чрезвычайности строгий отбор. Заведение очень дорогое. Поэтому просто извивы попой возле шеста не пройдут. Нужны настоящие танцовщицы экстра-класса, – он достает из кармана брюк телефон и протягивает мне: – Набирай свой номер.

Не знаю, почему говорят, что утро вечера мудренее. На следующее утро наша с Максом затея показалась мне какой-то нереальной. Вчера вечером, после нервов, коктейлей и слез, в интимной тишине гостевой комнаты пропитанного флюидами секса огромного дома, весь план Макса выглядел по-другому: как очень реалистичный выход из сложной ситуации. Но сейчас, в зыбком утреннем свете, который освещает мою просторную кухню, все это выглядит, как кино, не имеющее никакой связи с реальностью.

Яичница шипит на сковородке, разбрызгивая масло. В глубокой задумчивости едва не прохлопываю тот момент, когда нужно снимать глазунью с огня. Ее "глазики" уже начали светлеть и покрываться пленкой передержанного желтка. Поспешно снимаю сковородку с комфорки. Гордей терпеть не может, когда желток в глазунье не жидкий. Он это называет "слепой яичницей". Аккуратно перекладываю яичницу на тарелку и ставлю на стол перед Гордеем. Шепчу:

– Приятного аппетита! – и открываю масленку.

Гордей внимательно смотрит на обычное белое масло и спрашивает:

– А что масла с зеленью не осталось?

– Нет, то, что было, ты доел, а приготовить новое я не успела.

Гордей хмурит брови, и, вздохнув, мажет масло на свежую булочку. Он обожает сливочное масло, перетертое с зеленью, а я ненавижу его готовить. Но приходится делать это раз в несколько дней. Мне вообще приходится самой кулинарничать, хотя средства позволяют взять домработницу. В нашем элитном подмосковном поселке я – единственная жена, которая готовит сама.

Гордей не выносит прислугу в доме. Есть приходящая два раза в неделю уборщица, и на том спасибо, что мне не приходится тряпкой махать. По его мнению, еда должна быть приготовлена руками заботливой жены. Гордей настаивал на этом еще в начале брака. Ему было важно, чтобы я крутилась у плиты, чтобы сама жарила и варила. Хотя готовила я всегда так себе. Очень старалась, но если бог таланта не дал, то уже не дал. Это как у нас в балете: есть славные ребята из кордебалета, которые честно исполняют роль массовки и живых декораций, а есть солисты. И вроде все делают тоже самое, но у примы-балерины в каждом движении –магия. А кордебалета – лишь техника. Так и с готовкой: вроде я все делаю строго по рецепту, а получается не особенно вкусно.

Иногда, когда мне хочется побаловать Гордея и изобразить из себя великую хозяйку, я тайком покупаю в хороших ресторанах вкусную еду, разрываю красивые упаковки, перекладываю в домашнюю посуду, и специально убираю все профессиональные украшения: цветочки из морковки, завитушки из зелени, чтобы выглядело естественно, как домашняя стряпня.

Но позволить себе такой обман я могу только в будние дни, когда Гордея нет дома. Если же воскресный обед готовится при нем, а он, как назло, очень любит сидеть за компьютером на кухне во время моих кулинарных страданий, то мне приходится прикладывать все свои усилия, чтобы не испортить блюда. Гордей, будучи перфекционистом, воспринимает кулинарные неудачи не как элементарное отсутствие таланта и умения, а как небрежность и невнимательность к нему самому.

Гордей глубоко убежден в том, что если женщина хочет угодить мужчине и станет упорно учиться готовить, то из нее выйдет настоящий шеф-повар. И поговорка о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, принимает у него особый смысл: не любишь, не стараешься, невкусно готовишь. Такая вот замкнутая намертво логическая цепочка. Поэтому ритуалы совместного приготовления пищи по выходным, которые должны, по идее, укреплять отношения и создавать атмосферу уюта, я всегда воспринимала, как проверку на прочность и мысленно проклинала всех психологов вместе взятых.

Из-за этого всего я страшно устаю. Мне приходится быть поваром дома и при этом еще шустрить личной помощницей Гордея на работе. И успевать приводить себя в порядок. И еще куда-то выходить в кино или в театр. Как бывшая балерина я почему-то у нас автоматически считаюсь гидом мужа по искусству. Знаю, что так живут многие женщины, но в элитном поселке, где жены богатых мужей убивают время в дорогих салонах и постят по пятьдесят фото в день в Инстаграме, я впахиваю, как Золушка. И не потому, что Гордей жадный. Нет, он совершенно не скупой. Просто как заядлый трудоголик, он ненавидит праздное времяпровождение и считает, что женщине нельзя давать скучать, иначе в ее голову могут прийти не те мысли. Элитных жен он на дух не выносит. Поэтому мне приходится быть Шехерезадой: отлично выглядеть, готовить, работать и еще и развлекать своего султана, составляя культурную программу.

– Яичница сегодня удалась на славу. Спасибо! – не глядя на меня, он отпивает кофе, просматривая новости в телефоне, и вдруг начинает тихонько напевать.

Настроение у него преотличное. Давно его таким оживленным не видела. Судя по всему, вчера его игры с русалками удались на славу. Закусываю губу, пережидая острый приступ обиды, и, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, спрашиваю:

– Ну как вчера было?

– Если ты о сексе, то с этими девочками у меня ничего не было.

Забываю донести чашку кофе до рта, удивленно глядя на него. Ну зачем эта ложь? У нас и так ею все пропитано. Скоро с потолка начнет течь мутная ядовитая жижа вранья.

– Знаешь, Ѓора, тебе не нужно меня жалеть. И врать тоже. Мы ведь договорились, что будем откровенны друг с другом.

– Настюш, у меня как в том анекдоте: ну не шмогла я, не шмогла! – Гордей смеется, берет меня за руку и целует пальцы. –Не поверишь: как заклинило! Наверное, оттого что я знал, что ты рядом, где-то там, в безразмерном доме Гурджиева. А может быть, потому что сладок только запретный плод, – Гордей притворно вздыхает. – Стоило только тебе разрешить, как уже ничего и не хочется. Так… позажимались малость, пропустили по паре коктейлей, а потом девчонки мне массаж сделали в четыре руки.

– Массаж тоже разный бывает, – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, потому что воображение уже рисует мерзкие картины "массажа".

– Да нет, – отмахивается он. – Не тот массаж, что ты думаешь. Действительно, спинку помяли, шею, и на этом все закончилось. Но знаешь, что главное?

– Что?

– Невероятно кайфовое ощущение, что ты мне доверяешь! Что ты стараешься изо всех сил сделать мне приятно. Пусть даже вот так. Я себя почувствовал, как султан, у которого гарем. Это просто потрясающе! А у тебя как было?

– Да также, как и у тебя. Тоже ничего не было. Так… массаж и необременительный треп.

– Это хорошо, – серьезно кивает Гордей. – Честно говоря, мне так даже приятнее. Ведь мужчина и женщина это все же не одно и то же. Хотя мы и договорились, что у нас открытый брак. Значит, и ты можешь себе кого-то найти. Но не на вечеринке и не при мне. К такому я не готов. Другое дело, если я этого не вижу, значит, этого не существует. Давай вообще договоримся на берегу соблюдать главное условие: в дом наших любовников не тащить и, по возможности, друг другу не показывать. Все там, все на стороне, – он встает и идет к выходу, но на пороге кухни оборачивается. – Да, кстати, ты поедешь на работу сейчас?

– Нет, мне нужно в салон красоты, волосы уложить. Я позже подъеду.

– Хорошо, удачного дня!

– И тебе, Гора.

Он выходит, и я, наконец, позволяю себе расслабиться и закрыть руками лицо. Боже мой, какой бред! Муж и жена, сидя на кухне за завтраком, обсуждают любовников. И это называется современным подходом? Да к черту! Не нужна мне такая свобода! Кто это все придумал? Если он султан, тогда я кто? Из роли любимой жены меня уволили, значит я –что-то вроде валиде. Да, валиде. Правда, не мать султана, но старшая и вечно дежурная по гарему. И поставляю молоденьких любовниц мужу. Наверное, я средневековая необразованная дура. Но как же мне хочется, чтобы мой муж, рыча, отбивал меня у других. Чтобы ревновал, следил, покоя не давал. Как когда-то, когда мне нужно было выбрать между Гордеем и Аристархом, и Гордей просто с ума сходил, пытаясь не отдать меня сопернику. Где это все? Почему все проходит? И как мне доиграть эту роль? Господи, дай мне сил!

Пусть лучше будет властным собственником, чем вот так. Если бы я только любила его чуть меньше! Если бы… я бы, наверное, предпочла уйти от него, утроиться на работу, а лучше на две, и самой растить Белку. Но я не могу заставить себя с корнем вырвать его из сердца. Это какое-то страшное проклятье: любить его, угождать во всем, унижаться. Если это и есть настоящая любовь, то почему на ней все так помешаны? Это не счастье, это вечная боль. Разорванная пополам душа, выжженое ревностью к другим бабам сердце. И постоянная необходимость молчать, терпеть и улыбаться. За что, Господи, ты так наказываешь меня?

В этот момент раздался пронзительный звонок "Ватсапа" и на экране моего телефона высветилось: "Белка". Я поспешно приняла видеозвонок.

– Привет! А что папа уже ушел? – огорченно протянула дочка. – А я так старалась подгадать, чтобы вас вместе застать.

– Подожди, он еще дома, в спальне. Пошел одеваться. Гордей! – кричу я и бегу с телефоном к лестнице, которая ведет на второй этаж, в спальню. – Дочка звонит!

– Уже иду! – Гордей спешит вниз по лестнице, на ходу завязывая галстук.

– Мам, пап, у нас тут туса в летний лагерь во Франции намечается. Хочу поехать со всеми, но мне нужно разрешение от обоих родителей. Чтобы две подписи было.

– Я сегодня же все вышлю, не волнуйся, – поспешно заверяю я. – Ты как, моя хорошая?

Гордей молча кивает и отходит в сторону.

– Мам, папа из ракурса пропал. Покажи мне его! – она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть Гордея в глубине гостиной.

При этом она подносит ко рту булку, щедро намазанную шоколадной пастой. И аппетитно откусывает, чуть подняв верхнюю губу и сильно прикусывая вкусняшку двумя передними зубами, между которыми виден большой зазор. Поэтому я и прозвала ее Белкой.

– Я здесь, – улыбаясь, отзывается Гордей, и поспешно подходит к телефону.

Но улыбка немедленно сползает с его лица при виде того, с каким аппетитом Белка уписывает бутерброд с шоколадом. Он раздраженно бросает:

– Какого черта ты ешь с утра шоколад?

Белка давится, глаза ее наполняются слезами.

– Гордей, – отодвигаюсь от телефона, выходя из ракурса камеры, чтобы дочка меня не видела, продолжая держать его на вытянутой руке, и яростно, но очень тихо шиплю: – Что с тобой? Что?

Гордей берет себя в руки и говорит уже спокойнее:

– Леночка, с твоим весом тебе нельзя такие калорийные вещи с утра есть, ты же знаешь!

– Пап, очень сладенького хочется. У меня мозг и вообще растущий организм. Мааам! – капризно, как маленький ребенок, тянет она, требуя поддержки.

Бросив яростный взгляд на мужа, натягиваю на лицо дежурную улыбку и ласково говорю:

– Ешь, мое солнце! С утра как раз можно, это я тебе говорю, как

бывшая балерина, все детство просидевшая на строгой диете.

– А на ночь я такое не ем, – оправдывается Белка.

– Вот и умница, – бодро говорю я, – и вообще ты у нас красавица! Правда, Гордей? – выжидательно смотрю на него, чувствуя, что просто убью его, если он сейчас не успокоит ребенка.

– Да кто же сомневается? – улыбается Гордей, обнимая меня за плечи. – Твою красоту, дочка, это не испортит, не в ней дело. А вот за здоровье я беспокоюсь. Лишний вес – это болезни, особенно в твоем возрасте. Давай-ка заключим договор, как деловые люди: ты худеешь в месяц на пять килограммов. В течении трех месяцев сбрасываешь ровно пятнадцать кило, а я тебе за это высылаю тройную сумму на карманные расходы. Если нет, то денег не будет вообще.

Белка замирает с набитым ртом, смотрит на бутерброд и неохотно откладывает его в сторону.

– Мы договорились? – уточняет Гордей.

Она молча кивает.

– Вот и славно, – он кивает в ответ. – Хорошего дня! – Гордей берет портфель, и нарочито не глядя на меня, спешит к входной двери. Понимает, что я сейчас ему устрою, как только дочка отключит связь. Поэтому старается улизнуть до того.

Белка дожидается, пока за ним закрывается дверь, смотрит на меня полными слез глазами, ища поддержки. Что мне ей сказать? Чтобы не обращала внимания? Игра в хорошего и плохого следователя – не самый педагогичный прием. Я и так трачу море сил, постоянно сглаживая углы между двумя сложными характерами Белки и мужа. Иногда она настолько похожа на него в реакциях и упрямстве, что я задумываюсь: а может быть, она все-таки его ребенок? А иногда коса находит на камень, и мне кажется, что легче соединить огонь и воду, чем этих двоих.

– Мам, почему он меня не любит?

– Что ты, родная, папа тебя обожает! Просто характер у него такой требовательный. А с другой стороны, это даже хорошо. Это на пользу.

– Ага, – кивает она, глядя в сторону. – Ну я поняла. Ты на его стороне против меня.

– Белка, ты что? Нет никаких сторон!

– Ладно, мам, нужно на урок бежать. Пока! Целую!

– Подожди, моя хорошая!

Но связь отключается. Теперь я тоже враг. И это ей только одиннадцать лет. А что будет, когда исполнится пятнадцать?

Полнота дочери – больное место Гордея. Легко гордиться красивыми и успешными детьми. И очень сложно теми, кто звезд с неба не хватает, особенно в окружении моего мужа, где детки московской элиты добиваются невиданных успехов еще лежа в памперсах.

Гордей часто спрашивает меня: в кого она такая не целеустремленная и не дисциплинированная? Ведь мы оба с ним не такие. С полнотой в детском возрасте справиться очень легко, но Белка не хочет. Ей нравится быть непохожей на других. И все попытки Гордея объяснить ей, что стройность фигуры в наши времена – залог успеха, разбиваются о стену детского упрямства.

Я всегда отвечаю, что у него, Гордея, полнота в генах. Вот и передал дочке по наследству. Сам Гордей, действительно, в детстве был крупным увальнем. Он тут же горячо отвечает мне, что как раз в нынешнем возрасте Белки, то есть в одиннадцать лет, переборол свой вредный организм спортом и правильным питанием, и с тех пор держит форму. Поэтому он и настоял на британской закрытой школе вместо швейцарской, как хотела я. Потому что Англия, в отличии от Швейцарии, славится своей жесткой школьной дисциплиной. Это как раз то, чего не хватает Белке: собранности и самоконтроля. Британские аристократы, наконец, ее научат этому. И, главное, полагаться на себя, а не на деньги родителей и их успех.

Когда он заводит об этом речь, мне всегда кажется, что Гордей намекает на Аристарха. И на то, что Белка – его дочь. Ведь у Гордея просто не может быть неуспешного ребенка. А у моей первой любви вполне, потому что Аристарх по натуре своей был чудовищно безволен и ничего сам добиться не мог. И все его заслуги – итог жесткого контроля и обширных связей его властной матери.

Еще когда Гордей ухаживал за мной, а я в то время встречалась с Аристархом, и никак не могла выбрать кого-то одного из них, он часто резко отзывался о своем сопернике, как о маменькином сынке. В принципе, так оно и было. Мать Аристарха, Изольда Венедиктовна – железная леди, занимавшая огромный пост в Министерстве Культуры, связями и лбом пробивала сыну карьеру в Большом Театре. И Гордей это знал. Я давно не интересуюсь жизнью своего бывшего. Зачем? Его мать сказала мне в лицо, что не для того растила из сына блестящего солиста Большого Театра, чтобы дать ему задохнуться в пеленках, держась за юбку крестьянской девки. Да, она так меня и назвала: крестьянской девкой. И еще добавила:

– Нечего плодить нищету и холопов. Стране нужен хороший генофонд. А то развелось вас, крестьянских девок, а интеллигенция вымирает. Потому что у нее нет вашей хватки. Думаешь, ты самая умная? Думаешь: удалось подцепить москвича из интеллигентнейшей семьи, да еще с квартирой? Да у моей бабушки домработницы были красивее и умнее тебя! Так что иди-ка ты в свой Волчесранск коз доить. А моего сына оставь в покое! Со мной из него может получиться новый Мариус Петипа или Михаил Барышников, а с тобой – неудачник.

Разговор этот происходил в прихожей их роскошной семикомнатной квартиры на Арбате, куда я пришла сообщить, что беременна. И, возможно, это ребенок Аристарха. Поэтому нужно сделать тест ДНК, чтобы убедиться. После этого Изольда Венедиктовна и объяснила мне, кто я и откуда. А потом распахнула дверь, тыкнула в меня пальцем и воскликнула:

– А теперь пошла вон из жизни моего сына! Тесты она будет делать. Научили холопов на свою голову! Вон, профурсетка неумытая!

В этот момент дверь ванной комнаты в конце коридора распахнулась, оттуда вылетел мокрый Аристарх с полотенцем на бедрах, и завопил:

– Мама, ну зачем ты так? Можно же нормально поговорить! Денег дать, в конце концов! А если это мой ребенок?

– Умолкни, тупица! – брезгливо поморщилась Изольда Венедиктовна. – И привыкай к ситуации. Знаешь, сколько этих девок будет в твоей жизни? Всем денег давать – так разоришься. Я лучше для Николя куплю новую курточку. Ему, бедняжке, холодно в старой. Иди ко мне, иди, мой хороший, – она присела на корточки, взяла в руки белого карликового пуделя Николя, который безмолвно стоял у ее ног, дрожа не то от страха, не то от холода, и прижала его к себе.

Иногда я вижу Аристарха по телевизору. Он теперь главный балетмейстер Большого Театра. Мамуля все же добилась своего. И я точно знаю, что Гордей продолжает ревностно и пристально следить за жизнью Аристарха. Поэтому в последнее время меня не покидает тревожная мысль: неужели Гордей понимает, что Белка, возможно, не его дочь? Ведь с ним я не была так честна, как с Аристархом. Но если да, то почему это стало мучить его только сейчас? Ведь раньше, когда Белка была маленькая, он ее просто обожал. И вдруг охладел, когда она начала расти.

Гордей

Он шел к машине и улыбался. Настроение было отличное. Чертовски приятно чувствовать себя султаном в гареме. А еще понимать, что жена готова на любые эксперименты, чтобы удержать его возле себя. Ведь Настя – красавица. И вполне еще может найти себе достойную пару. Именно поэтому Гордей много лет подряд настаивал на том, чтобы она сама готовила, все делала по дому, исключая уборку, конечно, и еще и работала его личной помощницей в юридическом агентстве. Коллеги крутили пальцем у виска, называя его психом. Кто будет держать на такой должности жену, имея возможность завести длинноногую и крутобедрую красотку с тугой попой, которой можно пользоваться прямо на рабочем столе личного кабинета, как это делают все нормальные мужики? Даже Гурджиев как-то сказал ему с улыбкой:

– Я тебе, Гордей, плакат закажу, и на стене твоего кабинета повешу. На нем красными большими буквами будет написано: "Мужик, помни: если ты не имеешь свою секретаршу, то ее поимеет кто-то другой".

Забавная штука: жизнь. Гордей всегда боялся, что если у Насти появится больше свободного времени, то она превратится в одну из тех светских львиц, которые бегают по звездным тусовкам, а потом выкладывают миллион фото в Экскортограм, и от скуки спариваются с кем попало. А теперь он, Гордей, ждет, пока жена найдет себе любовника. Правда, всего одного и постоянного, как и требуется в открытом браке. И вчера на вечеринке у Гурджиева он видел, как мужики, включая самого Гурджиева и его сыночка, пожирали Настю глазами. Гордей даже напрягся, когда заметил похотливый взгляд хозяина дома. Но Гурджиев не был бы таким успешным бизнесменом, если бы не умел правильно расставлять приоритеты.

Несмотря на то, что на его вечеринки приглашались только те, кто готов был к экспериментам, в том числе и сексуальным, рисковать Гурджиев не стал. Гордей нужен был ему как член группы элитных адвокатов, поэтому его жена – вне игры. А еще приятнее, что у Насти точно ничего не было с этим накачанным смазливым пареньком с вечеринки. Гордей слишком хорошо знал свою жену. Если бы Настя с ним переспала, то у нее сегодня был бы виноватый вид. Даже при том, что они договорились обо всем, но не та она натура, чтобы после измены мужу вести себя, как ни в чем ни бывало. Но в случае эпического секса, а с тем молодым самцом по-другому быть не может, у нее сегодня с утра были бы расслабленные движения ленивой кошки. Она так всегда выглядела после бурной ночи любви. Гормоны и мать-природу не обманешь.

А она вся – комок нервов. По тому, как она размешивала сахар в кофе, как нервно комкала салфетку, Гордей понял, что ее мысли заняты только одним: было ли у него? Он улыбнулся и отпер машину. Да, все идет по плану: он по-прежнему центр ее вселенной, вокруг которого плавают галактики и звезды. Он контролирует ситуацию, ее тело, ее жизнь. Как же это приятно! Власть над другими – самое сладкое, что может быть.

Гордей поэтому и согласился на эту аферу с открытым браком, что ни минуты не сомневался в том, что голы будут забивать только в одни ворота. В браке всегда так: один ведет, другой подчиняется. А в открытом браке тем более. Его и предлагают те, кто в себе не уверен. Кто пытается всеми силами сохранить отношения. А Настя, наивная бедная Настя так и не поняла, что никто ей свободы не давал. Просто муж чуть-чуть ослабил туго натянутый поводок, чтобы у нее появилась эта иллюзия свободы.

Гордей завел машину, отхлебнул из любимой черной керамической кружки с серебристой крышкой заботливо приготовленный Настей кофе. Никого ты себе не заведешь, Настенька. Не умеешь ты так, по-западному, чтобы любовник для тела, а муж для души. Так что ему, Гордею, бояться нечего: для него открытый брак – это возможность вдохнуть свежий воздух без вранья. Не придумывать, почему задержался на работе. Не сочинять несуществующие совещания и встречи с клиентами. А он, Гордей, может быть спокоен. Ад начнется у Насти.

Но она готова на это, чтобы спасти их отношения. Кто знает? Может быть, это реально поможет? Может быть, свобода заставит его по-прежнему чувствовать себя хозяином ситуации, а не обманутым лошарой, который растит чужого ребенка? Наверное, проблему можно было решить давно. Просто по-тихому сделать тест ДНК, и все.

Но они с Настей еще до женитьбы договорились друг другу доверять. А втихую проверять отцовство – это и есть проявление недоверия. Но не это его останавливало. Страх. А если окажется, что Белка не его дочь? Что ему делать с этой правдой? Публично признать, что он – идиот? Он? Гордей? Адвокат с многолетней практикой, который не проиграл ни одного процесса, позволил своей жене так страшно себя обмануть?

Такой удар по самолюбию Гордей не пережил бы. Пока никто ничего не знает, с этим еще можно справиться. Страхи, опасения – это его личный ад, который есть у каждого. Правда… голая, неприкрытая, страшная –никому она не нужна. Весь его многолетний профессиональный опыт показывал, что никто не хочет знать правду. Люди готовы обманывать самих себя. В точности, как у Пушкина: "Я сам обманываться рад".

Клиенты Гордея, которые могли купить любую информацию, предпочитали платить за то, чтобы скрыть правду. И, прежде всего, от самих себя. Сам Гордей не раз давал своим клиентам самый важный и мудрый совет: "Не будите лихо, пока оно тихо!"

И сам же жил по этому принципу. Хотя и предложил сделать тест ДНК в самом начале, когда вернулся со стажировки за границы, узнал, что Настя родила и позвал ее замуж.

– Как я могу выйти за тебя, если ты не веришь моим словам? – обиженно произнесла тогда она. – Доверие, Гордей, доверие. Вот что самое важное в отношениях. Без этого ничего не построишь. И если ты требуешь доказательств, значит, нам незачем жениться.

Он был с ней согласен. Он не спорил. Видя ее бедственное положение, нищету и халупу, в которой она оказалась, Гордей, ослепленный чувствами к ней, тогда подумал, что если бы она хотела его просто использовать, и на его горбу въехать в сытую жизнь, то согласилась бы на все его условия. Но она гордо стояла на своем. А гордость бедняков – это очень дорогое удовольствие. Тогда он даже на минуту не задумался о том, что эта гордость может быть блестящим блефом. Но уже будучи подающим большие надежды адвокатом, оставил себе лазейку: потребовал заключить брачный договор. И внес в него один пункт: при разводе Настя обязана будет согласиться на тест ДНК. И если выяснится, что ребенок не от Гордея, то обе они, и Настя, и Белка не получат от него ничего.

Бегло просмотрев договор, Настя наткнулась на этот пункт, подняла глаза на Гордея, и он увидел блеснувшие между ресницами слезы.

– Ты же сама говорила о доверии, Настюша, – мягко заметил он.

Он и в самом деле считал, что важнее доверия нет ничего. Особенно когда речь идет о ребенке. Если все же выяснится, что Аристарх – отец Белки, как он, Гордей, посмотрит в глаза дочке? Как выдавит из себя эту фразу:

– Ты не моя?

После того, как ночами вставал менять ей памперсы. Как водил в цирк, зоопарк и на каток. Как, улыбаясь, фотографировал ее первые шаги, подбадривая:

– Ну, иди к папе! Еще шажок, и еще! Вот так! – и, раскинув руки, ловил ковыляющую кроху, прижимая ее к себе.

Можно, конечно, просто промолчать. В конце концов, не тот отец, кто зачал, а тот, кто вырастил. Но Гордей слишком хорошо знал самого себя. Изворотливость адвоката и умение врать не краснея, он оставлял за порогом дома. А в семье требовал правды. Поэтому и предложил Насте пожить отдельно, когда осознал, что между ними разверзлась пропасть недоверия. Жена поняла его. Она вообще всегда его понимала. Но Настя – взрослый человек. А Белка еще ребенок. Нужно ли нагружать ее правдой и подробностями? Он был уверен, что нет. Ни в коем случае! Слишком много примеров перед глазами. Дети, которые не выдержали сложностей родительских отношений, и скатились в наркоту или стали постоянными пациентами дорогих и закрытых психиатрических клиник. Такой судьбы для дочки он не допустит!

Несмотря на свою требовательность, Белка – это все, что у него есть. Его самого воспитывали в строгости. И свой жизненный успех Гордей считал результатом спартанского воспитания. Так что лучше пережать, чем недожать. Особенно среди людей его круга, в котором богатые родители были все время озабочены тем, как бы скрыть грешки напортачивших избалованных мажорных деток, которые то сбивали пешеходов на папиных крутых тачках, то спьяну топили в океане яхты с экипажем на борту, то избивали прислугу.

Пока что идея с открытым браком сработала на "ура". Впервые за много лет Гордей проснулся без камня на сердце и чудовищной скуки в душе. В конце концов, он это заслужил. Ведь у него даже секретарши нет, чтобы раскладывать ее на столе, когда босс не в духе. Женская мудрость – она в том, чтобы вовремя смолчать и закрыть глаза. И сделать вид, что ничего не понимаешь. Вот Гордей и научит Настю этой мудрости. Пришло время повзрослеть.