Читать книгу Инсайт. Книга 1 - Евгения Левицки - Страница 2

Публика уже заполнила зрительный зал, когда красивый молодой человек в темно-синем фраке вышел из-за кулис. Легким кивком он поприветствовал зрителей и сел за рояль, опустив пальцы на клавиши. Они тихонько скрипнули, и со сцены зазвучала прекрасная музыка: она то лилась ручейком из-под пальцев музыканта, то разбивала сердца слушателей пронзительными аккордами, заставляя чувствительных гостей незаметно смахивать слезу.

Когда концерт окончился, Дарий поклонился, а зал взорвался аплодисментами. Музыкант явно полюбился в этом городе, как и во всех других, где о нем уже узнали. Дарий же не пренебрегал общением с публикой, поэтому спустился в зал, чтобы побеседовать с гостями. Дамы, молодые и пожилые, проявляли к пианисту особенный интерес.

– Господин Ле Гур, как давно и почему вы решили стать пианистом? Когда вы начали писать музыку? Откуда вы? Сколько вам лет? – спрашивали музыканта местные писаки, надеясь достать эксклюзивные новости для свежей газеты.

– Мне двадцать пять лет, музыкой я занимался с детства, – отвечал пианист. – Мне просто повезло. Я рос в маленьком городке на Ласноре, а отец пытался обучить меня ремеслам. Отправлял к разным учителям, но все они говорили, что я бездарность, – грустно улыбнулся маэстро.

По толпе пробежал взволнованный шепоток, и снова раздался вопрос:

– Как же вам удалось доказать, что вы не бездарность?

– Доказывать мне не пришлось. Мой учитель – пианист-виртуоз Антистес. Он приезжал в наш городок с концертом, когда мне было шесть, и отец чудом вырвал у него аудиенцию. Я до сих пор помню восторг, который испытал, когда увидел рояль настолько близко! Я был поражен и восхищен, когда учитель нажал на клавиши и нутро этой черной махины вдруг отозвалось музыкой. Я так обрадовался, что стал подпевать, когда музыкант вдруг остановился и попросил меня пропеть мелодию, которую он сыграл. В тот день он взял меня в ученики. Именно он раскрыл мой талант.

– Поразительно! – ахали слушатели.

– Вы женаты? – поинтересовались газетчики.

– Я женат на музыке, – скромно улыбнулся пианист. Девушки в зале облегченно вздохнули.

– Какое совпадение! – громко заявил кто-то из зала. Толпа расступилась, дав пройти мужчине лет тридцати в костюме темно-серого цвета. – Ведь и я женат на этой особе! Дож Лансени, альтист.

Он дружественно протянул руку пианисту, Дарий учтиво улыбнулся и пожал ее. Этот брюнет со свинцово-серыми глазами вызывал симпатию.

В тот вечер они говорили о музыке, обнаружив много общих интересов, в результате чего Дож предложил устроить совместную репетицию.

Улучив момент, они сыграли вместе, и Дарий был удивлен тем, как альт дополнил его музыку. Как будто они были созданы для того, чтобы звучать дуэтом. Дарий и раньше задумывался об оркестре или о напарнике, но не решался на сотрудничество с музыкантами, так как нелегко сходился с новыми людьми. Но с Дожем все было иначе, они сразу нашли общий язык. Несмотря на то, что Дож был довольно дерзким, смелым и к тому же донжуаном, чего Дарий совсем не приветствовал, они стали друзьями и напарниками. С тех пор они путешествовали вместе.

После концертов Дож по обыкновению пропадал в питейных заведениях или в компании прекрасных поклонниц. Музыкант умело использовал свое обаяние и деньги, и девушки сами бросались к нему в объятия.

– Не понимаю, чем тебе так нравятся эти девушки? – интересовался Дарий. – У них ведь, кроме симпатичного личика, больше ничего нет.

– А что тебе еще нужно? – удивлялся Дож, закуривая сигару. – Женщины, друг мой, созданы для того, чтобы делать жизнь мужчины краше. Им не обязательно быть умными. Да я и не встречал таких. Не думаю, что они существуют.

– Существуют, – возразил Дарий, откладывая ноты, – но вот беда: их внешность меня совсем не вдохновляет. Это либо уже пожилые дамы, либо молодые, но, увы, не красавицы…

– Да-да, а наивные красотки заглядывают тебе в рот, ловя каждое твое слово, – подхватил Дож, – и покуда они готовы на все ради нас, нам остается лишь брать.

– Не знаю, Дож. А как же любовь?

– Ее не существует. Это иллюзия.

Дарий не знал, так ли это. Он много размышлял, но ответа не находил. Хоть Дож был старше, его опыт не был показательным. Дарий рос на книгах, в которых рыцари сражались за сердца прекрасных дам, но реальность оказалась слишком прозаичной. В конце концов он уверился в том, что, вероятно, одна и та же женщина не может быть красивой и одновременно с тем иметь пытливый ум, а хорошее воспитание так вообще не всем дается легко. Обманывать женщин он не хотел, но после редкой ночи с какой-нибудь красоткой всякий раз испытывал отвращение к самому себе и своей плоти.

Как бы там ни было, несмотря на столь разные взгляды на жизнь, друзья прекрасно ладили. Дож частенько подшучивал над пианистом из-за его скромности и замкнутого характера, Дарий же принимал друга таким, какой он есть: умным, отзывчивым, но при этом развратным и циничным. Их совместные концерты имели успех. Однако именно Дарий оставался душой дуэта: он сочинял музыку, а Дож добавлял к ней шарма в виде альтовых партий. Музыканты усердно работали над новыми пьесами, не забывая оттачивать звучание старых, после чего отправлялись в путешествие, чтобы явить творчество миру. Они стали желанными гостями почти во всех городах материка. Так прошло два года, после чего Дож предложил осваивать новые земли – отправиться на Стеклянные острова.

Они остановились в столице острова Мирах – городе Серпенте. О концертах еще предстояло договориться с местным управлением, которое не было готово сразу же освобождать залы для артистов, поэтому первый концерт предложили сделать благотворительным и только для учеников местной гимназии. Дож был против: все-таки они – известные музыканты и не должны растрачивать силы на детей, которые этого даже не оценят. Но Дарию эта идея понравилась. Он ведь и сам когда-то был на месте гимназистов: после такого же концерта, на который случайно попал в детстве, Дарий понял, что хочет учиться музыке.

– Знаешь, Дож, – сказал он, – возможно, теперь настал и мой черед нести свет в их детские души. Я намерен согласиться. С тобой или же без тебя.

– Хочешь сказать, что пойдешь играть для малышни один? Бесплатно?! – нахмурился Дож.

– Да. И если ты против, то придется без тебя. В конце концов, я не один год давал одиночные концерты. Если тебе настолько претит эта идея, я не могу заставлять тебя.

– Что ж, – вздохнул альтист. – Раз уж ты настроен так серьезно, то я с тобой.

Концерт в гимназии прошел отлично: учащиеся слушали музыкантов, затаив дыхание, а самые смелые даже подошли к ним после концерта, чтобы узнать, где можно обучиться их ремеслу. Мероприятие закончилось, и Дарий собрался уже идти на выход, когда заметил в зале девушку – брюнетку с густыми волосами, заплетенными на затылке. Пряди из прически длинными волнами спускались на ее плечи и спину. У незнакомки были большие синие глаза, аккуратный нос с крохотной горбинкой и красивые полные губы. Судя по строгой одежде и бумагам в ее руках, она была учительницей. Открытый и добрый взгляд девушки притягивал. Дарий помедлил, но набрался смелости и подошел к незнакомке. Девушка очаровательно улыбнулась, увидев приближающегося к ней композитора, и поблагодарила его за концерт. Она действительно оказалась молодой учительницей, ее звали Электа.

– Окажете ли вы мне честь, госпожа учительница, прогуляться со мной сегодня в парке? – спросил Дарий, не сводя восхищенного взгляда с Электы.

Щеки красавицы подернулись легким румянцем. Польщенная вниманием маэстро, она постаралась быстро взять себя в руки и ответила вежливым кивком.

Спустя час они прогуливались в парке на берегу озера и разговаривали. Дарий не мог поверить в то, что перед ним та самая мифическая девушка: красивая, молодая, образованная и скромная. Дарию казалось, что Электа сможет поддержать разговор на любую тему. Он был очарован.

– Знаешь, – говорила Электа, – когда нам сказали, что приедут музыканты, я подумала, что это будут очень гордые, надменные мастера. Обычно они такие. И я весьма удивилась, когда на сцену вышли вы с господином Лансени. Оба молодые и стройные, – Электа издала смущенный смешок. – Чаще всего ученики не очень внимательны к искусству, но вас они слушали затаив дыхание. Особенно девушки.

Они проговорили несколько часов, не заметив, как наступил вечер. Дарий проводил Электу домой. Лицо и волосы девушки освещало закатное солнце, казалось, что его лучи теряются в темных густых локонах. Взяв с Электы обещание увидеться снова, окрыленный Дарий вернулся в гостиницу.

По дороге в свой номер он заглянул в комнату Дожа. Тот на удивление был там.

– Дож, ты не поверишь, но я нашел ее!

– Кого это? – Дож оторвался от чтения газеты.

– Девушку, которой не существует! – радостный Дарий впорхнул в номер и прямо в плаще плюхнулся в кресло, обратив мечтательный взор в потолок.

Дож слушал очень внимательно и молча, со снисходительным выражением лица, с каким взрослые слушают рассказ наивного ребенка.

– Она необыкновенная, – вздохнул Дарий. – Такая умная! Просто находка. Представляешь, любит цветы какие-то необычные, как же их?.. Крокусы. Ты когда-нибудь видел такие?

– Да, – кисло отвечал Дож, – цветут весной. Маленькие, вроде подснежников, голубые, сиреневые, желтые…

– Сиреневые! Она любит сиреневые! Вот все женщины любят розы, а Электа любит эти скромные подснежники! Представляешь?

– Угу.

– Знаешь, что я думаю? Раз она так любит эти крокусы, я найду их для нее.

– Но сейчас осень, – заметил Дож, однако Дарий его уже не слышал. Он закрыл глаза и погрузился в собственные мысли, мечтательно запрокинув голову.

Вскоре для музыкантов подготовили концертный зал и сделали афиши. Вечерами после репетиций Дарий пропадал с Электой. Накануне концерта он познакомил ее с Дожем. Тот был крайне любезен и даже одарил девушку парой изысканных комплиментов, отчего Дарий почувствовал себя самым настоящим счастливчиком: его лучший друг и любимая девушка поладили. О чем еще он мог мечтать? Достать крокусы ему не удалось, но хозяин оранжереи сказал, что существует осенний сорт этих цветов и через некоторое время они у него появятся.

Все складывалось замечательно, но настало время покидать Серпент. Они и так сильно задержались на острове, и в другие города архипелага уже успели дойти письма с афишами от музыкантов. Там их давно ждали и подготовили для них залы и апартаменты. Уезжая, Дарий дал обещание Электе вернуться сразу после завершения гастролей.

В разлуке он сильно скучал по девушке, а привязанность к ней только усилилась, несмотря на расстояние. Своими размышлениями он часто делился с другом. Дож отличался умением слушать, однако после каждого монолога Дария об Электе становился все задумчивее.

Вернувшись в Серпент, Дарий первым делом навестил хозяина оранжереи, а после – лавку ювелира.

Стояла та особенная осенняя пора, какая бывает в середине октября, когда дни еще согревают остров теплом, а ночи сковывают его первыми морозами. Дарий надел свое любимое темно-синее пальто и бордовый шелковый шарф, что подарила ему Электа в день, когда они с Дожем уезжали.

Дарий устроил для нее настоящий сюрприз: приехал за ней в дилижансе, запряженном двумя вороными, и отвез в то самое место в парке, где полтора месяца назад они впервые прогуливались вместе. Дарий вышел сам и подал руку Электе, после чего они отошли от колеи ближе к озеру. Вода в нем, подернутая легкой рябью, искрилась в лучах закатного солнца. Экипаж остался стоять рядом.

Дарий крепко обнял Электу и погладил по длинным волосам.

– Как же я скучал… – прошептал он.

В ответ Электа прижалась лицом к его груди. Дарий поцеловал миниатюрную девушку в макушку и подал знак кучеру. Тот вытащил корзину с крокусами и, поставив ее за спиной у Электы, бесшумно вернулся в повозку.

– Электа, – музыкант отстранил ее за плечи и, глядя прямо в глаза, продолжил, – ни минуты, что я был далеко от тебя, я не сомневался в своих чувствах, как не сомневаюсь и сейчас, – после короткой паузы его голос сорвался на взволнованный и быстрый шепот. – Я верю, нет, я чувствую, что ты испытываешь ко мне то же самое. И я не вижу смысла ждать. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы всегда были вместе. Но я должен знать точно. Я должен знать: а ты любишь меня?

– Да! – глаза Электы наполнились слезами. – Я тоже тебя люблю!

Дария словно пробил разряд тока от услышанного. В глубине души он верил, что Электа скажет эти самые слова, даже представлял, как это случится, но реальность оказалась во много раз ярче. Тогда, сам не свой от счастья, он впервые поцеловал возлюбленную, и поцелуй этот отозвался в каждой клеточке его тела радостью. На миг ему показалось, что он летит, парит над землей, абсолютно невесомый и бестелесный. Он позабыл обо всем лишь на минуту, но та показалась ему бесконечной, однако мурашки, пробежавшие по затылку, вернули Дария на землю.

– Обернись, любимая, – сказал он, держа Электу за руку, – посмотри вниз.

Электа обернулась и ахнула, увидев корзину с цветами.

– Где ты их достал? – радостно воскликнула она. – Ведь сейчас не сезон!

– Я узнал, что их бывает много видов, – Дарий по-детски счастливо улыбался, – именно этот – осенний. Кстати, на моей родине его называют шафраном.

– Как?

– Шафран.

– А ведь они чуточку отличаются от тех, что я видела раньше, – Электа взяла корзину в руки, рассматривая цветы. – Гляди, какие у них необычные рыльца, бордовые, как твой шарф! И лепестки синие, почти как твое пальто… Да ты сам как шафран! – она звонко засмеялась. – Правда! Гляди сам!

В сумерках цветы и впрямь казались синими.

– Там кое-что есть в корзине, – лукаво улыбнулся пианист.

Электа посмотрела внимательней и среди тонких листочков обнаружила маленькую коробочку. Открыла ее и увидела серебряное кольцо тонкой работы. Две изящные веточки огибали небольшой синий камень. Синий, как ее глаза.

– Электа, – позвал Дарий, – ты будешь моей женой?

– Женой?.. – выдохнула Электа и тут же шепотом ответила: – Конечно же да, мой Шафран!

Дарий не мог уснуть всю ночь, думая об Электе. Он отвез ее домой, а вернувшись в отель, хотел по обыкновению поделиться новостью с Дожем, но того не оказалось в номере. Дож любил вечерами ошиваться в шумных барах и других подобных местах. Он обладал яркой внешностью: его темно-серые глаза и чуть смуглая кожа являли собой необычное сочетание. Свои кудрявые каштановые волосы он собирал лентой на затылке, но непослушные завитки постоянно падали на лицо. Дож не был высоким и имел крепкое, но гармоничное телосложение. Дарий считал Дожа красивым, проницательным и уверенным в себе и очень ценил, что, несмотря на разницу в возрасте, общались они на равных.

Дарий задремал лишь под утро, но размышления о любви придавали ему сил, поэтому он без труда поднялся и спустился к завтраку. Дож еще спал, а Дарию не терпелось поделиться с другом новостями, поэтому он расхаживал в своем номере, постоянно прислушиваясь к звукам в коридоре – вдруг Дож проснулся и вышел, чтобы подкрепиться?

В полдень, не выдержав, Дарий сам постучал в номер альтиста.

– Что стряслось? – зевая, спросил тот и уселся в кресло.

– Друг! Я женюсь! – выпалил пианист прямо с порога.

– М-м-м… что?

– Женюсь! Я сделал Электе предложение вчера вечером, и она его приняла.

– Ну что ж, я рад за тебя, – Дож лениво закурил сигару. – И когда свадьба?

– Через месяц!

Дож неопределенно гукнул в ответ и выпустил в воздух пару дымовых колец.

– Похоже, ты все же не рад… – растерялся Дарий.

– Ну что ты, рад, конечно, – слегка улыбнулся Дож, – просто еще не проснулся. И что же, теперь она будет нас сопровождать?

– Об этом я тоже хотел поговорить с тобой, – Дарий сел в кресло и вздохнул. – Я решил оставить гастроли.

Дож поперхнулся.

– Ты бросишь музыку? – спросил он, откашлявшись.

– Нет, что ты! Конечно нет. Но я больше не хочу ездить, я хочу оседлости, семью, детей, понимаешь? У меня достаточно денег, откроем с Электой школу искусств! Она… она пишет картины, будет обучать этому учеников. А я буду учить их музыке. Наберем еще учителей… – Дарий вздохнул. – Конечно, мне жаль оставлять тебя, но ты ведь и сам знаешь, что я всегда мечтал о семье.

Дож сидел в кресле напротив, наклонив голову и подперев ее пальцами у виска. Он молчал. Сигара в его руке медленно тлела.

– Дож, ты ведь знаешь, как ты мне дорог, – продолжил Дарий, – ты мой самый близкий друг, да что там… самый близкий человек! Ты стал мне родным за эти два года. Но я наконец встретил ту, с которой буду счастлив. Я не могу удерживать тебя, но, поверь, буду несказанно рад, если ты останешься здесь, с нами. А? Станем владельцами новой школы. Что скажешь?

Дож приподнял бровь:

– Ты что, всерьез готов все бросить? Из-за… хм… женщины?

– Что ты такое говоришь? – нахмурился Дарий.

– Знаешь, я не хотел говорить тебе, – уклончиво ответил альтист, – думал, у тебя это несерьезно и ты сам прозреешь, догадаешься…

– О чем?

– Не знаю, дружище, ты так счастлив…

– Дож, говори, что хотел.

Дож встал и отошел к окну, помолчал несколько секунд и продолжил, глядя на улицу:

– Я думаю, эта девушка с тобой из-за денег. Ты влюблен и не замечаешь этого, но, поверь, у меня есть причины так считать. И мне больно видеть, как ты жертвуешь блестящим будущим из-за женщины, для которой ты – лишь средство достижения желаемого.

– Ты уже совсем сдурел со своим цинизмом! – Дарий нахмурился и нервно сжал кулаки. – Электа не такая, не путай ее со своими девками.

– Да? А что, если я скажу тебе, что твоя невеста пыталась привлечь и мое внимание тоже? Еще в прошлый наш приезд.

– Что?!

– Открой глаза! Она же обманывает тебя. Она проявляла ко мне очень неприличный интерес, но я знал, как она нравится тебе, и вовремя пресек ее попытки меня соблазнить! Думаю, она проделывает этот фокус с каждым, кто потенциально способен удовлетворить ее амбиции. И вот нашелся наконец тот дурачок, который женится на ней и решит все ее вопросы!

– Ты лжешь! – вскинулся Дарий и быстрым шагом направился к выходу. – Я не верю тебе, Дож. Если это такая шутка, то она очень глупая и злая!

Дож нагнал его у выхода и схватил за рукав:

– Не будь глупцом, друг! – тихо сказал он.

– Друг?!

Дарий отдернул руку и вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Дарий вышел на улицу, застегивая на ходу пальто. Был ясный солнечный день, но обжигающе-холодный ветер давал понять, что теплые дни закончились. Он срывал пожелтевшую листву с деревьев и гнал ее неведомо куда. Листья то закручивались в маленьком вихре, то устало падали на землю, но через несколько секунд поднимались вновь, словно кружились в причудливом танце.

Дарий поднял воротник повыше и, спрятав руки в карманы, быстро направился в сторону гимназии. Проходя мимо монастыря, он вдруг заметил знакомую фигуру в саду. Девушка в длинном фиолетовом платье и темно-зеленом плаще стояла под деревьями. Дарий остановился за высокой живой изгородью, наблюдая за девушкой. Она с кем-то разговаривала, но слов было не разобрать, их уносил ветер. Без сомнений, это была Электа, а рядом с ней стоял очень высокий черноволосый, короткостриженый мужчина в черной одежде. Несколько минут они просто о чем-то говорили, а потом, к изумлению Дария, Электа бросилась к мужчине с объятиями. Высокий брюнет наклонился, чтобы Электа, едва достававшая до его плеча, смогла обнять его, и Дарий ясно увидел, с какой нежностью этот человек прижимает ее к себе. Пианист зажмурился из-за острого неприятного чувства, возникшего в груди, а когда открыл глаза, Электа уже покидала сад. Черноволосый мужчина остался стоять, глядя ей вслед.

Дарий постарался успокоиться и решил догнать Электу, но встретил ее уже у самого входа в гимназию.

– Шафран! – радостно закричала она, обнимая музыканта. – Я не думала, что ты зайдешь так ра…

– Где ты была? – перебил ее Дарий, отстраняясь.

Электа изумленно заморгала. Дарий повторил вопрос:

– Где ты была, Электа?

– Я тебя не узнаю… у меня перерыв, я ходила прогуляться.

– В такой холод? – приподнял бровь Дарий. Внутри него клокотала ярость: неужели Дож был прав и Электа действительно заигрывает с мужчинами за его спиной? Кровь прилила к лицу, а ладони начало неприятно покалывать. Дарий изо всех сил старался не кричать.

– Я тепло одета, – попыталась улыбнуться Электа, – и мысли о тебе согревают меня. Что случилось? Ты сам не свой.

– Электа, я видел тебя в саду, – Дарий сглотнул, ком в горле все нарастал, мешая спокойно дышать. – Я не следил, просто шел мимо и увидел тебя. С мужчиной.

– Ах, это… – выдохнула Электа. – Я хотела сказать тебе сразу, но ты так напугал меня. Это мой близкий друг, он священник, я ходила к нему. Он согласился обвенчать нас!

– Священник?!

– Да. На нем была сутана, разве ты не заметил?

Дарий был в замешательстве. На него словно вылили ушат ледяной воды. Он нервно сглотнул.

– Ты обнимала его.

– Да! Но что ты имеешь в виду? Он же мой друг! И он согласился нас венчать, конечно же, я обняла его за это! – Электа взяла руку Дария в свои миниатюрные холодные ладони. – Ты что, ревнуешь меня? – она смотрела ему прямо в глаза. – Ревнуешь к священнику?

Дарий смутился, ком в горле перестал нарастать, но щеки все еще пылали, а тело цепенело от ее прикосновений.

– Он… он обнимал тебя как мужчина. Не как друг. Я тоже мужчина и хорошо это вижу. Он влюблен в тебя, Электа. – Дария все еще трясло: зерно сомнения, посаженное Дожем, теперь пустило корни. – Так может, и ты в него?

– Ах, Шафран-Шафран! – расхохоталась Электа. – Как же ты меня напугал! Он? Влюблен в меня? Этого не может быть! Он же священник, и мы давно друзья. Я бы заметила! А я, поверь, люблю только тебя.

Электа нежно прижалась к Дарию, и он неловко обнял ее.

– Прости меня, я просто дурак какой-то. Наверное, мне показалось.

Однако в глубине души Дарий знал, что не показалось. Успокаивало лишь то, что высокий брюнет оказался священником, а значит, с Электой быть точно не смог бы. Она пообещала в скором времени представить Дарию друга и хотела сделать это в день знакомства с ее родителями. Ужин назначили на следующей неделе, и Дарию не терпелось убедиться, что друг Электы для него не опасен, поэтому он очень ждал заветного дня.

С Дожем дела обстояли сложнее: видеться и говорить с ним Дарий все еще не желал, но Электа, не зная о ссоре, попросила их принять участие в творческом вечере, который организовали ее знакомые учителя музыки. Туда же она собиралась пригласить своего друга-священника, и Дарий согласился. Вечер планировался уже через пять дней. Для этого пришлось продолжить репетиции с Дожем. Его слова не выходили у Дария из головы, но он старался о них не думать. Дож, в свою очередь, неоднократно пытался помириться, однако Дарий не простил ему тот разговор и говорил с ним только по делу.

– Ты какая-то неразговорчивая сегодня, – заметил Дарий за ужином.

На улице становилось холоднее с каждым днем, и длительные прогулки стали невозможны, поэтому теперь влюбленные проводили вечера в красивом ресторанчике, беседуя за едой.

– Я волнуюсь, Фран, – Электа покачала головой.

– Почему?

– Понимаешь, я задумалась… Ты ведь талантливый музыкант и можешь обрести всемирную известность, если не бросишь свой путь. Жизнь быстротечна, годы идут, и одни кумиры сменяются другими. Но ты собираешься остаться здесь, со мной. Я боюсь, что ты можешь пожалеть о своем решении, потом… Так ли необходимо бросать гастроли?

– Любимая, если бы все эти разъезды и концерты приносили мне столько счастья, сколько я получаю его, просто находясь рядом с тобой, я бы ни минуты не размышлял об этом. Равно как я не раздумывал, когда сделал тебе предложение. Я мечтаю видеть, как растут наши дети, хочу быть с ними рядом, хочу состариться вместе с тобой. Послушай меня, – Дарий взял ее за руку, – я по горло сыт одиночеством. С тех пор как умер отец, я всегда был одинок. Дядя и тетя стали моими опекунами, но опека их заключалась лишь в том, что меня кормили, одевали да оплачивали мои уроки музыки. Об этом их просил мой отец перед смертью. Что я знаю о дядюшке? Что я знаю о тетушке? Они не говорили со мной, они не подарили мне ни капли тепла. Думаю, они не любили детей, ведь своих у них тоже не было. Я бродил один по их огромному безмолвному поместью. Музыка и книги стали моей единственной отрадой в этом ледяном склепе. Я оставил его, как только мне исполнилось семнадцать. Позже гастроли принесли облегчение. Когда я стоял на сцене, а зрители кричали и аплодировали, я представлял, что среди этой толпы есть мои родители. Представлял, как они держатся за руки и улыбаются, глядя на меня. Но там их не было.

– О, Дарий! – Электа сжала его руку. В ее сапфировых глазах блеснули слезы.

– Я сочинял музыку, потому что не знал, как по-другому унять тоску. И, уезжая из одного города в другой, словно бежал от одиночества.

– Но почему ты не обрел друзей? А женщины… я вижу, как они смотрят на тебя, надеясь на твое внимание, – голос Электы дрогнул. – Например, Дож не отказывает себе в общении с ними…

Дарий нахмурился.

– Мы с Дожем – очень разные люди, Электа. Хотя я нашел в его лице понимание и поддержку. Это единственный друг, который стал для меня близким, не считая тебя. Пойми, я благодарен судьбе за то, что наконец обрету покой и радость в браке, ибо я устал от бегства. Я не хочу терять то драгоценное время, которое могу разделить с тобой. В конце концов, мои дети не должны расти без отца. Мне пришлось, ведь мой отец умер. Но, пока жив, я буду рядом с семьей. Я так решил.

Электа мягко улыбнулась, но продолжала молчать.

– Это ведь не все, что тебя волнует? – догадался Дарий.

– И снова ты прав, – вздохнула Электа. – Морис… он словно избегает меня. Я оставила ему записку с приглашением на творческий вечер, потому что уже в который раз он не вышел, чтобы повидаться со мной. Я не понимаю, что могло произойти, – Электа пожала плечами. – Монахи говорят, Морис закрылся в келье и это какой-то обряд, поэтому выйти он не может. Но я подозреваю, он не хочет видеться именно со мной. Я даже не знаю, придет ли он на ужин с моими родителями, он так и не передал мне ответ. Он никогда раньше так не поступал со мной.

В момент, когда Электа заговорила о священнике, росток ревности в груди Дария пророс новыми побегами. Музыкант постарался не показывать этого чувства и нарочито спокойно ответил:

– Раз ты так волнуешься за него, я могу сходить в монастырь сам, чтобы поговорить с ним.

– Ты?..

– Да. Давай так: если он не придет на творческий вечер в четверг, я схожу навестить его на следующий день, чтобы передать твое приглашение на семейный ужин. Меня он не знает и если избегает исключительно тебя, то ко мне выйдет.

– Ты готов сделать это для меня? – удивилась Электа.

– Конечно, раз уж он тебе так дорог, – последние слова дались Дарию с трудом, но донимать Электу ревностью он больше не хотел. – Как к нему обращаются?

– Морис. Ой, нет, – спохватилась она, – отец Сагард. Так его называют.

– Дож! – Дарий стучал в номер соседа уже несколько минут. – Дож, открой.

– Эй, я здесь, – послышался голос сзади. Несмотря на раннее утро, Дож не только не спал, но даже успел откуда-то вернуться.

Он открыл номер и жестом пригласил Дария войти.

– Я решил пораньше встать сегодня, ведь у нас генеральная репетиция. Да-да, я помню, что завтра нас ждут в светском обществе, – кивнул он, увидев удивление на лице друга.

– Что ж… славно, – заключил Дарий, поворачиваясь лицом к выходу, – тогда жду тебя через час.

– Постой, – попросил Дож, – я хочу извиниться.

Он вздохнул и нервно поправил ворот рубашки.

– Я сожалею о том нашем разговоре. Я не должен был говорить так о твоей невесте. В конце концов, мне могло просто показаться. Ты ведь знаешь меня, – Дож хмыкнул, – я всегда думаю: если красивая девушка мне улыбается, то это значит, что она хочет ко мне в постель. Похоже, иногда я путаю элементарную вежливость с кокетством. Думаю, ты прав, мой цинизм приобретает нездоровый оттенок. Прости, если сможешь, друг, я не хочу, чтобы наша дружба вот так закончилась.

Дож выглядел очень расстроенным и несколько потерянным. Похоже, ссора не давала ему покоя, ведь он никогда не просыпался раньше полудня. Речь его звучала искренне, и Дарий смягчился.

– Знаешь, что важно, Дож? – сказал он. – Важно ведь не отсутствие ошибок, а умение их признать. Я рад, что мы все прояснили.

Дож вздохнул и крепко обнял друга.

Репетиция прошла хорошо, Электа заходила послушать. Дож в этот день выглядел очень взволнованным и был чрезвычайно внимателен к Электе. Она отвечала ему взаимностью, хотя ранее между ними гулял заметный холодок. Обедали они втроем, после чего Электа ушла.

Остаток вечера Дарий провел в одиночестве у себя в номере, погруженный в раздумья. Уже через несколько часов он сможет избавиться от сомнений, когда увидит друга невесты. Он убедится в том, что этот священник для него не опасен. Если, конечно, тот все-таки придет.

Дарий стоял у окна, глядя, как раскачиваются на ветру голые ветви деревьев. На город спустилась ночь, и на улице зажглись фонари.

Если Электа говорит правду насчет странного поведения священника, то ответ очевиден: он влюблен в девушку, и новость о ее скором замужестве стала для него неприятным сюрпризом. Верить в то, что Электа солгала, Дарий не хотел.

В дверь постучали. Дарий открыл, ожидая увидеть Дожа, но перед ним стояла Электа. Пианист потерял дар речи.

– Шафран! Тревожное чувство не покидает меня сегодня весь вечер. Я не могла оставаться на месте и ждать рассвета, чтобы увидеть тебя. Я… я взяла экипаж и приехала. Не сердись, пожалуйста!

Дарий не мог сердиться. Когда Электа обнимала его, он был полностью в ее власти. Ее прикосновения, ее голос, волосы, пахнущие мятой, заставляли терять контроль над собой. Дарий больше не мог сопротивляться желаниям. Обоих в ту ночь поглотила страсть. Ничего подобного Дарий не испытывал раньше: даже одна ночь с любимой женщиной смогла бы заменить тысячу ночей с другими.

Дарий проснулся гораздо позже обычного, совсем как Дож. Электа еще спала, ее темные волосы растрепались на подушке, а рядом на тумбочке лежали кусочек угля и небольшой лист, вырванный из тетради. Дарий взял его в руки, с удивлением увидев изображение самого себя, но спящего. В этот миг он почувствовал себя очень счастливым. Электа здесь, с ним, ночью она сделала его портрет – она его любит! Ни священник, ни кто-либо другой не представляет никакой угрозы для их счастья. Все сомнения вдруг рассеялись, как дым от сигары Дожа.

С легким сердцем Дарий оделся и подошел к окну. Графитово-серое небо казалось тяжелым, готовым вот-вот упасть на землю мощным водяным потоком. Каштаны стояли совершенно голые, а их прежде желтые листья, ставшие теперь коричневыми, плотно налипли на булыжную мостовую. Вдалеке виднелись остроконечные башенки монастыря. Мир казался мрачным и неприветливым, но в душе Дария цвели крокусы: белые, желтые, синие, фиолетовые… Он смотрел на улицу невидящим взглядом, и, если бы его вдруг спросили, что творится за окном, ничуть не лукавя, пожал бы плечами.

– Мы проспали завтрак? – сонно спросила Электа, потягиваясь.

– Да, – ответил Дарий и поцеловал невесту в щеку, – но у хозяйки обычно есть запасы чего-нибудь съестного, так что голодными не останемся.

Дарий застегнул манжеты рубашки и открыл ящик тумбы, чтобы достать ленту для волос. В ящике блеснуло что-то черное.

– Это что, оружие? – испугалась Электа.

– Это? – Дарий взял предмет в руки, – Да, это револьвер – последний подарок отца. Он отдал его дяде перед смертью, а тот честно вручил мне его в день, когда я покинул его дом.

– Необычный подарок. Но почему именно… это?

– Отец был военным. Он считал, что каждый мужчина должен иметь возможность защитить себя и свою семью в случае нападения. Будь он кем угодно: военным, фермером или, как я, музыкантом. В нашем городке частенько можно было столкнуться с воровством, мародерством, разбоем.

– И ты умеешь им пользоваться? – Электа по-прежнему недоверчиво поглядывала на опасную штуковину.

– Конечно! Отец научил еще в детстве, а после дядя брал меня иногда с собой, чтобы пострелять по мишеням.

– Он заряжен?

– Да, но не переживай, здесь есть предохранитель. Впрочем, – Дарий положил револьвер обратно и задвинул ящик, – он ни разу мне не пригодился. И я думаю, что никогда не понадобится, сейчас совсем другое время. И место. Храню как память.

Одевшись, влюбленные наконец спустились на первый этаж, чтобы поесть. Дожа ждать не стали и после завтрака сразу вернулись в номер, желая посвятить друг другу еще несколько драгоценных часов.

Однако Дож не появился и к обеду.

– До выезда осталось два часа, – заметил Дарий, проверяя время. – Видно, Дож гулял всю ночь. Пора его будить.

Дверь в номер господина Лансени оказалась незапертой, а сам он лежал в постели. Дож был очень бледным на вид, а лицо покрылось испариной.

– Наконец-то ты пришел… – с облегчением сказал он, увидев друга. – Кажется, у меня лихорадка, мне нужен врач.

– Почему ты не позвал меня раньше? – взволнованно спросил Дарий. – Давно ты проснулся?

– Давно. Кричать у меня не было сил. Я выходил из номера утром, стучал к тебе.

– Наверное, мы завтракали, – предположила Электа, стоя в дверях. – Дарий, я пошлю за доктором прямо сейчас.

Дарий кивнул.

– Я был совсем слаб, – продолжал Дож, – лестницу мне было не осилить, поэтому я вернулся сюда, оставив дверь незапертой. На случай, если отключусь, чтобы ты нашел меня.

Дарий положил ладонь на лоб Дожа:

– Ты прав, у тебя жар. Все будет в порядке, не волнуйся, доктор скоро придет.

Но доктора не было. За ним отправили сына хозяйки отеля, но он вернулся с неутешительными новостями: лекарь уехал в деревню и вернется только к ночи. Помощница в его аптеке обещала, что передаст просьбу заехать и осмотреть больного, но случится это не раньше десяти вечера.

– Тогда сегодня мы никуда не поедем, – сказал Дарий, – мы не оставим тебя здесь одного.

– Нет, друг, ты должен ехать один, – ответил Дож, – они будут ждать. Ты и сам отлично справишься, нельзя подводить людей. Ведь так, Электа?

– Вынуждена согласиться с Дожем, – вздохнула она. – Вечер устраивали ради знакомства с вами обоими. Но, раз Дож болен, должен поехать хотя бы ты. Тогда я останусь, побуду с Дожем и дождусь доктора.

– Да, да, – Дож даже привстал на постели, – поезжай. Мы ведь все прекрасно понимаем, что они ждут именно твоего участия, хотят услышать твою музыку. Ну а я… я поеду в следующий раз.

– Поезжай, дорогой, – Электа встала и обняла жениха. – Все будет хорошо. Если Дожу что-то понадобится, я буду рядом.

– Позаботься о нем, – попросил Дарий и добавил шепотом: – Я счастлив, что ты есть у меня.

Музыкант вышел из отеля и сел в экипаж. Дождь щедро поливал улицы, излишки воды шумно стекали в придорожные канавы. В душе Дария смешались два чувства: беспокойство за Дожа и радость оттого, что у него есть близкий друг, почти брат, и любимая женщина. Судя по тому, что Дож вел себя довольно оживленно, настаивая на поездке Дария в одиночку, пианист сделал вывод: друг вскоре поправится. Беспокойство уступило место эйфории и упоению, и Дарий любовался грозой, глядя в окно.

Вечер прошел прекрасно. Дарий познакомился с другими музыкантами из Серпента, а также с певцами и художниками. Он пребывал в хорошем настроении и только к концу вечера подумал про священника, о котором не вспоминал с самого утра. Друг Электы так и не появился. Это значило, что утром Дарий сам пойдет в монастырь, как и обещал.

Возвращаясь домой, он размышлял о новых возможностях, которые открывались ему теперь в этом городе. Здесь хватало музыкантов, желающих получить работу в новой школе искусств Дария и Электы, а значит, этим планам суждено было сбыться.

Было уже поздно, и, по подсчетам Дария, доктор уже должен был приехать в отель. Пианист поднялся по лестнице и постучал в номер Дожа. Дверь не открыли, но внутри послышалась возня. Дарий дернул ручку, было не заперто, и дверь со скрипом открылась.

Увиденное заставило Дария потерять дар речи. Дож по-прежнему лежал в постели, но уже не один. С ним была Электа! Ее полуголое тело прикрывала простыня, а прелестная головка лежала на груди у альтиста. Правой рукой Электа обнимала его за талию. Потрясенный Дарий попятился, зацепив трость Дожа, которая стояла у входа, и та с грохотом упала. Электа зашевелилась и открыла глаза. Дож увидел Дария и спешно поднялся, обмотав вокруг бедер покрывало.

– Друг, прости! – дрожащим голосом сказал он.

Электа растерянно озиралась, прикрывая тело простыней. Они явно не ждали Дария так рано.

Пианист молча развернулся на каблуках и вихрем бросился к лестнице, где его настиг Дож.

– Я не должен был! – Дож схватил Дария за запястье. – Она… она снова полезла ко мне с поцелуями, пойми, я не смог противиться больше… красивая женщина… я был не в себе, прости!

Дарий в бешенстве отдернул руку, оставив Дожа одного на ступеньках, так и не сказав ни слова в ответ.

Он вышел на улицу и быстро зашагал по извилистой мостовой. Ливень давно кончился, и воздух наполнился свежестью. В небе зажглись первые звезды. Дарий шел настолько быстро, что не заметил, как миновал монастырь и старое кладбище, он шел и шел. Хотелось просто исчезнуть, забыть обо всем. Шагая, он словно бежал от самого себя, от мыслей, воспоминаний, боли. Из темноты вдруг послышались звуки музыки, они доносились из таверны. Дарий зашел внутрь. Там было тепло и пахло спиртным. Музыкант нашел свободный стул за барной стойкой и, рухнув на него, заказал виски.

Первый бокал он выпил залпом, второй тоже, а после и третий. За баром зашушукались. Дарий, прежде почти не употреблявший спиртного, оставался совершенно трезвым.

Он никак не мог поверить в увиденное. Лучший друг и Электа. Оба предали его в один день. И, получается, Дож не врал, когда говорил, что Электа соблазняла его. А священник? Может, Электа окрутила и его тоже. А кого еще?

Конечно, Дож всегда был ужасным бабником, Дарий знал это. Друга можно было понять: он болен, не мог контролировать себя. Или… нет? Да как он мог предать напарника?! Дарий не хотел относиться с пониманием к такому поступку, слишком глубоко ранило его предательство любимой девушки и близкого друга. Дарий осушил бокал снова.

– Красавчик, не составить ли тебе компанию? – пропел в ухо женский голос. – Ты такой печальный, дай-ка я тебя утешу.

Симпатичная девушка попыталась увлечь Дария в танце, но он остался неподвижен. Алкоголь наконец подействовал, и ярость сменилась отрешенностью. Оскорбленная невниманием жрица любви возмущенно фыркнула и направилась к другому посетителю.

Мысли наконец перестали быть такими навязчивыми, теперь они рассеялись и летали во тьме в форме картинок, которые то и дело выхватывал опьяненный мозг Дария. Вот они с Электой в парке, он любуется ее лицом и солнечными бликами, запутавшимися в ее локонах. Вот он делает ей предложение, а она бросается ему на шею. В голове звучит ее голос: «Да, да, мой Шафран!» Вот он обнимает ее в своей постели, отдаваясь самому сильному в его жизни чувству. Одна картинка медленно сменяется другой, словно в калейдоскопе, и в конце концов внимание Дария останавливается на последней: его любовь в постели с его лучшим другом.

Дарий закрыл лицо руками. Склонившись над пустым бокалом, он превратился в живое олицетворение боли и отчаяния, и сколько пребывал в гнетущем безмолвии, он не знал.

– Эй, парень, мы закрываемся. Ты платить будешь?

Дарий вздрогнул, убрал руки от лица и посмотрел на хозяина таверны пустым мутным взглядом. Помедлив, музыкант достал из-за пазухи бумажник и положил перед говорившим, после чего молча встал и направился к выходу.

Владелец заведения открыл бумажник и обнаружил в нем толстую пачку денег.

– Тут многовато, парень. Эй! И это… бумажник забери! – хозяин пытался докричаться до Дария, но тот его не слушал. – Может, тебе экипаж подать? А? Далеко тебе идти?

Дарий, так ничего и не сказав, вышел из заведения.

Наступила глубокая ночь, на Серпент тихо опускался туман. Дарий брел по улице, интуитивно взяв курс на отель. Виски окончательно взял верх над измученным разумом, приостановив гнетущие думы. Город спал, где-то вдалеке на башне часы пробили два ночи. Шел Дарий медленно. Через некоторое время он остановился под старыми дубами у ажурных кованых ворот городского кладбища, где кружились, шелестя крыльями, крупные вороны. Они так изящно скользили по воздуху, словно танцевали менуэт вокруг могил.

«Как, должно быть, прекрасна смерть, – подумал Дарий, остановившись взглядом на гранитном ангеле. – Только она и дает вечный покой, избавляя от мучений и тело, и душу. Она честна, искренна, словно осень, которая обнажает деревья, давая возможность разглядеть их голые ветви. Тогда как жизнь хоть и дарует минуты, полные абсолютного счастья, в итоге взимает за них непомерную плату».

Холод действовал отрезвляюще, и к моменту, когда Дарий подошел к отелю, воспоминания последних часов вновь зароились в его голове. Дарий заглянул в окно: в холле горели лампы. Они горели всегда на случай появления ночных гостей. Но кроме сторожа в холле находилась девушка. Дарий узнал Электу. Очевидно, она ждала его. Что она хотела? Оправдаться перед ним? Нет уж, хватит лжи! Хватит притворства! Дарий больше не нуждается в самообмане, достаточно он наслушался от нее сказок.

Музыкант отвернулся от окна и, обойдя отель, вошел в него с черного хода. Хозяйка часто не запирала его, и Дарий знал об этом. Поднявшись в свой номер, он сел на кровать. От тепла кровь разогрелась, а картинки в голове замелькали еще быстрее, чем раньше. Счастливые и горестные, недавние и детские воспоминания сменяли и сменяли друг друга. С тех пор как умер отец, Дарий всегда был одинок. И он ненавидел одиночество. Что же теперь? Он имеет все, о чем только можно мечтать: деньги, положение в обществе, славу, признание, перспективы. Однако все это не избавило его от треклятого одиночества. Дож, ставший ему братом, оказался предателем, а любимая женщина – лицемеркой. Грудь сдавила невыносимая жгучая боль, а глаза защипало. Обретенное, казалось бы, счастье было ничем иным, как иллюзией, обманом, беспощадной насмешкой судьбы. Взгляд упал на тумбу, где все еще лежал листок с изображенным на нем спящим Дарием. А что, если сон – это единственное, что поможет прекратить мучения? Сон беспробудный, вечный покой и безмолвие, лишь изредка нарушаемое едва слышным шорохом черных перьев.

Дарий открыл ящик тумбы. Револьвер, подаренный отцом, лежал там. Да, пожалуй, это единственно правильное решение. Отец хотел, чтобы Дарий смог защищаться. И он защитит себя, избавившись навсегда от одиночества, от боли и зияющей пустоты внутри. Он снял револьвер с предохранителя, открыл рот и нажал на спуск.

Раздался выстрел. Дарий на секунду почувствовал сильное жжение в затылке, а потом… ничего не произошло. Он остался сидеть на краю кровати. Боль в груди прошла, а на душе стало легко и спокойно. Через несколько секунд в коридоре послышались шаги и голоса. Дверную ручку сильно подергали с той стороны, но дверь была заперта. Раздался треск, и она распахнулась, громко ударившись ручкой о стену. Дарий увидел взъерошенную хозяйку в ночной сорочке, с керосиновой лампой в руке, рядом с ней был пожилой мужчина с ломом – очевидно, плотник, – а за ними Дож и еще несколько человек. Кто-то, стоящий за спиной Дожа, вскрикнул и, судя по звукам, упал в обморок.

Хозяйка отеля в ужасе схватилась за сердце и отвернулась, ее стошнило прямо на ковер. Плотник неодобрительно качал головой, глядя в комнату и что-то бормоча себе под нос. Дож нервно провел рукой по волосам, другой вцепившись в дверной наличник.

– Черт тебя дери, Дарий… – еле слышно прошептал он. – Что же ты наделал?..

Дож закрыл глаза рукой и, облокотившись о дверь, осел на пол. Дарий оглянулся и увидел себя, лежащего на кровати с открытыми глазами. На стене напротив двери красовалось огромное пятно крови и чего-то еще, похожего на слизь и мелкие осколки черепа. Дарий приподнялся над собственным телом и увидел, что в его безжизненной руке, распростертой на покрывале, все еще лежит револьвер. Пианист, будто еще не до конца осознающий произошедшее, безразлично рассматривал мертвое тело, пока рядом кричали люди. Он подлетел к зеркалу, чтобы взглянуть на себя, но понял, что в нем больше не отражается. Тогда он рассмотрел свои руки и ноги. Они были точь-в-точь такие же, как обычно, но полупрозрачные. Сквозь них Дарий различал другие предметы, находящиеся в комнате. Он даже попробовал вернуться в свое физическое тело, но ничего не вышло. Кружения, о котором он слышал раньше, так и не случилось, тоннеля и врат тоже не было. Все было как всегда, но с одним отличием: он видел всех, но никто не видел его.

Не зная, что делать дальше, Дарий просто следовал за своим телом. Организацией похорон занялся Дож. Рано утром пришли гробовщики и забрали тело, омыли, привели его в порядок и одели, а потом отвезли в строящийся амбар, в который уже принесли большое кресло. Тело усадили в него. С помощью специальных стоек зафиксировали голову и придали мертвецу позу живого человека, отдыхающего в кресле. Лицо Дария загримировали, а глаза открыли, приклеив веки так, чтобы они не закрывались. Последний штрих внес Дож – он завязал на шее Дария платок, чтобы прикрыть кольцо держателя, фиксировавшего шею.

После в амбар вошел высокий тощий человек с тщательно замотанной в шарф шеей. Вслед за ним внесли большой холст и чемоданчик.

– Я не буду работать в таком холоде! – возмутился верзила. – Почему бы не отнести модель в более теплое место?

– Сколько времени вам необходимо, чтобы написать портрет моего друга в полный рост? – холодно спросил Дож.

– Хм… – художник нахмурился, – во весь рост! Такой смогу сделать за три дня.

– Боюсь, в теплом месте за три дня с телом произойдут непоправимые изменения, – вкрадчиво заметил Дож. – Вы получите двойной гонорар, теплую одежду, горячую еду, чай и кофе, если завершите портрет за два дня и в этом амбаре.

Художник задумался, но в ответ отрицательно покачал головой.

– Хорошо, три гонорара, – Дож повысил ставку. – Я слышал, вы мастер своего дела.

– По рукам! – ответил живописец. – Но с чаем пусть принесут бренди.

И работа закипела. Художник и впрямь оказался профессионалом. За сутки он позволил себе подремать от силы три часа, а в остальное время переносил образ Дария на огромный холст. Сам Дарий наблюдал за процессом, находясь за спиной мастера, замечая все большее сходство человека на холсте с самим собой. За два дня художник выпил полтора литра бренди, однако портрет к назначенному сроку был готов.

– Поразительно похож! – отметил Дож. – Он словно живой.

Похороны прошли скромно. Дож по какой-то причине не хотел шумной церемонии. Среди пришедших Дарий заметил много незнакомых людей. В крематорий внесли портрет, поставив у изголовья гроба. Дож сказал несколько слов в честь безвременно ушедшего друга, а пожилой священник прочел нужные слова. Гроб закрыли и отправили в печь. И тогда Дарий что-то почувствовал. Впервые за дни, проведенные вне тела, он испытал волнение. Пока у него была возможность видеть свое бездыханное тело, он оставался безразличен к происходящему. Но как только гроб отправили в огонь, Дарий почувствовал… страх! Он ощутил себя абсолютно голым и потерянным. Взгляд упал на портрет – вот он, привычный облик, так напоминавший его при жизни. Лишь только эта мысль промелькнула в его сознании, мгновение – и Дарий оказался внутри рамы. Страх прошел, музыкант испытал облегчение, будто обрел новый дом.