Читать книгу «Король и Шут». Ангелы панка - Евгения Либабова - Страница 4

В далеком 1988-м, когда в СССР вводился новый элемент государственной структуры – Съезд народных депутатов, союзные республики хотели выйти из состава СССР, а страна увлеченно внимала сюжетам «600 секунд», «Пятого колеса» и «Взгляда», на Западе вовсю бушевала электронная музыка. По всей Англии гремели спонтанные рэйвы и вечеринки – да так, что год провозгласили годом эйсид-хауса. В Бельгии появлялся нью-бит. В Германии расцветал немецкий хаус. Западу явно не до панка. Для них это – вчерашний день. Что, впрочем, не удивительно: еще за семь лет до этого, в 1981-м, панк-культура постепенно стала превращаться в масскультуру.

В СССР отечественный шоу-бизнес только зарождался: с отменой монополии Госконцерта на организацию зарубежных гастролей артисты стали получать реальную долю дохода от своих выступлений, а промоутерские компании начали устраивать коммерческие туры. Именно в это время Андрей Разин, поставив «Ласковый май» на коммерческую основу, начал триумфальные гастроли группы с тремя солистами сразу. Цифра «три» для «Ласкового мая» в 1988-м вообще знаковая, поскольку тогда же они записали три альбома, один из которых – «Белые розы» – стал популярным до невозможности. Вне громкого шоу-бизнеса – своя размеренная жизнь: появилась группа «Агата Кристи», и свой первый официальный концерт в Свердловске дал «Наутилус-Помпилиус». А легенда советского панк-рока, «Автоматические Удовлетворители», созданные задолго до описываемых событий Андреем «Свином» Пановым, получила статус члена Ленинградского рок-клуба. В начальный период существования группы «АУ» были скорее идеей, чем музыкальным коллективом, – они совсем не умели играть, а имидж был настолько панковским, что шокировал даже рок-музыкантов.

В то же самое время в Москве появилась панк-группа «НАИВ», а в Ленинграде – со временем ставшая классикой отечественного панк-рока группа «Король и Шут».

Сначала их было трое. Два Саши и один Миша. Три одноклассника – Миша «Горшок» Горшенев, Саша «Балу» Балунов и Саша «Поручик» Щиголев – ужас как хотели играть музыку. Да не то чтобы даже хотели – они ее просто играли. И даже название у них было – «Контора». Незамысловатое и простое, как и сама музыка того времени. Пока вокруг все восхищались Modern Talking, C. C. Catch и прочими мелодиями и ритмами зарубежной эстрады, особо продвинутые Саши с детства слушали «Алису» и прочую суровую музыку. Ходили на все концерты Ленинградского рок-клуба. А еще пробовали вино, портвейн и курить самые дорогие сигареты «BT», как все остальные парни с окраины.

У Горшка тогда была совсем другая жизнь. Он приехал из Хабаровска и слушал то, что показывали по отечественному телевидению. А ничего хорошего там не было. Зато, будучи спокойным парнем, занимался боксом и брал уроки игры на гитаре, причем преподаватель приходил к нему домой. Короче, ничто не предвещало, что этот пай-мальчик вскоре превратится в едва ли не визуальное воплощение синонима словосочетания «российский панк» и станет безусловной панк-легендой.

Помните, как было у Игги Поп и The Stooges? Когда для образования группы хватило всего одной реплики Роша Эштона[1]: «Эй, почему бы вам, ребята, не заехать за мной?» – что, фактически, означало: «А почему бы нам не собрать группу?» Или U2, когда Ларри Маллен повесил в школе объявление, что потратил все деньги на ударную установку и теперь в срочном порядке ищет трех таких же идиотов, у которых есть все остальное, чтобы поиграть вместе. И на объявление откликнулись Дэвид Эванс, позже ставший Эджем; Адам Клейтон и Пол Хьюсон, позже прославившийся под именем Боно. Тут же можно вспомнить Depeche Mode, Red Hot Chili Peppers и еще некоторое количество тех, кто, собравшись в школе, спустя годы буквально взорвал головы юным.

С «Королем и Шутом» было практически то же самое.

В общем, еще в седьмом классе Поручик понял, что хочет играть на барабанах. Горшок, поскольку занимался гитарой, – разумеется, на гитаре. А Балу предложили бас-гитару. В ту пору Горшок первый и последний раз в жизни был администратором группы. Но сделал очень важную вещь: нашел клуб, в котором можно заниматься музыкой. Разузнал, сколько стоит и когда можно репетировать. Договорился. И два раза в неделю семиклассники (а после и восьмиклассники) Миша и два Саши репетировали.

Как обычно бывает? После окончания школы все стремятся поступить в какой-нибудь институт. А Поручик, Балу и Горшок продолжали хотеть заниматься рок-музыкой. Для них это по-прежнему было чем-то новым – и им это нравилось.

Однако в жизни Горшка случилось-таки реставрационное училище. И ему там нравилось. Но самое главное – он повстречал там нового друга, вполне себе обыкновенного парня. Андрюха – для своих, Андрей – для остальных. Словом, в жизни Горшка, а чуть позже и «Короля и Шута», появился Андрей «Князь» Князев. Не будь Князева в группе, всё было бы по-другому. Вообще всё. Не было бы стилистики группы. Не было бы картинок. Не было бы таких песен. Не было бы таких стихов. Да кто ж знает, как было бы…

Князю быстро наскучило училище. Впрочем, наскучило еще до поступления. Его родственники считали, что Андрей – мальчик одаренный, а рисование – его будущее. Но самого Андрея изобразительное искусство утомляло. Он представлял себя художником с бородкой в беретике, рисующим пейзаж, – таких полно на канале Грибоедова. Быть одним из них в планы Князева не входило. И все время, что учился, не мог понять, почему никому не интересна индивидуальность. Почему учитель просит рисовать капитель или голову Аполлона, когда в голове столько идей и мыслей о чем-то интересном тебе. А ведь если это интересно тебе – это интересно и другим. Короче, не хотел учиться. Хотел самовыражаться. А потому взял в руки гитару и начал учиться играть. И все в его жизни переменилось и стало гораздо интереснее.

Князь был музыкально образован. В свое время папа Андрея купил проигрыватель – в доме стали появляться разные пластинки: и Modern Talking, и итальянская эстрада, и русский рок-клуб.

КНЯЗЬ: Впервые русский рок услышал у себя дома. У отца была большая фонотека, и я ею пользовался. Если нравилась пластинка, я заслушивал ее до дыр. Она постоянно крутилась, и я долго не менял ее. Пока не появлялось что-нибудь другое. Заслушивал «Энергию» группы «Алиса», «Ночь» – «Кино». Пять пластинок хитов западной рок-музыки 1978 года – «Top of the Pops».

Как и миллионы других мальчишек и девчонок, подолгу рассматривал пластинки Beatles с их фотографиями, вникал, вдумывался. Короче, боготворил. Они казались идолами. Справедливости ради добавим, что у без пяти минут панка примерно такое же отношение было и к Modern Talking – естественно, тут видели разницу между первыми и вторыми.

ГОРШОК: В училище Князев пришел бритым налысо. Поймал вшей в деревне. В дурацком пиджаке. Уголовник какой-то. Гопник последний.

КНЯЗЬ: Когда впервые увидел Горшка, подумал: парень любит все военное. Думал, он наверняка периодически ездит на Синявинские болота, всякое там разыскивает. У него были отутюженные брюки со стрелочками и рубашка застегнута чуть ли не на последнюю пуговицу. Только галстука не хватало. Он был нормальной комплекции, такой шкафчик. Достаточно веселый, положительный, контактный. Эти качества мне очень понравились.

На курсе был парень, по всем параметрам как две капли воды похожий на Чебурашку, только уши чуть поменьше. Поставь его на табуретку – расскажет историю, как дома играет в солдатиков и машинки. И угораздило же однажды Князева о чем-то с ним заговорить! С этой минуты Чебурашка повсюду ходил за Андреем и даже сел с ним за одну парту. «Помогает мне осмотреться», – подумал про него Князь. «Нашел себе шестока», – думал Горшок, глядя на дружбу Андрея с Чебурашкой.

Однажды Горшок принес гитару. Придумал новую песню, называлась «Синдром приобретенного иммунодефицита СПИД – дотрахались». Разумеется, не терпелось показать ее товарищу. «Музыка ничего, стихи – говно», – отрезюмировал Андрей. И принес Горшку тетрадку со своими стихами. Тот прочитал – и пропал. Запал, в смысле. По полной программе. С переворотом в мозгах и всем прилагающимся.

ГОРШОК: Пока я сам писал тексты, меня все бесило. И все, кто вокруг их делал, тоже. Меня тогда весь русский рок бесил. Меня достала эта поэзия, которую у нас люди пели. Когда стал играть в «Там-Таме» и услышал там «Сплин», вообще ох…ел: какого хрена они появились? Я думал, что период русского рока закончился, а он продолжается. Те же самые стихи, которые пел Гребенщиков… То же самое. Я просто с ума сходил. Мне нравились тексты панковские – «АУ» или «Бригадный подряд». Но все равно хотелось что-то свое. И тут – Андрюха!

КНЯЗЬ: До того как начать писать песни, я писал стихи. С раннего детства. Все время хотел получить у мамы одобрение. Читал ей и думал, что сейчас она скажет: «Это гениально!» Но такого ответа никогда не получал. Сейчас дома в компьютере выложены все мои детские стихи. Все-таки в юношеском возрасте тексты у меня были глобальные: я рассматривал вопросы жизни и смерти и собственную личность – кто я, что я, зачем я. Мама меня поддерживала, поощряла процентов двадцать моих сочинений, а восемьдесят – критиковала. То есть у меня был стимул писать лучше – чтобы маме нравилось.

Однако уже тогда Андрей верил в себя и в свой талант, а вместе с тем и в то, что рано или поздно станет известным.

ГОРШОК: Мы с Андрюхой ходили друг к другу в гости. Оказалось, он знает «АукцЫон». «О, не совсем глупый, все знает». Потом смотрю – он что-то на гитаре пытается играть… Берет аккорды так странно… Увидел его тексты – немного примитивные, но интересные. А именно это нашей группе и нужно! Подумал: «Зашибись!» А Князь на гитаре играть хочет. Вижу, что играть-то не умеет – зажимает струну и думает, что это аккорд. Показал ему аккорды, он начал играть. Мы сделали какие-то записи вдвоем. А потом я познакомил его с пацанами, с Балу и Поручиком: «Познакомьтесь, это Андрюха, мой новый друг из училища». Он пришел – и мы стали играть вместе.

КНЯЗЬ: Что нас с Горшком объединило? Не стал бы говорить «протест» – это слишком революционное слово. Скажем, презрение к бессмысленности многих людей. Я, например, с раннего детства мог сам себе найти дело: читал, рисовал… И никогда не мог понять, почему у людей моего поколения такое желание тупить. Выпендриваться, придумывать всякие пакости… Допустим, в школе был какой-нибудь слабоумный, который не мог за себя постоять, – и у сильных мира того было принято подвешивать дурачка в гардеробах на вешалке и т. д. У Горшка в школе – то же самое, но у нас приколы позлее. Я всегда понимал, что такие глупости от безделья – людям просто нечем себя занять. И когда это видел, чувствовал опустошенность: как так можно…

Так в начинающей группе «Контора» появились настоящие тексты. Название «Контора» – ни о чем. Без объяснения и формулировки. Да и к чему они, если название было выбрано потому, что такого прежде не было.

Горшок считал: петь надо только на английском. Раз рок-музыка пошла с Запада – значит, и петь ее надо по-западному. С красивыми англоязычными текстами. Но запел на русском. Так понятнее. А английский, к слову, так и не выучил.

КНЯЗЬ: Русский рок построен на русских текстах. От этого ведь никуда не денешься. А если приближаться к эстетике западной музыки и западного саунда – тогда необходим английский язык. Но мы нашли выход из этой ситуации. Хотя Горшок продолжает утверждать, что для него критерием является английский. Даже несмотря на то, что для него песни на мои стихи – находка всей жизни.

Панки проявили свой пофигизм даже в определении года основания группы. Во всех источниках официально значится 1988 год. Но Князев, сбивая карты, утверждает, что Горшок, придумавший группу в школьные годы, позиционирует ее только с того момента, как встретился с ним. То есть с 1989 года. Но, чтобы все было по-честному, отметим, что группа сформировалась в 1988 году, а обрела свое истинное лицо лишь в 1989-м.

Прежде тексты в «Конторе» пытались писать и Горшок, и Балу – но всё не то. У Горшка получались какие-то социальные тексты. А те, что без социальщины, – те с суицидальностью. Поэтому на все стихи, что приносил ему Князев, стал писать музыку: «Покойник», «Старая церковь», «Пьянка» (спустя годы попавшая в альбом «Жаль, нет ружья»). Писали-писали, да напридумывали на целый альбом. А что делать с таким количеством песен? Конечно записывать. В акустике. У Горшка родители уехали на дачу. Поэтому на какое-то время вполне можно было переместиться к Горшку домой и, питаясь исключительно макаронами, записывать альбом. А по ночам играли в «Заколдованную страну» – страсть к мистике была уже тогда. Князеву вообще все это близко. Он тогда еще практически не видел фильмов ужасов. И думал, что страшные завораживающие истории могут пробудить в человеке какие-то особые качества. Что они настраивают людей на другую волну, в которой больше осознается ценность людей, с которыми общаешься. Впрочем, детско-юношеские стихи все же были не столько мистико-сказочными, сколько про жизнь и любовь. А Горшок акцентировал свое внимание именно на мистической теме стихов Князя. Это была та часть, которую и Андрей больше всего любил. Как-то раз он написал песню про Иисуса Христа – и текст, и музыку, принес ее в группу, но ее не приняли. Потому что в ту пору музыкально доминировал Горшок. А за Князевым был приоритет в стихосложении.

КНЯЗЬ: Первой песней, которая мне тогда казалась, была песня про Голгофу. Был уверен, что всем понравится, поэтому обязательно должна увидеть свет. Я даже предлагал ее в «Контору», но почему-то никто особо на нее не повелся… Наверное, потому, что я тогда еще не воспринимался как композитор.

Еще бы – в музыкальном плане безусловным авторитетом был Горшок, и этот авторитет признавал и Князь.

В училище их ненавидели многие учителя. Да и как можно любить студентов, которые на уроках занимаются тем, что рисуют карикатуры и пишут пошлые стишки. Князева пытались пересадить на первую парту. Ничего не вышло. Он продолжал безумствовать, рисовать и писать. И учился всего по четыре недели в год, поскольку все то, что выходило за рамки «неделя до окончания четверти», его не интересовало. «На хрена мне география или история, если я художник», – думал Князев. И писал сочинения на тему «С какой стати я должен доверять вам свои мысли, о учитель». Горшок был более сговорчив. Считался с учителями. И учился хорошо.

ГОРШОК: Я офигел от того, что он делал на уроках. Сижу с ним, у меня разные тетрадки – а у него одна, по всем предметам. И он там ничего не пишет, а только рисует. Вижу – знакомые рожи. То друзей нарисует, то учителя, который трахает собаку. Об отметках его и говорить нечего. Он рисовал комиксы. Мне было очень весело сидеть с ним. Я так ржал! Он курил и пил в туалете спирт. А я курил, но занимался боксом.

Они работали вместе. Выгоняли отовсюду их тоже вместе. За то, что бездельничали. В действительности использовали любую возможность, чтобы поразмышлять о творческих делах. Как назло, объекты попадались скучные и неинтересные. Но как раз по разряду Горшка и Князя – шпаклевать потолки, белить и красить хотели все ответственные за разные городские здания. Свой след кисти Горшка и Князя оставили в женском туалете Инженерного замка и в музее Крупской. Правда, работа так и осталась невыполненной – из-за предпочтения музыки малярному искусству. Им не повезло и в Мусоргском училище: и не докрасили, и не нашли ни одного рок-музыканта – попадались одни ботаники.

А потом однокурсник Дима Рябченко по кличке Рябчик замолвил за Мишу и Андрея словечко в Эрмитаже. «Ребята ненапряжные, работают, не воруют». Сказано – сделано. И это было лучшее, что можно было придумать.

КНЯЗЬ: Мы были в подвалах Эрмитажа, в которые ни один турист не попадет. Они состоят из узких коридоров. Если бы на протяжении всей территории не было мастерских, было бы вполне реально заблудиться. Там мы играли в «Убийцу Мэйсона». Мы с Рябчиком были жертвами, а Горшок – убийцей Мэйсоном. Мы настолько въезжали в игру, что, когда Горшок появлялся из-за угла, действительно его панически боялись. А он тупо болтался по подвалу и пугал нас. В конце концов, когда мы решили преодолеть свой страх, «закололи» его деревянными палками.

Эрмитаж выделил друзьям шестикомнатную квартиру. Но жил там один Миша. Впрочем, Андрей тоже пытался туда вселиться. Даже разрисовал стены елками и березками. Но все же он, как юноша домашний, предпочитал жить у родителей. Тем не менее эрмитажная квартира была оборудована, и в одной комнате даже стоял аппарат. Но все превратилось в бомжатник. Начинающие музыканты не могли, как Stooges, жить в одном доме. Когда панковская жизнь в квартире от количества пьянок и шумных вечеринок перешла пределы разумного, друзей оттуда попросили. Однако почти год история группы «Король и Шут» развивалась именно там. И именно в таком составе: Горшок, Князь, Балу, Поручик и Рябчик. Рябчик – человек удивительный. Какое-то время в группе он значился клавишником. Впрочем, клавиш у них никогда не было. Но он был своим и вместе со всеми продвигал идеи группы. С самого начала верил в «Короля и Шута» и считал группу гениальной. Ему даже хотели купить клавиши. Но денег не было, так и не купили. Тогда предложили место басиста.

КНЯЗЬ: Однажды я пришел и сказал, что на басу больше не играю. И отдал бас Рябчику. Сказал, что буду его учить играть, а сам стану вторым вокалистом. Горшок не очень этому обрадовался. Но никогда не шел вопреки моим желаниям – не мог меня заставить делать то, что я не хочу. Пытался меня переубедить, ничего не вышло.

У Князя был тонкий смешной фальцет, и им он подпевал Горшку. Горшка же вполне устраивала ситуация, когда вокалист был один – он. Стихи писать – это не на сцене стоять. Не в том смысле, что проще. Просто жанр другой. Но Князь точно знал: если ему придется постоянно ходить на репетиции, он лишится свободы. А какой поэт без свободы? Нет, не Пушкин и не Лермонтов. Просто не будет времени сосредоточиться на стихах.

Эталоном для молодых и целеустремленных стал рок-клуб. Плюс – музыкальная сторона Sex Pistols и Cure. Еще в ту пору было принято любить Depeche Mode. Но поскольку Depeche Mode тогда играли у каждого мажора, именно в социальном плане Горшок и Князь не могли их полюбить. Однако по прошествии времени полюбили их.

КНЯЗЬ: Я все время группу позиционировал больше как что-то из позднего Beatles. Мне интереснее система равноправных творческих партнеров. Где у руля были два человека, и два человека создавали произведения – Джон Леннон и Пол МакКартни. Горшка всегда интересовала система Depeche Mode, с фронтменом Дэвидом Гааном и Мартином Гором на задворках. А мне это неинтересно. Несмотря на то что я не так сильно, как Горшок, работал над своим имиджем и у меня не такие внешние данные, я не могу так активно и энергично атаковать публику, тем не менее у меня развивающийся артистический потенциал. И задний план меня совершенно не интересовал.