Читать книгу Из-за стены - Евгения Малин - Страница 2

Три месяца назад

– Родители Уллы нашли перевозчика, – сказал Петер за обедом.

Мать с невозмутимым видом поставила перед ним тарелку супа.

– Сколько это будет стоить? – спросила она.

– Десять тысяч.

– Прекрасно, – все с тем же невозмутимым видом мать села напротив, – размести завтра объявление в газете о продаже автомобиля. Если добавить сбережения, как раз хватит.

– Мам, ты не поняла. Десять тысяч с человека.

Мать замолчала. Оба знали, что таких денег у них не было. Они молча ели свой обед. В комнате висела тишина, прорезаемая лишь тиканьем стоявших на камине часов.

– Беги один, Петерле, – наконец сказала мать, разбив напряжённое молчание. – Здесь тебя ничего хорошего не ждёт.

– Нет, мама, послушай. Я уже все решил. Тебе сделают документы, родители Уллы все организуют, поедете с ней вместе как мать и дочь. Только там очередь, готово будет в июле, не раньше. Я как раз университет закончу. Я уже задаток внёс – у меня были деньги, я весь год работал, ты же знаешь. Только машину все равно продать придется, иначе не хватит. Но все равно, не здесь же ее оставлять. – Петер волновался, и от волнения говорил быстро и сбивался. – А мы с Йоханом договорились. У него дом выходит одной стеной на западную сторону, ну, ты знаешь, у них же свой дом, не квартира. Нам его отец помогает, и ещё братья. Они тоже хотят бежать всей семьёй, а денег нет. Я думаю, к концу июля мы как раз закончим.

– Что закончите?

– Рыть туннель.

– Нет, Петерле. Это опасно. На вас могут донести соседи.

– Брось, мама. Что они заподозрят? Мы с Йоханом с седьмого класса дружим, я у него и так почти каждый день бываю.

Анна заметно расслабилась. То, что Йохан был закадычным и чуть ли не единственным другом ее не особо общительного сына еще со школы, она знала. Но жизнь научила не доверять никому.

– Хорошо, – сказала она. – Только вам надо отвести от себя подозрения.

– Что ты имеешь в виду? – Петер недоуменно посмотрел на нее.

– Показать свою лояльность партии, поучаствовать в каком-нибудь молодежном мероприятии. Лучше всего выездном, незадолго до побега. Тогда меньше шансов, что вас заподозрят в неблагонадежности. Есть у вас такие?

– У нас на факультете сейчас набирают группу для поездки в Советы, кажется, в начале лета. Что-то вроде дружеского визита. Меня Криста звала.

– Узнай об этом подробнее и запишись – это был бы замечательный вариант.

– Но у меня нет денег. Я почти все потратил.

– Не думаешь же ты, что и у меня ничего нет, – Анна улыбнулась и собрала тарелки.

– Ступай, я тут сама справлюсь, – добавила она, заметив попытку Петера помочь ей убрать со стола, и, стоя уже на пороге кухни, бросила через плечо: – Все будет хорошо.

Но Петер не услышал в ее голоcе привычной уверенности.

* * *

Выйдя из здания вокзала, Петер достал из кармана брюк сложенный вчетверо туристический путеводитель по Ленинграду с картой города, которым перед отъездом снабдил его Йохан. Сам Йохан в Ленинграде не бывал, путеводитель из путешествия по Советам привез годом или двумя ранее Макс, его старший брат. Карта представляла для Петера особую ценность – на ней Максом по памяти тщательно были отмечены основные пункты нелегальной торговли советских граждан с иностранцами, или по-местному «фарцовки», по счастью, совпадавшие с главными достопримечательностями северной столицы, как называли Ленинград русские.

На таможенном досмотре в Бресте пограничник, увидев карту, сперва посмотрел на Петера весьма подозрительно, но выслушав его восторженную речь на старательном русском о мечте увидеть крейсер «Аврору» и штаб революции Смольный, удовлетворённо кивнул, неожиданно улыбнулся (русские вообще редко улыбались) и пожелал приятного путешествия.

– Лучше идти ближе к вечеру, после четырех где-нибудь, в это время народа к точкам больше подтягивается, – наставлял Петера Макс перед отъездом, – но и следят больше. Так что ты к этому расписанию не привязывайся. Смотри, когда у вас свободное время от программы будет – так удобнее дело провернуть. Бывает и во время экскурсии все складывается, тут уж как повезет. Главное, разом все не сбывай. Продешевишь, и вероятность больше, что поймают – милиция за этим смотрит, правда, не очень пристально. Больше шансов, что настучат. Впрочем, смотри по обстоятельствам. И оденься похуже, чтоб на фоне местных не выделяться. А, да, самое главное чуть не забыл! Валюту везти не вздумай. Плату бери рублями, кодовое название – «fanera», на натуру не соглашайся – разведут. Деньги меняй на товар – икру красную и черную, водку. В «Берёзку» не ходи, разводилово для туристов. Отоваривайся в «Елисеевском», видишь, вот он, на карте отмечен. Там всегда все есть по внутренним ценам. А вообще, хорошо, что ты через «Спутник» едешь, а не через «Интурист».

– Почему это? – удивлённо спросил Петер.

Несмотря на то, что своей поездкой он преследовал вовсе не туристические цели, путешествия через бюро международного молодежного туризма «Спутник» хоть и были дешевле, в значительно уступали в комфорте широко известному «Интуристу», фактической туристической монополии Советского Союза.

– Через «Спутник» молодежь в основном едет, – ответил Макс, – постоянно встречи комсомольские, вечера дружбы. Внешне всё официально, а на деле весело – неформальное общение, знакомства. Слежки опять же меньше, легче затеряться в толпе. За интуристовцами на каждом углу следят: по слухам, у их гидов даже специальные тетрадки для доносов есть, где они перед КГБ отчитываются. Но ты все равно сильно не расслабляйся. У нас, бьюсь об заклад, руководители группы на «штази» работают. И в самой группе тоже кто-то есть, это все знают. И всегда гадают: кто?

Петер отвел взгляд от карты, вырвавшись из своих воспоминаний, и поднял голову. С левой стороны перед собой он увидел помпезного вида павильон в неоклассическом советском стиле, чем-то напоминавший одновременно древнеримский пантеон и мавзолей Ленина. Петер вгляделся в золоченую надпись по архитраву: «Площадь Восстания», – гласила она. Если верить карте, путь его лежал именно в этом направлении.

* * *

Майера Рита нашла практически на том же месте, что и оставила – тот отчаянно пытался успокоить недовольных туристов.

– Товарищ Майер, можно вас на минуточку? – сказала она, отводя его чуть в сторону. Группа притихла в ожидании новостей.

– Берите ваш подарок и пойдёмте со мной – тихо шепнула она ему по-немецки.

Майер заметно просиял и тут же рассыпался в любезностях:

– Ах, милая Рита, как я рад, что вы всё-таки решили принять мой скромный знак внимания.

– Нет, товарищ Майер, вы ошибаетесь, подарок я по-прежнему не смогу принять, но работники вокзального ресторана будут ему очень рады.

– Рита, что вы такое говорите?! Это… Это взятка! Как вы можете так поступать? Вы же комсомолка! – в голосе Майера возмущение мешалось с осуждением, но в глазах Рита не видела ничего, кроме досады.

– Поймите, товарищ Майер, иначе нам негде переждать. Автобус самое быстрое через два часа будет, я только что с базой разговаривала. Вы сами видели, что в зале творится. Единственный выход – договориться с рестораном, но просто так сорок мест на два часа нам не освободят, мы же не правительственная делегация, – увидев недоверие во взгляде руководителя немецкой группы, Рита набрала воздуха и продолжила как можно более спокойным тоном. – Это для вашей же группы. Заодно познакомимся поближе, кофе попьете, я на ваши вопросы отвечу, решим организационные моменты, чтоб потом на это время не тратить.

К недоверию во взгляде Майера примешалась некая благодарность.

– Вы уж простите, но подарок ваш отнюдь не протокольный. Как вы правильно заметили, я комсомолка, и веду себя соответственно, – добавила Рита (досада вновь возобладала во взгляде Майера).

– И да, давайте сразу договоримся: я не докладываю о вас, вы не докладываете обо мне, – руководитель немецкой группы смотрел на нее уже с откровенной злостью.

– Этого я не могу обещать, – резко ответил он.

– Тогда я тоже не могу обещать, что не доложу своему руководству о том, что вы пытались завязать со мной более близкое знакомство.

– Я согласен, – кивнул в ответ Майер.

Майера Рита не боялась, хотя он был ей глубоко неприятен. Тем более, идея дать взятку буфетчице исходила от ее же собственного начальства. Даже если Майер донесет – а такие доносили, Рита их насквозь видела – дальше Сашиного кабинета и мусорной корзины в нем его пасквиль не уйдет. У себя в Германии пусть будет хоть сколь важным агентом внутренней разведки (про руководителей гдровских групп ходили слухи, что все они стучали «штази»), а здесь он никто, обычный интурист. Но перестраховаться на всякий случай все же стоило.

За разговором они подошли к вокзальному ресторану. К удивлению Майера, тот был не в пример чище зала ожидания, скатерти на столах сияли белизной, возможно от того, что день только начался и их еще не успели испачкать. Посетителей, вопреки ожиданиям, было немного, возможно, из-за достаточно раннего часа. За одним из столиков выпивала пара мужчин, закусывая неприглядного вида сырой рыбой с порезанными сверху кольцами репчатого лука и серым хлебом. За соседним столом картина повторялась, но мужчин было уже трое, а вместо рыбы, в которой Майер наконец признал селедку, на столе стояла тарелка с нарезанной копчёной колбасой и чуть поменьше – с солёными огурцами. За третьим столиком сидела женщина с двумя детьми дошкольного возраста, что-то допивая из стакана, вставленного в подстаканник, дети ели мороженое. Рита направилась прямиком к витрине с лежавшими на ней свежей выпечкой и бутербродами вполне пристойного вида. Очереди отчего-то не было.

– Доброе утро. Будьте любезны, сорок чашек кофе с пышками, – очаровательно улыбнулась девушка стоявшей у кассы женщине средних лет в белом халате и такой же белой наколке на голове.

– Деточка, где я тебе возьму столько кофе? Чай вот, пожалуйста, только что целый бак навели, – скучающим голосом ответила женщина.

– Нет, простите, нам нужен именно кофе. Желательно черный. И сорок мест за столами, на два часа, – все так же улыбаясь, но твердо ответила гид, незаметно толкая его локтем.

– Дружеская делегация из братской ГДР приветствует вас, – вставил Майер, вытаскивая из-за пазухи и протягивая буфетчице упаковку с двумя парами нейлоновых чулок. Та торопливо схватила подношение и быстро спрятала под прилавок.

– Хорошо, приходите минут через пять, – кивнула женщина, словно ничего не произошло.

* * *

Петер подошёл к павильону входа в метро и свернул на Невский проспект: если масштабы карты были верны, идти ему предстояло около двадцати минут. Он остановился, чтобы надеть пиджак – погода в противовес календарю была отнюдь не летняя: Ленинград встречал его затянутым небом и пронизывающим холодным ветром с Невы. Петер поежился, жалея, что оставил плащ в оставленном в камере хранения чемодане.

Словно вопреки непогоде, а может и благодаря ей, город поражал своим гротескным великолепием, особенно захватывающим в своем ненастье – и Петеру тотчас захотелось достать камеру, чтобы запечатлеть все это: уходящую вдаль широкую Невскую перспективу, тянущиеся вверх – и одновременно давящие, такие одинаковые – и в то же время такие разные – фасады домов тысячи оттенков и переливов серого, холодного розового и зеленого, и нависающие над всем этим грозное, тяжелое свинцовое небо.

Казалось, этот город признавал только два состояния: его можно было или любить, или ненавидеть – и Петер выбрал для себя первое. Ленинград стал для него тем самым Петербургом, сошедшим со страниц романов столь любимого им Достоевского, гипнотическим в своей серости и безысходности, отталкивающим – и таким манящим.

Дойдя до Аничкова моста, он, несмотря на нехватку времени, все же не удержался: достал из портфеля камеру и сделал один-единственный снимок – гордо вскинутая вверх голова и вздымающиеся копыта непокоренного ещё коня на фоне свинцово-серого неба.

Здание ленинградского Гастронома N 1, в прошлом Дома торгового товарищества братьев Елисеевых, попросту называемом Елисеевским, было точно таким, каким видел его Петер на репродукции, когда готовился к докладу по иностранной архитектуре эпохи раннего модерна. Та же стеклянная витрина в несколько этажей, те же статуи античных богов по фасаду, символизирующих торговлю, искусство, промышленность и что-то там еще, Петер уже не помнил, что именно, – все было точно как на картинке, но вблизи поражало своей захлестывающей, нарочито бьющей в глаза эклектичной роскошью и богатством. Петер вспомнил: в той книге говорилось, что братья Елисеевы были главными поставщиками русского императорского двора, а потому позволить могли себе многое – и снести здание XVIII в, и магазин построить выше регламента застройки Невского.

Петеру очень бросалась в глаза эта совершенно чуждая ему черта русского характера: кичиться своим богатством, выставляя его напоказ, считая едва ли не главным достоинством и поводом для превосходства над другими. Он даже был готов поспорить, что каждый из встретившихся ему в этот день на Невском советских туристов (а их было легко распознать по неспешному прогулочному шагу несмотря на непогоду) был одет в лучший свой наряд. В русских для него странным образом уживались две совершенно несовместимые черты: одновременное желание слиться с толпой и быть как все – и в то же время постоянно сравнивать себя с другими и быть при этом в своих глазах лучше окружающих. Это «лучше» в советских реалиях, как понял Петер, касалось прежде всего материального благополучия, а за отсутствием оного превращалось в пускание пыли в глаза. Их московский гид пытался как-то на одном из «вечеров дружбы» объяснить ему значение странной русской пословицы, Петер не помнил точного ее звучания, что-то вроде «встречают по одежде». Не вникая в подробности, он решил, что именно эта пословица лучше всего характеризует русских: в первую очередь они обращали внимание на то, как человек одет – это было главным показателем материального благополучия и статуса. И именно поэтому в Союзе так процветала фарцовка.

Вплоть до поездки Петер в это не верил. Закупаясь дома нейлоновыми чулками и рубашками (они стоили дешевле всего прочего и занимали мало места), он до последнего не верил, что подобную ерунду можно продать за те деньги, о которых говорил ему Макс. Но ознакомившись с ассортиментом московских магазинов, понял, что Макс не врал. В то время, как Советский Союз строил ракеты и запускал людей в космос, его легкая промышленность была на совершенных задворках цивилизации. Неудивительно, что советские граждане старались всеми правдами и неправдами обзавестись предметами гардероба импортного производства, несмотря на запреты, порицание общественности и даже уголовную ответственность.

Поймав себя на том, что вот уже пять минут как разглядывает архитектурные решения Гастронома N 1, погрузившись в собственные мысли, Петер вышел из оцепенения. Мать часто говорила, что нельзя быть таким мечтательным, но он ничего не мог с собой поделать, порой подолгу что-то рассматривал или делал вид, что внимательно слушает – и в то же время уносился мыслями куда-то далеко. Однако сейчас его размышления были совершенно ни к чему и только мешали делу.

У латунного поручня, огибавшего Елисеевский, вопреки рассказам Макса, никакого намека на фарцовщиков не было – зато толкались дети, разглядывая выставленные в витрине апельсины, выложенные пирамидой. Решив прицениться, дабы не терять времени даром, Петер потянул на себя ручку двери и вошёл в магазин.

Внутреннее убранство поражало роскошью ничуть не меньше, чем внешнее: прилавки из красного дерева начала века, лепнина на стенах, хрустальные светильники – и в довершение всего великолепная хрустальная люстра по центру. Петер подошел к прилавку, выискивая глазами ту самую икру, о которой говорил Макс. Спросить продавца или посетителей он стеснялся, отчасти из опасений, что его выдаст немецкий акцент – ему казалось, что у русских повсеместная шпиономания. Он оглядывался по сторонам в надежде все-таки обрести столь необходимую ему помощь, но так и не находя ее. Случайно увидев на прилавке знакомые уже ему конфеты с поцелуйным названием, он занял место в очереди, решив купить хотя бы их.

Рядом стоял молодой парень примерно его возраста в клетчатом пиджаке определенно не советского производства. Петер хотел было уже плюнуть на свой страх и обратиться к нему, как тот вступил разговор первым:

– Need help? – спросил он на ломаном английском с сильным русским акцентом.

Петер внутренне возликовал – удача все же повернулась к нему лицом. По сведениям Макса, русифицированный английский был неофициальным языком ленинградских фарцовщиков.

– Yes, I search Dumskaya street, – радостно ответил он – все мелкие сделки проходили именно там, на малолюдной Думской.

– Come with me, – ответил фарцовщик (Петер уже не сомневался в роде занятий парня) и направился к выходу из магазина.