Читать книгу Последнее прости - Евгения Михайлова - Страница 2

Катя с удовольствием напечатала слово «конец», с облегчением потянулась, сидя за компьютером, посмотрела на часы. Скоро три – то ли ночь, то ли утро уже. Она дописала сценарий. Режиссер звонил ей последний раз в начале первого, она сказала: «Осталось немного. Не мучай меня пару дней». Завтра он удивится, засуетится, сразу начнет читать, по ходу без конца звонить, задавать вопросы, что-то предлагать, выбирать актеров… Только это завтра Катя оттянет по максимуму. Спать. До двенадцати. Нет, до двух. Собственно, что может помешать ей спать до четырех дня? Ей может помешать голод, вот что. Катя отправилась на кухню, задумчиво рассмотрела содержимое холодильника. Скучно тут, однако. В последние дни на магазины времени не было совсем. Она обнаружила два помидора, коробку с замороженными котлетами в морозилке, пакет молока. Нет, это не пир для утомленного разума. Требуется сладкое, а его нет. Катя заглянула в один из шкафчиков, обнаружила яркий пакетик. Ванильный пудинг. Для этого времени суток и обстоятельств царский подарок. Она достала молоко, и через несколько минут уже лизала горячую, сладкую, вкусно пахнущую массу. Запах победы, отдыха и безмятежного, упоительного ничегонеделания.

Телефонный звонок ее оглушил. В такое время ей могут позвонить, только если что-то случилось. Муж Игорь в командировке… Катя схватила трубку и долго не могла понять, кто это и о чем говорит.

– Олег, извини, я просто не узнала тебя, что-то с твоим голосом… Что случилось? Мила умерла? Боже мой. Когда? Этой ночью? Дорогой, я даже не знаю, что сказать, мне Вятский недавно говорил, будто ее состояние относительно стабильно… Было.

– Катя, послушай меня внимательно, – быстро и взволнованно сказал Олег. – Я бы не позвонил тебе среди ночи. Такую весть можно было и завтра сообщить. Просто… У нас была «Скорая», теперь дома милиция. Врачи считают, что Мила отравлена. Понимаешь, сознательно отравлена, убита. Ее повезут на экспертизу, будет вскрытие, здесь следователь. Я думаю, мне придется поехать в отделение… В общем, я хотел, чтобы ты узнала это от меня.

– Олег, но как… кто… Я уверена, они ошиблись. Они просто не в курсе, что это за болезнь. Атрофия сердечной мышцы, дыхательных мышц… Ну, ты же знаешь, объясни им!

– Нет, Катя, нет. Все не так. Мы днем были в клинике у Вятского. В общем, никакого заметного ухудшения. Дома она нормально дышала, ела, спала. Это действительно неестественная смерть. Катя, не могу больше говорить, но как бы все ни пошло, я хочу, чтобы ты знала. Ты здесь ни при чем.

– О чем ты говоришь?

– Это может как-то всплыть. Собственно, о нас многие знают. Я мечтал и мечтаю быть с тобой…

– Боже, какой ужас! Что ты говоришь! Ты просто переволновался.

– Все. Осмотр закончили. Мне пора ехать.

– Подожди. Скажи мне телефон твоего Стасика.

– Пиши.

* * *

Когда жену вынесли из квартиры, Олег подошел к Стасу, сжал его плечи, что-то хотел сказать, но подбородок его задрожал.

– Па, я не понял, ты что, с ними поедешь? – спросил сын.

– Да, ты же слышал. Нужно обо всем рассказать по порядку.

– По какому еще порядку? Она умирала или нет? Вот она умерла. Что они придумали! Тебе не следует с ними ехать. Надо жаловаться. Бред какой-то! Ты чего молчишь?

– Стасик, они в мусорном ведре нашли ампулы. Это мамино лекарство, но его предписано колоть в очень маленьких количествах. Нашли много ампул, упаковки там же. Вот в чем дело.

– Ну че за муть. Да я это ведро уже несколько дней не выношу. Я говорю: они зачем-то все придумали.

– Тем более необходимо спокойно во всем разобраться. Я напишу заявление с просьбой провести экспертизу, ну, все, что положено. Может, это и в самом деле ошибка.

– А может, им план по преступлениям выполнять надо. Я говорю, не стоит ездить. Лучше позвони знакомым, ну, есть же у тебя кто-то там.

– Стасик, ты сейчас ложись спать. Я скоро приеду. Не думай пока ни о чем. У тебя мама сегодня умерла. Горе у нас. Ничего от меня и тебя уже не зависит. Иди к себе. Отдохни, сынок.

Олег попытался улыбнуться Стасу, затем быстро вышел из квартиры, спустился вниз и подошел к машине, где его ждал следователь отдела по расследованию убийств.

Стас растерянно стоял один посреди вдруг опустевшей комнаты. В их жизни давно ничего не менялось. Мать заболела, отец ушел в отставку, открыл свою небольшую фирму, выстроил жесточайший распорядок дня. Для себя. Это были его проблемы. Работа, уход за женой, причем все по минутам, по расписанию: дом, готовка, уборка… И он, Стас. Вот в таком порядке. Конечно, папа освободил его от всего, разве что в магазин иногда пошлет, попросит пару часов посидеть с матерью, когда его нет. Но у них не осталось времени даже на разговоры, как когда-то. О поездках к морю, в горы речь просто не шла. Стас вспомнил свой выпускной вечер в школе. Когда им выдали аттестаты, они спустились в зал, отец подошел к нему, взволнованно обнял, крепко руку пожал и… даже не остался посмотреть их концерт. Стас пришел домой утром, отец поставил перед ним завтрак. Спросил: «В какой институт пойдем?»

– Да ни в какой! – ответил Стас. – Кому они щас нужны, эти институты? Я деньги хочу зарабатывать. Компьютерами заниматься.

– Мама хочет, чтобы ты поступил в институт.

– Ой, не смеши меня. Мама хочет, чтоб ты ее манной кашей кормил, и все. Это, когда я в третьем классе был, она нам сказки придумывала: МГИМО, ВГИК, театр Большой и Малый… Ну, ты че, па?

– Да, виноват я перед мамой. Вырос ты у меня, честно говоря, как бурьян, на нашей заброшенной даче. Слушать, как ты о матери говоришь, я не хочу, против твоих планов ничего не имею. Пойдешь на курсы программистов. Техникой тебя обеспечу. И то правда: пора зарабатывать на себя. Хоть какой-то толк будет.

Олег никогда не повышал голос на сына, он даже не ругал его в прямом смысле слова, но после таких разговоров Стасу пару дней бывало не по себе. Подлизаться к отцу он умел. И до сих пор любит, когда тот подходит к нему внезапно и порывисто, притягивает к себе его голову, ерошит волосы, сжимает плечо. Им хорошо вместе. Им было бы хорошо, если бы не болезнь матери.

Стас подошел к большому портрету молодой женщины с темными, красивыми глазами. Произнес про себя слово «мама», прислушался к сердцу, вызвал другие воспоминания…. Ребята завидовали, что у него такая мать – стройная, веселая, заботливая, обожающая его. Она устраивала ему шумные, веселые дни рождения, приглашала весь класс. Они праздновали первое сентября, конец учебного года, мама старалась выполнить любое его желание. Когда-то они вместе читали книжки, смотрели кино, вместе далеко заплывали в море, катались на велосипедах… Он ее любил, он ею гордился, он к ней спешил… Но той мамы давно с ним нет. Ну, что он мог с собой поделать? Мать стала плохо, непонятно говорить, она сидела в своем инвалидном кресле, он подходил к ней и чувствовал запах лекарств и болезни… Ну, чего тут себе врать. Терпел, брезговал, старался побыстрее уйти в свою комнату. Когда он видел, как отец вытирает ей салфеткой слюни, несет в туалет, моет, – Стаса просто тошнило. Отец все понимал, из-за этого между ними возникла отчужденность. Стас и в этом винил мать со всем эгоизмом молодого, здорового, залюбленного когда-то существа, которое лишилось эмоционального комфорта. Об остальном и говорить нечего. Черт-те что у них было, а не жизнь.

Стас пошел к себе в комнату, разделся, лег в постель, накрылся с головой одеялом. Черт, как же ему неуютно. Отец велел не думать обо всем, что произошло. Только о том, что у него сегодня умерла мама. Стас еще раз произнес слово «мама», теперь шепотом, и почувствовал, как горло сжал спазм. Вроде бы глазам стало горячо. Он очень хотел заплакать – громко, безутешно, как в детстве, когда обильные слезы как будто смывали тучи, и на душе светлело… Он очень хотел заплакать, но ничего не получилось. Он уснул, свернувшись в клубок и сжав кулаки.