Читать книгу Длиннее века, короче дня - Евгения Михайлова - Страница 2

Людмила вышла в коридор хирургического отделения, аккуратно прикрыв за собой дверь одноместной палаты. Она медленно подошла к Маше, которая ждала ее у окна. Движения Люды были странными, механическими, как у лунатика или человека под гипнозом.

– Что? – спросила Маша. – Что?! – Она потрясла Люду за плечо.

– Я не понимаю, – Люда смотрела не на Машу, а сквозь нее. – Он сказал… – Она надолго замолчала.

– Кто сказал? Что сказал? – Маша пыталась поймать взгляд подруги. В это время дверь палаты открылась, оттуда вышел врач и, кивнув Люде, быстро прошел к своему кабинету.

– Он сказал, – Людмила проводила взглядом врача. – Это заведующий отделением. Он сказал, что… Понимаешь, Леша начал задыхаться, я просила помочь, врач что-то делал, но сказал, что это агония…

– Ты не поняла, наверное… Я пойду к доктору. – Маша рванулась с места, но Люда ее задержала.

– Я поняла. И Леша понял. Он в сознании… До того как это началось, я разговаривала с ним. Он попросил: «Приведи мне нормального врача»… Я сказала, что пришла с тобой и ты сейчас кому-нибудь звонишь… Профессору… Ну, чтобы он успокоился. Он попросил, чтобы ты зашла к нему. Потом стал задыхаться, но если врач ушел, наверное, ему уже легче или он уснул…

– Я пойду к нему. – Маша подбежала к двери палаты и не сразу нашла ручку: она почти ослепла – глаза были заполнены жгучими слезами.

Алексей открыл глаза, когда Маша склонилась над ним. То, что она сразу прочитала на его по-прежнему красивом лице, было уже не земным страданием. Это была смертная мука. Она упала на колени перед кроватью и прижалась лицом к его широкой, беспомощно открытой ладони.

– Машенька, – проговорил он очень тихо, с трудом, но отчетливо. – Ты прости меня. Я не хочу уходить… Ты одна… Ты…

– Нет. – Маша обняла его, прижала к себе, что-то стала говорить, не слыша себя…

Два врача разжали ее руки, посадили на стул, один сунул ватку с нашатырным спиртом под нос, голос Людмилы ровно произнес:

– Он умер, Маша. Ты с ним говорила, а он уже умер… Вот так.

Они просидели рядом, как две вдовы, два с половиной часа у кровати Алексея, который казался спокойно спящим. Как считают врачи, именно столько времени нужно человеку, чтобы освоиться в своей смерти. Потом его можно везти в морг и оставлять одного.

Маша была врожденным автомобилистом, но, как они ехали в тот вечер к Людмиле домой, она потом не могла вспомнить. Людмила позвонила матери, та заплакала, сказала, что Аню будить не станет. Сообщит ей утром.

Люда и Маша двигались по квартире, как во сне, не разговаривая друг с другом, и каждая себе сказала, что думать будет потом. Наконец, Людмила постелила им в одной комнате – Маше на кровати, себе на диване, сказав:

– Давай хоть полежим.

Лежали в темноте молча, и вдруг Люда произнесла:

– Боюсь я, Маша. Такое никому не говорят – ни матери, ни лучшей подруге… Но я трусиха. Одна не справлюсь. Если я виновата, боюсь, бог меня накажет.

– Ты о чем? Ничего не понимаю.

– Помнишь, я тебе говорила, что разлюбила Лешу, не могу с ним быть… Меня Танька, секретарша, к гадалке одной водила: отворот делать.

– Что-что?

– Ну, да. Я ходила. Пятнадцать тысяч заплатила… Ты, конечно, думаешь, что я придурочная, так оно и есть, наверное, но это подействовало…

– Что подействовало? – Маша встала, зажгла свет и села рядом с Людмилой. – Что она делала? Как подействовало?

– Ну, бормотала там всякую ерунду, свечки жгла и его волос, который я принесла, что-то с фотографией делала… Потом дала мне бутылку, сказала, в еду настой подливать понемножку. Что значит понемножку, толком не объяснила…

– Ты что-то ему подливала? – Машины глаза стали огромными от ужаса. – У тебя это осталось?

– Нет. Кончилось. Я и бутылку выбросила. Ты думаешь… Нет, она сказала, что это отворотная трава, ничего опасного для здоровья.

– Какая, к черту, отворотная трава. – Маше показалось, что вся кровь в ней стала ледяной. – У него вдруг обнаружился неоперабельный рак желудка, метастазы. У такого молодого, здорового, сильного человека. Разве он когда-нибудь болел? Ты сама говорила, что он не понимал, когда ты болела, что у него, кроме плоскостопия, никаких проблем со здоровьем не было…

– Маша, – у Люды дрожали губы. – Но к этой женщине ходит огромное количество людей. Таня говорит, даже звезды шоу-бизнеса. Не отраву же она вот так открыто раздает. Я у нее лицензию смотрела.

– Господи боже мой, какая лицензия. Всем мошенникам другие мошенники лицензии продают.

– Но если бы у нее клиенты умирали… Так быстро… Нет, этого не может быть. И ведь подействовало, я тебе говорю.

– Как подействовало? – устало спросила Маша. – Когда подействовало?

– Да почти сразу. Я сейчас тебе точно скажу, когда к ней ходила. Помнишь, у тебя муж замки поменял, Леша ездил дверь открывать? А на следующий день мы с Танькой поехали к этой гадалке. Нина Арсеньевна ее зовут. Это был конец мая, Аня последние дни перед каникулами в школу ходила. Сегодня тринадцатое августа. Нет, Леша умер тринадцатого, а сегодня уже четырнадцатое.

– Люда, перестань бредить, как сумасшедшая. Как подействовало, я тебя спрашиваю?

– Он перестал меня трогать. – Люда на самом деле уже не очень походила на нормального человека. – Стал на работе дольше задерживаться. Кино ночью иногда смотрел. Стал спокойным… Все, как гадалка и обещала.

– Ой-ой-ой! – Маша сжала руками виски, раскачиваясь, словно от сильной боли. – Как мне страшен твой идиотизм, как отвратительна моя собственная подлость…

– Машенька, о чем ты? Я не понимаю.

Маша выпрямила спину, заговорила отчетливо, как на лекции.

– В ту ночь, когда Леша приехал мою дверь открывать, до того как ты потащилась отворот ему делать, мы с ним стали любовниками. Понимаешь, вдруг оказалось, что мы сами не понимали, что живем каждый не своей жизнью. Люда, я очень виновата перед тобой: не смогла тебе признаться. Леша, кстати, хотел. Он говорил, что ты поймешь, может, даже рада будешь, и Аня поймет, потому что дома у вас нехорошо, а ко мне она нормально относится. Все могло бы наладиться. Я была против. Мне казалось, я такой предательницей окажусь… А теперь получается, что из-за меня он, возможно, погиб. Если бы я тебе сразу сказала, ты бы не пошла за этой отравой…

– У меня голова идет кругом. Я бы, конечно, все это заметила, если б… Не скажу, что была бы рада. Вы оба – предатели. Молчи, я так считаю. Но я думала только про эту чертову бутылку, из которой надо ему постоянно подливать. Я три раза ездила за этим настоем. А получается… Вы все это время миловались, конечно, тебе страшен мой идиотизм. Сейчас страшен. А если бы не так все кончилось, ты, может, и посмеялась бы…

– О чем ты говоришь! Разве ты меня один день знаешь? Мы бросились с Лешей друг к другу, как будто других людей нет на земле, как будто раньше мы просто заблудились… Мы любили… Знаешь, как два изгоя, которые могут спасти друг друга. И постоянно страдали из-за тебя, из-за Ани. Я – еще из-за Миши. Какой он ни есть, но он думал, что я его люблю… Мы мучались ужасной виной.

– Объясни мне. Как Леша мог в один день так ко мне остыть, если гадалка не помогла?

– Моя дорогая, мы об этом говорили. Я все время боюсь причинить тебе боль. Он, конечно, страстно влюбился в тебя в институте, а потом, когда… ну, в общем, оказалось, что вас связывает только Аня, что вы становитесь чужими, он пытался сохранить ваши отношения вот таким чисто мужским способом. Людочка, то была уже не страсть. А скорее отчаяние. Он по природе очень верный человек… Я не могу произнести слово «был»…

Маша вскочила с дивана, бросилась в ванную, включила воду и чуть не задохнулась от рыданий. Ей казалось, что горе и страх ее просто задушат.