Читать книгу Как свежи были розы в аду - Евгения Михайлова - Страница 12

Земцов серьезно смотрел на Валентину, которая сидела перед ним такая изможденная, как будто ее пытали сутки напролет.

– Плохо выглядите, Ветлицкая. Как здоровье?

– Отлично.

– Мне сообщили, что вы признание в убийстве собираетесь сделать. Правда, за укол.

– Да, я обещала, что признаюсь.

– За что вы убили Надежду Ветлицкую?

– Я ее не убивала. Я хотела сказать, что фактически действительно убила свою мать Веру. Тогда тетя Надя написала на меня донос, но обвинения мне не предъявили. Сочли мамину смерть самоубийством. Думаю, отчим об этом похлопотал. Он не любил скандалов.

– Так. Такой поворот придумали. Ну хорошо. Признавайтесь в том убийстве.

– Вы знаете, конечно, что мой отчим был мужем мамы и ее сестры одновременно. В тот вечер он и тетя Надя дали маме отставку. Просто выгнали из ее спальни. Она прибежала ко мне в комнату. Она не собиралась умирать. Мама плакала, говорила, что мы остались вдвоем… А я… Я оттолкнула ее. Когда она взобралась на подоконник, я смеялась. У меня была истерика. Мама прыгнула… В это время в комнату вошли отчим и тетя Надя. Я продолжала смеяться.

– Да… Укол вы, конечно, выпросили обманным путем. Между нами, вам и так бы помогли. Люди с вашей проблемой здесь не редкость. Что касается этого эпизода, записанного с ваших слов, то он вас не украсит в суде. Такое никому не понравится.

– Серьезно? – Валя подняла на него мутные, вовсе не голубые глаза. – Вы меня огорчили. Я прям извелась вся: как, думаю, себя еще украсить? Вроде и так вся в алмазах…

– Да, насчет алмазов – это в точку. Жизненный путь ваш впечатляет. Но раз мы опять с вами встретились, раз имеем возможность поговорить о том, что интересует следствие в данный момент, а вы по-прежнему стоите на том, что не убивали тетю, может, скажете, кого подозреваете? У вас есть какая-то своя версия?

– Какая еще версия! Меня не было здесь пять лет. За это время тетка могла достать кого угодно.

– Согласен. В принципе это логично. Но почему она достала кого угодно не в те пять лет, что вас не было, а как раз тогда, когда вы появились? Ну не может не быть связи между этими событиями. Сами, наверное, понимаете, что это очевидно. Вы – неглупый, даже образованный человек. При такой бурной биографии умудрились проучиться четыре года в пединституте. Кстати, вы случайно не мечтали с детства стать учительницей?

– Хорошая шутка. Нет, не мечтала. Мама с отчимом туда меня сунули. Проучилась столько, сколько успела.

– Неплохо, кстати, учились.

– Да, на филфаке. Да мне это было как нечего делать. Квартира у нас доверху набита книгами, которые я когда-то читала. Свою родную дочку отчим устроил в литинститут. А мне, как Золушке, досталось что похуже.

– У вас сложились плохие отношения со сводной сестрой Ириной Майоровой?

– Вообще никаких. Она и ее мать вроде не простили его, не хотели общаться. Он один раз привел свою дочь – мою ровесницу – к нам на обед. Хотел, наверное, чтобы мы подружились. Мы сидели вокруг него за столом, как свернувшиеся гадюки. Мама с тетей Надей ревновали его друг к другу, еще больше – к этой дочери и ее матери. Я ненавидела их всех, Ирка смотрела на нас, как на стаю людоедов.

– Красиво рассказываете. Вопрос чисто теоретический. Вы не считаете, что Ирина Майорова заинтересована в том, чтобы убрать вас как наследницу своего родного отца?

– В том, чтобы меня убрать, всегда и все заинтересованы. Просто Ирина не стала бы душить мою тетю подушкой даже ради такой заманчивой идеи.

– Наверняка нет. Но кто-то другой мог быть заинтересован в том, чтобы наследницей осталась она одна… Это я так размышляю, извините. Ну, вот мы о наследниках заговорили. Если Ирина выбывает из круга подозреваемых, то… вашего родного сына Николая никак исключить нельзя. Ему больше двадцати лет. Он всю жизнь на содержании у Надежды Ветлицкой и своей приемной матери. Потребности растут. Вопрос, конечно, неприятный, но он мог бы пойти на убийство, чтобы, подставив вас, стать абсолютным наследником?

– Нет, – хрипло ответила Валентина. – Не потому, что он любит или жалеет меня, а просто жидковат для такой истории. Вы мне поверьте: я убийц видела.

– Понимаю. Но и я встречал их, само собой. И знаете, что я скажу: у тех, кто жидковат для таких историй, бывают подельники покрепче.

– Проверяйте, – сказала Валентина и встала. – Больше не могу.

– Да, сейчас пойдете отдыхать. А как вы к нему относитесь, к своему родному сыну?

– Плохо. У меня была одна возможность отнестись к нему хорошо: задушить подушкой в роддоме. До того как его унесла домработница. Потому что его главное наследство – это мое везение. Мы все кем-то прокляты, вы не находите? Наш род надо прерывать.

Валя вошла в камеру, ощущая, какой мертвой стала ее кожа. Тело уже не справляется с тем огнем, который сжигает ее постоянно. Она упала на койку. Коля, которого она кормила грудью и назвала Артемом, когда он принадлежал ей… Этот сладкий, нежный, беспомощный комочек все еще живет в нескладном, туповатом парняге, вроде бы взрослом и почти чужом… Если бы она могла вырвать из сердца жалость к нему… К сыну, которого у нее нет.