Читать книгу Переход - Евгения Мякишева - Страница 1

Катя проснулась от тишины. В самом хвостике своего утреннего сна она ощутила бесконечную тишину и пустоту – безграничную и спокойную. Тихо и пусто, будто и нет самой Кати. Уже проснувшись, она не сразу услышала обычные утренние звуки – тиканье часов, похрапывание Мартина на своей постельке.

– Я снова Катя, – выдохнув сон, подумала она, – А почему снова-то? Кем была, где меня носило?

Комната необычно освещалась красноватым светом, пробивающимся через плотно задернутые шторы. Странный сон и странное утро, хотелось бы все обдумать, повалявшись и подремав, но Мартин уже вылез из- под своего одеяла и, цокая коготками по паркету, потряхивая длинными ушами, ждал Катиного решения. Вот уже показались ее ноги, нащупывающие мягкие тапки. Ура, хозяйка решила вставать, теперь можно проявлять радость, скакать, громко чесаться, потому что сейчас она пойдет на кухню пить чай, и можно будет сидеть с ней рядом, переминаться с лапки на лапку и сипеть, выпрашивая кусочек булочки с маслом и вареньем. А потом она займется своими непонятными делами, и это можно пропустить, и поспать у плиты. Но Катя, накинув халат, направилась не на кухню, а к окну раздвигать шторы. Яркий, огненный свет хлынул в комнату из окна. Мартин испуганно задрожал и заскулил – за окном вставало солнце. Красное, раскаленное, кипящее, огромное солнце заваливалось на город. Снег на улицах сверкал огненными всполохами, отражая сумасшедшее светило. Но люди просыпались и, подивившись на восход, начинали свой обычный день. Сигналы машин, ругань дворников и бомжей, смех подростков, как и каждое раннее утро, постепенно наполнило улицы.

Катины окна выходили во двор старинного дома. Здесь не так слышен гул большого города. Хорошее, тихое место в центре, небольшая собственная квартирка. Конечно, хотелось бы побольше, ведь комната Антона и вовсе маленькая для подростка. Кстати, ему пора вставать. Спит, как сурок. До полночи слушает музыку или играет в компьютер, а потом дрыхнет – не добудишься. Хотя, сегодня выходной, пусть уж поспит. Он такой замученный учебой в своем лицее, такой худой стал, вытянулся. Он взрослеет и растет так быстро, ему уже тринадцать. Нет, пусть встает – сегодня какое-то странное утро, а он спит.

– Тоша, подъем! Просыпайся и иди смотреть, что творится на улице. Там что-то с солнцем. Иди быстрее!

Катя снова подошла к окну и стала разглядывать остатки морозных узоров на стекле. За окном, у самой рамы лежала красивая мертвая птичка.

– Антош, ну иди же! Здесь птичка умерла. Лежит за моим окном.

Антон ни за что бы не встал так быстро, но замерзшая птичка вытолкнула его с кровати мигом. Красное утро и красный снег удивили его ненадолго, но птица заинтересовала. Он рассматривал ее через оконное стекло долго и внимательно.

– Тош, ну что за птица-то? Ты знаешь?

– Это свиристель. Но этого не может быть. Свиристели зимой у нас не бывают. Они прилетают к нам только летом. Мам, давай откроем окно, может, она еще жива, мы ее отогреем.

– Тош, птичка околела еще ночью. – спокойно произнесла Катя.

– А ведь она прилетела к нам за спасением. – огорчился Антон, – Билась, наверное, в стекло. А мы спали.

– Нет. Если бы она билась о стекло, уж я бы услышала и проснулась. Она просто присела погреться и тихо умерла. Как заснула. – пояснила Катя.

– Хорошенькое дело «заснула» – перед сном не мучаются. – возразил Антон.

– А она и не мучилась, просто боялась умереть, не знала, что с ней происходит. А сама ее смерть – это не больно и не долго.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Антон.

– Я так думаю. И надеюсь, что это так и есть. Иди, умывайся. А я за тобой.

Антон отправился в ванную, Катя – наконец-то на кухню. Завтрак – дело нехитрое: минутное закипание водички в чайнике и трехминутная овсянка в микроволновке. И тут же к завтраку что-то там по телику. А что там у нас по телику? Блок новостей по всем каналам. Не сильно приятно слушать о всяких несчастьях с утра. Пощелкав кнопками пульта, Катя оставила первый канал. Ну и утречко! Ведущие захлебывались от потока событий: внезапная отставка министра, обвал фондового рынка, одновременные катастрофы самолетов в разных частях мира. Это просто невозможно слушать. Катя давно уже научилась «отключать звук», пусть болтают, их с Антоном это не касается совершенно: ни политика, ни ценные бумаги их больше не интересуют. Самолеты вот только настораживают. Так, пока займемся собой. Катя медленно подняла руки к лицу и, не прикасаясь к коже, начала делать движения, похожие на массаж. Очень приятно, лицо все горит, ладони пощипывает. Теперь разогреваем личико до максимума и произносим… Что произносим-то? Молитву? Заклинание? А неважно. Убираем руки и улыбаемся, ведь эта несложная процедура явно убрала припухлость век, подтянула «гусиные лапки» у края глаз, освежила кожу и окрасила щеки и губы розовым цветом. Красавица, красавица! Ей дают чуть за тридцать, а на самом деле ей уже сорок три. Она редко пропускает этот колдовской массаж. Это как зубы почистить. Ничего сложного, каждая может. Но не каждая знает, и не каждая верит. А Катя знает давно, знает ниоткуда, никто не учил. Попробовала как-то, не прикасаясь потрогать свое лицо, представляя его в деталях. Очень понравилось ощущение горячего пощипывания. Вот и вошло в привычку. А скоро поняла, что молодеет от этих процедур. Вот и красавица! Катя улыбнулась себе, взглянув в зеркало, и прислушалась к новостям. Телевизор бубнил про тридцать три несчастья, но один сюжет был интересен: птицы вдруг потеряли ориентир и сбились с пути, а в Новосибирске уже несколько дней оттепель, и зацвели подснежники. А на дворе – то январь!

Антон вышел из ванной благоухающий и свежий, стройный, высокий, вот девушкам головная боль будет! Он тут же принялся за приготовление завтрака: заварил чай, намазал шоколадной пастой булочки. Он, конечно, самостоятельный и вообще молодец, но … И голос Кати с ценными указаниями донесся до Антона уже из ванной. Вот всегда она так. Будто сам он не справится. Ну, толсто намазывает булочки, ну, забыл положить чайные ложки, ну, беда-то какая?

– Не бурчи, Тош. Что за привычка бурчать по утрам? – шутливо попеняла ему Катя, выходя из ванной в каплях воды на коже.

– Сама же меня затыркала, это не то, то не это, – снова пробурчал Антон.

– Угу. Чай хороший. Ты мяту и мелиссу положил? Чаевед ты мой! – не обращая внимания на его ворчание, приступила к завтраку Катя.

– Так что там, в новостях было? Я слышал что-то про птиц, – быстро восстановил хорошее настроение Антон.

– Что-то происходит. Птицы сбиваются с пути. Наша птичка за окном тоже, наверное, почему-то решила лететь к нам зимой. Что-то сильно нехорошее творится, – задумчиво произнесла Катя.

– Птицы ориентируются по геомагнитным полям Земли. Сбои геомагнитных полей бывают из-за высокой активности Солнца, – тоном учителя, объясняющего тему, заговорил Антон.

– Но тогда и самолеты сбиваются с курса потому же. В новостях сообщили о множестве авиакатастроф в разных точках мира. Меня это пугает.

– Мам, тебя все это пугает? А что может произойти? – стал серьезным Антон.

– Ну-у, не пугает, а настораживает. А вообще-то надо позвонить бабуле. У нее голова может сильно заболеть от этих магнитных бурь. Надо узнать, как у нее здоровье.

– У меня тоже голова болит с утра. Ночью проснулся, чувствую – в затылке ломит, – пожаловался Антон, – Молчи-молчи, не говори ничего про «ночные посиделки с компьютером». Правильно я сказал? Пойду, погуляю с Мартином подольше, проветрюсь.

– Чем ты будешь сегодня заниматься? – спросила Катя, взглянув на него.

– Опередила меня на секунду. Это же мой вопрос: чем ты будешь сегодня заниматься? Кто из нас читает мысли? – прикоснулся и потерся носом об ее щеку Антон.

– Не имеет значения: я прочитала и произнесла или ты прочитал и не успел высказать. Не важно. Мы с тобой привязаны друг к другу, поэтому с нами так и происходит. У нас одна волна и одинаковая группа крови – древняя первая с отрицательным резусом. Ты в своем лицее про кровь все должен знать. Доложите доктор, как обстоят дела с нашей кровью?

– Нормально обстоят. У нас отрицательный резус, а значит, нет обезьяньих антител. Антитела образуются…

– Ой, короче, Склифосовский, – прервала его лекцию Катя, – Верю, что вы в курсе, не за завтраком же медицинские теории слушать. Одним словом, мы с тобой произошли не от обезьян, раз нет этих самых антител. Ну и славненько. Значит, вполне можно развить новую расистскую теорию о Божественном нашем происхождении.

– Ну, ты завернула! – покачал головой Тошка.

– Шутка. Но красиво, – почти с сожалением отказалась от теории Катя.

– Красиво. Но в каждой шутке есть доля шутки?! – попытался определиться Антон.

– Можешь обдумать это на досуге, – оставила ему свободный выбор Катя, – Так чем ты займешь свой досуг сегодня?

– Буду бездельничать в законный выходной. А ты?

– Тоже. Буду валяться на диване, читать умные книжки и гонять вас с Мартином периодически. Бабуля вот только не даст нам побездельничать вволю. Она участвует сегодня в городской выставке комнатных цветов. А после выставки – к нам на доклад о проделанных мероприятиях.

Мартин, услышав свое имя, выполз из угла. Он мелко трясся, опустив голову, и жался к ногам Антона.

– Ма-а, он уже все сделал в этом углу, – определил симптом его страха Антон, – Старый он стал. Эх ты, старый дуралей.

Катя вытащила из угла стул, у которого сидел пес, присела и стала вынюхивать угол.

– Ма, ты сама, как Мартин, – засмеялся Антон, наблюдая, как тщательно она принюхивается.

– Но, между прочим, он тут ничего не сделал. Но скоро наделает, поэтому и трясется от страха, что вот-вот упустит. Тащи ты его быстрее на улицу!

Антон подхватил лохматого Мартина под мышку и, на ходу натянув куртку и ботинки, выскочил на улицу. Очень удобно, между прочим, иметь квартиру на первом этаже. Для тех, кто держит дома собак. Открыл дверь – собачка выбежала сама, прогулялась и вернулась домой. Поскребла лапкой, ей и открыли снова. Мартин тоже, конечно, пользовался привилегией первого этажа, но с тех пор, как он стал стар и совершенно оглох, его торжественно цепляли на поводок и выгуливали перед домом. Он ведь не мог слышать сигналы машин, угрожающих рыков больших собак, даже имени своего – кричи, зови, не дозовешься. Но зато он научился читать по губам и понимать настроение по жестам. Иногда казалось, что вовсе он не оглох, настолько хорошо понимал, о чем речь и совершенно верно реагировал на команды. Но проверка на еду, когда Катя с Антоном на все лады звали «иди кушать, Марти» и сыпали собачий корм, ничего не давала: как храпел на своем диване, так и продолжал храпеть, хотя, когда еще не был глухим, мчался из дальнего конца квартиры на этот зов, услышав звук наполняемой собственной миски. Стал старым, но остался любимым. Ему прощали возрастные привычки есть, выкладывая все твердое на пол и пытаясь пережевывать беззубым ртом, а изо рта вываливались кусочки, и после вокруг его миски разливались моря супа или валялся недогрызанный сухой корм. Да ладно, Марти, не переживай, старичок, вытрем за тобой. А он и не переживал, заваливался у плиты, и снова покой и сон. Невозможно представить, что любимая «шкурка Марти» может умереть. Не будет сопеть, сипеть и храпеть, не будет радоваться и прыгать, как щенок, ежедневно встречая хозяев, умильно дремать, аккуратно подложив лапки под щечку, цокать по полу и просто жить, любить, надоедать, раздражать и восторгать. Его постоянно все тискали, гладили, чесали, а он флегматично позволял все это проделывать с собой. А бабулю он просто обожал, исходил мелкой нетерпеливой дрожью, пока она снимала обувь в прихожей, и ждал, когда же она его погладит и произнесет «малыш ты наш…». Тогда он глубоко вздыхал, заваливался на пол и поднимал лапки, чеши, мол, меня такого хорошего.

Да, бабуле надобно позвонить. Как там ее давление? Телефон у нее только домашний, старый, с трубкой на витом шнурке. И никаких гудков долго нет. Наконец, что-то зашуршало, и раздался гудок соединения, затем голос бабули и посторонняя болтовня то ли радио, то ли других абонентов.

– Мам, доброе утро. Ну, хорошо, добрый день тебе. А нам доброе утро. Антон уже с Мартином гуляет. Ну, ты-то молодец, а мы встаем по выходным попозже. Как себя чувствуешь? У Антона тоже голова с утра болит. Слышала по телеку, что в мире творится? Это все от магнитных бурь. Я тебя плохо слышу, тут кто-то еще разговаривает. Ты к нам приезжай после выставки. Пока, – сумбурный и быстрый разговор среди помех и чьих-то выкриков.

Итак, у бабули давление, у Антона тоже, снег был красным с утра, и вообще утро странное. А! Еще сон! Что-то мне снилось, не помню. И что-то меня напугало. Нет, не так, что-то было хорошее, но непонятное, и это непонятное превратилось в пугающее уже после пробуждения. Вот зря все не обдумала и не запомнила! А теперь и не вспомнить. Что там за окном творится? Вроде, бешеного света этого больше нет. Похоже, сегодня будет очень тепло. Шторку все же стоит задернуть. Ну, его, это солнышко.

Антон с Мартином на руках вошел в комнату Кати тихо и как-то грустно. Мартин по-прежнему дрожал и смотрел исподлобья, урывками. Совершенно непонятно, что с ним.

– Что случилось? Что-то вы быстренько выгулялись. Почему Мартин дрожит? – закидала вопросами сына Катя.

– Сам не пойму, что с ним. Вышел трясущийся, ножку задрал и прямиком домой. Он не хочет гулять. А на нашей улице две аварии. У магазина и у нового дома. И народу уйма. Народные гулянья, что- ли какие. Праздник сегодня? Может Мартин думает, что сейчас начнут петарды стрелять?

– Может, правда сегодня праздник? Целых два года какой-нибудь суперкорпорации! Вечером, как обычно, салют будет.

Она устроила Мартина у себя в ногах, ощупала нос, помяла его живот, открыла и осмотрела пасть. Но нет у него никаких серьезных симптомов! Только дрожь и страх.

– Марти, ложись-ка, дружок, на свою подстилочку. Давай накрою тебя одеяльцем, спи, малыш. Согревайся. А я пойду кексик спеку – бабуля скоро в гости к нам придет. А ты иди, Тош, почитай лучше. Ты же сейчас опять в свой комп зарядишь играть.

– Ма, ну ты же знаешь, что заряжу. Ну, так вот я так и сделаю. А потом почитаю.

И что на это можно ответить? Не орать же. Разумный мальчик, не дурак, имеет свое мнение. Свое почти железное мнение.

– Значит играть ты будешь час, и не больше. О кей? Не из вредности. Мне жалко твои глаза, они тебе еще очень пригодятся, – не менее железно произнесла Катя.

– О кей, – неохотно согласился Антон. Аргумент был веским – зрение портилось слишком явно, и час игры все же получен.

Тихая квартира, тихие обитатели. Мартин, свернувшись, похрапывал под одеялом. Катя на кухне, вынув из духовки остывать сметанный кекс, читала очередную умную книжку про жизнь. И не было никакого красного утра, никакого сна, никаких самолетов, птиц и подснежников. И задвинуты шторы, и не доносятся звуки. И все, как всегда, мирно и спокойно.

Но неугомонный Антошка уже стоял в дверях Катиной комнаты.

– Ма, у меня что-то с компом, он не включается. Вернее, он начал тормозить посреди игры, потом вырубился. И все – больше не врубается.

– Ты уже больше часа играл в компьютер. Вот он и устал. И вообще, не делай с ним экспериментов больше. Пожалуйста, не переустанавливай программы. Оставь его в покое до понедельника. Я программиста вызову, домой сейчас ему позвоню. Дай телефон.

Это просто беда, а не Антоша. Уже сколько раз докапывался в компьютере до самых его компьютерных потрохов. Результат – черный экран и беленький прыгающий курсор. Все интересные программки надо обязательно установить, потом переустановить, потом удалить. И так до бесконечности. У бедного компа крыша съезжает от всех этих переделок. Программист по вызову уже стал другом семьи. Родной человек почти! Так, звоним и заказываем друга семьи на понедельник. Но позвонить, никак не получалось. Телефон не работал. Полная тишина.

– Тош, телефон… Что творится сегодня? – растеряно спросила в пространство Катя.

– Может, что-то случилось, может переворот какой-нибудь, а мы сидим здесь за задвинутыми шторами и ничего не знаем, – начал придумывать версии Антон.

– Включи телек. Может, там знают, что сегодня творится.

– Мам, а телевизор тоже не работает, – удивился Антон, бегая пальцами по пульту.

– У тебя все не работает и все ломается. Посмотри вилку в розетке, – начала сердиться Катя.

– У меня ничего не ломается. Кнопочка, видишь, нажимается, но ничего не происходит. Не рабо-та-ет,– занервничал Антон.

–Дурдом какой-то сегодня с утра, – примирительно заговорила Катя, – Мартин вот, до сих пор сам не свой. Не знаю, что с ним – температуры нет, но весь трясется от страха. Позвоню бабуле, дай мой мобильник.

Но и этот телефон не откликался и не реагировал, а также не включался свет, и не было никакого электричества. И это уже полный беспредел! И даже стало страшно. Но не могут же там наверху, кто там у власти, ничего не знать и ничего не сообщать. Должны же они сказать, что происходит!

– Тош, мне кажется, что происходит что-то серьезное. Собирайся быстро, поедем за бабулей. А, скорее всего, пойдем, – вскочила Катя, мгновенно став собранной и целеустремленной.

Теперь надо думать самим и действовать быстро. Никто, скорее всего, уже не поможет. Не хочется в это верить, но случилась какая-то глобальная катастрофа. И птицы не зря полетели сами не знамо куда. И эти подснежники, и сбой в самолетах, и красное утро. Все это было лишь предупреждением. А теперь дело идет к развязке.

– А что происходит, мам? – взволновано спросил Антон, поняв по ее резкой смене настроения, что происходит действительно что-то серьезное.

Но резкий, дробный стук в дверь, не дал ей ответить, наполнив тихую квартиру тревогой.

– Это,наверное, бабуля. Пойдем открывать, – направилась в прихожую Катя.