Читать книгу Песочные часы с кукушкой - Евгения Петровна Белякова - Страница 3

С утра Карл Поликарпович успел и на фабрике побывать, и с рабочими переговорить, и документами заняться. И вот наступило время чаепития, а к нему Карл Поликарпович подходил со всей серьезностью. Он, вернувшись в свой особнячок на Матвеевской 32, переодевался в домашний теплый халат, простеганный ватой, усаживался у камина в кресло и читал утренние газеты и почту.

Аппарат, подаренный Шварцем, оказался превосходной вещью. Он исправно кипятил и заваривал чай, разливал его по чашкам – разобравшись в инструкции, Клюев каждый день дивился умению Якова сотворить «что-то этакое». Чайничек вращался на верхушке вокруг своей оси, чашки, установленные у основания на небольших подставках, поднимались хитроумным механизмом по спирали вокруг «башни» из трубок, которые в свою очередь красиво пропускали внутри снопы пузырьков, чуть слышно побулькивая. Достигнув верха, чашки останавливались, подставляя нутро, которое тут же заполнялось коричневым ароматным напитком. После чего чашку надо было снять, а подставка «уезжала» вниз.

В русском «Научном журнале» писали о том, что в Империи выдалось урожайное лето, что Правительство собирается снизить пошлины на ввозимые с Острова товары, а Университет готовит новые группы студентов для отправки за границу. Мимоходом упоминался конфликт между Сербией и Австро-Венгрией: его, наконец-то, разрешили в Гааге полюбовно. Германия и Российская Империя договорились между собой, Австро-Венгрия получила извинения и виновных в убийстве эрц-герцога Фердинанда и заодно Сербию в подарочной упаковке. В свете этих событий следующая новость о том, что Германия получает на Острове Науки льготы на расселение и исследования, Карла Поликарповича не удивила. На последних страницах журнала размещалась небольшая заметка, привлекшая его внимание. Скончался сын Густава Беккера, Поль, не оставив наследников. Отец Клюева, Поликарп Иванович, называл Густава лучшим часовщиком в мире, и добавлял, что в молодости чуть было не устроился работать у него в мастерской в Фрайбурге, но семья отказалась уезжать из России. «Как бы повернулась наша с тобой судьба, если б я Варвару уговорил, неизвестно», – повторял Поликарп Иванович. Вообще отец Карла считал немцев лучшими механиками, и приводил в пример мужчин их семьи. Клюевы и сами родом были из Германии – более чем за полтора столетия до рождения Карла Поликарповича, его предок перебрался в Россию «под крыло» к Петру Великому. Фамилия его тогда была Kluwe и в русский язык переместилась почти без изменений.

Клюев тяжело вздохнул с сожалением, поскольку и сам наследника не имел, да и печально было от такой новости, но пометку мысленную сделал – узнать через свои каналы, как там держится фирма Беккера. Может, настало время выдвинуться вперед? Тем более что Шварц изобрел такое чудо…

Не успев как следует поразмыслить об изобретателе и новых перспективах, Карл Поликарпович услышал в прихожей звонок. Он поерзал в кресле, прислушиваясь к тишине дома, потом крикнул:

– Марта!

Экономка то ли ушла по делам, то ли не слышала звонка, а Настасья Львовна, жена Клюева, была на еженедельном собрании «Женского общества». Ворча, фабрикант выбрался из кресла и пошел открывать сам. За дверью, под огромным черным зонтом, от которого со звонким стуком отскакивали капли дождя, стоял улыбающийся Шварц собственной персоной.

«Помяни черта…», – промелькнуло в голове у Клюева, но он тут же устыдился своих мыслей.

– Яков, как я рад! Не ожидал…

– Как снег на голову, Карл, признаю. Что ж, впустишь?

– Конечно! Проходи, дорогой мой! – Карл Поликарпович посторонился, впуская гостя. – Бабы мои как сквозь землю провалились… а я твоей машинкой пользуюсь, очень мне нравится.

Изобретатель сложил и отряхнул зонт, вошел в прихожую и опустил его на подставку.

– Я бы сейчас выпил горячего, Карл, – признался он с виноватой улыбкой. – И еще раз прости, что без предупреждения. Не мог себе отказать в удовольствии – про меня статья вышла.

Он похлопал по груди, во внутреннем кармане пальто захрустело.

Усевшись в гостиной, друзья с удовольствием выпили чаю, и, наконец, Шварц развернул газету.

– Тут на английском, Карл, так что буду тебе читать с переводом. Кстати, сразу к тебе вопрос – уж не ты ли прислал эту журналистку?

– Нет, Яков, и без меня слухами земля полнится, – хитро улыбаясь, ответил Клюев. – Ты у нас самый перспективный молодой ученый. Там, глядишь, после статьи и в Совет Представителей войдешь.

Этим предположением Карл Поликарпович, честно говоря, польстил другу. Если дело касалось науки, изобретений и механизмов, тут Яков мог кого угодно за пояс заткнуть. Но вот в политике был «ни в зуб ногой». Шварц будто прочел его мысли и замахал в ужасе руками:

– Бог с тобой, Карл! Уж лучше ты… я там запутаюсь, наворочу дел. Мне оставь мои машинки, а управлять – это твое призвание.

– Ну, до избрания в Совет далеко, это я так прибавил, для красного словца, – смутился Клюев. – Хороши мы, уже должности делим, а между тем даже от комиссии еще не отбились…

Шварц намек на свое новое изобретение пропустил мимо ушей; набив рот печеньем, замычал довольно. Прожевав, добавил:

– Если предложат – к тебе направлю. Скажу – мой друг Клюев сочетает в себе и острый ум, и руководящие способности… что чистая правда. Ну, о статье. Автор – Джиллиан Кромби. Приятная молодая особа. Точно не ты прислал?

Фабрикант замотал головой и, скрестив пальцы на животе, приготовился слушать.

– «На острове Святой Марии, уже в течение трех лет известном всему миру как «Остров Науки», в самом противоречивом и многообещающем секторе, представленном русскими исследователями, появилась фигура, привлекшая внимание не только ученой верхушки, но и корреспондента нашей газеты. Фигура эта – русский исследователь Джейкоб Шварц»… Джейкоб – это наш «Яков» по-английски… «Этот молодой человек возник словно из ниоткуда, сразу захватив умы общественности яркими, новаторскими изобретениями…»

Карл Поликарпович слушал и кивал, соглашаясь с каждым словом. Якову он сказал правду – о журналистке до сегодняшнего дня он и слыхом не слыхивал, да и газету их не покупал, поскольку с языком были трудности. Статья была выдержана в восхищенно-легком стиле: мисс Кромби рассыпала восторги, но делала это так естественно, умеренно и уважительно, что назвать статью «льстивой» не повернулся бы язык.

Яков дочитал, сложил газету и потянулся за печеньем.

– Что скажешь, Карлуша?

– Хорошо пишет. Хвалит, но не подлизывается. – Ответил фабрикант. – И правда, не имею я к этому отношения, – добавил Клюев, заметив, что Шварц смотрит на него испытующе. – Не знаю я этих Кромби. Как бы я с ней договорился? Картинки нарисовал? Ты ж знаешь, я по-ихнему только «плиз» да «сеньку» знаю.

– Верю, верю. – Засмеялся ученый. – От твоего «сеньки» Жака в дрожь бросает, а он ко всякому привычный… Но то, что ты не знаком с таким добропорядочным и весьма полезным семейством – большое упущение. Знаешь что, друг мой? Одевайся, да поедем к ним, нанесем визит вежливости. Адам как раз в машине на улице ждет.

– Стоит ли… – засомневался Карл Поликарпович, но исключительно из лени, потому что пригрелся уже в домашнем халате, и от чаю разомлел.

– Стоит, стоит. – Твердо сказал Яков. – После такой статьи даже простого «сеньку» не сказать – это никуда не годится. Я в прихожей подожду тебя.

Карл Поликарпович постарался не ударить в грязь лицом, оделся даже можно сказать, что шикарно. Яков вон, заметил он, тоже с иголочки – пальто двубортное, цилиндр, темно-серые брюки в полоску, визитка и галстук шелковый. Небось без предупреждения – это он к Клюеву, чтобы вроде между делом предложить прогуляться; а газетчику заранее записку послал. «Яков, шельмец, – с теплотой подумал Клюев, – знает меня, как облупленного. Я бы точно, узнав о его планах, отговорку бы нашел…».

Фабрикант выбрал старомодный сюртук вместо визитки, из дорогой ткани; ботинки поудобнее, пусть и не такие начищенные, как у Якова, и, повязав темно-зеленый галстук, вышел в переднюю.

– Готов я к твоей эскападе, – сказал Клюев, снимая с вешалки крылатку, и опасливо добавил: – А Жак где?

– Работает, – просто ответил Яков, самим тоном показывая, что обсуждать больше нечего. Затем вышел на крыльцо и открыл зонт.

– Придется пройтись, тут мостовую ремонтируют, я машину оставил чуть дальше по улице.

– Ничего, – засовывая голову под зонт, великодушно ответил Клюев. – В тесноте, да не в обиде.

Паровой мобиль, пыхтя и покачиваясь на рессорах, стоял шагах в пятидесяти выше по Николаевской. Окна запотели, ведь внутри было тепло – оставшийся присматривать за машиной Адам, как и полагалось, подбрасывал угля и следил за давлением. С такими машинами нужно было точно рассчитывать время – либо заходить в гости или по делам ненадолго, оставляя внутри водителя, чтоб не давал двигателю остыть, либо уж на полдня, и заранее подгадывать розжиг угля и нагрев котла. В связи с постепенным увеличением количества таких паромобилей не только среди богачей и высшего света, возникли даже понятия – «визит на топку», «визит на пол-топки» и «визит с разогревом».

– Жалко парнишку, – сказал Карл Поликарпович. – Эх, изобрел бы кто, чтобы не приходилось никому торчать внутри мобиля этого…

– Правду говоришь, Карл. Неудобно это, да и зазря человек простаивает, а мог бы в удобстве чай на кухне пить. А что… – протянул задумчиво Шварц. – Может, я и изобрету… Как думаешь, Императору понравится? Даст мне грамоту? – Уже шутливо продолжил ученый.

– Ну никакого пиетету в тебе нет, – пожурил его Карл Поликарпович. – Даст, конечно, куда он денется.

Мужчины забрались в паромобиль, где было так жарко, что они тут же скинули пальто.

– Все в порядке, Адам? – спросил Шварц.

– Да. – Как всегда сдержанно ответил помощник. – Едем к мистеру Кромби?

– Едем!

Мотор загудел, а весьма развеселившийся Яков, приобняв Клюева за плечи, затянул новомодный романс, нарочито трагично-дурашливо, но приятным по звучанию тенором:

– Как грустно, туманно кругом, тосклив, безотраден мой путь! А прошлое кажется сном, томит наболевшую грудь!

Карл Поликарпович подхватил басом:

– Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить…