Читать книгу Некроманс. Opus 1 - Евгения Сафонова - Страница 6

Глава 5
Ritornello[6]

Оглавление

Дорога через лес заняла немало времени, но миновала без особых приключений. Разве что на полпути Ева засмотрелась по сторонам, споткнулась о булыжник на мощёной лесной тропе и упала, ободрав ладони – с довольно интересными последствиями.

В конце концов она вышла к городу.

С места, где расступился лес, дорога круто спускалась к домам в предместье, белевшим среди выцветших полей. Торопиться туда Ева не стала: сперва осмотрелась с холма, тщетно гревшегося под лучами холодного солнца.

Город не окружали рвы или крепостные стены – их роль выполняла река; он раскинулся на огромном острове, со всех сторон огороженный узкой полоской пронзительно-синих вод. С суши к нему тянулись три моста: один – со стороны, откуда подходила Ева, два – с противоположной. Если лесная дорога пустовала, то предместье было вполне оживлённым местом, как и дороги на том берегу, вившиеся через поля серыми лентами. Оно и верно: судя по всему, за лесом ждал только замок, и если Герберт вёл исключительно уединённый образ жизни…

Мысленно перекрестившись, Ева двинулась вниз.

Когда ей попались первые прохожие, девушка была уже достаточно далеко от окраины, чтобы жители предместья не обратили внимания на одинокую фигурку, бредущую от обители владыки их земель. Так что Ева беспрепятственно двинулась вперёд по чистым брусчатым улочкам, мимо невысоких домов с треугольными черепичными крышами: в толпе затеряться проще, а в самом городе всяко должно быть люднее, чем здесь.

Людно оказалось уже на широком каменном мосту с фигурным парапетом. Пешеходы торопились в город и из него, крытые повозки везли всякую снедь. Потом Ева долго бродила по улицам, неуловимо напомнившим Бремен, где ей довелось однажды побывать; чтобы не заблудиться, шла преимущественно вперёд, запоминая каждый поворот, если упиралась в тупик.

Дома строили без зазоров, и одно жилище лепилось к другому. Улицы с узкими домишками, словно втиснутыми в щели между соседними – два этажа да высокая мансардная крыша, соседствовали с площадями, окружёнными величественными зданиями в пять-шесть этажей. Жизнерадостно-рыжая черепица, жизнерадостно-рыжий кирпич, тут и там скрытый под жёлтой или красной извёсткой. Много цветов, сейчас увядших, но радовавших глаз летом. Ажурные кованые фонари на ножках, деревянные таблички над обычными для города заведениями: булочная, кондитерская, ателье, зеленщик, ювелирка, книжная лавка. По дорогам, которые обрамляли цивильные каменные тротуары, грохотали кареты, похожие на кэбы времён Шерлока Холмса.

И шло очень много людей, которые отнюдь не выглядели несчастными или затравленными.

Керфи – во всяком случае, крупные его города – явно перерос период дремучего средневековья и нежился в эпохе, аналогичной викторианской Англии. Учитывая некоторые нюансы, даже более просвещённой. Мужские наряды не слишком отличались от женских – представительницы прекрасного пола преспокойно расхаживали в штанах, сюртуках и стильных пальто с меховой опушкой. Судя по всему, на каждом шагу некроманты здесь не встречались, но и никого не удивляли: один раз навстречу Еве прошла дама в шубке, торжественно плывшая впереди пары скелетов в платьях – они волокли хозяйкины коробки и картонные пакеты. Никто от них не шарахался, разве что с любопытством глядели вслед.

Естественно, бродила Ева не просто так. Она смотрела. И слушала. И запоминала. Поразительно, сколько полезного можно вынести, если наблюдать за людьми, а не просто проходить мимо. Она старалась смотреть и слушать незаметно – и ни в коем случае не показывать, что она впервые здесь. Она не позволяла себе ни восторженно вертеться по сторонам, ни сверлить кого-то глазами. Неторопливым, но неотступным призраком Ева проводила пару весело болтающих девушек чуть младше неё, которые возвращались домой из школы; притормозила у прозрачной витрины кондитерской, чтобы послушать мужчин у входа; подметила людей в чёрных мундирах, то и дело встречавшихся на углу или патрулировавших улицы, с мечами на поясах или арбалетами в руках; провожала встречных косыми взглядами из-под капюшона…

К моменту, когда Ева решилась заговорить с милой женщиной с мелкой собачкой на поводке, она узнала много интересного, поняла, как нужно себя держать, и придумала вполне сносную легенду на случай расспросов. Поэтому милая женщина любезно подсказала ей, как пройти к ломбарду (Ева и сама обнаружила его улицей раньше, но перед беседой с продавцом решила поупражняться). А пронырливый старичок в ломбарде без проблем купил у неё серебряный подсвечник – и остался очень доволен тем, что наивная юная покупательница не стала торговаться. А в булочной, куда Ева заглянула для эксперимента, ей спокойно продали пирожок с мясом. К счастью, на местных монетах чеканили не только профиль красивого женского лица, которое Еве не посчастливилось увидеть по прибытии, но и номинал.

Всё же магический переводчиквеликая вещь, подумала Ева, скармливая ненужный пирожок лохматому бродячему псу: пёс увязался за ней в подворотне, куда вели указания добродушной дамы, подсказавшей дорогу к следующему пункту назначения. И даже один урок местного мироустройства, который ты действительно слушаешь. И манеры, привитые обитанием с ранних лет среди культурных, интеллигентных людей.

Ну, по крайней мере, часть из них точно интеллигенты.

Отряхнув руки, Ева оглянулась на ажурную каменную башенку, что украшала дом на оставшейся позади улице. Там сиял часовой циферблат – с десятью делениями вместо двенадцати, подтягивавший единственную стрелку к седьмому из них.

Времени ещё достаточно.

Устремившись к финальной цели своей вылазки, Ева наконец завидела вывеску «Книжное колдовство» и поднялась на крыльцо, чтобы толкнуть звякнувшую колокольчиком дверь.

Внутри небольшой лавки, как и ожидалось, оказались книги. Не так много, как в замке, но вполне приличное количество, пылившееся на деревянных стеллажах. Ева не удержалась от того, чтобы осторожно вдохнуть, ощутив хорошо знакомый запах – сродни тому, что царил в нотной библиотеке родного колледжа.

– Доброго дня, лиоретта, – поприветствовал её молодой человек за прилавком: кудрявый, со смешной рыжей щетиной на щеках и синяками под добрыми глазами, живо напомнившими о пандах.

Проницательный абориген при длительном общении расколол бы её вмиг. И если б за прилавком её поджидал кто-то, хоть отдалённо похожий на проницательного человека, Ева бы напоказ покрутила носиком и, изобразив разочарование, ушла.

Поскольку этот милый продавец не особо такового напоминал, она решила рискнуть.

– Доброго дня, лиэр, – пропела Ева, учтиво кивнув в знак приветствия. Приподняв капюшон, явила взору молодого человека подкупающе голубоглазое личико. – У вас есть книги по некромантии? Желательно попроще. – Она старательно приняла смущённый вид. – Я не некромант, мне… для общего сведения.

Мотивы её были просты. Если её и можно воскресить, на месте Герберта она бы припрятала всю информацию об этом. Или оставила на полках лишь те книги, из которых пленница усвоит: связь с некромантом разрушить невозможно, остаётся покориться. В таком случае Ева может хоть месяц просидеть в библиотеке, но не найти ничего полезного.

Зато информации, полученной из независимого источника, вполне можно доверять.

– Стихийный маг? – понимающе спросил продавец, облачённый в нечто подозрительно похожее на синюю мантию. – Через год-другой поступление?

Только бы этот милый парень не решил поболтать с ней о своём, о магическом. Впрочем, в ненавязчивом уводе от темы Еве не было равных…[7] однако сейчас не обязательно было прибегать к тонкому искусству болтологии.

В конце концов, она покупатель и явилась сюда за товаром, а не за разговорами.

– Да, – кратко откликнулась Ева. – И знаете, мне бы ещё… – следующий вопрос был рискованным, но отступать сейчас казалось глупым, – что-нибудь о воскрешении. Настоящем. Не поднятии мёртвых.

В глубине души она надеялась, что молодой человек как ни в чём не бывало ответит: «Да, конечно, есть у нас пара книг, сейчас принесу». Или хотя бы: «К сожалению, у нас такого нет, поищите в лавке через две улицы отсюда». Хоть и понимала, что это слишком радужные ожидания.

Когда тёмные глаза продавца изумлённо расширились, это было ожидаемо, – но Еве всё равно сделалось тоскливо.

– Воскрешение? – Парень озадаченно почесал щетинистый подбородок. – Лиоретта, вы шутите? С таким запросом разве что в королевскую библиотеку, никак не ко мне. Хотя сомневаюсь, что даже Её Величество вам в этом поможет.

К счастью, Ева предусмотрела подобный расклад.

– Вот и я то же самое Кейлу говорила! – подбавив в голос торжествующей беззаботности, воскликнула Ева. Выдумывать имя она не рискнула: предпочла сократить одно из местных, что точно знала. – Видите ли, один мой знакомый… он даже не маг, совершенно в этом не разбирается… вбил себе в голову, что некроманты открыли способ настоящего воскрешения. Просто молчат об этом. Обожает теории заговора, глупый. – Она шумно вздохнула, надеясь, что вышло не слишком театрально. – Хочу, чтобы он выбросил эту идею из головы. Раз не верит мне и другим умным людям, надеюсь, поверит хотя бы умным книгам.

Молодой человек усмехнулся с оттенком снисходительного презрения:

– Некроманты? Тайн они вокруг себя нагнетают, это верно. Но они даже разумные умертвия сотворить уже который век не могут, как вы могли заметить… Что говорить об истинном воскрешении. Я бы, скорее, поставил на то, что воскрешать однажды смогут целители. Стихийные маги. Такие, как мы с вами. – По интимно-свойской интонации Ева поняла, что приподнимание капюшона возымело действие. – Но увы, пока это во власти одного лишь Жнеца. – Парень задумчиво потёр щёку: широкий рукав мантии сбился, демонстрируя курчавую рыжую поросль на руках. – Кажется, есть у меня вещь, которая убедит вашего приятеля. «Смертные Рассуждения» Гедемиона. Если он её ещё не читал, это то, что нужно. Вы ведь слышали о Гедемионе?

– Сама не читала, – уклончиво ответила Ева, пытаясь не выказывать, что ею всё больше овладевает тоска. – Мне рассказывали, но помню смутно.

– Он десять лет потратил на попытки вернуть свою жену, – охотно пояснил парень, вылезая из-за прилавка, чтобы подойти к одному из стеллажей. – Вернуть ей память. Превратить из безмозглого умертвия в разумное создание. В итоге он превратил её в монстра, и слуги обнаружили её закусывающей внутренностями супруга. – Достав с полки тоненькую книжечку в синем тканевом переплёте, продавец протянул её Еве. – «Рассуждения» – записи, которые Гедемион вёл на протяжении всех этих лет. Новое издание, в предисловии пересказана его поучительная история… Думаю, вашего приятеля это убедит.

– Ах, эта история, – сказала она, открывая титульный лист. – Конечно. Вспомнила.

– Такое трудно забыть. Если будете брать, с вас тридцать вуленов.

Думая о следующем вопросе, Ева посмотрела на год издания. Он красовался примерно там, где и у многих земных книг, и гласил: «872».

Знать бы ещё, какой год сейчас – не считая того, что его обозвали «годом двух лун». Хотя если с тех пор успели напечатать книгу, да ещё переиздать…

– Это точно убедит Кейла? А если он возразит, что с тех пор некромантия могла продвинуться вперёд? Всё же со смерти Гедемиона прошло… некоторое время.

– Пять лет – не срок. Уж кое-что в некромантии я смыслю, – проговорил парень проникновенно, – и в одном она схожа с нашей специализацией. А именно – развивается весьма неторопливо. Если б кто-то действительно сделал настолько фундаментальное… не побоюсь этого слова… открытие, мы с вами точно бы об этом знали. К тому же для такого нужно обладать силой большей, чем у Берндетта, а даже равных ему не рождалось со дня его гибели. Не считая тир Гербеуэрта, – добавил продавец почтительно. – Но он ещё юн, в полную силу войдёт, дай боги, лет через двадцать.

– Гербеуэрта тир Рейоля? – безнадёжно уточнила Ева.

– Кого ж ещё.

Грустно отложив книгу на прилавок, девушка полезла в сумку за монетами.

Нет, это не означало полного отказа от побега и потери всех надежд на воскрешение. В конце концов, этот парень явно не знал о силах Герберта – значит, мог не знать и других вещей. Ясно одно: такие, как Ева, в этом мире случай беспрецедентный.

И это наводило на неутешительные мысли, что ей действительно может понадобиться королева с её библиотекой.

Выискивая среди монет три серебряных кругляшка с подписью «10 вуленов», Ева размышляла над тем, что бы ещё выпытать у словоохотливого аборигена. Из разговоров местных стало ясно, что с девяти в стране наступал комендантский час, но часы на башенке намекали, что до этого было ещё далеко. Так что параллельно с монетами Ева перебирала назревшие вопросы, выбирая наиболее актуальные, как вдруг её самым бесцеремонным образом схватили за плечи.

– Ты… – парень почти хрипел, – ты что, умертвие?!

Монеты, выпав из пальцев, звонко запрыгали по полу.

Когда Ева подняла взгляд, продавец с растерянной пытливостью всматривался в её лицо.

– Твоя аура, – ладони на её плечах стиснули сильнее, – я не вижу твоего роборэ! Но умертвия не могут быть такими… такими…

Она среагировала не думая. Просто подняла руки, собираясь оттолкнуть его.

Смычок, сам возникший в пальцах, лучше хозяйки понял, что нужно делать.

Слабый толчок отшвырнул парня к стене. Ударившись головой о стеллаж, он безвольно сполз на пол; выпавшие с полок книги щедро присыпали его сверху.

Ева уставилась на смычок, безобидно искрившийся в ладони. На продавца, потерявшего сознание – если не хуже.

Аура. Чёрт. Так здешние колдуны могут видеть ауру? И по ауре определить, что она…

– Дубль диез! – досадливо выругалась Ева[8], метнувшись к двери.

Опустив плотную тканевую шторку на окне, она задвинула засов. Опасливо вернувшись к продавцу, опустилась на колени рядом. Тот дышал – и вместе с облегчением это принесло озабоченность, потому что теперь милый молодой человек превратился в ненужного свидетеля.

Умница, Ева. Выбралась на прогулку за информацией. А ведь про ауру наверняка можно было прочесть в книгах из замка… Повезло ещё, что этот парень не вырубил её сразу – и что её не заприметили милые люди в чёрном, патрулирующие улицы.

На миг внутри всколыхнулось жгучее желание убежать сломя голову. Потом Ева вспомнила, какие форсмажоры случались на концертах и зачётах. На сцене, когда волнение холодит руки и растекается в крови, может произойти что угодно – и она всегда выходила из этого с честью: даже если ты забыл текст, даже если запорол пассаж, главное – не останавливаться, а доковылять до момента, с которого твои пальцы и мысли вновь обретут уверенность.

Ладно, подумала Ева, вскидывая руку со смычком и второй раз за утро вспоминая нужные строчки из «Трактата о музыкальных чарах». Я импульсивная дура. Я налажала. По-крупному.

Но сейчас важнее всё исправить, чем сокрушаться по этому поводу.

Ева закрыла глаза.

«Услышать песнь повелевающую в ушах своих и исполнить, будто не воздух под ладонью, а живые струны» Цитата, возможно, неточная, но допустим. Представить гриф, ощутить под пальцами… вот забавно, наверное, она со стороны смотрится – пытается играть на невидимой виолончели… нет, сейчас не об этом. Сосредоточиться на том, что делаешь, на музыке, поющей в голове, готовой запеть…

Первые звуки, раздавшиеся в тишине, рождённые из ниоткуда, были неуверенными, как у плохой школьницы. Робкими, дрожащими. Но даже когда они осмелели, было в них нечто странное. Они больше походили на звучание синтезатора, имитирующего виолончель, чем на настоящую виолончель, и для Евиных ушей всё равно звучали слаще трелей райских птиц.

Для ушей тех, кто их слышал, тоже.

Когда Ева, доведя музыкальное предложение до конца, решилась посмотреть на жертву смычка, та по-прежнему пребывала в блаженном забытьи.

«…затем отдать приказ, какой пожелаешь…»

– Когда я досчитаю до трёх, ты проснёшься, – робко велела она. – Раз… два… три.

Никакой реакции не последовало. Может, из-за обморока?.. С Эльеном ведь фокус сработал блестяще. Пусть Ева сперва сомневалась, выйдет ли у неё – раз и получится ли провернуть такое с призраком – два.

«Эльен, – заискивающе произнесла она, когда дворецкий откликнулся на зов и вошёл в комнату, – знаете, я потихоньку читаю «Музыкальные чары». Хочу освоить исцеление, удивить Герберта однажды… доказать ему, что мой смычок не бесполезный. Можете… побыть тут? Пока рядом никого нет, у меня вроде получается играть без инструмента, но я боюсь, что в присутствии посторонних сразу перестанет получаться, а если потом мне предстоит показывать это Герберту…»

Тот, не заподозрив подвоха, согласился – и одобрительно следил, как смычок скользит по воздуху, извлекая звуки из невидимых струн. Наверное, милый призрак просто не мог предположить, что гостья солжёт – и будет практиковать при нём вовсе не трюк с исцелением. А, может, не верил, что любые трюки могут получиться у неё так быстро. Ева тоже ничего не теряла: если б её силёнок не хватило, чтобы довести дело до конца, для Эльена это так и осталось бы относительно удачной тренировкой.

Но она смогла. Пусть и не с первого раза.

Даже обычная музыка заставляет улыбаться и плакать, даже обычный смычок способен унести в грёзы или погрузить в тоску; естественно, волшебный просто обязан делать нечто похожее – и большее. И когда Эльен говорил про «подчинить» и «внушить свою волю», он не лгал.

Глядя на спящего продавца, Ева извлекла из пустоты первое соль «Пробуждения» Форе. Звуки разлились в воздухе мелодией: печальной, щемящей, зовущей за собой.

Всё получится, она не напортачит, она всё сможет, она…

– Когда я досчитаю до трёх, ты проснёшься, – велела Ева, прежде чем угас последний звук: уже не робко – властно, не терпя возражений, не рассматривая возможность неудачи. – Раз, два, три!

Встретила осоловелый взгляд продавца, глядящего на неё снизу вверх.

«…и если память чужую желаешь заморочить или делать заставить то, что ты хочешь…»

– Ты слышишь меня? – требовательно спросила Ева, опустив смычок. – Отвечай!

– Да, – не моргая, глухо откликнулся тот.

– Ты не вспомнишь обо мне. Ты забудешь всё, что случилось с момента, как я открыла дверь твоей лавки, и до того, как ты проснёшься. Ты не будешь тревожиться о провале в памяти и никому о нём не расскажешь. А теперь на счёт «три» ты закроешь глаза и уснёшь. Раз, два…

Продавец послушно смежил веки.

Совестливо коснувшись его плеча, Ева принялась убирать с него книжки: благо на полках те были расставлены по алфавиту.

А теперь быстро в замок, мрачно подумала она, избавившись от некупленных «Размышлений» и оттащив жертву музыкального произвола за прилавок. На первый взгляд с затылком парнишки всё было в порядке, разве что небольшая ссадина осталась. И удостовериться, что тот же трюк действительно сработал с Эльеном.

Потыкавшись в кнопки и рычажки, Ева открыла старинный кассовый аппарат. Подмешала туда бо́льшую часть оставшихся денег (на лечение, которое молодому человеку наверняка понадобится). Тщательно смешала монеты с остальными – мало ли что.

Напоследок ещё раз оглядев лавку, открыла шторку на окне, выглянула в пустой переулок и, отперев запор, выскользнула наружу.

Если фокус сработает, парень решит, что просто потерял сознание. Упал на пол, ударился головой. Раз ничего не пропало, тревожиться ему не с чего. Конечно, загадочный обморок и лишние деньги в кассе – тоже повод для тревоги, но последнему он должен только порадоваться. Правда, если маги вдруг умеют не просто видеть ауру, но и отслеживать её следы… Она ведь здорово наследила в этой проклятой лавчонке: и присутствием, и монетами, и тем, что касалась книг… Почти выйдя на людную улицу, Ева помедлила. Присев рядом со знакомым псом, приветливо махавшим хвостом, потрепала его по холке, собираясь с мыслями.

Как теперь возвращаться? Зная, что любой встречный маг может тебя разоблачить? По пути сюда ей повезло, но вдруг сейчас не повезёт? Разве что пробираться окольными путями, где поменьше народу, но она совсем не знает город, и может заблудиться, и…

Сзади послышался шорох.

Обернувшись, даже с такого расстояния Ева легко узнала Герберта, застывшего на другом конце переулка, – и поняла, что впервые за всё время знакомства рада его видеть.

– А, вот и… – начала она.

Вскинув руку, некромант резко сжал кулак.

Мир утонул во тьме.


Очнулась Ева на алтаре посреди библиотеки. С чувством лёгкого дежа вю: пробуждение до жути напоминало то, что случилось на этом же алтаре в первый раз.

Не просто пробуждение – возвращение из пустой, всепоглощающей, страшной черноты небытия.

– Вот что случится с тобой, если я отрежу тебе доступ к моей энергии. А я могу сделать это в любой момент. С любого расстояния. Убеги ты хоть на другой конец страны. – Голос Герберта, звучавший откуда-то сбоку, был на диво спокоен. – Ты погрузишься в стазис. Станешь просто телом. Не разлагающимся, но безжизненным. А разбудить тебя вновь смогу только я. Потому что ты думаешь, говоришь и двигаешься за счёт моей энергии. Потому что ты магически привязана ко мне. Навсегда.

Ева села. Повернула голову: некромант стоял неподалёку от алтаря, заматывая руку летающим бинтом. Лицо его было не выразительнее фарфоровой маски.

Вот, значит, как. Теперь она питается от него, как от… розетки. А Герберт может просто включить и выключить её, как электроприбор. Как вещь. Что не постеснялся продемонстрировать.

Впрочем, его можно понять.

– Ты внушила Эльену отпустить тебя. Ты стёрла ему память об этом, – сказал некромант, неотрывно глядя на неё, пока ножницы сами собой перерезали бинт. – Как ты это сделала? Как преодолела мой приказ?

Значит, сработало, удовлетворённо отметила Ева, спустив ноги с гладкого камня.

– Что ты делала в городе?

И, видимо, следы ауры отследить нельзя, добавила Ева про себя, коснувшись пола подошвами сапог. Иначе тебе уже был бы известен весь мой маршрут. Или хотя бы то, что я заходила в лавку.

– А ты не знаешь? – выпрямившись рядом с алтарём, на всякий случай уточнила она.

Герберт шагнул вперёд.

Того, что за этим последовало, Ева не ожидала – и поэтому не успела увернуться от ладони, хлестнувшей её по щеке.

– Безмозглая кукла. – Последнее слово выплюнули так, что самое забористое ругательство не прозвучало бы непристойнее. – Ты действительно настолько глупа? Тебе не приходило в голову, что случится, если кто-то из моей семьи узнает о твоём существовании? Что Айрес сделает с тобой и со мной?

Машинально прижав пальцы к ушибленной скуле, Ева молча смотрела на некроманта.

Больно не было. Не потому, что венценосный сноб сдерживался – от силы удара голова её мотнулась, заставив отшатнуться и почти упасть обратно на алтарь, – но по другим причинам, выявленным за время прогулки. Было неожиданно. И очень, очень обидно.

Ева улыбнулась. Резко развернувшись, направилась к выходу из библиотеки.

– Я тебя никуда не отпускал! – Слова обжигали слух, как лёд обжигает кожу. – Ко мне. И отвечай на вопросы.

Колдовской приказ захлестнул, лишил воли, потянул назад… и Ева зажмурилась.

Что есть приказ? Слова. Не более. Слова, предполагающие огромное количество смыслов и трактовок. Сознание человека – на беду – склонно истолковывать их прискорбно однозначно; но человеку мыслящему нетрудно вывернуть наизнанку любой смысл и любые слова.

Я обязательно подойду к тебе, очень убедительно проговорила Ева. Про себя, больше себе, чем тому, кто остался за её спиной. И на вопросы отвечу.

Позже. Неправду.

Тело, уже пытавшееся развернуться, замерло – и, ощутив, как возвращается к ней утраченный контроль, Ева шагнула вперёд.

– Подойди ко мне!

В голосе некроманта прорезалось удивление.

Улыбаясь всё так же широко и безумно, Ева продолжила путь к двери.

…забавно, до чего может довести софистика. Как просто извратить даже простое предложение, убедив себя в том, что ты ничего не нарушаешь. Если ты не бестолковый зомби, которыми венценосный сноб привык управлять. Взять хоть вчерашний его приказ: «Не вздумай покинуть замок, пока меня нет». Что значит «пока меня нет»? Ведь где-то там, куда бы некромант ни отлучался по своим делам, он всё равно есть. Если б он умер, тогда смело можно было бы утверждать, что «его нет», а раз где-то он есть, пусть даже не в замке, Ева имеет полное право этот замок покидать, верно?..

– Сию секунду! Подойди! Ко мне!

Миг Ева прикидывала, что можно этому противопоставить. Повернула обратно, не особо расстроившись – придумает на досуге.

Мучительное размышление, читавшееся во взгляде венценосного сноба, разлило в душе жгучее удовлетворение.

– Ты сопротивлялась мне.

Из тихого голоса Герберта уже ушли яростные, кричащие нотки.

– Разве? Я и не заметила.

– Как ты можешь мне сопротивляться? Отвечай!

Неправду, повторила Ева, когда магия удавкой сдавила горло.

– Говорю же, не заметила. – Она пожала плечами с насмешливой, издевательской невинностью. – Ты сам обмолвился, что из иномирян получаются могущественные маги. Может, моё колдунство сильнее твоего? И у тебя просто силёнок не хватает держать меня в узде?

Не отводя немигающего взора, Герберт склонил голову набок.

– Формулировки, – медленно проговорил он. – Слабость формулировок. Ты разумна, в отличие от обычной нежити. Ты способна трактовать приказы, как тебе угодно. – Он помолчал. – Ясно. Приказываю тебе… – Вдруг осёкся. – Ты ведь не перестанешь искать лазейки, да?

– Не-а, – подтвердила Ева весело.

– И делать всякую ерунду мне назло. Пользуясь тем, что ты нужна мне.

– О чём ты? Мною движет элементарный научный интерес. Это ведь так здорово, раздвигать границы своих возможностей!

Герберт тоже улыбнулся.

Какой бы зловещей ни была эта улыбка, она не заставила Еву опустить глаза.

– Я ведь и разозлиться могу, – это прозвучало мягко, почти вкрадчиво. – А когда я злюсь, я становлюсь… неприятным.

Ева вспомнила пощёчину: она бы наверняка жгла щёку, не препятствуй этому технические причины. Протянула руку к столику, где некромант держал свёрток с инструментами. Рядом с ножницами лежал ланцет. Сияющее лезвие резало даже взгляд.

– Не советую покушаться на мою жизнь, – следя за ней без малейшего страха, сказал Герберт. – Сама понимаешь почему.

Выдернув ланцет из кожаной петли, Ева сжала серебристую рукоять. Развернула левую руку ладонью вверх. Когда блестящий металл полоснул по коже, рассекая её глубокой косой раной, лезвие окрасилось алым, но крови почти не было.

Боли не было вовсе.

Ева проследила, как свежий порез на ладони тут же заживает, оставляя узкую красную полоску, – чувствуя лишь, как стягивается заново срастающаяся кожа. Это было странно: сохранить чувствительность, но не ощущать боли. Как была странной регенерация уже неживых тканей.

Впрочем, Герберт ведь обещал – она всегда останется такой, как сейчас.

Тогда Ева не до конца поняла значение этих слов.

– Даже такая рана быстро затягивается. Надо же. – Она подняла глаза на некроманта, неотрывно наблюдавшего за её действиями. – Я не чувствую боли. Я не дышу. Я не живу – я существую. Как ты любезно сообщил, за твой счёт. Что ещё ты можешь со мной сделать?

Она могла понять и раньше. Например, когда царапала ногтями пол, пытаясь вырваться из лап его теней. Но поняла лишь сегодня: когда упала в лесу, ободрав ладони о булыжник и не почувствовав ничего. Ни когда упала, ни когда ссадины на глазах исчезли.

– Боль бывает не только физической.

В словах Герберта тоже послышалось раздумье.

– И что ты сделаешь? Уничтожишь мои вещи? Отнимешь у меня последнее, что я могу потерять? Переломаешь пальцы, которые тут же заживут? Прибегнешь к насилию? – Ева бросила ланцет обратно на стол. – Если готов унизиться до моих «немёртвых прелестей», вперёд. Сделай это, сделай что угодно из того, о чём я говорила, – и тебе проще будет меня упокоить, потому что я буду сопротивляться каждую секунду. Но ты не можешь меня покалечить. Калека королеву не свергнет. И не можешь меня упокоить. Не навсегда. И контролировать, держа в клетке, не сумеешь. Не постоянно. В конце концов, моё предназначение не в этом. Ты же сам говорил что-то о предназначении, правда? – Она смотрела на него: прямо, борясь с желанием привстать на цыпочки, чтобы можно было делать это не снизу вверх. – Ты бесчувственный расчётливый лицемер. Ты считаешь королеву своей семьёй, но это не мешает тебе строить козни за её спиной. Чем тогда ты лучше неё? – Губы её презрительно дрогнули. – У меня нет ни малейшего желания тебе помогать.

– Неудивительно, – довольно-таки равнодушно откликнулся некромант. – Я наслышан, что иномиряне – неблагодарные создания.

– Неблагодарные? – Ева скрестила руки на груди, судорожно вцепившись пальцами в предплечья. – Я убита твоей драгоценной тётушкой. Раз ты нашёл меня прежде, чем умер мой мозг, то наверняка был неподалёку, когда она меня убивала. Просто не решился связываться с ней. Не решился вступить в открытый бой, чтобы спасти глупую пришлую девчонку. Положился на то, что пророчество не может лгать – а раз так, у тебя наверняка получится вернуть меня. Ведь управлять неживой мной… привязанной к тебе, зависящей от тебя… куда проще, чем живой. Не будь я тебе нужна, чтобы заполучить трон, ты просто оставил бы меня гнить в том лесу. Как только я перестану быть нужной, наверняка и оставишь. Скажешь, неправа? – Не в силах выносить спокойствие в его лице, Ева отвернулась, чтобы не начать кричать – или в свою очередь его не ударить. – Я хотела относиться к тебе по-хорошему, Герберт. Правда хотела. Я была искренне благодарна за то, что ты меня ожи… поднял. Но я не твоя вещь. И не твоя служанка. Я могу помочь тебе, могу даже услужить, но не когда ты считаешь меня пустоголовой марионеткой, которую можно облить помоями, а потом заставить плясать или спрятать в сундук по своему усмотрению. Не когда ты считаешь себя вправе меня унижать. Потому что я свободный человек со свободной волей. С характером, с которым надо считаться, с желаниями, которые надо учитывать, с интеллектом, который не стоит принижать, и с чувствами, которые можно задеть. – Не дожидаясь и не желая слышать ответ, она зашагала к выходу. – Когда ты это усвоишь, тогда и поговорим.

Она ожидала, что Герберт снова её остановит. Ожидала, что тот попытается ответить на её тираду. Может, отвесить ещё одну оплеуху.

Не попытался.

– Тебе не победить меня, – сказал он негромко, когда Ева почти приблизилась к двери.

– Мне и не нужно, – бросила она через плечо. – Но поверь, мои бесконечные проигрыши тоже доставят тебе немало проблем.

Покинув треклятую библиотеку (наконец – беспрепятственно), пошла наверх: к Дерозе и тому, что должно было ждать её спрятанным в платяном шкафу.

Куклы ожили, милый принц, думала Ева, поднимаясь по лестнице. Ты привык властвовать в безмозглом кукольном царстве. Привык отдавать приказы, которые выполняют без раздумий. Но раз ты решился обзавестись другой игрушкой, изволь платить.

Тем, что отныне правила игр устанавливают обе стороны.

7

Очень полезный навык для экзаменов. Например, когда тебе выпадает билет «Французская литература XVIII века», в которой ты безнадёжно плаваешь, но, уцепившись за Бомарше, незаметно переводишь разговор на Моцарта – и вот уже преподаватель восторженно слушает твои поэтичные излияния на тему гениальности «Свадьбы Фигаро» и мелодики великого австрийского композитора, впитавшей в себя эмоциональность и экспрессию немецких народных песен и изысканную певучесть итальянской кантилены…


8

Привычка заменять непечатные слова «профессиональным сленгом» появилась у Евы на втором курсе колледжа, когда она прочла книгу, где некие волшебники по магическим причинам вынуждены были заменять ругательства на «сахар». Надо сказать, у однокурсников её привычка вызывала умиление или понимающий хохот. Вопреки распространённому мнению музыканты – не распущенная богема и не нежные фиалки, а люди, которым ничто человеческое не чуждо, включая крепкие словечки. Но поскольку Ева была воспитанной девочкой, а нецензурно выразиться иногда хотелось, она придумала изящный выход из ситуации, благо музыкальные термины к тому располагали. Судите сами: разве «двойной доминанты терцквартаккорд с повышенной примой и пониженной квинтой» для непосвящённого человека не прозвучит как очень изощрённое ругательство, особенно если адресовать это дело собеседнику туда, где солнце не светит?


Некроманс. Opus 1

Подняться наверх