Читать книгу Уроки ведьмы. Книга первая - Евгения Высоковская - Страница 5

Вернувшись домой, я с наслаждением скинула с ног туфли на каблуках и босиком пошлепала в кухню. Ненавижу каблуки. Я понимаю, что это красиво, но до чего же неудобно. Мне так сложно поверить подругам, которые уверяют, что на плоской подошве чувствуют себя неуверенно, и для того, чтобы чувствовать себя хорошо, им необходимы туфли на шпильках. Как можно на шпильках себя чувствовать хорошо? Конечно, красота требует жертв. Но я не в силах принести такую жертву. Шпилек в моем гардеробе не имеется, а просто высокие каблуки есть, и иногда хочется покрасоваться в изящной лодочке с подъемом, но после таких выходов я себя ругаю почем зря.

Нет, все, убираю эти туфли в дальний угол на черный день, – решила я. Чернота того дня виделась мне уже сейчас. Не знаю, чем будет день плох, но вышагивание на каблуках его точно сделает еще хуже. Говорят, это дело привычки. Но зачем целенаправленно себя приучать к такому неудобству? Чтобы нравиться мужчинам? Так если мне некомфортно, я ни о каких мужчинах даже думать не смогу. Так что я для себя выбор сделала. Больше никаких каблуков.

В кухне я посмотрела на городском телефоне, кто звонил в мое отсутствие. Определитель номера пестрел сплошными ежеминутными Ленкиными звонками. Вот непоседа, чего ей от меня надо? Я набрала номер подруги. В последнее время слышала я ее нечасто.

После первого же гудка трубка незамедлительно была снята и в ней раздались безутешные всхлипывания.

– Косова, это ты? – Я поняла, что подруга ждала моего звонка.

– Я, – раздался еле слышный дрожащий голосок. – Я тебе звонила, звонила…

– Что случилось? – Ленка жизнерадостный человек, и меня встревожило ее настроение. Видно, произошло что-то серьезное.

Итак, что же случилось.

У Лены был молодой человек, встречались они с ним относительно давно, – ну, это по моим меркам, – года, наверное, полтора, а может все два. Жить стали вместе несколько месяцев назад. Изначально была у них идиллия, отношения – трепетней не бывает, просто идеальная пара, с которой можно писать любовные романы с хорошим концом. А потом пошло-поехало, появилось раздражение, причем, с его стороны больше, чем с ее. И ведь не то, что бы он ее разлюбил, просто стал самим собой, стал высказывать то, о чем раньше находил сил промолчать. И ей, разумеется, не все в нем нравилось, но она очень старалась вести себя как «мудрая женщина», прощать, мириться со всем, не пилить (о, это было просто законом!), терпеть недостатки. А он не был «мудрым мужчиной» и вел себя так, как вел, как умел, как мог. И если что-то его коробило, говорил прямо. Но это с каждым разом происходило все чаще, и Ленке, которая просто стала другим человеком, полюбив его, становилось все тяжелее. Ведь на самом деле она не стала другой, просто смогла усмирить свои желания, противоречащие его желаниям. Смогла перестроиться на его ритм жизни. Смогла ограничить общение с друзьями до того уровня, что общалась только с теми людьми, которые ему понравились. Для нее стало незыблемым такое понятие как верность. Она практически никуда не ходила без него. Но это ценилось только поначалу, а затем стало восприниматься как должное, и тут же сразу появилась куча претензий, что все она делает не так. Не так, как что? Не так, как он для себя когда-то определил. Она пыталась поговорить с ним, объяснить, что мелочи лучше не теребить, на них можно смотреть сквозь пальцы, как делает это она. Все разговоры оказывались ее монологом, обращенным в никуда. Он смотрел в сторону и молчал, и нельзя было понять, согласен он с ней или нет.

Ленка постепенно начала жаловаться мне, но и то не сразу. Долгое время она пыталась один на один с этим находиться, чтобы не высказывать наболевшее, чтобы оно не обрело материальную силу. Она тешила себя иллюзией, что если никто не знает о ее проблемах, стало быть их не существует. Затем она начала делиться со мной более откровенно. Часто ночью она просыпалась часов в пять и не могла заснуть, потому что мысленно пыталась разговаривать со своим любимым человеком, выяснять отношения. Она готовилась к настоящему разговору, но при свете дня не находила смелости. Я не знала, что ей посоветовать. Я видела, что они оба друг друга любят, просто «так у них повелось». Его, по всей видимости, устраивали их отношения. Он человек импульсивный, вспыльчивый, нервный. Ему нужны были эти разрядки. Но она устала терпеть такие встряски. Ленка слышала недовольство по поводу самых пустячных своих промахов, которые и за промахи она не считала. Впрочем, я тоже считаю, что промахов не было. В свою очередь, он ошибался и промахивался столько же, если не в два раза больше, но у Лены хватало еще терпения как бы не замечать их. Она все пыталась быть «мудрой женщиной».

Но любому терпению приходит конец. И даже самая сильная любовь к другому человеку часто не может превзойти любовь к себе самому. И это правильно. Лена любила себя. Она хотела быть счастливой. Но она была несчастна. Она не знала, какую реакцию можно ожидать на тот или иной поступок. Сделав что-то приятное ему, она могла услышать сразу же претензию по совершенно другому поводу. Лена теряла силы. Она теряла себя.

* * *

Они решили попробовать жить вместе. Мы с Косовой возлагали на этот проект большие надежды. Может быть, совместный быт – это то, что им нужно. Они просто встречались больше года, но вдруг они станут жить вместе, и что-то изменится? Иногда быт убивает любовь, но если здесь любовь не находит поддержки, может быть именно быт ей поможет?

Ленка старалась вовсю. Сроду не готовившая дома, она усердно принялась за приготовление блюд, и, надо заметить, ей неплохо это удавалось. Она нашла в этом удовольствие. Она готовила очень вкусно. Он принимал это как должное. Она держала весь дом, готовила, стирала, гладила, продолжая работать по девять часов в день и получая зарплату даже немного больше, чем он. Он считал, что придя домой, имеет право лечь на диван и ничего больше не делать. Ну разве только Ленку критиковать. Грязный нож? Ах, это обычное явление. Нестиранные носки? Ну, опять поленилась.

Как я радовалась, слушая Ленку, что я одинокая и свободная, и никто не сможет мне высказывать подобное. Я уже забыла, что может быть другое состояние. Довольно давно у меня тоже были какие-то серьезные отношения, продлившиеся чуть более года. Но это было в таком далеком прошлом… Сейчас статус одинокой и свободной женщины закрепился за мной столь крепко, что я даже с трудом могу представить, что так было не всегда. Я не переживаю из-за этого. Иногда хочется, конечно, тепла. Но как подумаю о том, во что в итоге может все перерасти… Нет, лучше быть одной, самодостаточной и независимой.

Итак, Ленка тоже решила провозгласить свою независимость. И у нее это получилось. Долго шла к этому, долго решалась. Собрала волю в кулак и ушла. Я об этом не знала до сегодняшнего ее рассказа. Мы же не созванивались несколько дней.

Она все же не так давно поселилась у своего любимого, молодые не успели обзавестись совместным хозяйством. Все что было у нее – одежда и косметика. В один из дней, пока друга не было, она в припадке решимости собрала все свои шмотки да краску, запихнула их в сумку и ушла. Ушла, можно сказать, красиво. Оставила ему стихотворение собственного сочинения.

Приколола на подушку тетрадный листок с этим текстом и гордо ушла. Вернулась к родителям. Звонила мне уже оттуда. Когда я видела номер на определителе, я не придала этому значения, ведь она часто ездила к родителям и звонила мне от них. Из квартиры любимого звонить старалась как можно реже: быть может, я ему не нравилась.

Мне иногда кажется, ей представлялось, как он увидев пустую квартиру и записку-стих, поймет, что потерял, схватится за голову, застонет от горя и запоет песню Чижа «Перекресток». Ты ушла рано утром, чуть позже шести… Вышло иначе.

Итак, она ушла от него. Первые два-три дня она сходила с ума от навалившейся на нее свободы. Она была сама себе королева.

Эта королева в первую же ночь напилась со старой своей подругой в каком-то баре до невменяемости, гуляла всю ночь напролет. Проснувшись аж к вечеру, отправилась гулять дальше. Вот два-три дня и прошли в таком режиме. Затем Елена начала приходить в себя. К любимому тянуло, но от того, что она теперь принадлежит исключительно сама себе и никто ей не скажет слова против, моя подруга пока еще получала удовольствие. Затем наступило похмелье после опьянения так называемой свободой. Ленка засела за листание «семейных» фотоальбомов, призывая таким образом закономерное уныние. Ленка пыталась писать грустные стихи.

И тут он позвонил и сказал, что она поступила правильно.

Ее любимый сказал, что она приняла верное решение, и обоим от этого будет только лучше. Интонация его соответствовала словам. Лена поняла, что он испытал облегчение от того, что она ушла сама, и никаких унылых чижовских песен не будет. И главное, он ни за что не позовет ее обратно.

Она бы и так не вернулась, я думаю. Просто с удовлетворением бы отметила, что все сделала как надо, а он мучается, что потерял такое сокровище. Самолюбие не было бы задето, грусть о проведенных вместе днях медленно, но рассеялась бы.

Слава все перевернул с ног на голову своим звонком. Он дал ей понять, что не жалеет, что она ушла. Он дал ей повод думать, что если бы Лена так не сделала, он бы сам оставил ее. Тут-то Леночку и накрыло. И ей вдруг стало нестерпимо горько от того, что они расстались.

Вот по этому поводу я и выслушала десятиминутную тираду слезливых слов и плаксивых обвинений в адрес бывшего Лениного бойфренда. Потом мы договорились встретиться на следующий день сразу же после работы и распрощались.

Да, жалко, что я прохожу не курс подготовки молодых психологов. Мне бы это пригодилось. Ленку придется поддерживать в ее горе еще долго.