Читать книгу Его Мишень - Евсения Медведева - Страница 15

«Свет твоих глаз освещает мой день. Твоя улыбка греет, а смех заставляет биться сердце. Я люблю тебя, и наших будущих детей тоже люблю. Ты – моя жизнь. И если тебя не станет, то и жизнь мне эта не нужна…»

Я снова дошла до этого момента… Меня, как всегда, парализовало: легкие сжались, не давая вдохнуть спасительный глоток воздуха, веки потяжелели, я еле успела схватиться за край подоконника, чтобы не рухнуть на пол. Это моя личная агония… Знала до долей секунду на аудиозаписи, на которой начну умирать. Медленно, болезненно и удушающе. С каждым разом от души будто частичка отрывалась. Его слова, что били в самое сердце, забирали каплю жизни, что ещё теплилась в груди, не давая ничего взамен. Игорь меня по кусочкам забирал к себе, нарочно мучая медленным истязанием, хотя итог мы оба знали. Я буду с ним… И это лишь вопрос времени.

Не удержалась и перемотала запись на несколько секунд, чтобы снова услышать его дрожащий в том самом моменте голос… Каждый раз вслушивалась, выискивая сомнение, но его не было… Он бы сделал то же самое. Ему не нужна была бы жизнь, в которой нет меня… А я дышу. Живу. И пытаюсь забыть… Это неправильно! Неправильно! Я не имею права на улыбки, счастье и знакомства, потому что он лишился всего этого. Он больше не может радоваться новому дню и ясному небу – значит, и мне нельзя!

Легкие обожгло от жадного вздоха, сердце заколотилось, а перед глазами все почернело. Хотелось разбить что-нибудь, разломать, в пыль растереть, чтобы выплеснуть то чувство, что чёрной тучей внутри затянула. Сдёрнула одеяло на пол, скинула с туалетного столика следы вчерашних сборов, запихала чемодан с тряпьем в шкаф. Нужно забыть, удалить вчерашний вечер из памяти. Рванула в душ, чтобы успокоиться. Но не cмогла. Даже под ледяным потоком воды, трясясь от холода, чувствовала стыд…?

Мне было стыдно перед мужем за вольность, что позволила себе вчера. А ведь это было не минутное помешательство! Я специально не думала, мозг отключила, заткнула вопящий внутренний голос, чтобы ступить на запретную землю ещё разочек, наивно полагая, что имею на это право. Ничего не имеешь! Игоря нет! И ты должна скорбеть, а не позорить его светлую память. Слабачка! Шлюха! Дрянь!

Последнее слово, что ядом было выпущено внутренним голосом, пощечиной прилетело в меня. Я даже инстинктивно дёрнула головой, прислушиваясь к ощущениям. Но пусто было. И в сердце, и в душе.

Я рассыпалась, как расколотый стакан…

Слышала, как вопит в комнате телефон, но продолжала испытывать себя на стойкость, пока от холода не застучали зубы. А если я не права? Если все же имею право жить? Но ответа не было, потому что единственный человек, кто мог развеять мои сомнения не здесь, не рядом. Задыхаться стала, будто на привязи всё это время сидела… Только кто посадил меня на цепь? Любовь или сама себя наказала?

Закрыла воду, укуталась в махровый халат и, проигнорировав трель мобильника, пошлепала на кухню, но вздрогнула от звонка домофона.

– Да…

– Ксения Дмитриевна, к вам курьер.

– Впустите, – вздохнула я, откинувшись спиной к двери.

Черт! Моя квартира внезапно перестала быть укрытием. Я вновь стала уязвимой, хотя вчера ещё летала, как глупый мотылёк, верящий, что пламя свечи может согреть. Не может… Оно спалит тебя ко всем чертям, даже не вспомнив после.

В дверь постучали, я дёрнула ручку и обомлела. Курьер сжимал в руках букет лилий, яркий аромат которых тут же ударил мне в нос, а в другой держал бумажный пакет.

– Доброе утро, Ксения Дмитриевна, – улыбнулся курьер, протягивая мне цветы. – Пакет тяжелый, если хотите я могу помочь.

– Нет, спасибо, – я зарылась носом в букет, вдыхая опьяняющий запах. – Всего доброго.

Это становится традицией… Взяла пакет за ручки и побрела на кухню, прекрасно понимая, что в пакете завтрак, и, судя по логотипу ресторана, вкусный.

И даже практически не удивилась, обнаружив Цезарь, бутылку свежевыжатого сока, коробку круассанов. Но этому больному Ментору всё же удалось пригвоздить меня к полу в растерянности, потому что на дне лежала небольшая черная коробочка со знакомой пачкой сигарет, пахнущих запретным ароматом даже через целлофановую упаковку.

Свернула пленку, вытащила сигарету и провела ей у носа… Ментор…

Воспоминания забурлили, заставляя ёжиться от живых ощущений его прикосновений и вкрадчивого, аккуратного голоса, что проникал в меня ядовитым наркотиком, вытесняя боль и принося облегчение слёз.

– Поиграли и хватит!

Я бросилась к телефону, что разрывал моё сердце непрекращающейся мелодией, скинула вызов и убрала абонента туда, где ему и место – в ЧС.

На автомате надела спортивный костюм, схватила сумку и бросилась прочь из квартиры.

– Ника, ты дома? – практически прокричала в трубку, как только подруга ответила на звонок.

– Мишель, ты одурела? Суббота девять утра…

– Я еду…

Забрала у консьержки ключи от машины, зависла у подъезда в поисках своей малышки, а заметив, побежала. Меня подгонял страх… Вот только не страх Бориса или Германа, как выяснилось потом, а страх передумать…

«…И если тебя не станет, то и жизнь мне эта не нужна…»

Вновь и вновь повторяла его слова, выруливая с парковки своего ЖК. Как я могла предать его? Глаза пекло от слёз, но они снова застыли, не проливаясь потоком облегчения.

Ехала на автомате и выдохнула, лишь увидев дом, где жила Ника. Подруга встретила меня в халате и с зубной щёткой во рту, а с волос её стекали ручейки воды.

– Сеня, что случилось? – обеспокоено спросила она, наблюдая, как я, скинув кеды, стала метаться по квартире загнанным зверем. – Говори, не пугай меня!

– Ника, мне плохо! Помоги… Помоги мне… – ревела я, зарываясь пальцами в волосы, стянутые в гульку на макушке. – Я дура… Что я наделала? Помоги! Я умираю… Умираю…

– Будешь кофе? – внезапно успокоилась Ника, и лишь встревоженный взгляд выдавал её с потрохами. Подруга сплюнула пасту в раковину на кухне, сполоснула щетку, бросив её в стакан с недопитым соком и включила кофемашину.

– Буду… – плюхнулась на стул, уронив голову на стол.

– Расскажешь или так и будем общаться криками?

– Я … Я предала Игоря… – выпалила на одном дыхании то, что зудело на языке с самого утра. – Понимаешь? Я – была центром его жизни. Он любил меня! Вот … вот… послушай!

Достала телефон и врубила ту запись с самого начала. Наблюдала за реакцией подруги, но ни удивления, ни жалости не увидела. Она лишь стала двигаться, как робот, выдавая нервное напряжение рваными движениями рук.

«… И если тебя не станет, то и жизнь мне эта не нужна…»

– Сень, это слова, – Ника поставила передо мной чашку кофе, села на соседний стул и приобняла. – Ты же понимаешь, что Игоря больше нет? Понимаешь?

– Конечно, понимаю! Что ты меня за идиотку держишь?

– А ты понимаешь, что жива?

– Ника, вот ты дура, скажи честно? Если я дышу и пришла к тебе, то как я могу быть мертвой?

– А вот теперь повтори эти слова снова, – Ника чмокнула меня в лоб, встала и пошла к холодильнику, очевидно намереваясь готовить завтрак. Но я понимала, что не есть она хочет… А спрятаться. Чтобы взглядом себя не выдать. Я видела это сотни раз. Все они так делали… Следователи, что отводили взгляд, когда вручали мне решение суда о признании моего мужа официально погибшим, адвокаты, что пожимали плечами, констатируя, что это закон… И родители, не находившие нужных мне слов.

– Ты тоже считаешь меня чокнутой, да?

– Нет, – Ника обернулась, подмигнула и снова начала взбивать яйца. – Я рада, что ты приехала, Сень. Мне тебя не хватало.

– Что, не нашлось ни одной сумасшедшей, врывающейся в твою уютную квартирку ранним субботним утром?

– Кроме Люси, ни одной, – рассмеялась Ника. – Как насчет шоппинга?

– Ты серьезно? – опешила я. Моя вывернутая наизнанку душа на её кухне… А она про шоппинг?

– Да. Сейчас позавтракаем и пойдем бродить по городу, покупая всякий шмот, что попадается на глаза. Потом пообедаем в нашем любимом ресторанчике у плотинки, а вечером можно сходить в театр. Сегодня в драме «Анна Каренина».

– Карениной мне только не хватало…

– Мы будем болтать, кормить уток и смеяться. Давай, Сеня… Давай!

– Какой театр в таком виде? – я зацепила край толстовки, демонстрируя шелковую майку от пижамы под ней.

– Сеня, мы всё купим. Ну, не вредничай…

А что я… Наверное, я готова была и на Марс пешком отправиться, лишь бы не думать о том, что произошло вчера. Я даже моргала быстро, боясь вновь вспомнить его будоражащий голос и слова, что пробивали брешь в моей шлюпке. Сука! Каждое его слово! Каждое! Оно так точно лупило меня по больному месту, не оставляя и надежды на жалость. Не было в нем места для жалости. Говорил, что резал по живому…

По живому? Значит, жива?

Рядом с ним все иначе. Время начинает обратный бег, из глаз льются слезы, а чувства обостряются до максимума! Тело живет своей жизнью, мозг прекращает анализировать происходящее, а сердце подозрительно замирает, будто и не незнакомец со мной сидит вовсе…

– Сень, ты слышишь? – Ника дёрнула меня за волосы, пытаясь привлечь к себе внимание. – Как тебе это платье?

– Нормально.

– Мишина! – взвизгнула подруга, игнорируя возмущенные взгляды покупателей, что теперь были обращены в нашу сторону.

– Ты решила не ждать вечера и прямо сейчас для меня театральную постановку закатить?

– Так, все! – Ника схватила отложенные шмотки и потянула меня в гардеробную. – Мерить.

Спорить с ней было бессмысленно, поэтому я покорно поплелась следом, костеря себя за бесхребетность. Зашла в примерочную, сняла костюм и под чутким надзором разъярённой Ники стала одно за другим надевать выбранные подругой платья.

– Я зарегистрировалась на сайте знакомств… – выпалила, больше не в силах держать это в себе.

– Молодец, – спокойно отреагировала подруга, вертя меня, как куклу. На лице её не дёрнулся ни один нерв. Говорила, будто трусы в магазине выбирала.

– Все началось с переписки в интернете…

– Хорошо, – Ника стянула с меня сарафан и стала надевать следующий.

– Он говорил то, что другие боялись, – просунула голову в вырез и обернулась, чтобы столкнуться взглядом с подругой. – Никто не говорил мне в глаза, что я перестала жить. А он сказал…

– Потому что посторонний.

– Значит… – легкие вдруг опустели, а глаза снова стало печь. Ловила взгляд подруги, пока не тряхнула её за плечи, чтобы заставить поднять голову. – Ты тоже так считаешь?

– Да! Да! Сеня, да! – снова закричала Ника. – Я так считаю! Игоря нет уже. Ты можешь не выходить замуж, запретить себе любить, но ты не можешь прекратить жить. Не можешь! Это же медленное самоубийство! И все мы являемся твоими сообщниками. Бережём, глаза отводим, стараемся поддержать, вот только дальше что? Что, Сеня?

Я втянула подругу в примерочную, толкнула её на пуфик и задёрнула занавеску, будто она могла заглушить её истерический вой.

– Ты убиваешь себя, перекрываешь кислород, надеясь, что муж твой счастлив будет. А не будет! Все равно ему там. А мы?? Мы тоже трусим и на все одобрительно киваем, лишь бы больно не сделать.

Я снова достала телефон и врубила запись, что и без напоминания заевшей пластинкой крутилась в голове.

«…И если тебя не станет, то и жизнь мне эта не нужна…»

– Он бы сделал точно так же!

– Ты не можешь этого знать, Мишелька, – Ника опустила голову на руки, разорвав поединок взглядов. – Не можешь. И никто не может.

– Не могу, ты права. Но и перестать его любить я тоже не могу.

– Да люби на здоровье! Тебя никто насильно замуж не тянет. Но просто вернись к жизни, Мишель. Просто дай возможность и себе жить, и нам не стыдиться смотреть тебе в глаза. Ну, дай шанс этому миру!

– Я вчера была на свидании, – зачем-то прошептала я, оседая на второй пуфик.

– Подумаешь… – Ника изо всех сил держала эмоции, чтобы не спугнуть мой рассказ. – Это нормально.

– С человеком, которого не знаю. Он пригласил меня в ресторан, и мы ужинали в полной темноте. Я не видела его, людей, что окружали меня. Казалось, что не со мной всё это.

– А что тебя расстроило? – аккуратно спросила Ника.

Но я не могла ответить, лишь косилась на сумку, где лежал телефон, хранящий голос мужа.

– Пошли обедать? – Ника ещё раз осмотрела белое платье-футляр с открытой спиной, кивнула, одобряя выбор, и, забрав его из моих рук, убежала на кассу, очевидно, боясь, что я передумаю.

Я выпрямилась перед зеркалом, рассматривая свое тело с ног до головы. Бледная, почти болезненно-синюшная кожа, рельефные рёбра, торчащие кости бёдер… Ничего не осталось от моих будоражащих воображение мужчин форм. Я стала похожей на вешалку, в дополнение к которой шли два мёртвых озера глаз. По коже побежали мурашки… Что со мной? Это я? Руки скользили по коже, сдвигали выцветшее бельё, словно пыталась найти ту, которую раньше называли Мишель. Что ему от меня нужно?

Телефон зазвонил, номер был незнаком. Пальцы онемели от нежелания отвечать. Я долго смотрела на цифры, понимая, что звонить могут поставщики. А если я сорву проект Королёву, он меня сам в лимонно-желтый выкрасит.

– Да…

– Тебе не понравился салат? – рассмеялся мой незнакомец в трубку.

Этот странный, щекочущий звук током прошиб меня до самых пальчиков ног, воспоминания его волнующих поцелуев вмиг закопошились в моей голове, обрывками ощущений. Не было у меня ярких картинок, лишь тьма и резонирующее от его касаний тело… Все на уровне эмоций, без постороннего шума, мусора и отвлекающих моментов. Он поэтому меня позвал во «Мглу», чтобы я сосредоточилась только на нём…

Даже сейчас, слыша в трубке это рокочущий голос, мне хочется закрыть глаза и наслаждаться, поставив этот гребаный мир на паузу…

– Герман, нам больше не стоит общаться. Это моё взвешенное решение, и обсуждать его нет никакого смысла. Я благодарна тебе за вчерашний вечер. Правда…

– Обдумала, значит, – щелкнула зажигался, он резко втянул воздух и выдохнул, щекоча слух этим волшебным звуком.

– Да.

– Не передумаешь?

– Нет.

– А как же твоё обещание?

– Думаю, ты простишь мне слабость.

– Хорошо. Но ты знаешь, как меня найти.

Слышала, как он улыбается, знала. Уверена была. А главное – мне было безумно жаль обрывать это тоненькую ниточку к запретной, потусторонней от боли жизни.

Сказано – сделано…