Читать книгу Иллюзия реальности - Фаргат Закиров - Страница 8

Из широких и невероятно высоких врат храма, представлявшего собой пирамиду с усеченным верхом, сложенную из серых массивных глыб правильной формы, неспешно вытекала длинная процессия. Люди шли группами по пять-шесть человек, вполголоса о чём-то беседуя между собой. Некоторые несли в руках зажжённые факелы, которые бросали позже в каменную чашу в конце аллеи, горящим концом вниз, от чего факелы тут же гасли, издавая звонкое шипение, как когда бросаешь замороженные овощи или рыбу на раскалённую сковороду.

Народ по обыкновению начал расходиться по домам. После многочасового изнурительного моления за шамана своего племени, отправившегося по священной тропе к озеру Оторото, что лежит в подножии Великой Горы Потумскивата, все устали и хотели есть, пить и спать. Примерно в это же время, как правило, возвращался из своего ежегодного ритуального похода шаман. Люди встречавшиеся ему на пути вежливо приветствовали кивая подбородком и проходили мимо, пока тот шёл в храм для свершения обряда очищения и вознесения благодарностей Духам Горы.

Но по-иному происходило всё на этот раз. Те, кто заставал шамана на улицах древнего города, замирали на месте раскрыв рты и вытаращив от изумления глаза. Кун-Мохатсу шёл высоко подняв голову и походка его была более обыкновенного важная и напыщенная. Но не это всё останавливало людей. Сразу за шаманом шёл высокий человек с абсолютно белой кожей! Глаза его были голубыми, как небо, а волосы светлыми, как день. Это был самый настоящий «Северный Человек», о котором все слышали лишь из легенд и преданий. Он то и стал причиной всеобщего смятения и замешательства.

Робкий гул множества голосов разносился по улицам города быстрее речных змей и вскоре к шаману подскочили его помощники, представ в суеверном трепете перед своим духовным лидером. Кун-Мохатсу быстро отдал распоряжение двоим из них проводить Северного Человека до храма, а сам поотстал немного разъясняя остальным всё происходящее. Он подробно рассказал оставшимся с ним последователям обо всём произошедшим с ним на озере, возвестив о начале свершения древнего, как этот город, пророчества и грядущих великих переменах.

Он ещё не подозревал, что дальнейшие события и связанные с ними перемены очень скоро встанут у него костью в горле и подорвут веками незыблемый авторитет шаманства.

Помощники тут же стали собирать вокруг себя толпы людей и наперебой рассказывать всё, что поведал им шаман, громко воспевая хвалы Духам, не забывая при этом упомянуть смелость, силу и угодливость, тем самым Духам, своего великолепного лидера. Кун-Мохатсу, довольный собой, продолжил путь в храм.

Герман шёл в сопровождении двух туземцев. Он был спокоен и неспешно разглядывал городские строения и местных жителей, всем своим видом выказывая скуку и безразличие к толпящимся по обе стороны улиц людей. Ведь ему было невпервой проходить сквозь толпу зевак и журналистов. А тут были всего лишь полуголые индейцы, с восторгом и суеверным трепетом разглядывающие его. Германа радовало, что туземцы держались на почтительном расстоянии. Никто не норовил прикоснуться к нему или вздумать приставать с расспросами. Все лишь перешёптывались и негромко восклицали от избытка чувств и эмоций.

Не смутило Германа и то, что большинство людей в толпе, включая женщин, детей и стариков, были абсолютно голыми. Он лишь отмечал в мыслях, что все они низкорослы и малопривлекательны внешностью. Кривые зубы, нескладные тела и глуповатое выражение лиц – всё это навевало на Германа уныние, которое он так же умело скрывал за маской безразличия.

У ворот храма их ждала уже небольшая группа людей. Эти были одеты гораздо лучше, держались с некоторым достоинством и выражение их лиц говорило о наличии ума. Очевидно они принадлежали к правящей семье и придворным. Герман с провожатыми приблизились к этой группе и оба служителя быстро опустились на правое колено, поставив на него левый локоть и отбив, что называется «фейспалм» перед самым тучным и богато разодетым туземцем. Кажется он и был их правителем.

Герман замерший в нерешительности и едва сдерживая смешок и-за этого вычурного приветствия, решил было повторить его, дабы не обидеть или, что хуже, разгневать местного правителя. Он уже приседал, когда служители быстро вскочили и удержали его на ногах. Тогда правитель сам шагнул к нему и покивал подбородком. При этом он широко и весьма искренне улыбался. Герман решил, что это хороший знак. Он улыбнулся и покивал в ответ. Толпа за спиной правителя тут же взорвалась одобрительными возгласами. Правитель же взял Германа за руку.

– Я правитель священного, древнего города Тенокотеукава и народа Агуда! Моё имя Чуку-Тохаси! – произнёс он торжественно, приветливым тоном.

Люди за спиной правителя замолкли. Молчал и Герман, не понимая, что от него требуется. В мыслях он быстро прокручивал варианты как сымпровизировать, чтобы не попасть при этом впросак. Радушие правителя несколько поубавило его внутреннюю нервозность, так как Герман решил, что этот человек точно не тиран или диктатор.

На помощь Герману пришел сам Кун-Мохатсу, возникший внезапно перед ним как из под земли.

– Приветствую тебя, правитель священного и древнего города Тенокотеукава и народа Агуда! – шаман ткнул Германа локтем в рёбра и прошипел, не переставая фальшиво улыбаться,– назови ему своё имя, Северный Человек!

– Я северный Человек! Моё имя Герман! – громко произнёс Герман, потирая рёбра. Он охотно вступил в эту игру, которая начинала забавлять его.

Правитель заулыбался ещё шире и накрыв второй ладонью руку Германа повернулся к своей свите. Все радостно зашумели и с ещё большим энтузиазмом и интересом принялись разглядывать, щупать и обсуждать Северного Человека.

В это время шаман принялся рассказывать правителю лично о том, как Духи Великой Горы послали ему этого северного человека, как знак, что настала пора исполнить древнее пророчество. Помощники шамана при этом, бестактно перебивали его вставляя в рассказ своего лидера громкие восхваления в адрес героя дня – Кун-Мохатсу, конечно же. Герман сравнил их с шакалами из диснеевского мультфильма «Король лев», а самого шамана со злым львом по имени «Шрам», судя по тому, как тот бесцеремонно вёл себя со своим правителем. Он достаточно хорошо разбирался в психологии людей, чтобы уловить между этими двумя лидерами туземного мира некоторую враждебность. Сами туземцы казалось этого не замечали вовсе.

В подтверждение домыслов Германа, шаман вдруг вступил в словесную перепалку со своим правителем. Предметом их спора, конечно же, стал Герман, а точнее, пойдет ли он сейчас с вождём Чуку-Тохаси во дворец, для торжественного пиршества, или с шаманом в храм, для проведения обряда очищения. Оба явно имели свои планы на Северного Человека.

Герману не терпелось вмешаться в их спор и заявить о своём праве самому решать куда и с кем ему идти, но его внутренний голос благоразумно удержал его от этого безрассудства. Но уж больно неприятно было Герману стать предметом чьих бы то ни было торгов! Так он на собственном опыте познал, какого это, когда тобой распоряжаются как вещью, не принимая в расчёт твои собственные желания. Но об этом поговорим чуть позднее.

Наконец шаман язвительно напомнил, что Северного Человека ждёт та же участь, что и каждого, кто не пройдёт очищение после прохождения по священной тропе. Он умрёт мучительной смертью! Тогда они сошлись на том, что шаман с Германом примут обряд, после чего все отправятся во дворец на пир. При этом правитель настоял, что будет присутствовать во время обряда в храме. Казалось он категорически не желал более оставлять Германа наедине с шаманом. Последний неохотно согласился. На том и порешили.

Правитель отдал распоряжение относительно приготовлений праздничного ужина и они втроём, в сопровождении свиты шамана вошли в храм. Германа усадили в центре большой залы с высокими сводами, перед внушительных размеров валуном с плоской поверхностью. Напротив него уселся шаман.

Кун-Мохатсу взял Северного Человека за руки, склонившись над камнем и велел ему всё в точности повторять за ним. Герман кивнул. Они закрыли глаза и громко, нараспев произнесли слова благодарности Духам Потумскивата за их покровительство и защиту. Герман еле сдерживал улыбку, так как его воображение живо рисовало картину американской семьи христиан за ужином в День Благодарения.

Когда они открыли глаза, перед ними на камне стояли две глиняные чаши. Кун-Мохатсу разъяснил Герману, что в этих чашах напиток из корня очень редкого растения, приготовленный заблаговременно его помощниками. Данный напиток снимал магические чары, налагаемые священной тропой на путников во время их паломничества. Герман ещё больше утвердился в мысли, что чёрные камни тропы радиоактивны, а вещества входящие в состав «магического» растения нейтрализуют воздействие облучения.

Мужчины подняли чаши. Кун-Мохатсу быстро осушил свою и поставил её на место. Герман осторожно понюхал напиток и его едва не стошнило. «Магическое зелье» пахло отвратительно. Он зажал нос рукой и быстро опрокинул содержимое чаши себе в рот. С некоторым усилием ему удалось проглотить напиток. Во рту остался маслянистый привкус с нотками отборных помоев.

За спиной Германа тут же раздался одобрительный возглас правителя. Казалось он ни на шаг не отходил от него, как малое дитя от мамкиной юбки, боящееся потеряться в огромном торговом центре. И всю дорогу до дворца правитель Чуку-Тохаси старательно и ревностно оттеснял всячески шамана и его назойливых приспешников от Германа. А те так и норовили завладеть его вниманием при помощи расспросов и льстивых речей.

Герман был искренне рад такому расположению к себе правителя туземцев, который оказался добродушным толстячком, с живыми глазами и открытой улыбкой, в отличии от тощего, сварливого и надменного шамана.

Сразу после обряда очищения Герман хотел было попросить у правителя дозволения осмотреть храм, ему уже не терпелось найти здесь подтверждение своим теориям о происхождении этого города и таинственной тропы. Но его пустой желудок тут же напомнил о себе громким и сердитым урчание. Герман решил отложить это дело на другой день, когда представится подходящая возможность. Все двинулись во дворец, где их уже ждали богато накрытые столы.

Правда столами, в привычном нам понимании, это было трудно назвать. Прямо посреди просторного зала, с серыми каменными стенами, как снаружи, так и внутри здания, на песчаном полу лежали огромные плоские камни, идеально подогнанные по высоте друг к другу. Они примыкали по кругу к камню побольше и выше, на котором стояли плетёные корзины со свежесрезанными цветами. Поверхности камней-столов были гладко отполированы и обнажённые подростки, очевидно исполнявшие роль прислуги, сновали босиком прямо по столам, лавируя между деревянными, глиняными блюдами с едой и корзинками с фруктами, отчего все столы были усыпаны песком.

Герман тут же подумал, что устрой он такое представление в своём детстве, в доме чопорных олигархов Моршанских, тут же получил бы мокрой тряпкой по голому заду от служанки, после чего его на месяц лишили бы сладкого. А ещё бы он получил хорошую взбучку от приёмной матери, Антонины Ярославовны.

Приборов, как таковых, не было вовсе: туземцы ели руками, попутно стряхивая песок со столов и с еды. Вся посуда была преимущественно деревянной или глиняной. Были так же плетёные корзинки, вазы, тарелки и несколько каменных сосудов. Индейцам данного племени вероятно не были знакомы искусство добывания и обработки железной руды.

Правитель усадил Германа рядом с собой. Шаман Кун-Мохатсу прицеливался сесть рядом с ними, но его быстро оттеснили многочисленные родичи и приближенные Чуку-Тохаси, так что ему пришлось занять место по другую сторону постамента с цветами.

«Вот и славно!» – подумал про себя Герман. Ему уже порядком надоели заискивания сварливого и надменного старикашки-шамана. А вот правитель напротив, был весьма вежлив и обходителен с ним. Он лично наполнял чашу Германа весь вечер и ненавязчиво расспрашивал его о северном народе.

К своей досаде Герман не обнаружил на столе, среди множества блюд, ни единого намёка на мясо или хотя бы рыбу. Он непремянул спросить об этом Чуку-Тохаси и тот дружелюбно рассмеявшись объяснил, что племя Агудо питается исключительно растительной пищей, а ещё мёдом диких пчёл и очень редко яйцами птиц, и то, только в случае гибели наседки. Так, что получалось, яичница здесь была редчайшим деликатесом.

Правитель в отличии от остальных туземцев восседал на некоем подобии деревянного трона, только без ножек, высокую спинку которого украшали драгоценные самородки, ракушки, пестрые перья и живые цветы. Его внесли прямо перед ужином. Остальные люди сидели на подушка, свёртках ткани, кто-то просто на песке. Герману принесли большую тканевую подушку набитую сухой травой и перьями.

Перед гостями положили по большому банановому листу и голозадые мальчишки бесцеремонно шлёпали сверху какое-то варево из овощей и бобов. Выглядели эти дымящиеся паром кучки, честно говоря, не очень. Однако на вкус это блюдо оказалось невероятно вкусным! Оно было похоже чем-то на грузинское «лобио» из фасоли и кинзы, только более сладкое на вкус и без кинзы, которую Герман терпеть не мог. Он пытался распознать хотя бы один ингридиент этого веганского угощения, но ему это не удалось.

Так же на столе было множество фруктов и ягод, большинство из которых Герману не были знакомы. А ещё был мёд диких пчёл в сотах, разные орехи, какие-то овощи коренья и побеги. Подростки обслуживавшие гостей стали разносить по столам тыквенные сосуды. «Их кажется называют «калебас» в некоторых странах Южной Америки», – отметил про себя Герман. В сосудах оказалась… Вода. Да, вот так. Самая обыкновенная, чистая, холодная вода. Что ж, Герман угодил в этот раз к индейцам-веганам, живущим в каменном веке.

«Какой интересно сейчас век?» – подумал про себя Герман, но его мысли снова прервал правитель Чуку-Тохаси, который с энтузиазмом рассказывал гостю из северного народа о своем племени, традициях и обычаях, историю, легенды и предания. Герман кивал в ответ, хотя слушал его вполуха. Однако тот вдруг ошарашил его сообщив, что все эти дети, прислуживающие им за столом – собственные дети и внуки Чуку-Тохаси, а так же его приближённых! Герман едва не поперхнулся от неожиданности такого заявления.

Выяснилось, что в народе Агудо не принято прислуживать правителю. Все граждане лесного городка свободные люди. Правитель же отличается от простого обывателя лишь тем, что ему доступны некоторые тайные знания, так же как и шаманам племени. Всё богатство правящей семьи составляют добровольные подношения и подарки подданных, за мудрые советы вождя и разрешение споров между туземцами. После смерти правителя, его личное имущество делится поровну между самыми малообеспеченными гражданами, калеками и увечными. А новый правитель, избираемый из среды лучших граждан народа Агудо, вынужден сам, с нуля наживать своё состояние через свою доброту, мудрость и полезные услуги народу.

«Ого!» – подумал Герман, – это они здорово придумали!»

Затем Чуку-Тохаси поведал, с нескрываемым огорчением, о многовековом разногласии между правящей стороной и священнослужителями, которые однажды нарушили неписаные законы о равноправии всех членов туземного сообщества, считая себя особенными, избранниками Духов. Они стали устанавливать плату за свои услуги гражданам, включая даже правителя. Они отменили право избирать очередного шамана путём всенародного голосования, а взамен установили родовое наследование духовного титула. Таким образом они раскололи общество и сделали людей недоверчивыми и подозрительными друг к другу.

«Э-хе! – подумал тут Герман, – что-то мне это напоминает! Их шаман здесь кто-то вроде Папы Римского».

Герман только и делал теперь, что слушал правителя и дивился как добрые традиции туземцев легко уживаются с низменностью и подлостью, не превращаясь при этом в лицемерие, как это происходило во все века истории остального мира. Он решил в свою очередь поделиться с Чуку-Тохаси своими мыслями и теперь сам много рассказывал о традициях «северного народа», а правитель задавал вопросы, удивлялся и цокал языком.

Когда все наелись до отвала, правитель попросил подданных играть музыку, а своих дочерей танцевать для гостей. Пока музыканты настраивали свои примитивные инструменты, а несколько молодых женщин ушли наряжаться для танцев, гостям принесли большие тыквенные сосуды с местным вином.

Чуку-Тохаси сам вино не пил, предпочитая воду. Он поведал Герману, что со времён начала раскола между правителями и шаманами, все его предшественники сознательно воздерживались от возлияний, дабы сохранять трезвость суждений. Но Герману правитель лично подливал сладкий фруктовый напиток из забродивших фруктов, не то манго, не то папайи. Шаман со своей свитой тоже не отказывали себе в удовольствии как следует напиться.

Наконец заиграла музыка и перед гостями предстали танцовщицы. Они были разодеты в яркие разноцветные перья и драгоценные камни, в их ушах и на запястьях были серьги и браслеты из ракушек, искусно сплетённые меж собой тонкими нитями и волокнами растений.

Хмельной напиток видимо быстро подействовал на Германа, так как не смотря на всю примитивность туземной музыки и танцев, он широко улыбался и раскачивался вместе с остальными гостями, пытаясь уловить нестройный ритм. Одна из танцовщиц пуще других бросала обольстительные взгляды на Германа. Он заметил её недвусмысленный вожделеющий взгляд ещё у входа в храм, накануне пира. Женщина эта была пожалуй наименее привлекательной из всех танцовщиц, которых он насчитал здесь около дюжины.

И тут правитель в очередной раз поверг Германа в шок, сообщив ему, что эта некрасивая танцовщица его старшая дочь и завтра она станет женой Северного Человека! С трудом подавив в себе возглас протеста, Герман поинтересовался, с какой-такой стати она станет его женой? И Чуку-Тохаси терпеливо разъяснил ему, что так гласит древнее пророчество: Когда Духи Великой Горы Потумскивата пришлют к ним Северного Человека, грядут большие перемены, а старшая дочь правителя будет отдана в жёны посланнику Духов.

По этой причине, все старшие дочери правителей навсегда оставались старыми девами, в ожидании когда сбудется пророчество. И по этой же причине правители имели несколько жён и кучу детей, чтобы обеспечить рождение хотя бы одной дочери.

Случалось, что старшая дочь не выдерживала мук воздержания и отдавалась какому-нибудь простодушному юноше, плохо вникшему в суть древних пророчеств. Тогда, обнаружив такое кощунственное поведение, обоих провинившихся изгоняли за пределы города, где их либо съедали дикие звери, либо они умирали от тропических болезней, укусов ядовитых змей и насекомых. А бывало и так, что девушка заканчивала жизнь самоубийством.

В обоих случаях, правитель не имевший более дочерей сохранивших целомудрие, слагал с себя полномочия, раздавал своё имущество и шел в услужение к шаману, дабы вымолить свою опороченную душу и спасти себя и членов семьи от гнева Великих Духов.

«Так вот почему она так на меня смотрит весь вечер! – осенило Германа, – и вот почему так радуется этот старый пройдоха Чуку-Тохаси! Что ж, ладно! С этим я как-то разберусь по-ходу, придумаю что-нибудь!» – быстро соображал Герман. Он даже протрезвел после всех этих слов правителя. Внезапно ему вспомнилась жена Оксана.

«Как она там? Что сейчас творится с ней? Да и что вообще происходит? Сколько времени я уже отсутствую? Кажется что целую вечность! Столько всего произошло со мной, что я начал забывать свой реальный мир, свою настоящую жизнь! Блин! Командос наверняка послал к ней своих людей, чтобы узнать где я, куда скрылся. Что он сделал ей? Угрожал? Пытал? Или как Николая Соболева отвёз в свой бетонный бункер и… Нет! Он не посмел бы! Оксана у меня заметная фигура в мире бизнеса и юриспруденции, а исчезновение сразу двух из нас ещё больше всполошило бы общественность. Хотя, Командосу должно быть плевать на такие мелочи, он слишком самоуверен. Ах, чёрт! Что же сейчас там творится? И как мне выбраться из всего этого дерьма? Да и возможно ли это в принципе? Вот же мразь, этот профессор Колышев! Это точно он всё устроил! Или нет? Или его на самом деле застрелили на моих глазах? И Сергея? А потом и меня? Я что, всё-таки умер? Так это что, всё это мой личный ад? Или рай? Да нет, точно не рай! Уж кто-кто, а я точно в рай не кандидат…»

Правитель Чуку-Тохаси заметил, что Герман замолчал и приуныл. Он спросил у Северного Человека в чем дело и Герман, вернувшись от тяжёлых мыслей к тому, что он сейчас ощущал как реальность, сослался на сильную усталость. Правитель попросил танцовщиц и музыкантов прервать веселье и вызвался проводить Германа до отведенных ему покоев. Гости тоже стали постепенно расходиться по домам. Пьяного в бубен шамана унесли на руках его приспешники.

Через несколько минут Герман остался один в просторном помещении с пустыми оконными и дверным проёмами. Очевидно двери и окна в племени Агудо тоже ещё не изобрели. В комнате на песчаном полу лежало несколько массивных каменных глыб. Самая большая очевидно являлась кроватью, так как была застелена тканями и огромных размеров листьями, от которых шел дивный аромат. Он успокаивал мысли и навевал сон.

На другом камне по-меньше, стояла большая тыквенная «калебаса» с водой и глиняная лампадка, мерцающая тусклым огоньком, отбрасывающим на голые каменные стены причудливые тени. Через оконные проёмы в помещение лился серебристый лунный свет. Снаружи веяло свежестью и прохладой.

Герман подошёл к оконному проёму и выглянул наружу. Луна была невероятно огромной и серебрила в сумерках силуэты тёмных деревьев и каменных зданий. Иногда где-то вдалеке мелькали огоньки факелов и раздавались приглушённые голоса. Это запоздалые гости неспешно расходились по домам, продолжая обсуждать появление в городе Северного Человека, чужака, от которого они ждали больших перемен…

«Да что я собственно могу им дать?» – размышлял Герман, разглядывая небо, густо усыпанное звёздами. Столько звезд ему ещё не доводилось видеть. «Да уж наверняка многое! Эти индейцы на многие века остановились в развитии, застряли в каменном веке! Конечно, есть что-то притягательное в этом простом и беззаботном образе жизни… Вот только шаман с его приспешниками портят всю картину… А вообще, здесь очень здорово…»

– Так, стоп! Это ты здесь? Ты снова без спроса закрался в мои мысли?

– Привет Герман. Да, это я, – отозвался его внутренний голос.

– Ну-ну, привет братец! Что скажешь? Попали мы с тобой, снова, из огня да в полымя, а?

– Да, кажется так оно и есть. Но я пришёл потому, что ты снова задумал что-то нехорошее.

– Ой, да с чего ты взял-то?

– Я ведь знаю, вижу и слышу всё то же, что и ты.

– Ага, и по-своему всё интерпретируешь! Искажаешь смысл всего мною задуманного!

– Нет, Герман, просто я – хорошая сторона твоей личности, твоя совесть, если на то пошло…

– Ой, да не нуди ты, а? Достал! Я ведь хочу лишь воспользоваться выпавшим мне шансом сделать что-то хорошее, полезное для общества! Пусть и первобытного… Я сделаю доброе дело для этих голозадых индейцев, если избавлю их от ненавистного культа шаманизма и суеверного пресмыкания перед какими-то там вымышленными духами… Или не вымышленными? Но точно не духами. Я это выясню!

– Ну, не знаю, Герман. Чувствую ты снова накличешь беду на нас. И ещё кого нибудь…

– Че-е-е-го-о?! Что ты сейчас имел ввиду? Ты что, хочешь смерть Генри на меня повесить? Или почтальона? Как его там, Банси?

– Эх, Герман! Вот по-тому я и не верю ни единому твоему слову. Люди для тебя лишь пустое место.

– Да с чего ты взял? Кто по твоему для меня пустое место?

– Да все, пожалуй. Мистер «Как его там, Банси?», например, – передразнил Германа его внутренний голос.

– Да всё, хватит! Достал, блин! – рассердился внутри себя Герман, – Иди ты… Сам знаешь куда, со своими нравоучениями! Я и так устал от всего этого дерьма! Я ложусь спать! Чувствую завтрашний день будет не менее насыщенным событиями и по-тому тяжёлым.

С этими словами Герман развязал шнурок на поясе, скинул засяленную тряпицу шамана на пол и улёгся на постель. Он отгородился в сознании от своего назойливого внутреннего голоса и убаюкиваемый ароматами тропической растительности быстро провалился в сон.

***

Вот только выспаться нашему герою в эту ночь не удалось, как и в несколько последующих. Вскоре он проснулся весь в холодном поту, его знобило, хотя здешние тропические ночи были тёплыми и влажными. Сердце в его груди бешено колотилось.

Герман сел на постели уставившись непонимающим взглядом в полумрак пустой комнаты. Краем глаза он уловил какое-то движение справа от себя и метнул испуганный взгляд в сторону входного проёма, за которым мелькнула какая-то тень. Герман успел лишь разглядеть пестрые перья, которые, как он помнил, составляли яркий и несколько вычурный наряд танцовщиц на пиру.

«Наверняка это была одна из них», – подумал Герман, тут же увидев в своём воображении ту танцовщицу, дочь Чуку-Тохаси, не сводившую весь вечер с него своего похотливого взгляда. «Должно быть она прокралась к моей комнате, чтобы полюбоваться моим обнажённым телом, пока я сплю, как хищница, разглядывающая свою жертву, прежде чем проглотить её!» Герману снова стало не по себе. Он подумал, как здорово, что его не забросило в какое-нибудь племя каннибалов!

Но его секундная радость тут же омрачилась, когда он вспомнил, что дикари планируют поженить их. Его, цивилизованного, образованного во всех смыслах, статного и привлекательного мужчину на этой кривоногой и страшной дикарке с безумным взглядом!

«Что же мне делать? Бежать? Нет… Нет-нет, я не могу сейчас бежать отсюда! Я же не протяну один, в диких джунглях полных опасностей и мерзких тварей даже пол дня! К тому же я должен во что бы то ни стало выяснить всё о тех, так называемых «Потумскивата»: кто они, откуда прибыли, для чего построили этот город и странную чёрную дорогу в лесу и куда наконец ушли? Я не могу сейчас сбежать!» – повторил в мыслях Герман.

«Да и возможно ли это в принципе? – задал он себе риторический вопрос, – не обернётся ли это ещё большей бедой чем в прошлый раз? А если я просто откажусь жениться? Что тогда дикари сделают со мной?» Он почувствовал, что ему срочно нужно с кем-то поговорить. А кто как не он сам, точнее, его другая сторона личности, именуемая нами внутренним голосом Германа, способна понять все его мысли, страхи и переживания? Он открыл своё сознание.

– Ты здесь?

– Да.

– Ты это видел?

– Да, я видел как чья-то тень мелькнула в коридоре когда мы проснулись.

– Да, это тоже, но я имею ввиду мой сон.

– А-а! Наш сон, – поправил его внутренний голос, – да, конечно я его видел.

– Что думаешь?

– Думаю, что всё это очень странно, Герман. Этот сон был очень реалистичным. Как ты думаешь, что это было? Видение?

– Вот, давай и подумаем вместе над этим! – мысленно предложил Герман.

– Хорошо. Итак, нам приснилось будто мы встретили в лесу небольшое племя. Мы видели как эти люди страдали, умирали от голода и многочисленных болезней…

– Да перестань ты уже «мыкать», ей богу! Складывается ощущение, что у меня раздвоение личности!

– Ладно, извини.

– Проехали. Итак, мы встретили племя и отвели их к тому озеру. «Оторото», кажется?

– Да, «Новая Жизнь» по нашему.

– Ага. И затем я построил для них ту чёрную дорогу и этот город.

– Да, построил дорогу из чёрных камней…

– И сделал я всё это, якобы, каким-то магическим способом. Огромные серые камни словно парили в воздухе и сами складывались в дома и улицы этого города!

– Да уж… Но это ведь всего лишь сон.

– Да я сам понимаю это, но…

– Но тебя тревожит, что всё это как будто сделал ты? Ощущения и в самом деле были очень реалистичными…

– Может быть… Хотя… Я сейчас вот подумал: может это был не я вовсе, а просто наблюдал за всем как бы изнутри сознания другого? Кого-то очень могущественного?

– Может и так. Но ведь это всего лишь сон, Герман. Ты порой бываешь очень впечатлительным.

– Да уж… Мне стоило огромных усилий, чтобы подавить в себе эту впечатлительность, спрятать её глубоко внутри и научиться скрывать свои эмоции от окружающих.

– И ты помнишь, что я был против этого. Я не перестану считать этот выбор ошибкой. Твоя толстокожесть, эта твоя эмоциональная броня, которую ты нарастил, часто мешает тебе видеть полную картину вещей, такими, какие они есть на самом деле…

– Чушь собачья! – перебил Герман, – Эта броня как раз была необходима мне, чтобы достичь всего, чего я достиг за эти годы! Она позволяет мне отсекать лишнее, незначительное и сконцентрироваться на сути вещей.

– Что ж, полагаю, тут мы никогда не сойдёмся во взглядах.

– Это и не нужно, – парировал Герман, – меня вполне устраивает наш нынешний способ взаимодействия. Иначе я бы давно от тебя избавился!

– Да, знаю, – грустно отозвался внутренний голос Германа.

– Ладно. Допустим, это был всего лишь сон. Невероятно реалистичный, но всё же сон, навеянный событиями и фактами последних дней… Кстати! Сколько по-твоему мы отсутствуем в реальном мире?

– Должно быть неделю, или чуть больше… А возможно, гораздо больше!

– Да… И что же? Есть у тебя какие нибудь свежие соображения на счёт всего?

– У меня все те же варианты: либо нашим разумом завладел профессор Колышев, скажем, с помощью своего секретного изобретения, либо нас застрелил снайпер Командоса. Тогда мы либо погибли и попали в некое чистилище, как например у Данте, и проходим очередной круг ада, либо, если допустить мысль о существовании реинкарнации, мы перерождаемся из одной жизни в другую…

– Да, я об этом тоже думал. Но почему тогда мы появляемся незнамо где и когда в своём привычном обличии? И при этом сохраняем все знания о прошлых воплощениях? Нет, я скорее склоняюсь к первому варианту.

– И я тоже. Но что нам делать?

– Вот только не надо сейчас снова предлагать бездействовать и просто остаться жить здесь, незнамо где! Этому не бывать!

– Да я и не думал… Хотя, может в этом и суть наших злоключений?

– Что ты имеешь ввиду?!

– Ну… Если допустить, что нами завладел профессор Колышев… То есть… Я хочу сказать, что если мы действительно сейчас лежим где нибудь на кушетке с подключенными проводами и нам в голову внедряют всякие симуляции, то может в том и смысл, чтобы не бороться, чтобы прожить эту симуляцию до конца и тогда нас отпустят? Мне например Максим Викторович показался добрым и мудрым человеком. Может он хочет научить нас чему-то важному? – выпалил на одном дыхании внутренний голос, не давая Герману перебить себя.

– Че-е-го-о блин? Ты совсем офонарел? Ты слышишь, что ты несёшь, чёрт тебя дери!

– Успокойся, Герман, я знаю, что тебе сейчас страшно, мне тоже страшно…

– Конечно мне страшно! Я блин умер! Возможно даже два раза!

– Вообще-то я тоже умер вместе с тобой, если на то пошло… Мне тоже было страшно. Нас обоих пугает неизвестность.

– Да, боюсь ты прав. Вообще-то умирать оказалось не так страшно, как то, что было после… Ну, там… Э-э… То есть где?

– Не знаю. Какое-то состояние небытия после смерти. Это было и не пространство даже, а как бы так сказать…

– Может назовём это «посмертием»?

– Да, звучит неплохо. Отражает суть того, что мы пережили.

– А кстати, скажи-ка мне, где ты был, когда я умер? Почему ты не пришёл ко мне там, в посмертии? Ты что, решил отделаться от меня?

– Стоп-стоп-стоп, Герман! Не надо сейчас катить на меня бочку! Я вообще-то тоже был уверен, что умер, и тоже пребывал, как и ты, в непонятном состоянии!

– Да уж… Жуткое место!

– И не говори!

– Ладно, извини.

– Извиняю.

– Итак, подведём итоги?

– Давай. Нас каким-то образом вырвало из привычного мира. Каким – предстоит выяснить. Сперва нас забросило в одну реальность, затем в другую. Так?

– Так.

– Обе эти реальности мы ощущаем как настоящие, реальные. Мы чувствуем боль, усталость, голод, жажду, скуку, радость и всё остальное, что чувствовали бы в настоящей жизни.

– Продолжай.

– Между этими двумя реальностями мы испытали на себе нечто, что похоже на смерть и договорились называть это «посмертием», так как в итоге мы вроде как и не умерли. Теперь мы должно быть находимся ещё дальше на временной шкале, чем в прошлый раз, и скорее всего на другом континенте…

– Да, всё так,– перебил Герман, – но насчёт шкалы времени я не уверен. Возможно мы попали не в ещё более далёкое прошлое, а наоборот, в будущее? Как тебе такая мысль?

– Хм… Может и так! Ты прав, тут пока всё неясно.

– Хорошо. Тогда мне нужно срочно попасть в храм и осмотреть его тщательно. Возможно там я отыщу зацепки, если не прямые ответы, на вопросы где мы, когда и как?

– Да, хорошо бы!

– Во всяком случае, мне нужно хоть что-то, чтобы обернуть сложившуюся ситуацию в свою пользу…

– Эх-хе, Герман! Ты снова в своём репертуаре!

– Да что опять не так?

– Ну, в прошлый раз ты пытался всё обернуть в свою пользу, а в итоге мы теперь здесь…

– Но мы ведь живы! Так? Во всяком случае этот так ощущается. А если мы и правда лежим сейчас, на самом деле, на столе, во власти этого психопата Колышева, то может именно такими действиями мне и удастся сломать его изобретение и прорваться сквозь искусственную кому, в которой он должно быть нас держит?

– Если не сделаем ещё хуже…

– Да перестань ты ныть! Я должен что-то сделать! Я не могу, не имею права опускать руки и сдаваться на волю случая или коварных замыслов Колышева! Только представь, что он может делать с нашим телом, пока мы здесь? Может пробирки в зад вставляет, или ещё чего похуже…

– По моему ты нагнетаешь. Уверен, профессор не способен на такое…

– Опять ты со своей наивностью и тщетными надеждами! Нет, я не приму навязанную мне реальность! Я буду бороться! Искать способы прорваться к настоящей реальности и наказать всех виновных! Теперь это мой смысл жизни! Ты слышишь меня? Уясни это!

– Не нравится мне это…

– Ну, не нравится, так вали из моей головы! Это моё сознание, моё тело и моя жизнь! Я сам решаю как и что мне делать! И я буду бороться за себя, с тобой или без!

– Да понял я, понял! Не горячись. Всё понял и уяснил. Но я не могу покинуть тебя по собственной воле. Иначе давно бы так и сделал! Будет так, как решишь ты.

– То-то же!

Они оба замолчали и задумались, каждый о своём. Герман устало опустился на постель и прикрылся одним из кусков ткани. Он повернулся к окну. Небо постепенно светлело. Звезды и луна на его фоне тускнели и гасли. Далёкий горизонт прочертила алая полоска рассвета. Среди буйной тропической растительности, снаружи дворца, проснулись и защебетали крохотные райские пташки. Герман снова ненадолго задремал.