Читать книгу Квантовый мост - Фарид Джасим - Страница 33

Инга проснулась от собственного смеха. Ей было хорошо, неописуемо хорошо. Радость рвалась наружу звонким заливистым хохотом. Отсмеявшись, она промокнула кромкой одеяла слезы в уголках глаз и села в постели.

Боже, как восхитительно! Наверное, так чувствуют себя наркоманы на кокаине? Инга понятия не имела об ощущениях от наркотиков, никогда ими не баловалась. Но сон ее удивил, такого она никак не ожидала.

Необыкновенное чувство эйфории постепенно отпускало, исчезало, как предрассветная дымка под лучами восходящего солнца. Когда буря улеглась, в душе все равно было радостно. Думалось – почему так? Для Шипулина и Рогова этот момент стал последней каплей, источником невероятного ужаса, заставившего их уйти из жизни. А у нее – смех и радость.

– Что за фигня такая… – хрипло пробурчала Инга сквозь улыбку.

Наверное, я постепенно схожу с ума – это было последней мыслью перед тем, как она вновь провалилась в сон.

Утро Инга начала с пробежки, благо погода против такого занятия нисколько не возражала, скорее напротив, – поощряла все еще теплым солнцем и полным безветрием.

Опавшая листва выстлала мягким багряным ковром грунтовые тропинки, наполнив неподвижный воздух вкусным ароматом осеннего леса. Бег на свежем воздухе помог сосредоточиться и активизировать мыслительный процесс, а также навеял размышления на больную тему: не пора ли бросить курить? Инга никогда не страдала отсутствием силы воли, и прочно въевшаяся в ее жизнь вредная привычка была скорее необходимым атрибутом ее самовыражения и способом справляться со стрессами, нежели признаком слабоволия. Наматывая круг за кругом, она сознавала: в ней неуклонно вызревает решение всерьез призадуматься о том, чтобы расстаться с табаком. Позже, когда все устаканится. А пока стрессы и неприятности как в Стокгольме, так и здесь, в Петербурге, не способствовали ее стремлению освободиться от пристрастия к никотину.

Пробежав запланированное расстояние, Инга остановилась на поляне передохнуть, прежде чем отправиться домой, заварить чая покрепче и… да, выкурить первую за день сигарету, которая вкуснее всех последующих.

Из леса на поляну неспешным гуляющим шагом выбрел знакомый мужик в трениках и адидасовской спортивной куртке, из-под которой выглядывал ворот плотного свитера. Рядом на поводке семенил, прихрамывая на одну лапу, черный ротвейлер в большом кожаном наморднике. Инга напряглась и на всякий случай засунула руку в карман куртки, нащупав прохладный металл перцового баллончика. Но мужчина лишь недобро зыркнул в ее сторону и отвернулся, сделав вид, что рассматривает обнаженные ветви растущих вдоль тропинки деревьев. Пес поступил примерно также, ненадолго задержав на ней опасливый взгляд черных, как угли, глаз. Когда парочка исчезла из виду, Инга расслабилась и побрела по тропинке к выходу из парка.

По пути размышляла о сиреневых полосках и о странном отсутствии страха перед ними. В памяти всплыл инцидент месячной давности со злобной собакой и ее агрессивным хозяином. Анализируя свои ощущения во время столкновения, с любопытством отметила, что в тот момент не испытала ни паники, ни страха. Выброс адреналина был, это она помнила хорошо, но испуга – нет. Мчащегося на нее бойцового пса она совершенно не испугалась. Тогда этот факт пролетел мимо ее сознания незамеченным, а теперь возник резонный вопрос: как это понимать?

Мысль заработала, как дизельный мотор на гоночном «Ягуаре». Перед внутренним взором пронеслись воспоминания далекого и недавнего прошлого, все случаи из жизни, когда она оказывалась в стрессовой ситуации или когда ей угрожала опасность. В целом она жила (до недавних пор!) спокойной, размеренной жизнью, и последней стрессовой ситуацией стал развод со Стефаном, который, надо признать, прошел достаточно спокойно, без драк, мата и истерик. Затем – происшествие с Буковским. Она замедлила шаг, припоминая первые мгновения в залитой кровью палате. Что она тогда почувствовала? Тошноту от смрада крови, волнение, удивление, обеспокоенность последствиями… был ли страх, испуг? Вроде бы нет. Тогда она не придала этому значения: не в ее обыкновении рефлексировать по поводу нюансов своих ощущений, но теперь с уверенностью заключила, что страшная картина растерзанного человека ее нисколько не испугала. Впечатлила – да, но не испугала.

Инга отмотала катушку воспоминаний на несколько десятков лет в прошлое, припомнив юные годы в школе. В то время некоторые одноклассники, бывало, дразнили ее за маленький рост, обзывали «гномом» или «кнопкой», она отвечала, дралась. И ее били. Не только мальчишки, но и девчонки. Но она отвечала снова, и ее снова били. И так раз за разом. «Упрямая коза», цедили сквозь зубы раздосадованные обидчики, видя, что она не боится и не сдается. «Отважная, молодец!» – восхищенно вздыхали те немногие, кто симпатизировал ей. Еще вспомнилась случайно подслушанная беседа родителей. Они вернулись после разговора с директором школы в связи с очередной ее дракой, и тогда папа сказал маме: «Храбрая и бесстрашная, одна против двух мальчишек, ей бы на войну, или в спецназ…» – а мать возмущенно отмахнулась: «Типун тебе на язык, не дай бог!»

Сейчас, размышляя о своей неожиданной реакции на то, что должно было стать смертельным кошмаром, она с некоторым изумлением взглянула на свою жизнь и попыталась проанализировать внутреннее эмоциональное отражение некоторых событий. Инга никогда не задавалась вопросом, боится ли она чего-либо в этом мире. Если б ее об этом спросили, она наверняка ответила бы стандартное: «да, смерти близких людей», или: «ядерной войны», или что-то в этом роде. Но есть разница между тем, когда ты не хочешь, чтобы нечто произошло, и когда ты этого боишься.

Вернувшись домой, Инга приняла душ, наскоро перекусила и уселась перед компьютером. После пары часов напряженных поисков и нескольких выкуренных сигарет она наконец нашла то, что, возможно, объясняло странное отсутствие у нее страха в тех ситуациях, в которых другие от страха гибли. Одна из ссылок всеведущего гугла вывела на статью о редкой болезни – липоидном протеинозе, или болезни Урбаха-Вите. Инга во время учебы в медуниверситете, конечно же, читала об этом недуге, открытом в 1929 году двумя австрийскими учеными, чьими именами его и назвали, но подозревать описанные симптомы у себя никогда не приходило ей в голову.

Заболевание встречается крайне редко, на сегодняшний день по всему миру известно не более трехсот случаев, зарегистрированных с момента открытия, а потому описана она сравнительно скудно. Однако того, что имелось, хватило с лихвой.

Болезнь зачастую протекает бессимптомно. Иногда проявляются лишь некоторые из симптомов, чаще всего – нарушения речи в виде осиплости или хриплости голоса, а также сыпь в виде папул на лице, обычно вокруг глаз. Симптомы возникают в детском возрасте и сохраняются на протяжении всей жизни. Инга нервно сжала мышку, когда прочла об основном последствии этой болезни для организма. Им оказалось разрушение амигдал – миндалевидных областей мозга, расположенных в височной доле и отвечающих за формирование чувства страха. В эмоциональной палитре пациентов, страдающих от болезни Урбаха-Вите, наблюдается полное отсутствие этого чувства. При этом сохраняются рефлексы самосохранения и выбросы адреналина в кровь – ведь за подобные реакции отвечает, помимо некоторых других отделов мозга, гиппокамп, а с ним у Инги, к счастью, проблем не было.

– Твою дивизию… – пораженно пробормотала Инга, откидываясь на спинку стула. – Приехали, блин!

Она закурила новую сигарету, призадумалась, отрешенно глядя в мерцающий монитор.

Редкое генетическое заболевание, надо же! Спору нет, чтобы подтвердить у себя такой диагноз, недостаточно статьи в Википедии. Требуются, помимо массы анализов, еще и магнитно-резонансная томография вместе с детальным генетическим исследованием. Разумеется, Инга и не думала обращаться за диагностикой и медицинской помощью сейчас, на сорок втором году жизни, тем более что болезнь все равно никак не лечится. Прожила она без миндалин полжизни, проживет и оставшуюся половину, не беда. Немного беспокоил генетический характер этого недуга, но она была почти уверена, что Алексу болезнь не передалась: у него до сих пор не обнаружилось никаких признаков, а они обычно появляются в раннем детстве. А вот у его ребенка «бракованные» гены вполне могут всплыть.

Инга оставила компьютер и отправилась в кухню, чтобы перекусить. Требовалось срочно доесть остатки позавчерашнего борща, пока не скис, и пироги – пока не зачерствели. Разогревая еду, весело напевала себе под нос и даже подтанцовывала. Решение загадки подняло настроение и воодушевило. Правда, не дало ответа на вопрос, что дальше?

Зазвонил телефон. Сняв кастрюлю с плиты, Инга заспешила в гостиную. С экрана смартфона ей мягко улыбался Евгений Гольдберг.

– Здорово, Жень! – прохрипела она и поставила телефон на громкую связь.

– Приветик! – приятный мужской голос зазвучал тепло и доброжелательно. – Прости, что вчера не перезвонил. Замотался. Как ты?

– Прекрасно! – ответила Инга. – Ты очень кстати позвонил, сейчас услышишь кое-что занятное.

– И что же? – хохотнул Евгений. – Только не говори, что тебе тоже приснились сиреневые полоски.

– Угадал! – радостно воскликнула она, будто рассказывала о большом выигрыше в лотерею. – Позавчера, вчера и в ночь на сегодня.

В трубке повисла тишина.

– Ты сейчас серьезно? – голос Евгения изменился, едва заметно дрогнул.

– Серьезней некуда! – заверила она, хотя тон ее меньше всего говорил о серьезности. Веселость в голосе была неуместна, но Инга ничего не могла с собой поделать. – Сперва приснилось облако, затем знак. Тот самый, что как буква жэ. Сегодня на нем возникло утолщение и… знаешь, оно в самом деле улыбнулось! Словом, все как по плану. Интересно, что будет завтра…

– Инга! – взволнованно перебил Евгений. – Как ты себя чувствуешь? Есть повреждения?

Инга искренне рассмеялась и рассказала обеспокоенному приятелю о своей странной реакции на кошмарное сновидение, которое и кошмарным не назовешь, скорее любопытным. А сегодняшний эпизод так вообще вызвал приступ необъяснимой радости и веселья. Услышав изумление в его коротких комментариях, сразу поведала и о своей предположительной болезни, очевидно сделавшей ее иммунной к убийственному воздействию загадочного символа.

– Теперь, Женя, ты знаешь, что у меня не все дома – в прямом смысле слова, – посмеиваясь, закончила она рассказ и наложила себе в тарелку парующего борща, – миндалин не хватает.

– М-да… – озадаченно протянул он, – ну знаешь, у тебя и без миндалин башка варит дай боже…

Ей сделалось приятно, возражать она не стала.

– Мой бывший как-то раз ляпнул, что мой айкью сопоставим с моим ростом, – не без гордости заметила Инга.

– Так и сказал? – изумился Евгений. – Вот хам!

– Я тоже тогда так подумала, что, мол, айкью такой маленький, даже собралась послать Стефана подальше, – Инга усмехнулась, – но он вовремя пояснил, что имеет ввиду число сантиметров, составляющих мой рост. То есть сто пятьдесят пять.

– А-а… ничего себе комплимент, тогда он молодец. Но теперь понятно, откуда у тебя такой хриплый голос. Я-то думал, потому что куришь много.

– Не-а, у меня такой с детства.

После недолгой паузы Евгений сказал:

– Как бы то ни было, нет никакой гарантии, что эти сновидения не причинят тебе вреда, раз они уже убили семь человек.

– Это да, согласна, – признала Инга, прихлебывая борщ, и добавила серьезным тоном: – Поглядим, что будет в эту ночь. Шипулин и Рогов были единственными, кто дожили до улыбки. А я ее пережила.

– Тебе, наверное, понадобится помощь? Вдруг что-то все-таки… Я мог бы приехать.

– Но Жень, чем ты мне поможешь, если вдруг что? Да и Наташа вряд ли обрадуется, если ты соберешься со мной провести ночь.

Евгений смущенно угукнул, признавая ее правоту. Она продолжала:

– Нет, знаешь, все-таки я отчего-то уверена, что со мной ничего дурного не случится. Если эти сновидения воздействуют на миндалины таким образом, что доводят людей до жутчайшего состояния, то мне это не грозит.

– А если миндалины – не единственный объект воздействия в мозге? – предположил Евгений.

– Не исключено. Но в таком случае вовсе необязательно, что воздействие окажется негативным или разрушительным, – возразила Инга.

– В принципе, верно, – согласился он, но голос его по-прежнему звучал озабоченно.

– Так что, – рассуждала она, – сегодня ночью все станет ясно. Если опять не случится ничего жуткого, то можно будет, думаю, окончательно признать, что вся эта фантастическая канитель для меня совершенно безопасна. Рано или поздно выяснится, что это такое, следует лишь набраться терпения.

Евгений помолчал, потом тихо произнес:

– Я боюсь за тебя…

Инга хотела было отмахнуться какой-нибудь поговоркой вроде: «чему быть, того не миновать», но в последний миг призадумалась. Его слова прозвучали как-то странно, словно бы он на самом деле хотел сказать что-то иное, но не посмел.

– Спасибо, Женя, – вымолвила она после некоторого молчания, – все будет хорошо.

– Позвони мне завтра с утра, лады?

– Обещаю!

Инга доела борщ с пирогами, вымыла посуду и отправилась прогуляться, желая по полной насладиться хорошей погодой, столь редкой для Санкт-Петербурга в это время года.

Неспешная прогулка по набережной помогла упорядочить мысли и чувства, принять и переварить то, что она узнала о своем мозге, о своей болезни, которая сделала ее столь непохожей на остальных людей. Выделяться из общей массы Инга привыкла еще со школьной поры, но сейчас, в зрелом возрасте, наблюдать вполне осязаемые проявления собственной анатомической уникальности было так необычно.

Нева играла солнечными бликами, волны негромко плескали о закатанный в бетон берег, чайки весело кричали над водой, кружась в беспрестанном хороводе. Вдали виднелся сверкающий в лучах осеннего солнца шпиль Адмиралтейства, острым копьем нацеленный в чистое голубое небо. Жизнь вдруг перестала казаться полной стрессов и разочарований, в ней нежданно-негаданно нашлось место для нежных, теплых чувств, и испытывать их было неописуемо приятно. Даже если они никогда не покинут своей резервации, именуемой душой. Там, спрятанные за колючей проволокой, под зорким оком надсмотрщика, они тихо тлели добрыми, ласковыми угольками.

Инга вернулась домой лишь к вечеру. Привычно помахала сидящим в минивэне бойцам невидимого фронта, в очередной раз подивившись их упорству в стремлении без толку тратить свое время. Ей стало немного жаль ребят, подумала, не принести ли им поесть. Нет уж, перебьются, решила она, весело взбегая по побитым каменным ступенькам на пятый этаж.

Алекс, как ни странно, на связь этим вечером не вышел. Наверное, опять уроки. Но мысли Инги больше занимало ожидание приближающейся полночи – времени, когда она обычно ложилась в постель.

Наконец час настал, и она погасила свет.