Читать книгу Танжер - Фарид Нагим - Страница 11

– Его нет дома! Он на работе, в камандировки… Свои, бля, все дома сидят! Свои…

Открылась дверь, и повалились узлы, загремела гитара. Я приподнялся – советский, аккуратный и смешной чемодан, похожий на самого Димку; маленький телевизор и видеомагнитофон «Грюндиг», видеокассеты с мультиками для Димкиной работы в «Союзмультфильме», странный парфюм «DRAGON NOIR». И эта его книжка «Голый завтрак», которую я всегда видел у него в общаге.

– Анварка, так ты здесь! – Он протирал запотевшие очки и щурился.

«Здесь», – хотел сказать я, но только захрипел.

– Анварка, как здесь жить?! Сарай, ёпть! Там какие-то гамадрилы ходят! – Он испуганно засмеялся и шмыгнул носом. – Уже червончик у меня стрельнул, этот мужик, Анатоль. Я даже среагировать не успел. А-на-толь, бля!

– Да, Дим, у меня тоже.

– Сюда даже девушку приличную стыдно привести… И-ё-о, а ванну ты видел?! – Он достал пузырек и закапал в нос. – Ваа-ще говорить нэ могу.

– Пройдет, Дим.

– Пройдет, – засмеялся, захрипел носом. – Хронический гайморит, бля.

– A-а. Ну как дома, Дим?

– Нормально, Анварка, – сказал он и ушел сморкаться в шкаф слева, где уже начал развешивать свою аккуратную одежду мальчика-отличника. – Нормально, ни дня без грамма.

– Я-асно, Дим.

– Так, Анварка, может, как всегда, а? Я сейчас мясо приготовлю, а ты сходи в магазинчик… бля, Анварка, ты смешной какой-то… ты в запое, что ли?

– Да-а, есть маленько, – ноги мелко дрожали. – Что пить-то будем, Дим?

– Только не коктейли! Надоели коктейли. Вина что ли красного взять?

– Точно, Дим, мясо же все-таки.

Собирался и, казалось, что нас трое, оборачивался. Брел в магазин и смеялся по дороге, вспоминая, как Димка недовольно бурчал на кухне: «Твою мать, это тараканы, что ли?!»

Прикольный этот Димка. Твою мать, это тараканы что ли?.. И так аккуратно раскладывал зимние шерстяные трусики, платочки, полотенца, чувствуется, что мама ухаживает за ним, заботится, думает, как он там, в Москве…

– «Хванчкару», пожалуйста, вон, та, которая за тридцать.

Выгреб листовки из ящика. Еще на лестнице я услышал музыку.

«Опять Меладзе слушает, прикольный этот Димка!»

– Дим, я «Хванчкару» взял.

– Ты знаешь, что Хванчкара – это маленькая деревня в Грузии, и у них маленький виноградник, а здесь в Москве это вино разливают тоннами.

– Поддельное, значит, но оно вкусное, Дим, я пил.

– А, действительно, какая нам хрен разница?

– Дим, вот все-таки, как ты так вкусно готовишь суп, а?

– Да, Анварка, – засмеялся он, подняв голову с гладко зачесанными назад волосами, блестя круглыми очками. – Крошу все подряд туда.

– Ты повар настоящий, на самом деле.

«Она была актрисою и даже за кулисами играла роль, а зрителем был я, – пел Меладзе. – В душе ее таинственной скрывались ложь и истина, актрисы непростого ремесла».

– У нас сегодня какой-то вечер достижений Грузинской культуры, Дим.

– Что ты говоришь? Ага, вкусное, на самом деле, наливай, – сказал он. – Буду знать теперь. «Хванчкара».

«Красота актрисы так обманчива и влечет напрасными надеждами. Ничего слова ее не значили, и в душе моей все по-прежнему».

– Зачем ты это слушаешь, он что, нравится тебе, Дим?

– Знаешь, Анвар, – сказал он, жмурясь за очками. – Ведь он это про меня поет, про мою бывшую жену. Вот все точно так и было: она тоже была актрисой, играла роль даже в нашей жизни, а сама изменяла мне, а я верил ей.

– Да, Дим, извини.

– Стоял уже за кулисами нашей жизни, а все верил ей. Правду говорят, что про свою жену узнаешь самым последним. Смешно и очень верно, это так. Тупо, смешно и верно.

– А она кто у тебя была по гороскопу?

– Телец.

– Ну-у, Дим, Телец не подходит Деве.

– А все говорят, что подходит. Все гороскопы, которые я читал. Есть счастливые союзы, Анварка.

– Точно, все говорят, но на самом деле абсолютно не подходит, точно тебе говорю, Дим!

– В этот раз с дочкой встречался, – сказал он. – Гуляли с ней так долго, потом отводил ее домой. И знаешь, Анварка, я задумался о чем-то и долго-долго так шел в своих мыслях, а потом вдруг как-то почувствовал ее ручку в своей руке и вспомнил про неё, что я с дочкой иду, испугался даже. И знаешь, Анварка, она тоже притихла и тихо шла, только искоса посматривала на меня, она поняла, что с папой что-то происходит, и она переживала за меня, ей тоже стало больно, как и мне, ведь мы с ней родные, связанные, а ведь она еще такая маленькая…

Он вдруг увидел, что я смотрю на его руки, на эти его большие шрамы, похожие на кривые улыбки, и я уже не мог спрятать взгляд.

– Слушай, Дим, у тебя руки такие волосатые! У тебя грузин каких-нибудь не было в роду?

– Нет, Анварка, мама говорит, что прибалты были.

– A-а… А что за книжка «Голый завтрак»?

– Не знаю, не читал.

– Я ее у тебя всегда вижу.

– А хрен знает, зачем-то таскаю с собой.

– Да, бывает такое. А ты, знаешь, Дим, как в Москве журналы издаются? Восемьдесят процентов картинок, Дим, сканируются из старых западных журналов. Мы тоже сканируем. Пиздим, короче говоря.

– Я знаю. И в музыке так же.

– Дим, знаешь, что я ненавижу больше всего?

– Что, Анварка?

– Я ненавижу пословицу: если ты такой умный, почему такой бедный?

– И я, я тоже ее ненавижу. Ван Гог был тупой.

– Дим, а как твое имя будет по-американски?

– Не знаю, ну, допустим, Джон, а что?

– А мое?

– Анджей, нет, это польское… Анди… Энди, вот как ты будешь по-американски. А что?

– Я понял, Джон, – сказал я с ленивым пренебрежением. – Ты – неудачник!

Димка закурил.

– Вот что я тебе скажу, Энди. Ты, бля, тоже неудачник, Энди.

– Как это нелепо, говорить кому-то, что он неудачник.

– Энди?

– Ну что, Джон?

– Я знаю, что у тебя есть шампанское!

– Ты видел, что ли, уже?

– Я что угадал, что ли?!

– Точно есть.

– А потому что, Анварка, у тебя всегда есть шампанское заныканное.

Я достал шампанское. Он веселился, как ребенок.

– Вот блядь, Энди, это мясо горит!

– А что, еще и мясо есть?

– Не знаю, не знаю, по-моему, уже нет. Блин, но какой-же все-таки проигрыш на саксофоне хороший – па-ба-рай-ба-пай… па-ба-рай-ба-пай… вспомнил сейчас… ани были так-сис-ты… па-ба-рай-ба-пай…

– Дим, а прикинь… дым, бля, какой… а прикинь, у нашего Юрия Владимировича пальцы короткие и когда он здоровается, такое чувство, будто у него пальцы отрублены на половину.

– А это кто?

– Да так, есть там один. Дим, я же здесь бабу недавно трахал.

– Да ты что? – посерьезнел так, замер.

– Да, в возрасте уже, Надежда. Познакомились по телефону, она номером ошиблась… У нее, Дим, видать так давно никого не было, что она смотрела на меня, вылупив глаза. И вот я это, вхожу в нее, короче, а она такая: ой, мама, я вхожу, а она: ой, мама, ой, мама, ой, мама… ей лет сорок уже, а она – ой, мама. Я как расслышал, мне так смешно стало, а она: ой, мама, ой, мама, я терпел, а потом тоже говорю: ой, папа, ой, папа. И вдвоем с ней, она: ой, мама, я – ой, папа, о-о-х мама, о-о-х, папа, ой, мама, ой, папа, причем оба серьезно так, главное, что серьезно.

Димка заржал.

– Как-как ты говоришь?

– Ой, мама, а я – ой, папа, ой, мама, ой, папа.

Делал что-то с мясом и все повторял: ой, мама, ой, папа, и хохотал.

– Надежда умирает последней, а я ее законный наследник, – пропел я.

– Анварка, а может нам девчонок каких-нибудь снять?

– Давай, Дим, здесь поблизости, да?

Мы быстро оделись и вышли. Как только появлялись девчонки, весь наш запал пропадал. Я надеялся на Димку, а он на меня. Когда они появлялись, Димка становился серьезным и равнодушным и как будто бы совсем не пьяным. Так и стояли на остановке, два идиота.

– Дим, а ты знаешь, что если в Германии мороз чуть выше десяти градусов, то там жизнь замирает?

– А в Индии, Анварка, минус два – уже со смертельным исходом…

– Я понял, Дим, у нас не получится, мы не созданы для этой роли.

– Я вот тоже думаю.

– Это надо Гарника.

– Да.

– Или Германа.

– А нам, на самом деле, не это интересно, неудачник Джон.

– Но хочется же, неудачник Энди.

Дошли до светофора, подождали зеленый и не стали переходить. Снег. Тетка с догом. Мусорный бак с выломанной балконной дверью.

– Дим, скажи, а правда дог похож на гомосексуалиста?

Он смотрел и хмыкал.

– Да, точно, что-то есть такое… Ну что, так и будем идти?

– Дальше и дальше, – сказал я, и мы оба остановились.

– Может, педику Кириллу позвонить? – засмеялся он.

– А ты что знаешь про него? – я тоже засмеялся.

– Мне Артемий Финецкий говорил, да про него все знают, он сам бегает и всем рассказывает, что стал педиком. Он, конечно, приедет, если ему позвонить.

– Да уж, Дим.

– А Гарникян чем занимается?

– Слоган для Билайн хочет придумать.

– A-а… Может водки выпить?

– Коктейли не надо, коктейли не надо! Если водки выпьем, Дим, у нас такой коктейль внутри будет, Северное сияние, бля!

– Надо выпить, а то насморк замучил.

Купили водки. Смотрели на девчонок. Прошли мимо этой жалкой, занесенной снегом по самую крышу, «Волги».

– Так бы и сказал, Дим, что водки хочешь, а то – девчонок снять, мы не созданы для этой роли.

– Я вот сам не люблю в себе это, нерешительный, бля.

– И я тоже, Дим.

– Поэтому мы и оказались здесь. Сейчас позвоню Кириллу и скажу: педик-неудачник Кирилл, дело есть, короче, смазывай задницу и к нам, – он захохотал.

– Поэтому, Дим, мы здесь, а Гарник и Герман с женами. А мы здесь с водкой… – рот мой вдруг наполнился ее губами, и я услышал синтетически свежий запах жвачки… – забыл тебе рассказать, мы после Нового года с Германом проститутку сняли.

– Ой, мама, блин, я пропустил. Ой, папа, бля.

– Хорошая, только она какая-то сонная была, и Герман ее все время будил, мол, работать, матушка, работать.

– Это он так говорил?!

– Но! Работать, матушка, работать, а она спит.

– Ой, мама, бля, работать, матушка, работать?! – Димка захохотал.

– Давай, Анварка, по капельке.

Мы выпили. Я выпил только потому, что Димка хотел.

– А я вот, Анварка, смотрю на эту губку для обуви и думаю, как просто все сделано. Но почему это китайцы придумали, а не я. Так хочется что-нибудь придумать нужное всем.

– И мне.

– Может, нам тоже проститутку снять?

– Денег нет, Дим.

– Блин, и у меня нет, работа есть сделанная, а денег нет. А может, нам по объявлению проститутку вызвать?

– Ни одной газеты нет у них, мы уже искали с Германом.

– Вот, блин! А вот как можно без газет жить?! Это же дешевле, если по газете искать.

– Дешевле.

– Неудачнику педику Кириллу, что ли, позвонить? – снова сказал он и засмеялся. – Как странно, Анварка! Так странно, что в этом огромном городе, мегаполисе, очень много одиноких девушек, девушек уставших без любви, и мне хочется подойти к ним и раскрыть свою грудь, и сказать – посмотри, какая у меня душа, зачем тебе «мерседесы» и счета в иностранных банках?! Ты знаешь, какой кроется внутри меня мир и какое счастье я могу тебе подарить! А они ищут совсем другое, обманываются, их используют, и все равно, бля…

– Нет, Дим, такое поколение женщин вымерло. Вымерло, как класс. Декабристок больше нет.

– И наверное, сотни, сотни тысяч из них в данный момент мастурбируют и мечтают о мачосах, а мы не можем никого найти. Я прямо чувствую их, слышу, как они стонут, и умоляют нас прийти. А мы ищем проституток.

– О-о, Димка, о-о, Анварка, наконец-то, о боже, о-о-о…

– Ой, мама, бля.

– Ой, папа.

– Говорят, в Японии наносят такие штрих коды на плечо, девушки, парни на дискотеках, и у всех считывающие устройства. Считываешь, а там написано: «хочу трахаться» или – «не прочь».

Я засмеялся и понял, что пьян, тяжело и устало пьян. А потом смотрел телевизор с выключенным звуком. А Димка что-то искал и все двигал меня.

– Где же он может быть?

– Дим, ты чего ищешь-то?

– Ключ ищу.

– А-а.

Он уходил, приходил и снова двигал меня.

– А что за ключ-то?

– Старинный такой, длинный должен быть ключ, резной.

– А-а.

– Не видел?

– Нет, какой ключ-то, Дим?

Он налил себе, немного налил мне и выпил.

– Анварка, там, в глубине моего шкафа какая-то дверь в стене, и прорезь для вот такого ключа.

– Ни фига себе, а я не видел.

– Странная дверь, эти гамадрилы ничего тебе не говорили про нее?

– Нет.

– А Вова, тоже ничего? Странно, я вот думаю, что же там такое, что за нею, дверь-то старинная?

Я почти весь влез в этот встроенный шкаф, но только стена, шероховатая гладь обоев.

– Где, здесь, что ли, Дим? Или сбоку? Штаны твои мне на голову…

Он сидел с гитарой, курил разноцветную сигаретку и спокойно смотрел на меня.

– Нет?

– Нет, конечно, Дим!

– А я думал, что, может, ты ее увидишь.

– Я-асно, Димон.

– Так грустно, Анварка, всегда ищу потайную дверь, а нигде нет. Почему нет потайной двери?

Я тоже закурил его необычную сигаретку.

– Дим, удивительно, где ты такие сигареты цветные находишь?

– Да-а, Анварка, так хочется, чтобы в этой хрущобе была хоть одна потайная дверь, – он засмеялся и замолчал, уткнувшись в гитару. Почесал струны где-то у себя сбоку. – Мимо белого яблока луны, мимо красного яблока заката, облака из неведомой страны все плывут и плывут, плывут куда-то. Облака-а, белогривые лошадки, облака, куда вы мчитесь без оглядки? Не смотрите вы, пожалуйста, свысока-а, а по небу прокатите-ка вы меня…

Меня так поразило это его пение, тихий гитарный фон, я затаил дыхание и боялся пошевелиться. Я вдруг почувствовал, что такого не услышу больше никогда в жизни.

– Мы помчимся в заоблачную даль мимо гаснущих звезд на горизонте…

Эта детская песня, которую в мультфильме весело и задорно пели ежик, заяц и какая-то белка, была так трагична в его исполнении и так безысходна, что хотелось закричать. Я вышел в коридор и столкнулся с Анатолем. Он сжимал в кулаке большую отвертку, темное лицо его кривилось, щеки ярко блестели.

– Андрей! – членораздельно сказал он. – Как же хорошо ты поешь, бля! Ты мне всю душу порвал!

– Да это не я, Анатоль! Если бы я еще умел и петь! Это Димка.

– Димка? Этот, что ли? Все равно хорошо, а пиздец мне, ребята! – он закрылся в ванной.

Я думал, что не засну с горящим светом, но заснул, и проснулся. Димка допил водку и казался трезвым, касаясь языком нёба, он тихо выщелкивал какой-то мотив. Записал что-то на клочке бумаги. Принес чайник с паром, нарезал кружочками банан и полил сверху вареньем. Я смеялся про себя, глядя, как аккуратно и с любовью он это делает. Интересно наблюдать за человеком, когда он не знает и не обращает внимания на то, как он сам выглядит со стороны, и оказывается такой хороший в этот момент. В одиночестве человек святой.

– Дим?

– Что, Анварка?

– Ты знаешь, что мы с тобой, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон.

– Почему?

– Они ведь тоже снимали квартиру на Бейкер-стрит и даже не переживали по этому поводу. Потом Ватсон женился, ему уже лет много было…

Надо будет выпросить у Вовки тот чуланчик, чтобы не болтаться скрюченной фигурой в Димкиных ночных грезах.