Читать книгу Преступление и наказание - Федор Достоевский, Fyodor Dostoevsky, Tolstoi León - Страница 6

Первое, что бросается в глаза, – динамичность, острота сюжета. Для многих «серьезных» произведений это был бы скорее минус, но Достоевский, во многом опираясь на структуру авантюрного романа{1}, извлекает из этого одни преимущества. При огромной скорости работы он умудряется выстроить сложнейшую систему персонажей и отношений. Мы с самого начала знаем убийцу, но с интересом следим за его изобличением, улавливаем многочисленные параллели к его поведению в поступках и словах других героев – и в то же время ему сопереживаем.

После работ Михаила Бахтина широко распространилось представление о том, что зрелая проза Достоевского полифонична: в его романах происходит напряженный диалог не просто между главными героями, но между их сознаниями – вполне субъектными, самостоятельными, а не просто выражающими различные мысли автора. Хотя в центре «Преступления и наказания» – сознание Раскольникова, альтернативы ему, пусть в чем-то родственные, можно увидеть в других героях – Свидригайлове, Мармеладове, Порфирии Петровиче. Противоборство этих сознаний, взглядов на жизнь и этики мы и наблюдаем в долгих диалогах героев. Диалог вообще движущая сила прозы Достоевского; по несочувственному отзыву Набокова, ему, «казалось, самой судьбой… было уготовано стать величайшим русским драматургом, но он не нашел своего пути и стал романистом»{2}.

Черновик «Преступления и наказания». Из собраний Дома-музея Достоевского[4]

В каком-то смысле «Преступление и наказание» можно назвать инвариантом[5] сюжета Достоевского: по словам исследователя Сергея Аскольдова, «преступление в романах Достоевского – это жизненная постановка религиозно-этической проблемы. Наказание – это форма ее разрешения»{3}. Таким образом, хотя «Достоевский никогда не пропускает случая прибегнуть к сильным эффектам»{4}, криминальная завязка романа – не поблажка публике, охочей до острых переживаний, а необходимое условие для разворачивания философского конфликта. Согласно Борису Энгельгардту, Достоевский писал «не романы с идеей… но романы об идее»{5}. В «Братьях Карамазовых» Алеша так характеризует своего брата Ивана: «Он из тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Раскольников тоже из этой породы.

Можно говорить и о стилистической полифонии «Преступления и наказания». Несмотря на то что доминанта романа – страстные, иногда исступленные реплики (внутренние монологи Раскольникова, исповедь Мармеладова, восклицания Сони), другие герои могут весело шутить (Разумихин), занудствовать (Лужин), ерничать (Порфирий Петрович), неторопливо размышлять как бы сами с собой (Свидригайлов). Позволяет себе юмористический тон и сам «не погрешающий» автор, особенно когда прохаживается насчет иностранцев (например, в изображении квартирной хозяйки Амалии Людвиговны с ее ломаной русской речью. Характерно, что ругательство Катерины Ивановны – «куриная нога в кринолине» – принадлежит самому Достоевскому, который звал так знакомую немку-гувернантку{6}.