Читать книгу Дневники режиссера. Кино о войне. Чухрай, Бондарчук, Быков, Ростоцкий, Герман, Озеров, Лиознова, Кулиш, Шепитько, Говорухин, Роговой, Смирнов, Рязанов - Федор Раззаков - Страница 3

Смерть не бывает красивой

Несмотря на то, что после смерти Сталина минуло уже пять лет и в стране бушевало время, именуемое «оттепелью», идеологические путы продолжали сковывать советское искусство, в том числе и кинематограф. Освободившись от одних мифов, мастера искусств продолжали плодить новые. Взять тот же военный кинематограф. На смену таким суперпафосным постановкам, как «Третий удар» (1948) или «Падение Берлина» (1950), пришли пусть менее пафосные «Бессмертный гарнизон» (1956) или «Без вести пропавший» (1957), но правды войны в них было не многим больше, чем в творениях сталинского кино. Главные герои новых фильмов если и погибали, то также красиво и героически, как это было раньше (в «Третьем ударе» солдат Минутко зажимал зубами телеграфный провод, чтобы обеспечить связь штаба армии со Ставкой Верховного Главнокомандования, и умирал под суровую музыку, звучавшую с экрана, а в «Бессмертном гарнизоне» почти под такую же музыку погибали защитники Брестской крепости). У людей, знающих о войне не понаслышке, такое кино вызывало либо отторжение, либо снисходительную ухмылку. Вот почему многие советские кинорежиссеры, сами прошедшие войну, не спешили обращаться к этой теме в своих произведениях, поскольку знали, что настоящую правду им снять не дадут. Станислав Ростоцкий снимал мелодраму из деревенской жизни («Дело было в Пенькове»), Владимир Басов экранизировал дилогию К. Федина «Первые радости», Георгий Чухрай обратился к экранизации лавреневской повести «Сорок первый». Но в глубине души каждый из них продолжал вынашивать идею снять когда-нибудь хорошее кино о Великой Отечественной.

Первым на это решился Чухрай, у которого буквально душа обливалась кровью, когда он видел, какое кино «про войну» снимают, а точнее будет сказать «клепают» его коллеги по режиссерскому цеху. По его же словам: «Меня огорчало, что даже в хороших фильмах были кадры с солдатами, которые шли в атаку, «красиво» умирая на глазах у зрителей. Я думал: «В этой цепи, среди атакующих, мог быть и я, а зритель, развалившись в кресле, любовался бы, как я красиво умираю». За войну я видел очень много смертей и знаю: смерть никогда не бывает красивой. Любоваться ею безнравственно. И тогда я решил, что обязательно сниму фильм о своем сверстнике – русском солдате. Я еще не знал, каким будет мой фильм. Но я уже твердо решил, что в этом фильме не будет показана смерть героя – это, казалось мне, зрелище неэстетическое…»

Все началось летом 1957 года, когда по экранам страны с триумфом шел первый фильм Георгия Чухрая «Сорок первый». Как-то домой к режиссеру заявились два сценариста – Валентин Ежов и Будимир Метальников, которые предложили ему осуществить совместный проект – фильм на колхозную тему. Сюжет был незамысловат: председатели двух разных колхозов соревнуются между собой не только на трудовой ниве, но и на личной – они оба влюблены в красивую девушку-доярку. Чухраю проект не понравился, и он рассказал сценаристам свой – про молоденького солдата, который едет с фронта в отпуск к своей матери. Гости сказали, что это намного лучше, чем треволнения двух колхозных председателей. И согласились облечь чухраевскую идею в сценарную плоть.

В декабре 1957 года на «Мосфильм» была подана сценарная заявка на будущий фильм. Однако среди авторов сценария значились только двое: Чухрай и Ежов, поскольку Метальников из проекта вышел, увлекшись более современной темой (он напишет сценарий к хорошему фильму «Отчий дом»). 14 декабря с Ежовым и Чухраем студия заключила официальный договор. И работа закипела.

В отличие от предыдущего фильма – «Сорок первый», где Чухраю приходилось воевать чуть ли не за каждую строчку со своим соавтором Г. Колтуновым, в этот раз ситуация складывалась совершенно иначе. Можно смело сказать, что они с Ежовым работали душа в душу. Более того, Ежов публично заявил, что пишет свой сценарий для режиссера и на режиссера, максимально учитывая его творческие особенности. Редкий сценарист мог похвастаться таким заявлением. Видимо, огромное значение при этом имело то, что Ежов тоже был фронтовиком и его мироощущение абсолютно точно совпадало с чухраевским.

Друзья и противники «Баллады о солдате»

В начале 1958 года сценарий был готов. Однако в киношном мире его встретили в штыки. Дело в том, что аккурат в те дни Никита Хрущев выступил с очередной программной речью, где призвал работников искусства исследовать не прошлое, а создавать произведения о современности. «Наше сегодняшнее время не менее богато подвигами, чем далекое прошлое», – заявил глава государства. Коммунисты восприняли этот призыв как руководство к действию. На «Мосфильме» состоялось открытое партийное собрание, где те авторы, которые пытались запуститься с фильмами на тему пусть даже недавнего, но прошлого, были подвергнуты остракизму. В числе них были и Чухрай с Ежовым.

Режиссер Александр Зархи, который год назад закончил работу над фильмом о современных монтажниках-высотниках «Высота» и теперь приступал к работе над фильмом о мостостроителях «Люди на мосту», стал прямо с места стыдить Чухрая, закончив свою пламенную речь недвусмысленной репликой: «Равнение на Канны вас к добру не приведет!» (Многие коллеги до сих пор завидовали успеху чухраевского «Сорок первого» в Каннах.)

Чухрай в ответ попытался объяснить свою позицию следующими словами: «Еще не высохли слезы вдов, еще у меня открываются раны. А для вас Великая Отечественная война – далекая история. Как вам не стыдно!» Но в зале его мало кто слушал. Оператор Владимир Монахов, снявший с Зархи «Высоту», заявил: «Отечественная война – это не современность, это история. А партия призывает нас делать современные фильмы». Самое смешное, но спустя несколько месяцев сам Монахов приступит к съемкам фильма «Судьба человека», посвященному событиям Великой Отечественной.

Затем слово взял мэтр отечественного кинематографа Григорий Александров. Он тоже принялся стыдить Чухрая за увлечение стариной и объявил, что сам он будет снимать фильм о современности под названием «Русский сувенир». «Там современный сюжет, современные костюмы, современные герои. Так отвечает старшее поколение на призыв партии!» – закончил свою речь Александров. И здесь без смешного не обойдется: этот «Русский сувенир» сразу после его выхода в свет обругают чуть ли не все критики и фильм окажется на свалке истории.

Однако даже несмотря на такую обструкцию, учиненную им на партсобрании, Чухрай и Ежов продолжали работать над сценарием. Работали упорно и не жалея себя. Задумав сделать фильм о войне без войны, авторы в то же время понимали, что именно это у них и не получается. Отдали сценарий в мастерскую Михаила Ромма, чтобы проверить свои сомнения. Ромм сказал, что сценарий не получился, подтвердив тем самым самые худшие опасения авторов. Они стали думать, как исправить положение. Спасение пришло из глубин памяти Чухрая. Он вспомнил своего однополчанина, который отличился в бою. Когда Чухрай спросил его, как это произошло, тот признался: «Я очень испугался». Так в сценарии появился пролог, где Алеша Скворцов с испугу подбивает два фашистских танка. Для советского кинематографа это был настоящий прорыв: до сего дня все персонажи наших фильмов на военную тему совершали подвиги исключительно по причине собственного героизма. А тут – от испуга. Но в советском кино конца 50-х уже был пример «негероического героя»: Вероника из «Летят журавли» предавала своего возлюбленного, ушедшего на фронт и выходила замуж за нелюбимого человека. К числу таких персонажей можно отнести и Андрея Соколова из «Судьбы человека»: он хоть и был настоящим героем, но из числа бывших военнопленных, которые при Сталине приравнивались к «врагам народа».

Был также дописан еще один эпизод: с матерью, которая выходит на дорогу и, вглядываясь в даль, ждет своего сына. После этого все в сценарии стало на свои места. Когда Михаил Ромм вновь взял его в руки и прочитал, он ему понравился безоговорочно. Именно он и предложил дать ему название «Баллада о солдате».

Между тем в отличие от Ромма руководству Главка по производству художественных фильмов «Баллада» не понравилась. Чухрая вызвал к себе руководитель Главка Александр Федоров. И стал горячо убеждать молодого режиссера в том, что после такого грандиозного успеха, какой выпал на долю «Сорок первого», Чухрай просто не имеет права браться за такой слабый фильм. «Люди ждут от вас чего-то такого же масштабного, значительного, а вы хотите снимать кино про безусого юнца, едущего с фронта в отпуск домой, – говорил Федоров. – И зачем едет-то: латать крышу матери. А ведь вы бывший десантник, участник Сталинградской битвы! Неужели мало в вашей памяти героических фактов, чем то, что вы придумали в «Балладе»? Это же мелко!».

Чухрай отвечал, что история, рассказанная в сценарии, совсем не мелкая. Да, она частная, но именно в этой частности вся соль. «Сколько можно снимать фильмов про генералов и писаных героев! – горячился Чухрай. – Войну выиграли не только они, но и такие мальчишки, как Алеша Скворцов». И так убежденно защищал своего героя режиссер, что Федоров сдался. И поступил очень благородно. Он сказал, что все равно остается при своем мнении, но мешать в постановке «Баллады» не будет.

Коней на переправе… меняют

7 августа 1958 года руководству 3-го творческого объединения «Мосфильма» был представлен режиссерский сценарий «Баллады о солдате». Он был принят с незначительными поправками. До начала следующего года длился подготовительный период. Во время него Чухрай нашел исполнителей на центральные роли. Алешу Скворцова должен был сыграть Олег Стриженов, который прекрасно зарекомендовал себя в предыдущем фильме Чухрая – «Сорок первом», девушку Шуру – Лилия Алешникова. Последняя в том году закончила театральное училище имени Щукина, но уже имела за плечами несколько крупных ролей в таких фильмах, как: «Они были первыми» (1956), «Это начиналось так» (1956), «Город зажигает огни» (1958).

Съемки фильма начались ранней осенью 1958 года с натурных эпизодов, которые снимались под Владимиром. Снимать начали с эпизода, где Алеша едет на машине в отпуск, а навстречу ему, к фронту, движутся колонны автомашин с солдатами (в массовке снимались местные военнослужащие из в/ч 07008). Однако работа остановилась, едва начавшись. Во время съемок проезда машины оператор Эра Савельева расположилась на капоте с ручной камерой «Конвас», а Чухрай сел на капот слева, свесив ноги. Когда киношная машина поравнялась с грузовиком, в кузове которого находились солдаты, последний внезапно потерял управление и ударил съемочный автомобиль по капоту. От удара Чухрай свалился на землю и получил серьезные повреждения: у него была сломана ключица и голеностопный сустав. Его немедленно отвезли в военный госпиталь.

После этого инцидента впору было рвать на себе волосы, поскольку травмы режиссера грозили длительным простоем. Но, как показало будущее, это сослужило фильму самую лучшую службу. Именно в госпитале Чухрая вдруг осенило: он вдруг понял, что пригласил на главные роли не тех актеров. Стриженов и Алешникова ну никак не тянули на юных и целомудренных юношу и девушку, к которым пришла первая любовь. Убежденный в своей правоте, Чухрай заставил врачей выписать его раньше срока, с костылем и в гипсе заявился на «Мосфильм». Однако едва он заикнулся руководству студии о замене актеров, те наотрез отказались даже обсуждать эту тему. «Да вы в своем уме: менять актеров, когда съемки уже начались! Это же неслыханно». – «Я не знаю, слыханно это или неслыханно, но в моем фильме будут сниматься другие актеры», – продолжал гнуть свое режиссер. «У вас ничего не выйдет. Даже если мы согласимся, на это не пойдут сами актеры». – «Об этом я сам как-нибудь позабочусь», – ответил Чухрай и отправился уговаривать актеров.

Первым был Стриженов. Его уговорить отказаться от роли оказалось не столь сложно. Дело в том, что Стриженов был признателен Чухраю за то, что тот не побоялся взять его на главную роль в «Сорок первый», тем самым пойдя на открытый конфликт с Пырьевым, который видел в этой роли только Юрия Яковлева. Другое дело Алешникова, которая Чухраю ничем обязана не была. Но и ее режиссер сумел уговорить, педалируя в основном на ее возрастные данные и на то, что Стриженов от роли уже отказался.

После этого Чухрай засел за актерские картотеки, пытаясь в них выловить именно тех актеров, которые ему необходимы. Ему это удалось. На роль Алеши он пригласил студента 2-го курса ВГИКа Владимира Ивашова, на роль Шуры – первокурсницу Школы-студии МХАТ Жанну Прохоренко (она пробовалась в «Балладу» на роль в массовке). Однако если с привлечением Ивашова никаких проблем не было, то с Прохоренко дело обстояло сложнее: руководство Школы-студии категорически запрещало своим студентам сниматься в кино. Ослушников ждало немедленное отчисление. Зная это, Чухрай пошел обходным путем. Он сначала уговорил саму Прохоренко уйти из училища и перевестись во ВГИК, а потом обработал ее маму. Ей он сказал следующее: мол, у вашей дочери небольшой рост, а это значит, что в театре ей главные роли наверняка не светят. Зато в кино, после участия в его фильме, ей от предложений отбоя не будет.

Итак, найдя новых исполнителей, Чухрай готов был снова начать работать. Но, как выяснилось, этого не хотела большая часть его съемочной группы. Узнав о том, каких артистов он выбрал, киношники взбунтовались. Они заявили: «Мы хотели работать на серьезной картине, в которой будут сниматься настоящие артисты. А вы собрали детский сад. Мы не хотим участвовать в этой афере». И отправились жаловаться директору «Мосфильма» В. Сурину. Но тот не стал рубить сплеча и вызвал к себе Чухрая. «Что будем делать?» – спросил директор режиссера. «Если не хотят работать, пусть уходят», – ответил Чухрай. Директор так и сделал: убрал из группы недовольных и назначил туда новых людей.

Смена оператора

В начале 1959 года съемки фильма возобновились. В павильонах «Мосфильма» снимали эпизод первого знакомства Алеши и Шуры в вагоне теплушки. К апрелю группа должна была завершить павильонные съемки и снова выехать на натуру, в те же места, где снимались эпизоды с первыми исполнителями, – во Владимирской области. Но тут в группе созрел новый бунт. Возглавила его оператор фильма Эра Савельева. Вот как об этом вспоминает сам Г. Чухрай:

«Эре Михайловне казалось, что мы в своем сценарии отошли от священных принципов соцреализма, и она хотела спасти нас, вернуть в свою веру.

– Мы же должны воспитывать людей! – страстно убеждала она меня. – Мне понятно, за что Шурка полюбила Алешу: он герой. Он подбил в бою два танка. Но за что он полюбил Шурку? Что она такого сделала? Не можем же мы показывать, что он полюбил Шурку за красивые ножки и длинную косу? Нужно, чтобы и Шурка была героиней, – говорила Эра Михайловна взволнованно. – Пусть и она будет совершать подвиги. И когда они утром встретятся, она скажет: «Алеша!» – а он скажет: «Шура!» – и все зрители будут плакать. – При этом по ее щекам текли настоящие крупные слезы. Она мыслила категориями соцреализма.

– Эра Михайловна, – отвечал я. – Если бы мы влюблялись в девушек за их патриотические поступки, вы были бы абсолютно правы. Но мы влюбляемся в них за красивые ноги и длинные косы. Конечно, это непатриотично, но если бы было по-вашему, то скоро бы прекратился человеческий род, а с ним пропал бы и соцреализм. К счастью, мы влюбляемся не в героинь.

– Я с вами не согласна! – закричала Эра Михайловна и со своими единомышленниками отправилась в редакционную коллегию. Там она повторила свои предложения и потребовала, чтобы их приняли.

В ответ редактор нашей картины Марьяна Вальтеровна Рооз напомнила Эре Михайловне, что существует такая вещь, как авторское право. Но та настаивала на своем.

Тогда Марьяна сказала:

– Вы в своей жизни писали что-нибудь, кроме заявлений о повышении зарплаты? Научитесь писать сценарии, а потом предлагайте свои эпизоды и сюжеты…»

В мае начались съемки натурных эпизодов в Ярославле (эпизод с инвалидом) и во Владимирской области. Работа шла очень интенсивно, практически без простоев. Хотя даже при таком бешеном темпе уложиться в нужный метраж группа никак не могла. Тут еще эти дрязги, которые не удалось погасить даже после вмешательства редактора. А потом случилось ЧП.

19 мая на станции Белокаменная Окружной железной дороги снимали эпизод прощания Алеши и Шуры. Работа шла нервно. Каждый раз, когда звучала команда «Мотор!» и от Жанны Прохоренко требовалось пробежать несколько метров по платформе вслед за уходящим поездом, она срывала дубли: слишком медленно бежала. Кроме этого, подводила техника: ручная камера «Конвас», с которой Савельева примостилась в тамбуре поезда, то и дело отключалась из-за перебоев в аккумуляторе. С грехом пополам было снято шесть дублей (в фильм войдет пятый). Работа была почти завершена, когда внезапно случилось ЧП. Помощник режиссера Т. Соколова, засмотревшись куда-то в сторону, споткнулась о кабель прибора КПД—50, протянутый по земле, упала и сильно ударилась головой. Ее срочно доставили в больницу, где врачи определили у женщины сотрясение мозга. Во всем происшедшем обвинили Савельеву: мол, по ее вине кабель был протянут не там, где нужно. Та эти обвинения категорически отмела, написав объяснительную на имя директора студии. Однако тот, зная о том, какие нездоровые отношения сложились у оператора с режиссером фильма, решил эти дрязги пресечь раз и навсегда. Согласно его приказу, Савельева была откреплена от фильма «Баллада о солдате», и фильм доснимал другой оператор – Владимир Николаев (снял фильмы: «Хождение за три моря», «Битва в пути», «Хозяин тайги», «Посол Советского Союза» и др.).

25 мая руководство 3-го объединения, где снималась «Баллада», смотрело часть отснятого материала. Увиденное в основном понравилось. Отмечалось, что ряд сцен (инвалид с женой, прощание с Шурой) сделаны с большим настроением и правдивостью в поведении. Неудовлетворение вызвал только один эпизод – на рынке. Все сошлись на том, что неудача этого эпизода заключается в однотонной и скучной подаче происходящего (похожие друг на друга, маловыразительные лица, общая затянутость действия, актерски неудачный персонаж спекулянта, серое изобразительное решение сцены). Чухраю (ему, кстати, тоже этот эпизод не нравился) было предложено найти другие пути решения этой сцены, оставив из нее минимум планов.

В июне натурные съемки во Владимирской области были завершены. Последним снимали эпизод, которым фильм начинается: фашистский танк гонится за Алешей Скворцовым. Эта сцена родилась случайно. В сценарии ее не было, о ней там говорилось мельком: мол, Алеша подбил два танка, чем и заслужил свой отпуск. Но когда Чухрай стал просматривать почти готовый фильм, он понял, что ему не хватает энергичного, эмоционального толчка всему действию. И тут его осенило: надо показать тот самый подвиг, из-за которого и закрутилась вся история.

За что Чухрая хотели исключить из партии

В начале осени работа над фильмом была завершена. 14 сентября готовую картину приняли в 3-м объединении и отправили выше – в генеральную дирекцию студии. И там возникли первые проблемы. Директор «Мосфильма» внезапно потребовал произвести в картине ряд купюр. В частности, ему категорически не понравилась сцена, где Алеша убегает от фашистского танка. «Это что же вы хотите сказать, Григорий Наумович: наши солдаты были трусами?» – спрашивал директор.

Не меньшее возмущение у директора вызвал и другой эпизод: где Алеша передает мыло жене солдата, сражающегося на фронте, и узнает, что она живет с другим мужчиной. Сурин отреагировал на эту сцену словами одной из героинь бессмертных «12 стульев»: «Советские жены не могут изменять своим мужьям – это неправильно!» На что Чухрай ответил: «Советская жена, конечно, не должна изменять своему мужу, но обычные жены, некоторые, изменяли. Это, конечно, очень неправильно, но вот бывают такие нарушения». Однако директора такая аргументация не удовлетворила. И когда Чухрай отказался вносить необходимые поправки, он вызвал к себе монтажера фильма. «Ваш режиссер возомнил себя Львом Толстым, – бушевал директор. – Он отказывается вносить исправления в картину. Поэтому я официально лично вам приказываю вырезать из фильма эпизоды, которые я отметил». И директор протянул монтажеру список требуемых поправок. Но монтажер (это была женщина) даже не шелохнулась. «Вы что, не слышите?» – Брови директора взметнулись вверх. И услышал в ответ совершенно неожиданное: «Товарищ директор, я вас не только не слышу, я вас не вижу! Это фильм памяти тех, кто погиб за нашу Родину, за нас с вами. И портить его я не буду». Наверное, в течение минуты в кабинете висела гнетущая тишина, после чего директор выгнал обоих посетителей вон, пригрозив им всеми возможными карами.

Слово свое директор сдержал – пожаловался самому министру культуры СССР Николаю Михайлову. Тот вызвал к себе Чухрая, сценариста Ежова и директора картины Данильянца. И вновь стал требовать внести в картину те поправки, которые отметил директор студии, плюс добавил еще пару-тройку от себя лично. В частности, министру не понравилось, что в конце фильма Алеша Скворцов гибнет. «Такой пессимизм недопустим в наших фильмах о войне. Поэтому упоминать о том, что Алеша погиб не надо. Вы меня поняли?» – И министр выразительно посмотрел на гостей. Чухрай и Ежов молчали, а вот директор не выдержал. Сбиваясь на какой-то раболепский тон, он затараторил: «Я давно говорил Григорию Наумовичу, что так снимать фильмы нельзя! Например, в фильме есть эпизод, где солдаты передают свое мыло в подарок жене одного бойца. Но тогда возникает вопрос: а как сами бойцы будут потом мыться? Зритель может подумать, что наша армия нечистоплотна».

И вот здесь Чухрай не сдержался. Человек, который всю войну просидел в тылу, в эвакуации в Средней Азии, вздумал учить его, фронтовика, у которого четыре ранения и который неоднократно десантировался в тыл врага, что такое фронт. Да еще обвинил его в неуважении к родной армии! Короче, Чухрай схватил директора за грудки и так тряханул его, что у того поджилки затряслись. Министр немедленно вызвал к себе секретаря и потребовал вызвать… милиционера. Дескать, надо арестовать хулигана. Но Чухрай не стал дожидаться, пока его скрутят стражи порядка, и покинул кабинет сам. А уходя, бросил министру слова, которым суждено будет стать пророческими: «Я уйду из этого кабинета, но сюда еще вернусь. А ты уйдешь – и не вернешься!» И ведь действительно: меньше чем через год Михайлова сняли с должности министра и отправили послом в Индонезию. Но это будет чуть позже, а пока министр потребовал от руководства студии провести партийное собрание и рассмотреть на нем персональное дело коммуниста Чухрая. Студия взяла под козырек.