Читать книгу Стоя под радугой - Фэнни Флэгг - Страница 16

В отличие от своего беззаботного сына Мама Смит была маленькая, худощавая и напористая женщина, в прошлом красотка. Она появилась на свет в городе Индепенденс[7], штат Миссури, в соседнем доме с Бесс Уоллес, которая потом вышла замуж за Гарри С. Трумэна. Мама Смит однажды играла с ним «Вальс Миссури» в четыре руки и часто говорила о президенте:

– Мы встречались на пути к его величию.

Мама Смит всегда была вольнолюбивой и действовала без оглядки задолго до того, как это вошло в моду, объясняя, что название родного города не могло не повлиять на ее характер. И правда, она оказалась в числе первых суфражисток штата, в 1898-м вместе с подругами по колледжу участвовала в Вашингтонском марше за право женщин голосовать и была арестована за нарушение спокойствия. Эту историю Бобби и Анна Ли могли слушать бесконечно.

– Они бросили нас в кутузку, – рассказывала Мама Смит и добавляла, смеясь: – Может, ваша бабка и закоренелая преступница, но права-то мы в конце концов отвоевали!

Мама Смит стала первой женщиной в городе, постригшейся под каре, хотя на тот момент разменяла уже четвертый десяток. А еще она как-то зашла в бар в Канзас-Сити и отведала нелегального джина, от чего слегка опьянела и сбацала джаз на фортепьяно. Но поскольку она играла на фисгармонии в Первой методистской церкви, то постаралась не слишком распространяться о случившемся.

Мама Смит была обладательницей маленьких, изящных ножек, очень ими гордилась и не упускала случая продемонстрировать. В ее гардеробе стояло больше тридцати пар обуви. И если Бобби унаследовал от нее любопытство, то Анна Ли – страсть к обуви. Вот и на прошлой неделе она отправилась в центр, чтобы купить на распродаже «оксфорды» из витрины универсама «Морган бразерс», по которым давно помирала. Но, как водится, из всех выставленных в витрине туфель на эти единственные не было скидки. Она здорово потратилась на платье для выпускного и была на нулях. Всю следующую неделю она ломала голову, как бы подзаработать, и тряслась, что туфли купят. Каждый день ходила их проведывать, но разжиться деньгами удалось только за несколько дней до отъезда родителей в Мемфис. Маме Смит тоже внезапно понадобилось уехать в Индепенденс к сестре, которая упала и сломала бедро. Хотя корь Бобби почти прошла, у Дороти душа была не на месте, она не могла бросить больного ребенка, будь то младший или старшая. И тут, к всеобщему удивлению, Анна Ли вызвалась все выходные провести дома и ухаживать за Бобби и Принцессой Мэри Маргарет за вознаграждение, равное стоимости туфель, если ей заплатят вперед. Сестра Руби сказала, что будет заглядывать каждый день, и Джимми заверил, что присмотрит за ними обоими. И после всеобщих уговоров Дороти все же решилась на поездку.

На три дня Бобби устроил Анне Ли настоящее рабство. Он провел их в постели, слушая радио, полистывая комиксы и порявкивая: то кока-колу ему неси, то шипучку, то имбирный эль, то мороженое. Пока он придумывал новые приказы, Принцесса Мэри Маргарет, беспокойная с рождения, нервно бегала из комнаты в комнату в поисках Дороти – переживала, где хозяйка и вернется ли.

Док и Дороти прибыли в отель «Пибоди» вечером в пятницу и прекрасно провели следующий день, посещая всех своих друзей в Мемфисе и не подозревая о закулисной катастрофе. В соседнем с ними номере 367 Норвел Флоат, ответственный за банкет на съезде фармацевтов, пребывал в ярости. Только что ему доставили телеграмму, что дуэт Вилли и Бак, известный под сценическим именем «Хау ду ю ду бойз», который он лично ангажировал на этот вечер восемь месяцев назад, устроил кулачную потасовку из-за дамочки в Шривпорте, штат Луизиана. Бак сломал нос Вилли и сбежал с отвоеванным трофеем в Чикаго. Понятное дело, отказались они в последнюю минуту, и у Норвела Флоата осталось 723 фармацевта без обещанного концерта. Он немедленно сел на телефон и обзвонил все городские агентства по организации концертов. Но на сегодня никого не было в наличии. Ни чечеточников, ни певцов, ни комиков, ни завалящего аккордеониста! Он даже решился позвать Томми Троупа, который имитировал голоса птиц (и делал это отвратно), но получил ответ, что Томми в прошлом месяце скончался. Тогда в последней отчаянной попытке Флоат позвонил на местную радиостанцию, ВРКК, обитавшую на восемнадцатом этаже отеля. Тамошний директор ничего утешительного ему не пообещал. Единственное, что он мог предложить, это группу странствующих евангелистов, которые выступали у них сегодня в шесть утра и не успели покинуть город. Норвел тут же не глядя попросил их позвать. Директор переспросил:

– Вы уверены? Они, как бы это сказать… несколько сыроваты.

– Слушайте, мистер, – сказал Норвел, – я в безвыходном положении. Мне уже все равно, понимаете? Доставьте их к половине десятого.

Он положил трубку, чувствуя себя счастливым человеком. Неважно, кто и что, лишь бы не пустая сцена.

Банкет в тот вечер получился роскошным. Док, Дороти и остальные фармацевты и их жены нарядились по такому случаю в лучшие выходные костюмы и платья. Док под жаркие аплодисменты поднялся получать награду, такой красивый, такой элегантный в своем смокинге, с серебристой сединой, поблескивающей в свете прожекторов, что, когда он вернулся за столик, Дороти шепнула:

– Я замужем за самым красивым мужчиной в этом зале.

Он засмеялся и шепотом ответил:

– Ну конечно, ты так говоришь, потому что тебе от меня никуда не деться.

Позже, когда были вручены остальные награды, конферансье вышел и объявил то, что за сценой Норвел Флоат набросал второпях на салфетке:

– Поздравляем еще раз победителей и надеемся, что ужин вам понравился. А теперь продолжим вечер. Мы счастливы приветствовать на нашей сцене знаменитую семью Отман, исполнителей духовных песнопений, из далекого города Сенд-Маунтин, Алабама. Сегодня они успешно выступили на радио ВРКК в программе «Час песнопений». Встречайте!

Занавес тут же поднялся, являя залу пятерых Отманов – мать, отца, двух мальчиков и девочку. Мать, сидевшая за пианино, – женщина весом не меньше двухсот фунтов, белокожая, с чернющими волосами, собранными в пучок, без намека на макияж и в бледно-лиловом платье – внезапно и без предупреждения атаковала ничего не подозревающее пианино, одной пухлой рукой отбивая ритм, а второй – мелодию. Несчастный инструмент подпрыгивал, сражаясь за жизнь, а она беспощадно давила на педали. И – снова неожиданно – большой мужчина постарше, двое молодых людей (все в одинаковых костюмах) и девочка, стоявшая на сцене как столб, завопили со всей силы:

– ВЫ НОВОСТИ ХОРОШИЕ СЛЫХАЛИ?

И все гости до единого выслушали означенные хорошие новости. Минни Отман об этом позаботилась. У нее был самый сильный голос в группе – глубокий, хрипловатый и такой громкий, что если включить его на полную катушку, то с противоположной стены зала сыпалась штукатурка. За полчаса группа осилила «Славься, славься, светлый путь», «Каждый раз я к Духу прикасаюсь», «Дом на холме», «Скажи маме, что я там буду», «Радостный день» и «Когда приду я в Город тот». Пока они пели, фармацевты и их жены из Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии сидели ошеломленные и обездвиженные, тогда как большинство южан кивали, улыбались и постукивали в такт ногами. Но клан Отманов, казалось, совершенно не замечал аудитории, не обращал внимания ни на тех, ни на других и продолжал с растущим энтузиазмом: «Подожди, недолго ждать осталось», «Какой же это будет день», «Я поднимаюсь все выше и выше», а закончил песней, которую их предводительница, как сама гордо призналась, написала только сегодня, сидя за завтраком в кафетерии отеля. Она сказала:

– Песня называется «Жду не дождусь попасть на Небеса». Надеюсь, вам понравится.

Потом откинула голову, заколотила по клавишам и радость полилась из ее горла:

Пока она тянула финальный ми-бемоль, у многих людей в зале полопались бокалы. У некоторых исполнителей получается слишком «темный» или слишком «выбеленный» продолжительный звук за счет преобладания низких или высоких обертонов, но у Минни Отман была идеальная высота, она всегда била в самый центр ноты с точностью серебряной пули. Звон в ушах стоял у слушателей еще долго после того, как дали занавес.