Читать книгу Любовь и жизнь, похожие на сон - Фердинанд Фингер - Страница 2

На склоне лет я написал свой первый стих,

И в чудо это я не мог поверить.

Как в душу грешную мою Господь проник

И мне решил Поэзию доверить.

Четыре книги предо мной лежат…

В них – отраженье Счастья и сердечной боли.

Они о жизни прожитой так много говорят,

Они написаны – и это все по Божьей воле.

Не знаю я, что может быть дороже?

Дороже бриллиантов, золота, цветов

В сравненье с чем? «О, подскажи мне, Боже!»

С небес услышал я: «Пришедшая любовь!»

Она пришла и в Чудо превратилась,

Мне освещает душу искупав в тепле,

Через полвека предо мной явилась

Чудесным отпечатком губ на тонком хрустале.

На самом ободке хрустального бокала,

Который я хранил бесчетные года.

Ты воплощением Любви опять предстала,

И перед этой Драгоценностью все меркнет, Господа.

Какая ночь, какое тихое дыханье

С небес нисходит на долины и луга,

В преддверии ночи свое очарованье

Передают твои прекрасные глаза.

В тебе, любимая, я вижу отраженье

Предчувствий и желаний в этот час,

Любовь и ласки вожделенья

Горят огнем сейчас в душе у нас.

О, небо звездное, скажи, какую тайну

Ты миллиарды лет хранишь в себе,

И эта тайна воплотилась не случайно

В Вселенную, которая находится в тебе.

И если так случилось, дорогая,

Не страшно во Вселенную с тобой лететь,

Ведь подойдет когда-нибудь предел – я знаю,

Но мы не будем о прошедшей жизни сожалеть.

Здесь на земле, любя и сострадая,

Мы проживем счастливые и долгие года,

И в Вечную Любовь когда-то улетая,

С земной любовью распростимся навсегда.

Сегодня в городе туман и смог,

С трудом поднялся я с моей постели,

Так не хотелось на работу Бог помог

Мне встать, собраться и поехать еле-еле.

Резекционный зал – паталогоанатома судьба,

И в трупах мне с утра до вечера копаться.

А после выдать справку, как, зачем и почему, когда?

Затем священникам работа за умерших упокой стараться.

Сегодня парочка банкиров, милиционер, шпана,

Старушка старенькая и какая-то девица.

Когда из морга привезут, то рассмотрю тогда,

Что с этими беднягами могло случиться.

С банкирами все ясно – чисто сделанный заказ:

С удобного окна прицелиться в соседнем доме.

Удобненько там киллер приспособится – приказ,

И точно дырочку он высверлит во лбу без крови.

С старушкой что ж, в бороздяных морщинах все лицо,

И руки работящие, как надо, скрещены крест накрест.

А дочери и сыновья, и внуки будут плакать – горе налицо.

Спокойно умерла при вере в Бога, и положен ей Акафист.

Затем шпана – все тело, словно решето,

Здесь нечего искать причину здесь все ясно.

Такое уж он выбрал в жизни ремесло,

Судьба одаривает по заслугам всех, наверно, не напрасно.

Устал, ну, хоть клиенты свежие, без запашка,

Бумаги больше, чем прямой работы.

Эх, писанины не было б, но это все мечта,

А так с бумагами, с отчетами одни заботы.

Ну, наконец, и предпоследний – милиционер.

Погиб, эх, жаль, какого-то бандита догоняя.

Он пулю получил случайно, вот пример:

Полез туда, куда не надо было, той беды не ожидая.

Ну, наконец, последний, что из морга привезли,

Здесь на стальном столе – такого я не видел:

Лежала девушка небесной красоты,

Ну, почему мертва? Несправедливость я возненавидел.

Ни ранки, ни царапины на нежном теле том.

Ученый интерес возник во мне тотчас же:

Какие тайные несчастья скрыты в нем?

Интуитивно понял я, такого не увижу дважды.

Мой скальпель верный, ты по нежной коже заскользил,

И вдруг услышал я мне скрежет непонятный,

Как будто по металлу острием он проходил.

В испуге замер я, столкнувшись вдруг с невероятным.

Москва, Москва! Уж вечерело, и таинственно огни

Кафе неоновыми вывесками засветились,

Гудки автомобильные и шорох от шагов толпы

Чрез окна приоткрытые ко мне пробились.

В растерянности я стоял пред этою загадочною красотой.

Мне дальше резать не хотелось – было страшно.

Что вдруг увижу я под белой кожею тугой?

Но надо было, чтобы труд мой оказался не напрасным.

Сверлила мысль: откуда взялся тот металл внутри?

Ведь нет отверстия, а скальпель как бы с пулею столкнулся.

А там, как у Тутанхамона, оказалась золотая оболочка изнутри,

Та, на которую мой скальпель натолкнулся.

Одно лишь слово шло по оболочке той,

Каллиграфическою прописью звучало.

То слово «Преданность» сияло вечной красотой,

Вечерней грусти, овладевшей мной, как будто не бывало.

Мой скальпель быстро на фрезу сменил,

Вторую оболочку, что из платины была, разрезал,

И словом «Сострадание» свою я душу отеплил,

Рука дрожала, платина крепка, чуть руки не порезал.

На третьей оболочке слово «Жалость» вдруг нашлось,

Его на том металле драгоценном словно не хватало,

«Самоотдача» на четвертой прописью на грудь пришлось,

На пятой оболочке «Верность» четкою чеканкой просияло.

Была шестая оболочка из твердейшей стали отлита.

На стали той «Самопожертвование» клеймом стояло,

Фреза горела, плавилась и вдруг – какая красота:

Брилльянтовое сердце в том стальном разрезе засияло.

Я аккуратно, что разрезал, запаял, зашил,

Не взял ни грана от нее ни золота, ни бриллиантов.

Читатель дорогой, превратно не пойми, я так решил.

Вдруг понял – на столе лежала Вечная Любовь – понятно!

Открыл окно, и моросящий дождь по мутному стеклу стекал.

Обратно в морг ту девушку отправил.

Пускай в родной земле лежит, чтоб возвратился идеал,

Земля – ведь мать Любви, Любовь – она без правил.

И вдруг звонок будильника. Я понял – это сон,

Тот сон, что посещает человека очень редко,

Такой счастливый сон – тот вещий сон

Любовью наполняет и пронзает сердце метко.

Любовь, любовь, ты воплощение великой тайны,

Которая так крепко связывает двух людей так навсегда.

И в этих двух заложены все золото и бриллианты,

Такие же, как и у девушки, там на стальном столе тогда.

Мне повезло увидеть анатомию Любви.

Теперь я знаю, что полулюбовь достойна смерти.

Полулюбовь – синоним грязи, полулжи,

Не стоит в том притворстве жить, поверьте.

Наверное, от этого та девушка и умерла.

Она ведь воплощением любви сверкала,

С полулюбовью вдруг столкнулась, бедная она,

Я думаю, любимому упрека не сказала.

Скрываются за тайной скрытою полулюбви

Всегда сомнения точащие и недоверья,

В полулюбви не может быть любви,

А только лишь страданья, а за ними сожаленья.

Будильник прозвенел, как на работе времечко бежит,

И почему-то скальпель вдруг на тупизны пределе,

Смотрю, изогнутая обожженная фреза лежит.

Быть может, это был не сон, а явь на самом деле?

А если так, то буду девушку искать, ведь где-то есть она,

Мою Любовь, которой имя Свято,

И вдруг найду я в ней такие же слова,

Как в той, которая лежала на стальном столе когда-то.