Читать книгу Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Ф.И. Елисеев - Страница 8

Чтобы не впасть в ошибку, я запросил своих бывших начальников, генералов Науменко и Фостикова, как и где переформировался корпус на Кубани после отхода с Северного Донца и его новый путь на фронт? Расхождение у обоих генералов было только в мелочах и в датах. Генерал Науменко вел записки, они сохранились, и я приведу поэтому его выдержки. От себя добавлю – ввиду образования Кубанской армии дивизии формировались по своим отделам. Так, 2-я Кубанская дивизия по-прежнему выставила 1-й и 2-й Кубанские и 1-й и 2-й Лабинские полки – из Лабинского отдела.

4-я Кубанская дивизия выставила полки из Кавказского отдела – 1-й и 2-й Кавказские и 1-й и 2-й Черноморские.

Оба генерала пишут, что 2-я дивизия формировалась в станице Григориполисской, штаб корпуса в Армавире. О 4-й дивизии они не пишут, но надо полагать, что она формировалась в отдельской Кавказской станице.

Генерал Науменко пишет, что до 21 января 1920 года дивизии оставались на местах формирования и только 21 января перешли – 2-я дивизия в станицу Новопокровскую, а 4-я – в Калниболотскую и числились в резерве главнокомандующего.

26 января корпус перешел в село Песчаноокопское Ставропольской губернии, а 27 января был смотр корпуса генералом Деникиным. Генерал Фостиков так пишет о смотре: «Стояли сильные морозы. Утром в день смотра была гололедица. Конь под генералом Деникиным поскользнулся, и Главнокомандующий упал на землю и разбился. Его отвезли в поезд, а начальник его штаба, генерал Романовский закончил напутствие.

Вечером в вагон Деникина были приглашены генералы – Науменко, Косинов и я. Он пожелал нам успеха, но его падение, показалось, предвещало падение Добровольческой армии; и настроение, у кого оно было, пало».

О случае с генералом Деникиным генерал Науменко пишет: «Он действительно разбился, но не так серьезно. После смотра он разговаривал с представителями частей корпуса в зале станции Песчаноокопской и напутствовал их добрыми пожеланиями».

О первых боях корпуса генерал Науменко в том же письме пишет: «30-го января, из хутора Жуковского, через Сандату, корпус подошел к селению Новоегорлыкскому и, после 3-х часового боя с красными, овладел этим селением.

31-го января, после боя с той же конницей, были заняты селения Баранниковское и Новомарьевское».

На этом я закончу движение корпуса «вперед», но через 6 дней, когда я прибыл в его ряды, весь корпус уже отошел в селение Ивановка, откуда и начинается мое описание событий, участником которых был лично.

Наутро 7 февраля корпус покидает село Ивановка. Полки выстроили за селом. Я впервые подъезжаю к своему 1-му Лабинскому полку. И каково же было мое удивление, когда я увидел перед собой многолюдный полк, выстроенный в резервную колонну, с полковым знаменем и с хором трубачей на правом фланге, встретившим меня «встречным полковым маршем», как и полагалось всегда в мирное время.

Знаком руки останавливаю оркестр и здороваюсь с каждой сотней отдельно. По опыту я хорошо знал, как казаки любят «рассмотреть и оценить» каждого нового своего начальника.

Поздоровавшись, объехал все сотни по рядам. Вид казаков был отличный и совершенно не уставший. Казаки были хорошо и тепло одеты и не обременены вьюком. Лошади были свежие и в хороших телах. В общем, полк был в отличном состоянии и очень порадовал мою душу. В строю было 550 шашек и 8 пулеметов системы «Максим» на санях. После осмотра скомандовал «вольно», так как полки ждали своего начальника дивизии.

Я стою в седле впереди своего полка и изучаю другие полки. Вдруг вижу впереди 4-й Кубанской дивизии нашего бывшего командира 1-го Кавказского полка после Февральской революции 1917 года, когда полк был переброшен в Финляндию, генерала Георгия Яковлевича Косинова. Мы тогда искренне его полюбили. Я в то время был командиром сотни, подъесаулом.

От радости такой встречи, нарушая воинскую дисциплину, рысью подхожу к нему, беру руку под козырек и почтительно произношу:

– Здравия желаю, ваше превосходительство!

Он тепло одет и глубоко закутан башлыком. Под ним все та же его рослая темно-рыжая кобылица, на которой он командовал нашим полком и на которой совершил 1-й Кубанский поход.

Я подъехал к нему облически сзади. Не видя меня, он словно был недоволен тем, что кто-то потревожил его, когда он в одиночестве думал о чем-то. Повернулся ко мне, и вдруг у него прорвалось:

– Федор Иванович!.. дорогой!.. Откуда Вы взялись здесь?

– Вчера прибыл в корпус и вчера же принял 1-й Лабинский полк, – улыбаясь, говорю ему по-свойски.

– Очень рад, очень рад!.. Дайте Вашу руку!.. Командуйте на славу, а я… я совсем пал духом, – вдруг говорит он. – Не удержимся мы… И что будет дальше – сам не знаю, – продолжил он.

Мне было очень жаль этого безусловно храброго и очень большого, с широкой душой, кубанского казака, который видел гораздо глубже и дальше нас, и меня в частности, грядущие события.

Вдали показался наш начальник дивизии генерал Фостиков, и я быстро вернулся в полк.

Фостиков ехал без башлыка, но в овчинной шубе. Его свободная манера здороваться с полками показала мне, что генерал хорошо знает свои полки, уверен в них, уверен и в себе и знает, что полки верят ему, ценят и любят его.

За официальными приветствиями Фостиков «отпускал» и полкам, и сотням, и некоторым офицерам «вольные фразы», направленные исключительно на то, чтобы подтянуть, подбодрить людей.

Казаки любовно смотрели на своего «генерала Хвостика», как они называли его и, видимо, совершенно не боялись, а только любили и готовы были слушаться его беспрекословно. С ними он провел всю Гражданскую войну, много раз раненный.

Весь его внешний вид хотя и «не кричал» по-бабиевски, но был очень прочен и выглядел только положительно, с черточкой народного вождя-генерала, мало заботящегося о себе и своей внешности.

Казалось, ему важнее было то, чтобы хорошо и тепло быть одетым, иметь под собою добрую сытую лошадь, а у себя лично – светлую голову. А остальное все – само приложится. С этим он и подъезжал к своим полкам дивизии, чтобы внушить им свою волю и вести их в бой.

«За время, когда генерал Фостиков командовал дивизией, я о нем плохого ничего сказать не могу. Он был храбрым и всегда бодрым. Этот дух бодрости передавал казакам», – писал генерал Науменко.

Корпус выступил в село Красная Поляна. 1-й Лабинский полк шел правой, северной колонной. В снежной степи, на железнодорожном полотне в сторону Песчаноокопской, стоял какой-то штабной поезд. На площадке одного пассажирского вагона высокий, стройный ротмистр в гимнастерке с подвернутым воротником умывался теплой водой, которую лил ему на руки денщик-казак. На мой вопрос ротмистр ответил, что это есть поезд командира 1-го Кубанского корпуса генерала Крыжановского. Я удивился, что в такое тревожное время нашего общего отступления они живут как бы безмятежно. С этим чувством я и оставил поезд Крыжановского позади себя, с долей критики. И моему удивлению и сожалению не было конца, когда мы узнали, что на второй или третий день весь этот состав поезда штаба 1-го Кубанского корпуса во главе с генералом Крыжановским был отрезан красной конницей Буденного, и все чины его погибли в неравном бою вместе со своим генералом. Жуткая история, как и героическая, которая никогда не была освещена в нашей печати и о которой мы узнали потом из красных источников.