Отрывок из книги
Ржавый громкоговоритель, натужно перекрывая вокзальный гул, прерывисто проскрежетал заикающимся женским голосом: – Скорый поезд Ленинград – Львов отправляется через пять минут от второй платформы, левая сторона. Провожающих просьба покинуть вагоны.
В прошлой жизни Ляля служил официантом в одном из первоклассных городских ресторанов, но с годами тяготы непосильного кабацкого труда привели его к неизбежному хроническому халдейскому профзаболеванию: Ляля попросту спился. Этот печальный факт биографии обернулся для него конечной станцией и безвозвратным жизненным тупиком. Погрузившись однажды в алкогольный анабиоз, Ляля уже не выходил из этого благостного состояния никогда. Как и многие его коллеги по цеху, страдающие подобным хроническим недугом, Ляля без труда устроился официантом-разносчиком (на вагонном слэнге «трёхой») в вагон ресторан. В эту железнодорожную общепитовскую корпорацию принимали всех желающих без оглядки на прошлое, настоящее и будущее потенциальных работников. Небольших деньжат, которые Ляля с легкостью профессионала сшибал на работе, на душевный допинг вполне хватало. Дополнительные бонусы в виде дармовой кормежки и персонального спального места в выделенном бригаде ресторана купе прилагались к лялиному сердечному покою по умолчанию. Как и большинство активных выпивох он был одинок. И поскольку дома Лялю никто никогда не ждал, то разъездной образ жизни вполне его устраивал. Это было удобно и избавляло от множества повседневных бытовых проблем: спустил ноги с полки – и ты уже на работе. Общепитовский отстойник магически притягивал к себе всех, кого в результате естественного отбора отторгало здоровое гражданское общество. В живущий обособленной жизнью улей, как мухи на мед, тучами слетались полпреды социального меньшинства, которые по разным причинам оказались отброшенными на обочину активной жизни. Легион жаждущих легкого заработка состоял главным образом из невезучих пасынков судьбы, заблудившихся в житейских лабиринтах и потерявших путеводные нити, ведущие к выходу из тупика. Костяк армии аутсайдеров склепывался из неглупой, азартной, но по жизни проигравшейся в лоск публики. Представители этого сегмента общества обманулись в своих ожиданиях манны небесной в виде светлого будущего всего человечества, скорое пришествие которого с пеной у рта пророчил один известный политический авантюрист, и полностью утратили веру в личный житейский успех. Вокзальный плинтус зачастую оставался единственным пристанищем разношерстной маргинальной публики и служил гостеприимным приютом как для клинических деградантов, так и для утратившей социальные ориентиры люмпен-интеллигенции. Это был пестрый народец, беспорядочно собравшийся из недоучек, верхоглядов и несостоявшихся в профессии образованцев разнообразных профилей и направлений. Бездонная клоака одинаково радушно принимала в свое лоно расплодившихся как клопы инженеров, протирающих штаны в разных НИИ; полуграмотных счетоводов, путающих дебет с кредитом; тупоумных косноязычных пестунов, неспособных связно излагать мысли; спившихся, навсегда сошедших с дистанции атлетов, не добежавших до пьедестала почета; нерадивых центурионов, позорно выпертых из органов за проступки, позорящие честь милиционерского мундира; узколобых профдеформированных отставников, обреченно тоскующих по казарме и портупее; бодрящихся, еще не впавших в маразм, попрыгунчиков пенсионного возраста и всяческую малополезную городскую шушеру. При столь невзыскательном, всеядном кадровом подходе текучка и дефицит работоспособных пролетариев в этой специфической сфере были весьма велики. Поэтому при отборе кандидатов на вакансии не подвергались дискриминации и продукты явной социальной дегенерации. На самые низкооплачиваемые должности, не требующие квалификации, без разбора рекрутировались различные асоциальные элементы, основную часть которых составляли никчемные человечьи отброски с задворков жизни: мелкая уголовная плесень, бродяги, пропойцы, бомжи, попрошайки и прочий непотребный сброд. Уборщики, подметальщики, мойщики вагонов, угольщики, грузчики, поденщики и прочий малопривлекательный люд одноразового использования – это были их ремесла и призвания, их сфера деятельности, их земля обетованная. Темный, неприветливый, наглухо отгороженный от посторонних глаз, мирок полностью принадлежал неприкасаемой касте обделенных жизнью беспородных человеческих особей, придерживающихся жестких и безобразных принципов выживания. Иерархия группы определялась и устанавливалась специфическим отбором, который также регламентировал и правила поведения каждого ее члена. Все жители этого уродливого человеческого образования были обязаны безоговорочно выполнять негласные законы страты и соответствовать ступени, которую занимали среди своих собратьев. Этот квазисоциальный планктон как бы существовал в обществе, но в то же время находился вне его границ. За долгие годы полуподпольного существования в антиобщественной среде у современных анахоретов выработалась стойкая привычка игнорировать узаконенные правила и нормы общежития. Отверженные бедолаги так и не сумели или не захотели вписаться в социальную жизнь. Если случалось так, что обитатель этой микросреды случайно попадал в обычные жизненные обстоятельства, то и в новых условиях он продолжал жить в соответствии с кастовыми приоритетами и укоренившимися жизненными установками. Получив первую, честно заработанную, зарплату, многие из этого разноперого бомжатника от внезапного свалившегося счастья уходили в беспробудный загул. Шальная попойка продолжалась дня два, не более – для продолжения банкета у кутил просто заканчивались деньги. После разгула вдрызг пропившиеся ярыжники снова опускались на дно, в привычное болото хобоизма. Лишь единицы из этой шатии частично восстанавливали социальные навыки, свыкались с обстоятельствами и, довольствуясь той малостью, что имеют, от безысходности продолжали безропотно и лениво тянуть свою лямку. Безусловным приоритетом при приеме на работу пользовались опытные, матерые работники общепита и торговли, хорошо знающие и неуклонно соблюдающие неписаные корпоративные законы. Таковые профессионалы и составляли привилегированное ядро сферы торговли. Это был фундамент и золотой фонд Системы. В жизни каждого человека неизбежны спады и подъемы, персональные вершины и пропасти. И с каким бы тщанием ты не планировал свою будущность, доподлинно не знаешь наперед, какой жребий тебе выпадет, какой гранью обернется к тебе судьба. Вознесет ли везунчика на пик удачи и даст возможность насладиться кратким промельком эфемерного счастья, а затем с оглушительной болью свергнет триумфатора с заоблачных высот успеха в смрадную грязь. Или провидение смилостивится и благосклонно позволит насладиться сиянием славы чуть дольше? Поди угадай… Бог ведает… В тот безотрадный период жизненные обстоятельства сложились далеко не в мою пользу. Затяжное падение в финансовую пропасть, непрекращающиеся денежные проблемы угнетали душу, стесняли свободу и превращали жизнь в унылое тягомотное существование. Семейство требовало внимания и нуждалось не только в мужской и отеческой заботе, но и в нормальной человеческой пище. Нужда схватила меня своими гадкими щупальцами за горло и вынудила в корне пересмотреть взгляды на жизнь. Вдосталь намаявшись, я твердо решил перекроить ее, родную и единственную, по новым меркам, пока лишь только намеченным мысленной канвой. Я плохо себе представлял, к какому результату приведет меня этот важный жизненный перекрой, но во главу угла своих устремлений я без колебаний поставил четкую и конкретную цель – «презренный металл». Не без сожаления я был вынужден оставить учебу в ВУЗе и решительно приступил к поискам заработка. Не работы как таковой, а именно приличного заработка, способного вытащить меня и близких из унизительной трясины нищеты. Слухами земля полнится. Настроившись на нужную волну, я начал усердно сканировать и проверять различные источники полезной информации. Неожиданно прослышал про таинственные вагоны-рестораны, сулящие баснословные, в сравнении с моими нынешними непостоянными приработками, доходы. Не стану перечислять все трудности, переживания, разочарования и злоключения, сопровождавшие мои благородные выискивания, но в жизни почти всегда есть место какому-нибудь миниподвигу. Несгибаемое упорство и неукротимое стремление к достижению поставленной цели в конечном итоге привело меня на один из ленинградских вокзалов. Там не без труда отыскал в лабиринтах старого обшарпанного здания контору, где в небольших помещениях размещался отдел вагонов-ресторанов. В отделе кадров я призвал на помощь весь свой гуманитарный интеллект и очень эмоционально и велеречиво стал объяснять миловидной сотруднице причину и цель моего визита. В результате собеседования участливая кадровичка, видимо оценив по достоинству фонтан красноречия, приняла меня на работу. После необходимых формальностей я был зачислен на самую низшую в списке вакансий должность «ночного подсобного кухонного рабочего», попросту говоря, сторожа вагона-ресторана. На мгновение мелькнувшая в глубине сознания мысль о том, что я минуту назад по собственной воле пополнил ряды социальных лузеров, уже не имела принципиального значения. Путь назад был заказан: за спиной с немым укором в глазах ждала поступков не мальчика, но мужа голодная семья, а впереди издевательски отчетливо маячило жалкое нищенское существование. К моей несказанной радости, после долгих мытарств я был, наконец-то, взыскан судьбой. Сейчас передо мной открывалась широкая и долгая дорога в богатое, счастливое, беззаботное железнодорожное будущее. Это знаковое событие и положило начало новому этапу моей жизни. Для ознакомления со своими обязанностями я был направлен в бригаду вагона-ресторана, который должен был отправиться в рейс через три дня. Пока ресторан стоял на запасном пути, я должен был изучить азы профессионального мастерства или хотя бы самое необходимое из того, что мне предстояло выполнять в пути следования. Окрыленный удачей, не желая терять ни минуты драгоценного времени, я поспешил в парк отстоя на поиски нужного вагона. Отцепленные от локомотива составы, сплошь крашенные в однообразный темно-зеленый цвет, стояли ровными рядами и напоминали громадных неподвижно лежащих спящих гусениц. Квадратные окна-глазницы этих странных чудищ безразлично взирали на окружающий мир из темных вагонных пустот. Лишь небольшие россыпи угля у входных дверей да лениво курящийся из трубы сизый дымок указывали на признаки жизни в той или иной железной коробке. Воздух был пропитан угольной пылью, местами настолько плотной, что от раздражающего запаха неприятно щекотало ноздри и перехватывало дыхание. Поиски затягивались. Я с ловкостью циркового акробата перепрыгивал через открытые тамбурные площадки. Сгибался в три погибели, пролезая под вагонами. Отсчитывал шагами мелькавшие под ногами черные просмоленные шпалы. Подобно канатоходцу балансировал на скользких, до блеска отполированных вагонными колесами, рельсах. Словно разведчик во вражеском стане пристально вглядывался в нескончаемую, кладбищенски ровную череду молчаливо стоящих железных коробок. Изрядно уставший от утомительных выискиваний я присел на насыпь, чтобы перевести дух. Закурив, огляделся. Вдруг, бросив случайный взгляд под ближайший вагон, сквозь просвет между колесными парами узрел свою зеленую надежду, одиноко попыхивающую сизым дымком в дальнем тупике парка. Моя усталость мгновенно улетучилась! Щелчком отбросив в сторону недокуренную сигарету, я как на крыльях, взлетел со своего места. Не упуская из виду долгожданную цель, сломя голову на четвереньках рванул под состав. Второпях соскользнул с отполированной рельсы, упал на острый гравий насыпи и болезненно ударился коленом о камни. Потерев рукой ушибленное место, я снова упрямо полез под вагон. Там неосторожно зацепился специально одетой по случаю новой фирменной рубашкой за ржавый крюк, подло торчащий наружу. В попытках высвободится из ловушки, я машинально всем телом дернулся вперед и тонкая иноземная ткань на спине с треском порвалась. Но сейчас эта бытовая мелочь и ноющая от боли нога не имели абсолютно никакого значения. Ведь впереди меня ожидали более важные, чем какие-то порванные рубахи, синяки и ушибы, великие железнодорожные Дела и долгожданный финансовый успех. Колено саднило и кровоточило. Превозмогая боль, припадая на ушибленную ногу, я метнулся к моей цели так, что щебенка под ногами с шуршанием разлеталась в стороны. Около вагона, не переводя дыхания, поднял с насыпи небольшой камешек и что есть силы постучал по железной обшивке. На мой стук никто не отозвался. Тогда я взял камень поувесистей и, сбивая краску, стал настойчиво колотить в железную стену вагона уже более напористо. Наконец, мой обостренный слух уловил доносящееся изнутри шевеление. Шторка на одном из окон отодвинулась и за мутным стеклом проявилось и замаячило чье-то лицо, с любопытством приникшее к образовавшейся щели. Обрадованный присутствием живой души, я помахал незнакомцу рукой в знак приветствия и показал жестами, что мне нужно каким-то образом попасть внутрь. Шторка задернулась. Из нутра вагона донеслось глухое покашливание и послышались шаркающие в сторону тамбура шаги. Раздался глухой металлический щелчок и тяжелая входная дверь, лязгнув железом о ржавое днище тамбурной площадки, со скрежетом распахнулась. Из дверного проема выглянул бомжеватого типа худощавый человек в куцей, затасканной поварской куртежке. Обут он был в потерявшие свой первоначальный цвет истоптанные домашние тапки на босу ногу. В одном из них зияла рваная дыра, из которой высовывался большой палец ноги его владельца. Это был Ляля. Я представился, после чего человек приглашающим жестом раскрыл ладони и, натянув на помятое лицо добрую пьяную улыбку, откинул входную площадку. Спружинив, тяжелая железная пластина со скрипом поднялась и из-под вагона выдвинулась лестница. Прихрамывая, я подошел к ней и, хватаясь за поручни, вскарабкался по крутым ступенькам в тамбур. Изнутри удушливо пахнуло смесью угольной гари и винного перегара. Указав мне жестом на вход в салон ресторана, Ляля захлопнул входную дверь и щелкнул замком-заглушкой. Затем закинул в жерло едва тлеющей топки полную лопату антрацита, поворошил угольную массу кочергой до появления оранжево-синих язычков пламени и вошел вслед за мной. Судя по интерьеру, вагон-ресторан был новый. Вместо обычных стульев были установлены компактные диваны-рундучки, обтянутые бордовой кожей без следов потертости и заношенности. Общий зал ресторана разграничивала на две части перегородка из толстого матового стекла с простенькой геометрической гравировкой. В глубине вагона, на буфетной стойке беспорядочно теснились разнокалиберные бутылки с алкогольными напитками. Рядом с буфетом на полу высилась неровная стопка картонных коробок с конфетами и шоколадом. В другом конце вагона возвышалась небольшая горка из нескольких пластиковых ящиков с пивом, лимонадом и минералкой. Оглядевшись, я в ожидании своего будущего наставника присел на краешек рундука. Через минуту Ляля, вытирая руки, вышел из умывальной комнаты, небрежно кинул полотенце на груду ящиков и рывком приподнял сидение одного из рундучков. Изнутри слабо донесся характерный брякающий стеклянный звук. Просунув руку в образовавшуюся щель, он ухватил за горлышко и ловко вытянул оттуда запылившуюся бутылку портвейна. С профессиональной халдейской элегантностью отерев с нее пыль отброшенным минуту назад, еще влажным, полотенцем, Ляля с важным видом водрузил угощение на стол. Оценив взглядом скромный натюрморт, весьма довольный своим гостеприимством, смачно икнул и, вальяжно раскинувшись на диванчике, расположился за столом напротив меня. Вдруг, нервозно повертев кистями рук, вскочил и, беззлобно чертыхаясь, торопливо прошлепал на кухню. Через некоторое время он вернулся, держа в руках два мокрых стакана и тарелку с нехитрой закуской. Распечатав бутылку, Ляля разлил вино по стаканам и, расплывшись в улыбке, приподнял свой и чокнулся с моим, стоящим на столе. Этим общепринятым жестом доброй воли и было положено начало нашему приятельству. Мы пили дешевое вино и неторопливо беседовали о моей предстоящей работе. Преимущественно говорил Ляля, а я, прилежно внимая каждому слову своего добровольного наставителя, лишь изредка переспрашивал и задавал наводящие вопросы. В попытках вникнуть в суть предстоящей деятельности мое остаканенное сознание с трудом продиралось через нетрезвые словоплетения и вербальные несуразицы моего визави. Но пребывание в однородной алкогольной категории позволяло избегать двусмысленности нашего диалога и нивелировало возникающие недопонимания. Смыслы фраз и слов алкоголизованных людей лежат на ином уровне восприятия и канализируются в мозге специфическим образом. Нервные импульсы улавливаются отличными от обычных, необъяснимыми с позиций логики, бессознательными механизмами. Благодаря этому универсальному катализатору любого человеческого общения все высказанное, поначалу сложное и запутанное, в процессе жертвоприношения Бахусу воспринималось с необычайной легкостью и становилось ясным и удобоваримым. Опорожненную бутылку тут же сменила полная, которую Ляля со щедростью хлебосольного хозяина выудил из тех же закромов. Пощелкав языком от удовольствия, быстро ее откупорил и, почти не глядя, доверху наполнил оба стакана. Не дожидаясь меня, он широко раскрыл рот, влил в себя почти полный стакан, не закусывая, отрыгнул, и рьяно возобновил прерванный монолог. Заплетающимся языком он продолжил обрисовывать немудреные обязанности, которые мне следовало через три дня постигать в качестве стажера. После того, как была опустошена вторая бутылка, его речь стала прерывистой и сбивчивой. Скомканные фразы и слова звучали невнятно и менее разборчиво. Тогда Ляля, интуитивно ощутив, что для продолжения нашего общения без дополнительного допинга ему уже не обойтись, машинально просунул руку под сидение и заученным движением достал из винного сусека еще один бутылек. В процессе распития третьей бутылки наставления моего визави превратились в бессвязный набор бессмысленных неудобопонятных фраз, то и дело сопровождаемых разнообразными несуразными мудрами обкуренного индуса. Вдобавок к пьяной ахинее Ляля время от времени захлопывал глаза, ронял отяжелевшую голову на грудь и на несколько минут впадал в глубокий транс, в котором мычал как священная корова и нес всякую трансцендентную околесицу. Мне стало дурно. От переизбытка портвейна мысли путались и нестерпимо гудела голова. Отравленный мозг отказывался воспринимать и переваривать происходящее. Я с трудом заставил себя подняться и, пошатнувшись, оглядел пространство, с которым за короткое время успел сродниться. Сквозь мутную пелену глаз разглядел сладко похрапывающего на диванчике Лялю. На столе сиротливо застыли пустые бутылки и два граненых стакана с малиновым налетом. В розоватой винной лужице бледно-желтым архипелагом возвышался засохший огрызок сыра. На нем сладострастно жужжа, совокуплялись две черные блестящие мухи. Одна из них, крупная, с изумрудным налетом, самка, зудела на весь вагон неистово и звонко. Ее партнер, невзрачный дохленький мух, совершал природное действо в сосредоточенном молчании. Из гуманных соображений я не решился нарушить естественный ход эволюции и не стал вмешиваться в мухородный процесс размножения отряда двукрылых. Насекомые, вероятно, налакались бормотухи и расторможенные, прямо на закуске предались инстинкту размножения. Жизнь продолжалась. Все однозначно подсказывало, что аудиенция окончена и мне пора покинуть этот гостеприимный дом на колесах. Я с трудом расшевелил невменяемого Лялю и, нетрезво заикаясь, надсадно гаркнул ему в ухо, что мне пора уходить. Тот испуганно выпучил глаза и непонимающе взглянул на меня. Потом, зычно икнув, он что-то нечленораздельно промычал и неуклюже сполз с дивана на пол. С удивлением огляделся и с идиотской улыбкой, нетвердо опираясь на руки, несколько раз безуспешно попытался подняться с пола. Наконец, собравшись с силами, Ляля принял вертикальное положение и, теряя по пути стоптанные шлепанцы, послушно почапал вслед за мной к выходу. Прощаясь в тамбуре, мы уже совсем по-братски обнялись, после чего еще долго трясли и пожимали друг другу руки. Я не стал опускать лестницу и бестрепетно спрыгнул с тамбурной площадки вниз. Приземлившись, спьяну не удержался на ногах, потерял равновесие и неуклюже завалился на насыпь. Вытянутые руки смягчили падение. Насквозь пропитанное алкогольным наркозом тело не ощутило боли и я без усилий поднялся на ноги. Отряхивая с одежды пыль, еще некоторое время постоял рядом с вагоном, чтобы убедиться в том, что мой новый коллега запер за собой входную дверь. Услышав щелчок дверной заглушки, я облегченно вздохнул и огляделся, высматривая обратную дорогу. До своего дома я добирался на автопилоте, благо мы жили недалеко от вокзала. Смутно помню, как жена отворила дверь и, увидев любимого супруга в столь непотребном состоянии, попыталась произнести в мой адрес что-то нелестное. Но затуманенный портвейном мозг напрочь отказывался реагировать на какие-либо внешние раздражители. Повинуясь исключительно инстинкту самосохранения, уронив на грудь отяжелевшую голову, я с отчаянной решимостью раненного матадором быка молча протаранил своей неуправляемой массой коммунальное пространство и в беспамятстве рухнул на кровать. С утра мутило. Голова трещала и с тупой болью распадалась на ноющие фрагменты. Весь день я медленно и мучительно умирал… Через три дня посвежевший, тщательно выбритый, в боевом расположении духа я прибыл на вокзал. На сей раз без труда отыскал дымивший обеими трубами, уже знакомый мне, вагон, толчком распахнул приоткрытую дверь и бодро вскарабкался в тамбур. Во время нашей встречи Ляля приоткрыл передо мной лишь формальную сторону моей будущей работы. Тайные ухищрения и манипуляции, которые должны были обеспечивать дополнительный доход, мне пришлось, набивая синяки и шишки, натаптывая кровавые мозоли, познавать эмпирически в процессе непосредственной деятельности. У каждого члена бригады вагона-ресторана были свои должностные обязанности – обязательная работа, за которую платили казенную зарплату. Но в мире чистогана существовала еще и громаднейшая, невидимая, но определяющая любую продуктивную деятельность, часть айсберга – могущественный несокрушимый исполин – Его Величество Табаш. Ради этого священного идола и возлагались на алтарь Мамоне малые и большие человеческие жертвы вплоть до потери здоровья, чести, совести и свободы.
.....
– ДеГьмовый наГодец! ПоВные угоды! Ни одного ноГмального! Одни маГамои!
– Слышь ты, пацан, мы c братанами хочим бухнуть и пахавать, но башлей у нас нету»…
.....
