Читать книгу Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих - Филип Шафф - Страница 4

Христос прошел все возрасты человеческой жизни – от детства до лет возмужалости – и в каждом из них осуществил Свой идеальный образ, чтобы спасти и освятить человека во всех периодах его возраста, в каждом из них оставил нам образец для подражания. Он был образцовое дитя, образцовый мальчик, образцовый юноша и образцовый муж. 7) Только немощи слабости и одряхление преклонного возраста были бы несогласны с Его характером и назначением. Он умер и воскрес от мертвых в полном цвете юношески-мужественной силы, и в сердцах своего народа всегда живет как неувядаемая свежесть и ненадломленная сила.

Бросим внимательный взгляд на детство нашего Спасителя. История человеческого рода начинается прелестью невинной юности в Эдемском саду, «где утренние звезды совместно прославляли и все дети Божии радостно ликовали» при взгляде на Адама и Еву, этих видимых подобий их Творца и славный венец всех Его чудных дел. Так является новый Адам, Спаситель падшего рода, восстановитель и обновитель человечества, – является пред нами, по евангельским известиям, прежде всего как дитя, является рожденный хотя и не в раю невинности, а между печальными разрушениями греха и смерти, от бедной Девы, в бедных яслях, но чистый и невинный, и делается предметом хвалебных песней ангельских и поклонения людского. Уже благоговение и ожидание Его рождения превращают девственную Его Мать, обрученную бедному плотнику, в пророчицу, исполненную Духа Божия, вливают юношеские силы в преклонных родителей Крестителя, в полной надежде предвкушавших приближавшееся спасение, и заставляют нерожденное еще дитя выражать свою радость в матерней утробе Елизаветы, – дитя, которому определено было приготовить путь Господу. Вдохновленные хвалебные песни Елизаветы, Марии и Захарии 8) соединяют в себе непреодолимую прелесть поэзии вместе с истиной и служат достойным предуготовлением к скорому действительному явлению дитяти – Христа на пороге евангельскаго спасения, где высочайшая поэзия божественной премудрости и любви осуществляется в действительности, которая должна превзойти высочайший идеал человеческой поэзии. И когда Небесное Дитя родилось, сошлись Небо и земля, Вифлеемские пастухи и мудрецы с Востока – представители Израиля, ожидавшего спасения, и язычества, во мраке искавшего «неведомого Бога», и все соединяются в поклонении царскому Дитяти и Спасителю.

Это особенное соединение уничижения и славы, человеческого и Божественного встречает нас в самом начале земной истории Христа, которая этим собственно характеризуется и отличается от всякой другой истории. Христос является в мире прежде всего как дитя, как бедное дитя в маленьком городе отдаленной области 9), в самом неприглядном месте, в пещере, в яслях – беззащитный беглец от ярости жестокого тирана – на первый взгляд, сильный камень преткновения для нашей веры; между тем, с другой стороны явление Ангелов, вдохновленные хвалебные песни Захарии и Марии, священное торжество Елисаветы, Анны и Симеона, пророчества, богословская мудрость книжников иерусалимских, даже темное политическое подозрение Ирода, звезда в Вифлееме, путешествие магов из отдаленного Востока, сумрачный свет астрологии и астрономии, предзнаменовательное сновидение и, наконец, Божественное Провидение, дающее чувствовать себя в каждом обстоятельстве, образуют блистательный ряд свидетельств в пользу Божеского происхождения Дитяти – Христа. Небо и земля как бы движутся около Младенца как своего центра, своей силой отталкивающего все темное и злое и той же силою привлекающего все доброе и светлое. Какая противоположность! Дитя в яслях, и оно же – Спаситель мира, Дитя ненавидимое и преследуемое, и Оно же – благословляемое и возлюбленное; Дитя бедное и презираемое, и Оно же – почитаемое и обожаемое, окруженное опасностями – и чудесно оберегаемое: Дитя, которое приводит в движение звезды на небе, город Иерусалим, пастухов иудейских и мудрецов восточных, и отталкивает от себя дурные гибельные элементы мира, и привлекает самые лучшие! Этот контраст, соединивший в себе самые противоположные, но в то же время нисколько не противоречащие друг другу вещи, слишком глубок, возвышен, слишком знаменателен, чтобы быть изобретением двоих необразованных рыбаков 10).

Однако же, несмотря на все эти признаки божественности, Дитя Иисус ни в Евангелии от Матфея, ни в Евангелии от Луки не представляется неестественным чудом, совмещавшим в себе зрелость позднейших возрастов, но представляется истинно человеческим дитятей, тихо покоящимся и улыбающимся на девственной груди Матери, растущим и укрепляющимся в духе 11) и подчиняющимся законам правильного развития, только отличающимся от всех других детей Своим сверхъестественным зачатием и полной свободой от первородного греха и виновности. Иисус является в небесной чистоте незапятнанной невинности, – является как приятный благоухающий цвет Рая. Он был «Святое», согласно с благовестием о Нем Архангела Гавриила (см.: Лк. 1, 35), Он сделался предметом удивления и любви всех, кто приближался к Нему с детской простотой, но вместе с этим и предметом темных подозрений жестокого правителя, ставшего прообразом всех Его будущих врагов и гонителей.

Кто может измерить то облагораживающее, очищающее и возвышающее влияние, какое возбуждается в сердце юноши и старца во всех странах и народах христианских каждый раз в праздник Рождества Христова при воспоминании о Младенце-Христе! Потеря первобытного состояния и невинности обильно вознаграждается возвращением бессмертной невинности вновь приобретенного рая.

Из отроческого возраста Иисуса мы знаем только один факт, рассказанный Лукой, но стоящий в совершенной гармонии с дивными качествами детства Христова и в то же время указывающий на славу Его общественной жизни – этого непрерывного служения Его Небесному Отцу 12). В храме, среди иудейских ученых, мы находим двенадцатилетнего Иисуса не заносчивым и бойким мудрецом, учительствующим и надменно относящимся к другим, как передают апокрифические Евангелия, но слушающим и спрашивающим и, следовательно, действительно учащимся, но в то же время изумляющим Своих учителей Своим умом и Своими речами. Тут нет ничего скороспелого, быстрого или несвойственного возрасту Иисуса, а напротив, мы видим здесь меру премудрости и глубину религиозного интереса, возвышающую отрочество Его над обыкновенным человеческим отрочеством. Он преуспевал в премудрости, возрасте и в любви у Бога и человеков (Лк. 2, 52), рассказывается нам. Он был послушным и во всех отношениях добродетельным Сыном Своих родителей; но при этих качествах Он наполнял их священным трепетом, когда они видели своего Сына вполне преданным делу Его Отца и слышали необыкновенные Его речи, которых они не могли тогда понять, но которые Мария хранила в Своем сердце как священную тайну, будучи твердо убеждена, что они, соответствуя таинству Его сверхъестественного зачатия и рождения, должны иметь глубокий смысл.

Такой образ, как беспечального беспорочного небесного детства, так и зреющего поразительно-мудрого отрочества, каким он представляется вам в живой реальности у самого порога Евангельской истории, никогда прежде не приходил на ум ни одному биографу, поэту или философу. Наоборот, как справедливо замечено 13), все характеры высшего порядка заключают в себе величие и возвышенность в известной мере, но эти качества редко представляются нам развившимися с гармонической и совершенной постепенностью в известных данных, составлявших достояние юношеской натуры; обыкновенно такие характеры образуются посредством процесса очищения, когда многие глупости и недостатки темперамента устраняются, когда обман ограничивает доверие, страсть умеряется рассудком и юношеская горячность отрезвляется опытом. Обыкновенно особенно радуются, указывая на тот факт, что, несмотря на все детские шалости, погрешности, при помощи воспитания в конце концов образуется мудрый, правильный и героический характер, делающийся предметом удивления. Кроме того, если б какой-нибудь писатель (какого бы он ни был времени) взялся описать не просто только беспорочное, но сверхчеловеческое или небесное детство, не имея перед собой оригинала, то он сам должен был бы сделаться существом, стоящим выше человека; в противном случае он представил бы массу грубых преувеличений, нарисовал бы и разрисовал бы свой предмет так, что подобного ему нельзя было бы найти ни на Небе, ни на земле.

Это неестественное преувеличение, в которое неизбежно впадает мифически настроенная фантазия человека, когда она старается воспроизвести сверхчеловеческое детство и юность, самым убедительным образом сказывается в мифе о Геркулесе, который, будучи еще грудным младенцем в колыбели, задавил своими нежными, слабыми руками двух чудовищных змей, но еще гораздо больше передается в известиях апокрифических Евангелий о чудесах Дитяти – Иисуса. Эти апокрифические Евангелия относятся к каноническим как фальшивая монета к настоящей, или как возмутительная карикатура к неподражаемому оригиналу; но этот именно контраст служит, по крайней мене отрицательно, к тому, чтобы подтвердить истину Евангельской истории. Этот сильный контраст употреблялся, особенно в штраусовых спорах, часто, в случае нужды, и как доказательство против мифических теорий.

Между тем как евангелисты ограничивают чудеса зрелым возрастом и временем общественной жизни Иисуса и сохраняют удивительное молчание в отношении Его родителей, псевдоевангелисты детство и отроческие годы Господа и Его Матери наполняют странными чудесами и посредничеству Марии придают выдающееся значение. Вследствие этого пред ними смиряются даже немые идолы, неразумные животные и бездушные деревья, преклоняясь пред Младенцем Иисусом на пути Его в Египет и при возвращении Его оттуда. Будучи пяти– или семилетним мальчиком, Он превращает маленькие шарики из земли в летящих птиц единственно ради удовольствия Своих товарищей; распространяет вокруг Себя ужасы: одним обыкновенным словом осушает поток вод; Своих сверстников превращает в коз; мертвых пробуждает к жизни и производит чудесные лечения какой-то магической силой, которая извлекается из воды, в которой Он мылся, или из платков, которые употреблял, и из постели, на которой спал 14). Это подлог и нелепость неестественного вымысла, тогда как Новый Завет представляет нам во всей истине и красоте, без сомнения, сверхъестественную, но, однако же, в высшей степени действительную историю, которая является в полном своем свете только тогда, когда мы сравним ее с мифическими мечтаниями.