Читать книгу Необыкновенный паззл - Филипп Андреевич Хорват - Страница 5

Так оно, собственно, всё и повелось. И стоит рассмотреть – как именно конкретно, вот прямо взять один из этих староголубовских дней.

К примеру, 30-го июня. Искандер вскакивает рано, по звонку даже не с телефона, а разбуженный заправленной на определённое время в старинные ходики кукушкой. Широко зевает, тянется, глядит из окошка мансардочки во дворик, где уже вовсю орудует солнышко – хороша жизнь, ободряюща.

Не мечтая о лишнем, прыгает татарин с гигиеническими принадлежностями по лесенке вниз и, хлопнув дверью дома, – к умывальне рысью. Ополоснуть лицо, когда и тело разом холодной водой умыть, зубы почистить, побриться, всё это нужное дело. Далее, обтеревшись насухо полотенцем, спешит на кухню, где уже степенно приветствует хозяев.

Однако, прежде чем сесть к завтраку, должен исполнить Искандер немаловажное дело. А именно: прихватив подготовленную Мойрой посудину с кашей и отдельно расфасованными горкой на тарелке пирогами, – заглянуть к Горемыке. Тот уже давно не спит, – радостно поджидает, всхрапывая и поматывая радужной своей мордой.

– С добрым утром и привет, – церемонно обмениваются они нехитрым ритуалом приятных пожеланий, а Искандер даже в порыве чувства чмокает единорога во влажный нос.

Пообщавшись таким макаром с «чудой природы», возвращается татарин к еврею с его женой, садится за подготовленный к трапезе стол. Говорят, как правило, ни о чём особом, обсуждают неважное, а вместе с тем и важное – строят рабочие планы, прикидывают необходимые в ближайшее время материалы и инструменты. Советуются, в общем, по всяким вопросам. Иной раз, между прочим, добродушно ругаются друг с другом.

Но в этот прекрасный день какой смысл ругаться? Нет, сегодня всё весело, по-семейному, так, как оно и принято в среде полюбившихся друг другу людей.

Уже после, хлюпая по земле штанинами брезентовой робы, Искандер с ящичком инструментов отправляется по делам. На участке у Шломо требуется сегодня наладить поливочную немецкую машину, раскинувшую свои коварные сети по грядкам на многие метры пространства. И он, напевая что-то пиратско-бравурное, поминутно заглядывая в бумажку с инструкцией, охотно начинает священнодействовать. Отвёрточкой покрутить, плашку снять, покопаться внутри, каких-то деталек из запасных заводских поднапихать, вот считай дело и готово. Уже кричит в сторону маячившей неподалёку Мойры татарин:

– Эгей, хозяюшка, а ну врубай тот краник, сейчас как тресканет.

И действительно, трескало со всех поливочных орудий так, будто залпом козаки вдаривали со своих рушниц по тёмной орде очередного супостата Гирея какого-нибудь или польского королевича в давние времена. Хорошо водица идёт, и Мойра уже крутится вокруг рассады с тяпкой, подрывая целые каналы с водохранилищами.

Довольный сотворённым Искандер минут на пять позволяет себе рассиропиться в беседке под виноградом, с налитым в кружку лимонадом, – крякая от удовольствия, одобрительно наблюдает за беснующейся на грядках еврейской женщиной.

Но не время расслабляться, пора бы приладить пару отколовшихся камушков из приступки на заднем дворе усадьбы. Приступка та служит основанием под лестничку, ведущую в курятню. И близорукий Шломо уже не раз промахивался башмаком мимо, аккуратно выскальзывая ногой из-за двери в тот момент, когда выносил с десяток собранных яичек.

А значит, замешивает татарин в оцинкованной бадейке смесь песка, щебня, цемента и воды в нужной пропорции, месит увлечённо и отставляет в сторонку. Пока всё густеет и приобретает необходимую форму, грызёт он яблоко, наблюдая за тем, как пара птиц роется в грязи поблизости. Ну а затем уж, виртуозно орудуя мастерком, принимается за работу.

Так, за всем этим неспешным и нехитрым бытом, часы подбираются к обеду. Возвращается с основной своей фермы Шломо, разогревает всякие блюда Мойра и носится-резвится вокруг Мира, прибежавшая зачем-то от подруги на обед (хотя обычно её до вечера дома не видать).

Кушает семейство на открытой веранде, прячась от зноя за тюлевыми занавесками. И опять же тихо-мирно беседуют о своём, предполагая планы уже на вечер, рассказывая между делом интересные истории.

В послеполуденный час Искандер от суеты по шломовскому двору на сегодня свободен, но это не значит, что настала пора активного бездействия. Такой ленью он маяться не привык, потому, открыв ворота, важно выступает навстречу сельским приключениям.

Дел же у него, по совести, в Староголубово много, поскольку полюбился татарин местному населению всеогромнейше. Ведь и не мог не полюбиться, с его-то золотыми руками, которыми природа щедро одарила.

А чем он только в деревеньке не занимался. Там душевую кабинку отладить в свете полива, тут шкафик в хате кому выправить, у Прасковьи Ивановны механизм микроволновки старинной починить, а у Андрей Петровича обмозговать устройство полочек в подполе, – везде и всюду успевал Искандер. И поспевал радостно, с шуткой-прибауткой, как это он только один и умел.

Притом пытались наградить его сельчане местами чаркой самогона, но, памятуя наказ Шломо, отказывал татарин, приговаривая, что уж лучше б вкуснятиной какой угостили. Когда презентом, а когда и бумажкой гривенной невысокого номинала, но благодарили за помощь люди сердечно, от души, радуясь, что такого толкового мужика еврей в их край зазвал.

На сегодня намечает Искандер для себя поход к деду Григорию, давно зазывавшему его оценить, чем у него приболела газонокосилка. Модель её не новая, отработавшая года три уже, и вот теперь начавшая чихать и глохнуть спустя некоторое время после завода.

К процессу осмотра триммера подходит татарин основательно: сняв крышку с движка, углубляется во внутренности прибора с достойной опытного механика внимательностью. И копается с плоскогубцами под бурчание деда не так уж долго, выяснив скоро, что требуется замена свечи.

Григорий, с одной стороны, вроде и рад, что проблема объяснилась, а с другой – лишние хлопоты, ехать теперь в город запчасть присматривать… Но Искандера, конечно же, хвалит, ритуально предлагает тяпнуть горелки, а получив строгий отказ, суёт ему свёрток с чем-то непонятным. Отказывать в подарке пожилому человеку неудобно, и татарин, переправив свёрток в наплечную свою сумку, смущённо выбирается под дружескую дедову мову на сельскую улочку.

А тут уж дело, как ни крути, к вечеру совсем – под разнообразные деревенские звуки, шумы, говор людской садится ослабевшее солнце куда-то в красноту за дальним домиком вдовы Галки. Искандер, осчастливленный очередным днём, наполненный трудом и смыслом жизни, неспешно переступает в сторону еврейской усадьбы. Навстречу идут пастухи, с гонором марширует местная молодёжь с семечками, и все радостно, шутливо с ним переговариваются, – вот так любят, проявляют симпатию к татарину сельские.

У шломовских ворот совсем ненароком встречается он с Горемыкой, вернувшимся откуда-то с полей. И улыбаются друг другу снисходительно, с загадочностью старых закадычных друзей, побывавших в разлуке всего-ничего.

А надо бы сказать, что единорог тоже в Староголубово совсем не скучает, занимается деятельно жизнью своей отдельно от родного семейства. Буквально, набрав в друзья местных ребятишек, пропадает почём зря на воле степной, ненасытной, вблизи деревеньки.

Чем они только не занимаются в беззаботном своём приволье. Катать детишек Горемыке в одно удовольствие, но этим они, конечно, не ограничиваются. Играют большой ватагой в разные игры, изучая миры окружных подлесков с прячущейся по кустам фауной. Потом – вовсю купаются в речушке-грязнушке, петляющей извилисто тут же, поблизости. И особенно яркой радугой переливается бока с разных горемычных сторон в моменты, когда он под детские вскрики вылезает, отфыркиваясь, на золотистый песок низкого берега и плюхается утомлённо оземь.

Поскольку разумом сам единорог как раз подходит под обыкновенного шести-семилетнего ребенка, то и диалоги между ними выстраиваются вполне себе на равных. Ребята постарше пробуют учить животное алфавиту и чтению, но, кажется, выходит это пока что не очень.

Настолько насыщенная жизнь у Горемыки, что, здорово уставший, он прибегает домой к вечеру, в голодном безумии готовый съесть и гиппопотама. Тут у них с Искандером повторяется ритуал окормления: тащит татарин обессилевшему единорогу из кухни очередные блюда всякого съедобного. А пока тот ужинает, заводит, между прочим, всегда диалог, с обсуждением их новой жизни и вечным вопросом – не скучно ли им тут? А может, – снова в путь-дорогу?

Горемыке отнюдь не скучно, о чём он честно и заверяет хозяина. Упокоенный такой информацией Искандер идёт, наконец, к виноградной беседке, где под китайским фонарём уже обустроила обширную свою вечернюю гастрономию Мойра.

И вот в накинувшихся на землю сумерках благолепствуют они странной семьёй своей с жужжащими вокруг комариками, ужинают неспешно, беседуя о чём-то фантастическом под чай с вареньем, а то и припивая вытащенное из шломовского подпола вино.

Сидит Искандер иной раз в беседке, млеет, и пальцами боится шевельнуть. Поскольку боится, – а ну вдруг сон всё это, волшебный, славный, но всё лишь сон?

Обидно было бы, правда, внезапно очнувшись где-нибудь на шоссе между Развозово и Мукомолово, потерять эту кремовую сказку в чудесном лете сбывшихся их с Горемыкой надежд…