Читать книгу На бегу - Филипп Андреевич Хорват - Страница 4

Посвящается Сергею Милушкину, человеку, бегущему за мечтой.

Какие кроссовки идеальны для бега?

Хороший вопрос, знаете ли. Откройте любой спортивно-обувной форум или тематический паблик «ВКонтакте» и почитайте комментарии. Десятки, сотни, тысячи, миллионы маньяков обсуждают особенности лучших моделей кроссовок. Самых разных моделей. Вы наткнётесь на свидетелей секты святого NIKE. Приобщитесь к тонизирующей мудрости почитателей непревзойдённых NEW BALANCE. Насладитесь трепетной верой в идеальную форму ADIDAS. Вдохновитесь энергией вечного движения SALOMON.

И ни черта не поймёте, просто не узнаете какие из них лучшие. Потому что можно часами переливать из пустого в порожнее, обсуждая усиленную поддержку стопы с гиперпронацией или многослойную резиновую подошву с прокладкой, можно даже самому поучаствовать в беседе, рассказав, к примеру, об особенностях износостойкой сетки верха.

Но так и не осознать главного: идеальные кроссовки – это те, которые живут в углу обувной полки, ожидая момента, когда ты достанешь их. А ты ведь точно достанешь сегодня, как и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Вытащишь лёгким, привычным движением ровно так же, как и неделю назад, и в точности это же движение ты повторишь ещё через неделю.

Идеальные – это кроссовки, которые тебя ждут. Любой модели и степени изношенности, но именно те, которые обожают твои ноги, обнимают их с мягкой заботой. Ох, какое ж незабываемое чувство: сунуть руку в сумерки полочки, нащупать шершавую внутренность любимой и любящей пары, достать её и поставить на хрусткую солому коридорной половицы.

И какое ж блаженство залезть сначала в правую, затем в левую бутсу (или наоборот, что неважно). Нога в терпкой, сухой оболочке носка проскальзывает внутрь так, будто возвращается домой, и это правда – действительно возвращается. Дом, милый дом под любой вывеской бренда – PUMA ли, ASICS или какой-нибудь MERELL. У идеального дома нет имени, родной дом идеален безымянно.

И вот ты стоишь перед зеркалом коридорного трюмо, элегантно упакованный в спортивный костюм, в синей шапочке, из-под которой струятся лапшички наушников айпода. Вечерний герой, готовый взять ежедневную дозу в шесть-семь километров, герой, подрагивающий от одной только мысли, что тебе принесут эти километры. Ради этого часа стоит прожить любой, даже самый бестолковый и унылый день до. Давай будем честным, ближайший час – один из самых счастливых в жизни, и счастье усиливается от осознания, что таких часов у тебя будет ещё много. Так вперёд же!

Ты выходишь из дома, позвякивая тяжёлой веткой ключей, хлопаешь дверью и спускаешься по ступенькам в привычной лёгкой разминке перед основным движением. Стонет подъездная дверь, за которой, возможно, тебя встретит Наргиза Газаровна, соседка солидного возраста с шестого этажа (а может, и не встретит, да и чёрт с ней), и вот уже вливаешься в прозрачный майский вечер.

Его запахи пьянят необыкновенно: струится отовсюду миксово-невообразимое из оттенков черёмухи, сирени и тюльпанов, с лёгкой примесью влаги – щедрая приправа недавнего дождя. Шелестят ещё робкой листвой деревья и улыбается щербатым оранжево-закатным осколком окно четвёртого этажа. Зевает у столбика со шлагбаумом хромой дворовый пёс Ромка, а людей почти нет – только мужик из соседнего подъезда сосредоточенно копается в багажнике своего «форда». И так всё правильно сейчас и справедливо, что хочется не просто побежать, а, взяв разбег, взлететь, воспарить над городом и над своей дурацкой жизнью, чтобы уже больше никогда не спускаться обратно.

Улыбаясь этим мыслям и настроению, ты засовываешь руку в карман ветровки за айподом. Пару плавных движений пальцем, и в ушах рождается мелодия, которую вот-вот подхватит чёткий битовый ритм – сегодня пробежка под звуки трека Boris Breicha, свежего, ещё не отслушанного, но в этой музыке можно не сомневаться, она не подведёт. Strava в телефоне активировано – значит, пора выдвигаться.

И ровно в ту секунду, когда ты, свернув в арку навстречу улице Чернышевского, делаешь первые шаги, где-то в десятке кварталов отсюда стартует и тень. Ей не нужно думать о кроссовках и спортивной одежде, музыку она не слушает; просто выскользнувшие из-за гаражей мутные пятна мгновенно формируются в едва уловимый силуэт, который обретает вечернюю жизнь в переулке Федосеева. Тень тоже бежит.

С чем можно сравнить первые минуты бега? Какие слова передадут ощущение возникающего восторга – не в голове, а в теле, в каждой клеточке зудящей души? Откуда берётся эта сладость упоения, когда кажется, что впереди не просто несколько плёвых километров, а целое шоссе, опоясывающее весь мир? Нет таких слов, ничем это не передаётся, тут надо прочувствовать… Всего пару движений, и всё преображается: реальность вокруг скручивается, опрокидывается, ты скользишь в другом пространстве, там, где всё подчиняется только тебе и твоему ритму.

Вот что, к примеру, происходит с улицей Чернышевского. Её низкорослая теснота раздаётся вширь, а некрасивые, да и, скажем прямо, – уродливые, домики до Московской, и после Московской, оборачиваются сдобно-пряничными формами, будто бы вынутыми из какого-нибудь Амстердама и аккуратно уложенными в сердцевину российско-татарской слободы. В лёгком, подгоняющем ветерке нос даже нащупывает медово-ванильную сладость, и рождена она не в недрах кафе, поглядывающего угловой дверью на пересечение улиц. Это сладость незнакомого города, который выныривает только тогда, когда ты смотришь на него глазами из другого мира.

И вот ты постепенно разгоняешься, чуть притормаживая на светофорах перекрёстка, выхватываешь глазами бессмысленные сейчас названия – LuxDry, Приют Холостяка, Фарфор, Почта России на промчавшейся мимо синей «газельке» и, наконец, с ходу влипаешь в строгость предупреждающих букв ЛЕВО-БУЛАЧНАЯ улица, ГАЗПРОМБАНК, СТОП.

Действительно стоп, хоть не прошло и десяти минут с начала пробежки. Здесь, на мостке, нависающем над коричневой жижей Булака, нужно притормозить – не для того, чтобы успокоить дыхание (с ним всё в порядке), а для лёгкой медитации с видом на тонущий в закатном костре цирковой купол. Хороший кадр выйдет даже на камеру телефона, а ты-то точно знаешь с какой стороны щёлкнуть так, чтобы получилось крутое фото. Эта картинка потом обязательно наберёт пару десятков лайков и несколько перепостов в любой соцсети: люди, несмотря на то что погрязли в банальности, котиках и глупых мемах, всё равно чувствуют настоящее, видят красоту.

Тебе бы ещё минуту-две вечернего булакского дзена, но что-то мешает, бьётся тревожной мухой, с раздражающим зудом вляпавшейся в благость приятного вечера, и этот звук не глушит даже старина Boris из айпода… Ах, ну да, тень.

Тень выскочила из дальнего угла Федосеевской, прошмыгнула по стенам безвкусных коттеджей и, перемахнув кривой шлагбаум, полетела вперёд – пробуя волю на вкус, предчувствуя встречу с тобой. Если вы, конечно, пересечётесь, это ведь не факт ещё. Она-то точно хочет, это её цель и смысл, но тебе оно нужно?

Хороший вопрос, на самом деле. Восточные философии рассказывают о неразделимости противоположностей: где белое, там и чёрное, где зло, там и добро, где верх, там и низ – вечный инь-ян крутится подмигивающей каруселью туда-сюда. И нет шанса победить чему-то одному, потому что любая победа станет смертью (даже если саму смерть победит жизнь).

Тень родилась давно, в тот же миг, когда тебя завертел первый приступ вдохновения. Получается, что вдохновение родило тень, до этого ты уже додумался. Но ты не уверен – нужна ли она? Неужели без тени воображение стухнет, даст осечку, зависнет навсегда в матрице исчерпавшей себя фантазии? Неизвестно. Проверить невозможно, поскольку пока ты бежишь, бежит – тут, поблизости, – и она. Да и пусть бежит, только бы с ней не пересечься. Ну или… хотя бы не сегодня.

Поток вдохновения подхватывает сразу за Булаком. Пространство проспекта окончательно рассеивается, распадается на отдельные фрагменты, которые играют мозаикой ярких витрин, суетливых теней и вязким уличным гулом. Всё это, впрочем, живёт и колышется где-то вне, на обочине привычной человеческой осознанности – мир вокруг есть, но тебя в нём нет. Тело – да, бежит, передвигается из точки А в любую точку алфавита, но тебя там нет. Ты весь в энергии вдохновения.

И кто бы знал откуда она берётся… Проще всего сказать – отовсюду, нужно только настроиться. Под настройкой понимается пробежка, она тебе помогает. Стоит начать, и всё, ты уже катишься, летишь уличным сёрфером на волне, чувствуя, как история обретает реальные очертания.

Неважно – рождается ли эта история или она уже в процессе. История может вообще подкатывать к финальному горизонту. Возможно, она уже записана и отлёживается среди прочих документов рукописей в той самой заветной папке. И если история снова оживает, то, значит, что она всего лишь записана. Но не дописана. Вдохновение во всё время этого стремительного лёта сначала по Чернышевского, затем по Кремлёвской и далее, возможно, допишет или перепишет, пересоберёт её заново. В этом-то и весь кайф: ты никогда не знаешь, что случится во время пробежки, но то, что случится – непременно.

Магия на полную включается в тот момент, когда в чужом мире в метре от тебя открывается дверь кофейни (Агафредо, всего лишь Агафредо), и из неё аккуратно, неуверенно высовываются девчонки. Взгляд одной из них – робкий, чуть испуганный, – тут же рождает образ героини твоего романа. Именно так она смотрела на друга, когда тот сообщал ей самое важное. Ну, не то чтобы важное в рамках всей, большой истории, но определённо важное для этой сцены и даже для главы. Почему у неё такой взгляд, в чём тут загвоздка? Ага, фредо: в ту секунду, когда фары авто, вальяжно оккупировавшего пешеходную Баумана, подсвечивают твои синие ноги, появляется вилка.

О, ты любишь вилки. Вилки – это же не ложки с их тупой алюминиевой округлостью. И не ножи, хотя ими и удобно подрезать канву истории, вытаскивая на свет изнанку: второй, третий, а то и четвёртый слой. Но вилки – они прекрасны. В их блестящих зубчиках струится жизнь, жизнь параллельных, идущих сонаправленно историй. И от тебя зависит какой из зубчиков станет основным, какой сюжет свяжет одну сцены с другой. Только вилкой можно подцепить мясо твоего романа ровно тогда, когда оно достаточно прожарится на огне вдохновения.

В случае с девушкой вилка несомненна – важный разговор развернёт героев либо к сексу, либо к ссоре, либо к неожиданно прояснённой детали из прошлой жизни. Можно, конечно, использовать супер-вилку, соединить все альтернативы в одной сцене, но это же так скучно. Супер-вилка нередко всё портит: протыкая мясо истории насквозь, будто шилом, она выворачивает наружу внутренние слои, нарушает внутреннюю структуру и на вкус получается не сочный, переливающийся соком кусок, а сухой картон. Нет, к чёрту супер-вилку, у тебя же ювелирное искусство.

Вот уже впереди лесенка перекрёстка с Профсоюзной, и нужно, конечно, перепрыгнуть на другую сторону, к симпатично отреставрированному домику, из-за которого полукруглым боком выступает здание повыше, да тут и улица сама возносится ввысь, в баклажанное небо подкравшейся ночи. А тебя волнует только вилка: секс, ссора или всё же деталь? Ссора, пожалуй, будет смотреться выгоднее, после ссоры – примирение с лёгким намёком на секс, и это хороший задел к переходу в следующую сцену. Да, глава получается огненная, и то ли ещё будет, в твоей голове столько всего крутится…

Радость чуть глушит ощущение неизбежной тени. Она-то уже пробирается мимо часовни церкви Святой Евдокии, и, состроив морду надутому пафосом льву у аляпистого новодела, крадётся к Кремлю.