Читать книгу Обратный отсчет - Флориан Лафани - Страница 3

Япония, скала Тодзимбо. Мартовская ночь.

Ветер с моря.

Колин, 36 лет, 1 м 82 см. Черная замшевая

куртка. Короткая стрижка

Колин пришел на скалу самоубийц с намерением прыгнуть вниз. Бушевавшая вокруг стихия – порывы ветра и проливной дождь – не могли его остановить. С комом в горле, чувствуя дыхание смерти, с искаженным от боли лицом, Колин смотрел в даль. Перед глазами у него мелькали тени, на которые он не обращал внимания. После долгих дней страданий он был совершенно измучен, оказался на краю земли на пределе сил.

Всего месяц назад он читал лекции в Институте общественных наук в Токио, где жил уже восемь лет. Азия притягивала его, лондонца по рождению, потому что радикально отличалась от Европы. Он хотел изучить новую для него цивилизацию. На тот момент, когда он сходил с самолета, его представления о Японии ограничивались тремя «С»: суши, сумо, самураи. Ни одно из этих понятий ему не пригодилось, иероглифическое письмо оставалось непонятным. Поскольку английский язык очень мало используется японцами, ему пришлось объясняться знаками, прежде чем он освоил японский, что облегчалось доброжелательным отношением окружающих. Несмотря на лихорадочный ритм, в котором Токио живет круглые сутки, японцы остаются вежливыми людьми. Его сразу покорила их культура. А однажды на ужине он встретил свою будущую жену. И мало-помалу стал привыкать к новой жизни.

Но из-за его ошибки обычная жизнь уважаемого университетского профессора, которую он вел, превратилась в муку. Все началось с настойчивых взглядов одной студентки. С этим рано или поздно сталкивается каждый преподаватель. Смесь желания и восхищения в ее глазах. Обычно Колин отвергал подобные авансы, скрывая в душе тщеславное чувство, вызванное проявленным к нему интересом. Но не в этот раз. Без видимой причины, сам не понимая, как это произошло, он вдруг обнаружил, что его принципы куда-то подевались, и согласился на ужин с ней. Потом был поцелуй. И в один момент он перешел все границы, даже забыл, что у него есть жена.

В ту ночь его жизнь перевернулась. Вернувшись домой далеко за полночь, Колин постарался открыть входную дверь бесшумно, но петли, по закону подлости, скрипнули. Он в бессилии замер в гостиной. Вдали с равными интервалами рычали моторы автомобилей. Он разулся и почувствовал холод плитки на полу. Прислонившись спиной к двери спальни, он всматривался в тусклую темноту.

Колин вздрогнул, почувствовав, что его головы коснулась рука Юкио. Он не слышал, как она подошла. «What happens to you, honey?»[1] – прошептала она, в ее голосе угадывалось понимание. Колин говорил по-японски, но языком их общения наедине, их интимных игр, был английский. Увидев слезы в глазах Колина, она замолчала и села рядом с ним. Возможно, она уже знала, что произошло. Чувство вины делало его параноиком, его, считавшего себя неспособным утаить от нее даже какую-нибудь мелочь. Колин положил голову на колени жены. Он почувствовал запах ее тела и припал губами к ее животу, прикрытому ночной рубашкой. Она погладила его волосы, потом взяла за руку, отвела в спальню и заснула в его объятиях, как бывало почти каждую ночь.

Утреннее прощание прошло молча. Перед тем как пойти на работу, Колин на мгновение замешкался, прежде чем поцеловать Юкио в лоб, – обычное действие, которое отныне составляло часть его лжи.

Придя в университет, Колин встретил секретаря его факультета – сурового вида женщину, которая с упреком сообщила ему, что его разыскивают полицейские, они хотят с ним поговорить и ждут его в кабинете президента университета. Его снова охватило неприятное тревожное чувство, связанное с воспоминаниями о прошлой ночи, но это было нелепо. Супружеская измена не делала его преступником.

Колин вошел в комнату. Трое полицейских в форме и один в штатском обернулись и мрачно посмотрели на него. Ему показалось, что даже персонажи двух картин, висевших над дубовым столом, смотрят на него обвиняюще. Мужчина в штатском назвался комиссаром Мацухитой и без околичностей объявил, что сегодня рано утром была убита его студентка Асами Миюзу. Колин никак не отреагировал, ожидая следующей фразы. Его руки висели вдоль туловища, дыхание стало прерывистым. Асами… Убита… Он вдруг понял, что его интимная связь с ней станет центральной темой разговоров. Внутренний голос молил повернуть время вспять. Он был так сосредоточен на мысли, что следующий вопрос донесся до его слуха словно издалека. Он попросил повторить, что комиссар с неохотой сделал:

– Где вы были прошлой ночью, мистер Стирл?

И тут в памяти Колина всплыли все последние часы: ужин, поцелуй, его жена. Не было ли лучшим выходом снять с себя подозрения и во всем признаться? Он растерянно поглядел по сторонам, ища помощи. Комиссар начинал терять терпение, но Колин, совершенно выбитый из колеи, был не в силах ответить. Молчание сыграло против него, и по пути к полицейской машине ему пришлось встретить обвиняющие взгляды преподавателей и студентов. Его бесцеремонно заставили нагнуться, чтобы посадить на заднее сиденье автомобиля. Он бросил последний взгляд на красное кирпичное здание университета. Бой курантов, прозвонивших одиннадцать часов, показался ему погребальным звоном.

Пока они ехали, комиссар связался по рации с управлением и велел приготовить комнату для допроса, а Колин тем временем смотрел в окно, не узнавая того яркого и оживленного города, который его привлек. Он видел только толпу, суету, бетон, забытые в Мэйдзи-Шрин-Гарден гинкго – деревья, чьи высота и красота уравновешивали лихорадочный ритм жизни японской столицы. Все это снова казалось ему чужим. В конце концов, я здесь всего лишь иностранец.

Дальше начался кошмар. На допросе Колин признал связь с Асами, но отрицал, что убил ее. Ему было трудно сдерживаться, он был возмущен тем, что его решили сделать козлом отпущения, поскольку он оказался идеальным подозреваемым. Конечно: профессор соблазнил и убил одну из своих студенток; газеты и широкая общественность будут довольны.

Подавленный целым потоком вопросов, затрагивавших самые интимные моменты его жизни, он в конце концов произнес единственную фразу, которая снимала с него все подозрения, но которую ему было невыносимо трудно выдавить из себя:

– Моя жена подтвердит вам, что я был дома в два сорок пять.

– Мы ее вызовем и допросим. Вы давно женаты?

– Пять лет.

– Вы родились в Харрогейте, в Англии. Почему вы переехали в Японию?

Колин мало рассказывал о своем прошлом даже друзьям. Он не считал это интересным и предпочитал сосредоточиться на той жизни, которую выстраивал в Японии.

– Не вижу, какая связь…

– Я повторяю свой вопрос.

Ответ на этот вопрос повлек бы за собой множество новых.

– Потому что мне больше нечего было делать в Англии.

Комиссар молча смотрел на него, не выдавая своих эмоций.

– Мистер Стирл, я запросил сведения о вас у моих английских коллег. Не сомневаюсь, что они смогут мне ответить менее загадочным образом, чем вы.

Колин вздрогнул, как будто под порывом холодного ветра. Прежде чем стать профессором, он служил в армии. Его отец был военным и потребовал, чтобы он не уклонялся от воинской службы, а пошел, когда ему исполнится 18 лет, в армию. Это было во время войны в Югославии. Тогда как раз требовались люди в контингент войск ООН. Он вступил в их ряды и вернулся домой с кошмарными воспоминаниями о смертях, шальных пулях, криках и стонах. Несмотря на полученную награду за храбрость, он отказался от дальнейшей службы в армии и, несмотря на энергичные протесты отца, поступил в университет, надеясь, что с помощью книг он вернется к нормальной жизни.

С самого начала допроса в полицейском управлении Колин постоянно думал о Юкио, о том зле, что он ей причинил. Он даже не спросил о подробностях смерти Асами, пытаясь своим молчанием отстраниться от убийства. Но как ее могли убить? И почему именно в этот момент?

После допроса Колина отвели в застекленный зал. Хорошо еще, что не в камеру, эту прихожую позора. В начале второй половины дня он услышал шаги и узнал походку жены. Юкио обернулась и с презрением посмотрела на него. Он выдержал ее взгляд, пораженный заключенной в нем силе. Он ожидал увидеть гнев, но ее глаза выражали нечто другое.

Юкио пожала руку комиссару и села за стол. Разговор между ней и полицейским продолжался четверть часа. Колин не мог ни слышать, ни догадаться, о чем они говорят. Ожидание усиливало его тревогу, которую он скрывал, потому что не позволял себе проявлять свои чувства.

Когда Юкио вышла, не взглянув на него, комиссар вошел в зал. Вид у него был серьезный.

– Мистер Стирл, ваша жена утверждает, что ночью вы домой не возвращались. Поскольку вы не имеете алиби, становитесь подозреваемым в убийстве Асами Миюзу.

Скала Тодзимбо.

Ощущение уже виденного. Душевная рана

На краю скалы завывал ветер, волны с ревом разбивались о камни и вихрями поднимались вверх. Колин сидел как оглушенный, заново прокручивая в памяти слова комиссара. В тот момент он даже не попытался защититься, оправдаться, настолько сильной была нанесенная ему душевная рана. Почему Юкио солгала? Из гордости? Из мести? Неужели она способна бросить его вот так, вдруг, без единого слова? Через несколько часов он заявил, что ему нечего скрывать, и откровенно ответил на все вопросы. Это было проявление гордыни человеком, знавшим до этого момента лишь хорошие стороны системы. Но первые дни в тюрьме, пусть даже предварительного заключения, стали для него крестной мукой. Камеры были старыми, стены облезлыми, с пятнами плесени, воздух влажным и холодным, пол жестким и неровным. Его много раз обыскивали, заставляя раздеваться догола, что еще больше усиливало его чувство унижения.

Пока он трясся от холода в полумраке тюремной камеры, единственные картинки, всплывавшие в его памяти, были образы его жены. Несмотря на ложь Юкио и ее предательство, он не забыл счастливых моментов пяти лет их совместной жизни. В глубине души он понимал ее желание наказать его, но цеплялся за надежду, что Юкио поймет, что не сможет продолжать лгать на суде. Ведь ему грозило многолетнее тюремное заключение. Могли ли его осудить на основании одного лишь заявления Юкио? Он надеялся, что им понадобятся другие доказательства, поскольку отсутствие алиби не означает, что преступление совершено им. Он доверял японской судебной системе и хотел верить в ее беспристрастность. Прямой контакт со служителями этой системы оставил у него горький привкус, ощущение обмана, потерю иллюзий. Полицейские с ним не церемонились, заботясь больше о том, чтобы выбить его из колеи, нежели об установлении истины, что демонстрировали первые же вопросы, заданные ему в кабинете президента университета. Колин стал жертвой того, чему много лет учил: хоне и татемаэ – личного мнения индивида и общественных обязанностей, чести и сокрытия правды. Полиция старалась закрывать дела как можно скорее, чтобы все продолжали верить, что она успешно исполняет свои функции по обеспечению правопорядка. Опасность юридической ошибки в ее глазах значила гораздо меньше, чем гордость, которую она испытывала, показывая, что она очищает общество от всякой скверны.

Первое заседание суда стало катастрофой. Перед судьей Юкио, державшаяся с большим достоинством, немного осунувшаяся, взволнованным голосом повторила свои прежние показания: «В ту ночь мой муж не ночевал дома. Я не знаю, где он был. Он мне сказал, что в университете будет важное собрание. Такое случается время от времени, и у меня не было никаких оснований не верить ему. Но я не привыкла спать без него, поэтому я несколько раз за ночь вставала, однако он отсутствовал». Она сделала небольшое ударение на последнем слове, как будто отсутствие дома было равнозначно его вине. По переполненному залу суда пробежал ропот. Разве мог неверный муж не быть убийцей?

Колину следовало опровергнуть слова Юкио, кричать о своей невиновности, но заявить перед столькими людьми, что его жена лжет, выступить против нее оказалась выше его сил.

Колин наконец осознал, что доказать свою невиновность, просто рассказав, как все было, он не сможет; суды – это место, где существует свой порядок, свой особенный язык, и он должен найти помощника, который этот язык расшифрует и избавит его от роли жертвы. Он должен бороться, и прежде всего – нанять адвоката, чтобы не встретить свой тридцать пятый день рождения в тюрьме.

Что Колин и сделал. Немалое профессорское жалованье позволило ему нанять настоящего специалиста по уголовным делам. Всегда одетый с иголочки, мэтр Накамура каждое утро приходил с «дипломатом», чтобы обсудить стратегию защиты, соответствующую правилам и обычаям японской системы правосудия. У Колина было ощущение, что мэтр Накамура так и не поверил в его невиновность. Они не испытывали никакого взаимного доверия; между ними были чисто деловые отношения, основанные на крупных гонорарах, выплачиваемых клиентом своему защитнику.

Они договорились, что в суде Колин будет молчать, предоставив выступать адвокату, тот должен подчеркивать, что его клиент очень сожалеет о своей неверности, но никоим образом не причастен к убийству. Сидя рядом с защитником, Колин смотрел в пустоту, слушал мало, поворачивал голову, чтобы тут же быстро опустить глаза. У него было ощущение, что он попал в какую-то инсценировку, служащую не для установления истины, а исключительно для успокоения толпы. Дело не занимало первых полос в газетах, но СМИ все-таки интересовались этим эпизодом криминальной хроники, ведь речь шла не только об убийстве, но и о супружеской измене. Общественное мнение заранее объявило подсудимого виновным, и противоречить ему было трудно, так что судье пришлось выставить публику из зала, когда адвокат Колина попросил отпустить его подзащитного по причине его невиновности. Это вызвало приступ ярости у зрителей, раздались крики, нетерпимые в суде ни одной страны: «Преступник! Убийца! Никакой пощады!»

В конце процесса судье ничего не оставалось, как объявить о прекращении дела и освободить Колина за недостатком улик. Оправданный, но с погубленной репутацией, он остался в глазах всех виновным. Колин попытался не обращать внимания и вернуться к нормальной жизни. Безуспешно.

Его лишили права преподавания под предлогом того, что университетскими правилами запрещены интимные связи между профессорами и студентами. Буквально в одночасье он превратился в отверженного. У него не было друзей вне его профессии, не было никого, кто бы выслушал его, кто продолжал бы относиться к нему, как прежде. Ощущение того, что он здесь чужой, исчезнувшее много лет назад, стало теперь доминирующим.

Адвокат, пока все не успокоится, снял ему маленькую комнату и передал ключи и шифр от камеры хранения на складе в мрачном предместье Токио, где хранились его вещи. Никакой коробки, все свалено прямо на пол: одежда, книги, посуда – вещи, на которых лежала печать измены. Это уже была не жизнь, а ее разрозненные обломки.

У него возникло искушение взять билет на самолет куда угодно и улететь далеко-далеко, но не хватило смелости начать жизнь с нуля.

Чтобы восстановить свою честь, Колин решил не опускать руки и попытаться выяснить, что же на самом деле произошло в ту ночь. Он вознамерился провести собственное расследование, пройти по своим следам и найти то, что полиция, возможно, упустила из виду.

Ресторан «Каикайя». Широкая застекленная

витрина. Темно-красная вывеска. Позолоченные

фонари

Вечером перед убийством Асами они ужинали в ресторане рядом с Шибуей. Полицейские реконструировали времяпрепровождение и маршрут Колина. Они просмотрели записи камер видеонаблюдения на улицах вплоть до ресторана, где он встретился со своей студенткой, а затем и записи с камер наблюдения в самом ресторане. У Колина сложилось ощущение, что эта работа была проделана халтурно, наспех. Во всяком случае, видеозаписи к делу приложены не были. Его адвокат не стал настаивать на предоставлении ему копий. Колин хотел начать свое расследование с этого момента. Подойдя к ресторану, он мысленно спросил себя, какой предлог придумать, чтобы получить доступ к видеозаписям. Ресторан закрывался, зал был пуст. С нескольких столиков еще не убрали посуду.

– Здравствуйте, я бы хотел узнать, оборудован ли ваш ресторан системой видеонаблюдения, – начал Колин.

– Да, я ею очень доволен и менять не хочу, – ответил хозяин, сразу уходя в глухую оборону.

– Конечно, я понимаю. Но я не коммивояжер. Я ничего не хочу вам продавать. Дело в том, что два месяца назад я ужинал у вас вместе с моей невестой. Я собираюсь сделать ей сюрприз, но для этого мне совершенно необходимо точно знать, как она была одета в тот вечер. Вам это может показаться странным, но для меня это очень важно.

– Вообще-то система видеонаблюдения создается не для этого… – начал хозяин, несколько удивленный.

Он помолчал несколько секунд.

– …но для влюбленных я могу сделать исключение, – договорил он с улыбкой. – Следуйте за мной.

Он отвел гостя на второй этаж, в комнату, где размещалось различное оборудование, и быстро объяснил Колину, как найти нужную ему запись по дате, а затем по часу, после чего оставил его разбираться самостоятельно.

Через несколько минут Колин нашел соответствующую папку и запустил видео. Он очень четко увидел себя, входящего в ресторан вместе с Асами. Он стал внимательно рассматривать других посетителей, сидевших вокруг их стола. Одни уходили, другие приходили, туда-сюда сновали официанты.

И вдруг взгляд Колина остановился на одной детали – на светящейся точке в правом нижнем углу экрана.

– Вот оно, – лихорадочно бросил он, указывая на силуэт позади них.

Колин обратил внимание на этот отблеск, очень необычный, потому что отбрасывал его камень с дефектом. Кольцо Юкио! Его жена сидела позади них! Он не различал никаких других примет ее облика, но это могла быть только она. Как она узнала про это свидание?

Колин вышел из ресторана потрясенный, отгоняя созревавшую в нем мысль. Хотел ли он узнать больше? Он боялся, что полная правда окажется еще более мрачной. Случайность исключалась, а значит, убийство Асами внезапно приобретало окраску преступления на почве ревности. Юкио отомстила за измену способом, который выходил за рамки его понимания.

Решится ли он добавить к публичному позору образ доведенного до крайности человека, который пытается переложить собственную вину на жену? Нет, история закончится на этом.

Скала Тодзимбо. На краю пропасти.

Сжав кулаки

Каждое воспоминание приближало Колина к пропасти, к морю. Сантиметр за сантиметром он приближался к моменту, когда рухнет или не раздумывая прыгнет вниз, рассчитывая на отчаяние, как на детонатор. В это мгновение он вспомнил фигурки, выпрыгивавшие из объятых пламенем башен Всемирного торгового центра, людей, оказавшихся перед таким выбором, когда прыжок, неминуемо ведущий к смерти, казался им менее страшным вариантом.

В глубине души он смутно надеялся на то, что скала спасет его, вспоминал об ангеле-хранителе, который бродит по округе, пытаясь убедить самоубийц остаться жить. Это был полицейский в отставке, который неустанно патрулировал несколько километров побережья, чтобы отговаривать людей, пришедших свести счеты с жизнью, от рокового шага, который даже добился установки кабины телефона-автомата для тех, кто захотел бы позвать на помощь.

Колин нагнулся, и порыв ветра, принесенный волнами, едва не сбил его с ног. Он остановился перевести дух, потому что ему не хватало воздуха, как на большой высоте. Что он услышал: плеск воды или крики? Несколько секунд в нем боролись страх и чувство чести. Наконец определился бесспорный победитель. Колин прыгнул, закрыв глаза, чувствуя, как бешено, едва не разрываясь, бьется его сердце. Он ощущал приближение неотвратимого, приближение конца. На сей раз ангел-хранитель ничего не смог сделать.

Лондон, несколько дней спустя, агентство

«Артандко». Опенспейс, компьютер задней

стенкой к стеклянной перегородке.

Том, 29 лет, комьюнити-менеджер. Очки, брюки

и пиджак от разных костюмов

В просторном опенспейсе Том пока что был один. Он взял себе за привычку, избегая часа пик в лондонском метро, приезжать в агентство первым, благодаря чему имел спокойный час перед лихорадочным рабочим днем. Хотя напряженный ритм Лондона его не раздражал, он все-таки хотел бы вернуться к спокойной жизни в Степлфорде, близ Ноттингема. Родители мечтали, чтобы он стал профессором, но Том, блестяще отучившись два курса на факультете истории искусств, проявил больше склонности к коммерции и ушел в сферу новых технологий. Ему нравилась возможность работать в секторе, переживающем бурный расцвет. Его рабочей площадкой стал Интернет.

Личная почта, информационные сайты, спортивный онлайн-тотализатор, реклама турпоездок – вот что было на его компьютере с самого утра. Он любил эти минуты, когда не надо было опасаться, что начальство увидит, что высвечивается у него на экране. Уборщица, с которой он всегда обменивался улыбкой, заканчивала свою работу. Приходили первые коллеги, почти сразу же начинались вопросы на служебные темы, и ему приходилось совершать усилие, чтобы вернуться в реальный мир.

– Ты не забыл? В девять тридцать встреча с новым клиентом, – бросил его начальник, даже не поздоровавшись.

Том не забыл. Он открыл на экране документ в Пауэрпоэнт рядом со своими персональными окнами: «Фейсбук», «Твиттер», несколько сравнительных таблиц по ценам, сайт «Дейли сан». Вообще-то все эти сайты он использовал также и по работе, заключавшейся в управлении новыми средствами коммуникации. Фирма «Артандко» была одновременно компанией – производителем графических программных продуктов и веб-агентством, занимающимся созданием, поддержкой и продвижением сайтов, а также защитой личных данных клиента в Интернете. Именно второй аспект деятельности давал за последние два года максимум прибыли. Теперь художественных редакторов в компании было меньше, чем веб-аналитиков.

Том доделывал документ, над которым работал еще вчера. На встрече, которая будет проходить под руководством босса, он произнесет пару слов в качестве специалиста. Чтобы оправдать смету, он предлагал клиенту базовый пакет: защиту от выхода под его именем на интернет-сайты, закрытие сайта для рекламных окон и невозможность на основе анализа личных данных и покупательного поведения клиента в Сети присылать ему спам и рекламные рассылки. Сейчас достаточно один раз купить мужские часы, чтобы затем получить кучу предложений по приобретению других аксессуаров той же марки.

– Том, пошли, – позвал его коллега.

Он отсоединил ноутбук от базы и, неся его, словно официант поднос, направился в переговорную. На первых встречах с клиентами он обычно слушал вполуха. Основную часть времени занимало представление агентства. Бывало, что его вообще ни о чем не спрашивали, даже не просили изложить его веб-план. После обычных приветствий он сел, но не напротив клиента, а немного в стороне, и положил рядом с собой телефон, отключив на нем звуковой сигнал звонка.

Его босс начал обычный рассказ о фирме и ее возможностях, а Том открыл на своем айфоне «Фейсбук». Прокрутил новости и остановился, заинтригованный статусом Эразма, одного из своих друзей. Они управляли своими страницами совершенно по-разному. Том давно уже прекратил гонку за наращивание количества добавленных в друзья, потому что не желал получать новости от людей, которые ему абсолютно неинтересны. Эразм же, напротив, имел более двух с половиной тысяч друзей. Частично это объяснялось его частыми поездками по всему миру; контакты в «Фейсбуке» позволяли ему найти крышу над головой даже в самом удаленном уголке планеты, в городах с совершенно непроизносимыми названиями вроде Ризаральда в Колумбии или Челябинска в России.

Они познакомились в Перудже, в Италии, где два молодых британца находились по студенческому обмену. Том сразу проникся симпатией к Эразму, получившему свое прозвище, ставшее практически его вторым именем, после сопровождавшейся обильными возлияниями вечеринки. После они вместе объехали несколько европейских стран и сдружились еще больше, но потом Том решил сменить учебу и путешествия на более упорядоченную жизнь.

Эразм: «На помощь!»

Статус высветился на экране телефона. Том улыбнулся, лайкнул и отправил комментарий.

Том Л.: «Ты небось в Лондоне; отвык жить взаперти в крупном современном городе;)».

Он закрыл приложение как раз вовремя, чтобы взять слово.

– Мы располагаем всеми средствами не только для того, чтобы обеспечить вам видимое присутствие в вебе, но также способны обеспечить эффективное продвижение в Сети. Все имеющиеся в нашем распоряжении рычаги будут задействованы для достижения поставленных вами целей.

Разговор шел по накатанной колее, Том и не ждал конкретных вопросов, которые обычно затрагивались на последующих встречах.

Сразу после окончания беседы с клиентом он снова заглянул в свой телефон. Красный индикатор «Фейсбука» показывал пятнадцать сообщений. Но тут клиент начал задавать вопросы, стремясь побольше узнать о возможностях фирмы. Том отвечал автоматически, часть его мозга уже была занята этими тревожными сигналами. Всякий раз, когда он видел краем глаза, что появляются новые комментарии, он ощущал внутреннее возбуждение.

Вернувшись за свой стол, он, отложив на потом обещанные клиенту дополнительные сведения, поспешил войти в «Фейсбук». Все комментарии крутились вокруг статуса Эразма. Друзья поддержали ироничный тон, заданный Томом. Некоторые, хотя и не были знакомы друг с другом, обсуждали его и в этом обсуждении ушли далеко от изначального «На помощь!». В этой доверительной «дружеской» атмосфере Том позволил себе вернуться к теме:

«Мое мнение: он просто хочет знать, на кого из друзей может рассчитывать, когда позовет на помощь. Думаю, мы успешно сдали тест!»

Час спустя, когда он работал над медиапланом для сайта недорогих электронных книг, Том с улыбкой отметил, что Эразм снова изменил статус.

Эразм: «На помощь! Подружитесь с Альбаном M.».

Еще одна заявка. Когда они исходят от друга, к ним непременно относятся внимательнее, даже если на «Фейсбуке» можно утонуть в заявках разного рода. Иногда бывает, что «друзья» по взаимному соглашению записывают кого-то в ту или иную группу, чтобы послать ему приглашение на игру, и т. д. Том всегда веселился, видя, что первым отвечает на подобные запросы, хотя прекрасно знаком с механикой этого дела: он целыми днями играл на этом, продвигая товары и услуги. Увидев новый статус, Том без лишних рассуждений кликнул на «Альбан М.», потом на «Добавить в друзья» и дал подтверждение. В следующую четверть часа он постоянно заглядывал в свой профиль, проверяя, принята ли его просьба.

«Том теперь друг с Альбаном М.».

Он кликнул, чтобы получить доступ к профилю неизвестного Альбана М. Ни фото, ни какой бы то ни было конкретной информации, только видео, выложенное тридцать минут назад, и загадочный статус.

Альбан M.: «Альбан M. умеет быть в сумерках и на рассвете разговоров одновременно…»

Когда видео началось, предвкушение веселой шутки уступило место смутной тревоге. Том проверил наушники – они работали нормально, однако видеоролик не имел звука. Человек, снимавший сцену, совершал обход погруженной в темноту комнаты, напоминающей гостиную. Темная и нечеткая картинка позволяла увидеть какие-то растения и картину на стене. Камера опустилась и выхватила шесть человек, стоящих на коленях на полу со связанными за спиной руками. Она задержалась на каждом. У всех головы были опущены, словно они совершали покаянную молитву. Через сорок пять секунд просмотра видео Том содрогнулся. Его страх нашел ответ. Ему, несколько часов назад смеявшемуся над этим нелепым призывом о помощи, стало стыдно и страшно. Среди пленных неподвижно сидел Эразм.