Читать книгу Я тебя выдумала - Франческа Заппиа - Страница 9

Такер ошибался, когда говорил, что название Клуба поддержки спортивных объектов школы Ист-Шоал придумал Майлз. Это сделал директор Мак Кой, который сам сказал об этом, объясняя мне и маме, какие у меня будут общественные обязанности в школе.

Теперь я направлялась в главный спортивный зал, и Майлз шел за мной по пятам. Его кошачий взгляд сверлил мою спину, прямо промеж лопаток. Я остановилась в дверях зала и незаметно огляделась – вертеться вокруг себя я не стала, боясь показаться чокнутой.

Спортивный зал был более старым и обшарпанным, чем в Хилл-парке; а я-то ожидала, что он окажется под стать отвратительно дорогому футбольному стадиону Ист-Шоал. Рядом со входом стоял стол с пультом управления табло. Баскетбольные щиты были задраны под потолок, и это давало мне возможность просмотреть зал насквозь вплоть до счетного табло на задней стене. «Средняя школа Ист-Шоал» было выведено огромными зелеными буквами, прямо над табло.

Майлз похлопал меня по плечу. Всего-то легкие удары указательным пальцем, а я подпрыгнула как ошпаренная.

– Не заставляй их ждать. – Он проскользнул мимо меня.

У счетного табло стояли пятеро учеников и дружно смеялись. Среди них я увидела девочку, с которой мы были на английском. Из ее растрепанного светлого пучка волос торчала пара карандашей. Двое парней рядом с ней были похожи как две капли воды. Их невозможно было отличить друг от друга. Еще двоих учеников я прежде не встречала, оба они подтянулись, когда к ним подошел Майлз.

– Это Алекс, – представил он меня, ни с кем не поздоровавшись. – Алекс, это Теофилия, – он показал на девушку с урока английского.

– Просто Тео, – сказала она, глядя на него.

– …а это ее братья, Иван и Ян. – Он кивнул в сторону неразличимых парней, тут же улыбнувшихся в унисон.

– Во избежание недоразумений – мы тройняшки. – Тео очень по-деловому протянула мне руку. – И, пожалуйста, не зови меня Теофилией.

– Без проблем. – Я смотрела на ее руку. Чувство вины заставило меня обменяться рукопожатием с Майлзом, но с какой стати мне прикасаться к ней? – Мои родители хотели двух сыновей и назвали меня в честь Александра Великого, а мою сестру – в честь Карла Великого, – зачем-то сказала я, но руку ей пожимать не стала.

Тео не обиделась на мой отказ и лишь рассмеялась.

– Мои родители тоже хотели мальчиков. А вместо этого заполучили двух идиотов и девочку.

– Эй! – одновременно крикнули братья. Она отбросила блокнот в сторону и сделала вид, будто хочет ударить их в промежности кулаками. Мальчишки отпрянули. Я чуточку разбираюсь в генетике. Даже однояйцевые близнецы не бывают такими похожими, как братья Тео.

Пальцы сжали фотоаппарат.

Майлз шутливо округлил глаза и продолжил:

– А это Джетта Лоренк и Арт Баброу.

Джетта лукаво улыбнулась Майлзу, отчего у нее на щеках появились ямочки, тряхнула гривой курчавых черных волос и перебросила ее через плечо.

– Рада познакомиться. – Она тоже протянула мне руку с таким видом, будто собиралась ждать до упора, пока я все-таки не пожму ее. Я сделала вид, что не заметила и спросила:

– Ты француженка?

– Oui!

Ага. Иностранная шпионка. Какой-то период во время Второй мировой войны французская Коммунистическая партия действовала в соответствии с указаниями Сталина. Французская шпионка-коммунистка.

Хватит, хватит, хватит.

Я повернулась к Арту, чернокожему парню на полтора фута выше меня. Его грудные мышцы, казалось, вот-вот порвут футболку и кого-нибудь съедят. Я поставила ему отметку два по своей шкале галлюцинаций. Не нравилась мне его мощная грудь.

– Привет! – прогрохотал он.

Я слегка помахала ему в ответ.

– Это и есть наш клуб, – сказал Майлз, обводя рукой собравшихся. – Так, Тео отвечает за киоск с едой. Иван и Ян – за трибуны.

– Есть, босс! – отсалютовали тройняшки и пошли приступать к своим обязанностям.

– Джетта, за тобой сетка и мячи. Арт, принеси шесты.

Когда все разошлись, я слегка расслабилась, хотя рядом со мной оставался Майлз. Он повернулся лицом к табло и забыл обо мне.

– А я чем займусь? – спросила я.

Он не ответил.

– МАЙЛЗ.

Тут он обернулся и выгнул свою волшебную бровь.

– Что мне делать? – еще раз задала я свой вопрос.

– А ты отправишься туда, – он показал на пустые трибуны, – и заткнешься.

Существует ли закон, по которому можно засудить за удар в лицо законченному засранцу обеими ногами в прыжке? Наверное. Всегда найдутся законы, запрещающие необходимые действия.

– Нет, – спокойно возразила я. – Я лучше сяду вон там. Чуть дальше. – И прошествовала к выбранному месту. Села, скрестила на груди руки и оставалась в этой позе до тех пор, пока он не отвел взгляд. Затем вытряхнула из сумки изуродованные книги, сложила их стопкой и приступила к домашнему заданию. Когда в зале появилась волейбольная команда, я прервалась и сделала несколько фотографий: Джетта и Арт профессионально натягивают волейбольную сетку; Тео суетится у киоска с едой; Иван и Ян подметают трибуны; и, вообще, волейбольная команда в красивой форме смотрится очень даже впечатляюще.

Один лишь Майлз куда-то подевался. По всей вероятности, кружит где-то, стирая с лица земли деревни и набивая золотом свое логовище в горах.

Я снова склонилась над математическими вычислениями. Домашние задания были для меня сущей мукой, особенно учитывая то обстоятельство, что с этого года мне придется делать их в промежутках между школой, работой и общественной деятельностью. Не говоря уж о том, что я буду продолжать попытки получить стипендию и заполнять бесчисленные формы для этого. Да еще чертов врач два раза в неделю.

Но я должна делать все это. Именно сейчас. Никаких перерывов в лечении, хотя мне все это уже порядком надоело. У меня нет времени беспокоиться о том, что думают обо мне люди, но если я буду производить впечатление безумного человека, параноика, то никто не примет в расчет, какие у меня оценки. Если кому-то придет в голову, что я ненормальна или опасна, значит, мне придется распрощаться со светлым будущим и сказать привет психушке.

Майлз вернулся в зал и уселся за судейским столом. Лишь на долю секунды он обернулся и взглянул на меня, изогнул бровь и вновь стал смотреть на команду. У меня задрожал подбородок. Почему только я не подумала об этом раньше? Майлз гений. Он любит манипулировать людьми.

Не похоже, что я как-то по-особенному нравлюсь Майлзу, а я ведь весь день вела себя с ним вызывающе. Враждебно. Ему не составит труда вычислить меня. Особенно если я буду выпендриваться так, как выпендривалась на уроке химии. Но, может, я сумею предотвратить это. Расскажу ему все, прежде чем он сам догадается, и буду умолять держать рот на замке. Или сделаю что-то подобное.

Или же ты можешь попробовать обзавестись яйцами, – пропищал внутренний голос. Что, наверное, было бы наилучшим выходом из положения.

Я посмотрела на табло. МакКой сделал о нем сегодня по меньшей мере пять объявлений, и каждый раз кто-то из ребят мимикой передразнивал его, смеша остальных.

– Знаешь, об этом табло существует местная легенда. – Рядом со мной появился Такер с бутылкой кока-колы в руке. Я посмотрела по сторонам. Трибуны были почти заполнены. Как и когда это произошло? Я оглянулась проверить, а нет ли кого позади меня с ножом.

– Правда? – равнодушно ответила я. – В этом нет ничего удивительного.

У подножия трибун стоял Клифф Экерли и еще несколько футболистов, держащих плакаты в поддержку Райи Вулф – она, как я поняла, была подающей. Среди большой группы учеников, которых, казалось, совершенно не интересует предстоящий матч, я заприметила Селию Хендрикс. Родители стекались в зал из холла с поп-корном и хот-догами. По их майкам шли надписи: «Вперед, кавалеристы!»

– Какой забавный вид спорта, – услышала я язвительную реплику женщины, стоящей рядом со мной. – Волейбол. Его следовало бы назвать «потаскушки в спандексе».

Я попыталась отыскать глазами гневную мамашу, но меня вплотную обступили подростки.

– Ты слышал, что она сказала? – спросила я у Такера.

– Кто она?

– Ну та, которая обозвала волейболисток потаскушками?

Такер повертел головой.

– Ты уверена, что не ослышалась?

Я пожала плечами.

– Может, и так. – Я давным-давно поняла, что спрашивать кого-то, слышал ли он то, что слышала я, куда безопаснее, чем спрашивать, а видел ли этот человек то, что привиделось мне. Большинство людей куда меньше доверяют своим ушам, чем глазам. Разумеется, слуховые галлюцинации являются наиболее распространенными. Но это все равно не сулит мне ничего хорошего.

– В наше время настоящий спорт – это чирлидинг. Он полон достоинства. Либо вы пробиваетесь наверх, либо нет. Здесь нет середняков, не то что в волейболе.

Ее голос приглушила толпа и скрип кроссовок по покрытию спортивного зала, а затем я и вовсе перестала слышать его.

Такер продолжал ерзать рядом со мной.

– Легенда гласит, что одна цыпочка, посещавшая Ист-Шоал много лет тому назад, настолько обожала эту школу, что никак не желала расставаться с ней и каким-то непостижимым образом совершила самоубийство, подстроив так, чтобы табло рухнуло ей на голову. И ее душа вселилась в это табло и помогает Ист-Шоал одерживать победы. Или проигрывать. Все зависит от ее настроения во время игры, как я понимаю.

– Почему ты не рассказал мне об этом раньше? Блин, я думала, все одержимы им без каких-либо на то причин.

– Ну, не знаю, почему ему придают такое большое значение: из-за легенды или же, наоборот, легенда родилась в результате того, что его вроде как боготворят. В любом случае МакКой предупреждает, что не следует болтать об этом. Но если ты действительно хочешь насладиться по-настоящему страшным зрелищем, то понаблюдай, как директор трясется над ним. Вручную протирает от пыли каждую лампочку. Прямо-таки ласкает его.

Я рассмеялась.

Такер замолчал, его шея и уши покраснели. Он снова заерзал на месте.

– Существует еще миф о питоне, живущем за плитками потолка, которого кормят раздатчицы из столовой. Но он не такой интересный. А ты знаешь историю про мост Красной ведьмы?

Я искоса взглянула на него.

– Что-то такое долетело до моих ушей.

– Никогда не езди по мосту Ганнибала ночью. Иначе раздастся визг – это ведьма, она тут же порвет тебя на ошметки, а пустую машину бросит на обочине. – Пока он ждал моей реакции на эту чушь, в его глазах светилось возбуждение. Я видела у Такера такой взгляд лишь однажды – когда он излагал мне одну из своих теорий заговора.

– А ты проделывал такое? – спросила я.

– Я? Чтобы я разъезжал по мосту Красной ведьмы? Нет, конечно. Я не храбрее клеклого картофельного салата.

– Это ты-то? Не верю.

Такер рассмеялся и выпятил свою хилую грудь, изображая героя.

– Знаю, я не кажусь последним трусом, но я сразу же мчусь в противоположную сторону, стоит мне оказаться поблизости от того моста. – Закончив свое представление, он предложил мне кока-колу: – Хочешь?

– А ты уже напился?

– Нет. Но я купил ее и только потом вспомнил, что вообще-то не люблю газировку.

Я нерешительно взяла бутылку.

– Ты туда ничего не подмешал, а? – Я прищурилась и подозрительно посмотрела на Такера.

– Я что, похож на отравителя?

– Чего не знаю, того не знаю, мистер Клеклый картофельный салат. Ты человек непредсказуемый.

Мне не полагалось есть или пить что-то, содержащее кофеин. Мама говорила, что он действует на меня возбуждающе и несовместим с принимаемыми мной лекарствами, но она, по всей видимости, лгала, потому что, нарушая это правило, я чувствовала себя превосходно. Я сделала несколько глотков подряд.

– Похоже, сегодня у твоих учебников был тяжелый день. – Такер провел пальцем по корешку задачника.

– М-м. В шкафчик пробралась бездомная кошка, – улыбнулась я.

– Тут поможет суперклей.

Суперклей? Это хорошая идея. Я отыскала взглядом Майлза. Он прищуренными глазами смотрел через плечо на нас с Такером. И тут до меня дошло, как трудно мне придется. У меня скрутило желудок. Я не могла позволить ему третировать меня, но не могла и сердить.

Такер показал ему средний палец. Майлз отвернулся и снова стал смотреть на площадку.

– Потом я об этом пожалею, – сказал Такер. – Когда у моей машины полетит рулевая колонка.

Либо Такер об этом пожалеет, либо я.

– Тебе плохо? – спросил он. – Такое впечатление, что тебя сейчас вырвет.

– Да… Нет… Я В ПОРЯДКЕ. – Мне никогда не было так паршиво после случая с граффити в спортивном зале Хилл-парка.

Я слишком поздно поняла, что накричала на Такера. Мне не хотелось быть грубой, но я ненавижу, когда кто-то волнуется за меня или жалеет. Не люблю взгляды людей, которые понимают, что со мной что-то не так, но я ни за что не признаюсь в этом.

Хотя дело тут в другом. Я просто не могла допустить, чтобы мое самочувствие всплыло наверх.