Читать книгу Лис Улисс и клад саблезубых - Фред Адра - Страница 6
Глава 5.
Роковая предопределенность классической трагедии
ОглавлениеБлиже к назначенному часу Лис Улисс нарядился в черный, под цвет ожидаемой на сцене трагедии, костюм и встал с чашкой кофе у окна, задумчиво глядя на улицу. За окном лениво возился с электрическим кабелем коала в рабочем комбинезоне. Он то разматывал моток, то снова сматывал, время от времени поглядывая на улиссовские окна. Лис вздохнул, задернул занавеску и уселся в кресло. Часы пробили шесть. Почти сразу же раздался стук в дверь. Это явился Евгений. Пингвин облачился в черный фрак и выглядел бы весьма внушительно, если бы не вездесущий ранец за спиной. Но в ранце лежал дневник, а с ним Евгений никогда не расставался, даже рискуя выглядеть нелепо.
– Тебе очень идет, – улыбнулся Улисс, решивший ничего не говорить про ранец.
Пингвин смутился. Фрак он одолжил у соседа-индюка – ведь у него самого ничего подобного в гардеробе не было.
– Все-таки театр, – объяснил он.
– Ну конечно, – согласился Улисс.
– Хорошо, что дождя нет, – заметил Евгений.
– Да, – кивнул Улисс.
– Теплый вечер, – добавил Евгений.
– Действительно, – сказал Улисс.
Евгений прокашлялся и произнес:
– Улисс… Я все хочу спросить…
Но договорить не успел, потому что в этот момент раздался стук, лис крикнул: «Войдите!», и в дом ввалился Константин – все в тех же потертых брюках, куртке и шарфе, что и утром.
– А вы чего это вырядились? Праздник какой? – с недоумением спросил он друзей.
– Мы же идем в театр! – ответил Евгений с благоговением.
– Это я помню, – поморщился кот. – А разве мы идем туда не зрителями? Что-то я не помню, чтобы речь шла о нашем участии в спектакле.
– Ты что?! – воскликнул Евгений, патетически вскинув правое крыло. – Это же театр!
Константин некоторое время в упор разглядывал пингвина, затем вздохнул и сочувственно произнес:
– Бедняга…
– В театр полагается идти нарядно одетым, – объяснил Улисс. – Но это не закон.
– Хорошо, что не закон, – сказал Константин. – А то страсть как не люблю нарушать закон. Но иногда иначе просто никак.
– Ты нас позоришь, – тихо произнес Евгений.
– Я?! Да я хоть за рабочего сцены сойти могу! А ты на себя посмотри!
– Стоп! – Улисс вскинул лапу. – Каждый одевается как хочет. Это не маскарад. Давайте без взаимных упреков.
Давайте. Давайте без упреков, – проворчал кот и уселся в кресло, закинув лапу на лапу. – А где же наша собственная примадонна? Опаздывает, конечно? Ну, нам, простым смертным, негоже роптать. Им, примам, можно всякое, что простому зверью…
Его речь прервал стук в дверь. Константин вскочил, подпрыгнул к двери и ловко распахнул ее. На пороге стояла незнакомая молодая лиса в красном платье, черных полусапожках на высоких каблучках и изящной шляпке с перышком.
– Берта?! – охнул изумленный Константин, но тут же взял себя в лапы. – Ну, ничего, ничего…
– Вот это да… – восторженно произнес Евгений.
Лис Улисс поднялся с кресла, подошел к Берте и протянул ей лапу.
– Берта, ты совершенно обворожительна. Думаю, сегодня вечером в театре будут разбиваться сердца.
Лисичка покраснела, подала лапу Улиссу и смущенно сказала:
– Я просто подумала… Ведь театр – это храм искусства, правда?
– Несомненно, – кивнул Улисс, проводя ее в комнату и усаживая в кресло.
– Определенно, – поддакнул Константин. – Театр – это храм искусства театра.
– Вы тоже хорошо выглядите, – сочла нужным отметить Берта.
– Конечно! – воскликнул Константин. – Ведь мы тоже в некотором роде служители муз и каждый сыграет свою роль. Лис Улисс будет дипломатом, послом в стране саблезубых тигров. Евгений – дирижером большого птичьего оркестра. А в ранце у него партитура. – Последнее слово пришлось ему по вкусу, и кот счел нужным повторить: – Да, партитура. Ну а я играю простого рабочего парня с окраины, который так обожает трагедии, что ночами не спит, переживает.
Берта рассмеялась:
– А я кого играю?
– А ты играешь музу опасных авантюр. Нашу музу!
Лисичка захлопала в ладоши:
– Мне это нравится!
В ответ Константин усмехнулся, а Евгений с Улиссом улыбнулись.
– Друзья, нам пора, – произнес лис. – Но прежде я хочу вам кое-что сказать. Мы не знаем, где именно, у кого искать фрагменты карты. Мы можем только довериться судьбе в том, что она подаст нам знак. Не укажет на местонахождение искомого – это не в ее привычках, – а тонко намекнет. Поэтому прошу вас, будьте бдительны. Обращайте внимание на все, что хоть чуть-чуть выходит за рамки привычного, и сразу сообщайте мне. Если мы не сумеем распознать подсказки судьбы, то рискуем блуждать в потемках до скончания времен. А теперь – пора!
Заговорщики вышли из дома и направились в сторону центра города по вечерней улице, освещенной фонарями. Коала-электрик не обратил на них никакого внимания, но, когда четверка свернула за угол, тихо положил моток кабеля на землю и двинулся следом.
В фойе было полно народу. Повсюду на стенах висели фотографии известных актеров и плиты с эмблемой Большого Трагического Театра – двумя грустными масками. До начала спектакля еще оставалось время, и звери чинно прохаживались, выискивая в толпе знакомых и попивая прохладительные напитки. Наши театралы тоже не стали спешить в зал.
– Давайте прогуляемся по фойе, – сказал Улисс. – Может, заметим что-нибудь любопытное.
И любопытное не заставило себя ждать. Внезапно Евгений встал как вкопанный, судорожно вздохнул и глухо произнес:
– Пожалуй, пойду в зал…
– Что случилось? – встревожился Улисс.
А Константин перехватил взгляд Евгения и понимающе сказал:
– Ага…
Тут уже все заметили – в их сторону направлялась красивая молодая волчица в элегантном брючном костюме и черных лакированных туфлях. Через плечо волчица перекинула маленькую дамскую сумочку, а в лапке ее пристроилась программка.
Вот она подошла ближе и заметила дрожащего пингвина.
– Здравствуй, Евгений, – смущенно улыбнулась волчица. Она чувствовала себя неловко и жалела незадачливого влюбленного.
– Здравствуй, Барбара, – отозвался Евгений, чувствуя, как его перышки пробирает антарктический холод.
Волчица кивнула спутникам пингвина, и тот счел нужным их представить:
– Вот… Мои друзья. Это Константин.
– Очень приятно, – сказал кот. – Константин, специалист по кошачьим цивилизациям. В том числе и внеземным. Прошу меня любить и жаловать.
– Очень приятно. Барбара, – улыбнулась волчица.
– Это Берта. – Евгений указал на лисичку.
– Здравствуйте, Берта. Вы замечательно выглядите.
– Спасибо, Барбара, – с довольной улыбкой ответила Берта.
– Лис Улисс, – представился Улисс, все это время заинтересованно разглядывавший новую знакомую.
– Барбара. – В глазах волчицы зажглось любопытство.
– Улисс – знаменитый путешественник! – добавил Евгений с гордостью: мол, видишь, какие у меня друзья! А ты мне в любви отказала.
– Вот как?
– В некотором роде, – к удивлению своих спутников, Улисс смутился.
– Очень приятно, – искренне сказала Барбара.
– Мы не могли раньше встречаться? – негромко спросил Улисс.
– Могли… – ответила Барбара. – Но не встречались.
– Жаль, – сказал Улисс.
– Думаете?
– Убежден!
– Может, вы и правы…
– Да… Рад, что этот недочет со стороны судьбы теперь исправлен.
Барбара улыбнулась:
– Извините, мне пора… Рада была познакомиться.
И она продолжила свой путь, но несколько раз обернулась и взглянула на Улисса. А лис проводил ее задумчивым взглядом…
– Вот, – счел нужным сказать Евгений. – Это Барбара…
Пингвин заметно погрустнел, и Улисс решил, что наилучшим способом отвлечь его от скорбных мыслей будет хоть какое-то дело.
– Евгений, вот тебе немного денег, купи четыре букета цветов. Могут пригодиться.
– Шеф, тебе, конечно, видней, но не жалко тратить общак на какие-то веники? – поморщился кот.
– Нет, не жалко. Твой друг Кроликонне нас деньгами не обидел. А букеты действительно могут пригодиться. Кстати, будет неплохо, если составишь Евгению компанию, и ему не будет скучно одному.
– Запросто, – уныло отозвался Константин. – Скучать одному – это не дело. Будем скучать вдвоем.
А расстроенному пингвину было совершенно все равно чем заняться, и он дал коту увести себя к цветочным лоткам.
– А эта Барбара ничего, – заметила Берта.
– М-да… – задумчиво произнес в ответ лис.
– Вы только посмотрите! Берта! – раздалось внезапно за их спинами.
Улисс с Бертой обернулись и оказались мордой к морде со стайкой девушек – лисичкой, ежихой и куницей.
– Здравствуй, Берта, – лукаво улыбнулась лисичка и многозначительно посмотрела на Улисса. Ежиха с куницей хихикнули.
– Здравствуйте, девочки, – приторно промурлыкала Берта и демонстративно взяла Улисса под лапу.
Лису эта мизансцена была абсолютно понятна, и он счел нужным подыграть Берте. Иначе та могла бы оказаться в дурацком положении. Он мило улыбнулся всем трем девицам:
– Здравствуйте.
– Здрасссь… – ответили девушки и прыснули.
– Познакомьтесь, это Лис Улисс, мой… друг, – сказала Берта.
– Очень приятно. Это замечательно, что у Берточки есть такие солидные… друзья, – заметила лисичка. Похоже, она была в этой компании запевалой.
– Улисс, это мои одноклассницы: лисичка Марианна, ежиха Дора и куница Анабелла.
– Очень приятно, – кивнул Улисс. – Рад знакомству. Значит, одноклассницы?
– Да, – подтвердила ежиха Дора и хихикнула.
– Подружки, – добавила Марианна.
– Лучшие, – конкретизировала куница Анабелла.
– Прекрасно выглядишь, Берточка, – отметила Марианна. – Тебе так идет это красное платье.
– Спасибо, милая Марианна.
– Не за что, Берточка. А знаете, девочки, говорят, красный – цвет страсти!
– Да что ты! – изумилась ежиха.
– Точно-точно, я тоже слышала, – энергично закивала куница.
– Вы правы, девочки, – подтвердила Берта. – А разве вы не знали, что театр – моя страсть?
– Что ты говоришь! – с наигранным удивлением развела лапами Марианна. – Нет, я этого не знала. Ну, тогда все понятно. Девочки, дело в том, что наша Берта страстно любит театр.
– О, это многое объясняет, – прокомментировала Анабелла, и все три девицы рассмеялись.
– А у меня тоже страсть к театру! – воскликнула ежиха.
– Ага, – хихикнула Анабелла. – А точнее, к Тристану.
– К кому? – удивилась Берта.
– Ну ты даешь! А еще театралка. Шакал Тристан – это же ведущий актер Большого Трагического Театра! Герой-любовник!
– Настоящий герой, – добавила Дора.
– А какой, говорят, любовник! – сказала Марианна, чем снова вызвала у подружек смех. – Что делать… Не у всех же есть… друзья, с которыми можно пойти на спектакль. Иным приходится довольствоваться лицезрением героев-любовников на сцене.
Девушки хором вздохнули и снова рассмеялись.
– Что ж, дорогая Берта. Пожалуй, оставим тебя наедине с твоей… хи… страстью. До встречи в школе. Всего хорошего, Лис Улисс. Берегите нашу Берту. Она нам очень дорога. Пока-пока!
– Не обращай на них внимания, – сказала Берта Улиссу, когда стайка подружек удалилась.
– Ну почему же? Они очень занятные, – заметил Улисс.
Берта пожала плечами и высвободила лапу… Еще не хватало, чтобы Евгений с Константином увидели. Ей и так было тревожно из-за встречи с одноклассницами. Хотя было и приятно. Даже больше приятно, чем тревожно. Ведь подружки уже ей завидуют, хотя Улисс еще не ее.
Вернулись Константин с Евгением, каждый нес по два букета. Улисс с сожалением отметил, что пингвин выглядит еще грустнее. Видимо, ему сейчас невозможно исправить настроение.
Дали второй звонок, и друзья проследовали в зал. Берта и Константин сели по бокам от Улисса, а Евгений пристроился с краю. Он смотрел в пол и жалел себя. Где-то здесь, в этом же зале, Барбара… Сидит и смеется над ним. Как же он ненавидит ее! Да, ненавидит! Хотя нет, он к ней равнодушен. И ненавидит тоже.
– Послушай, Улисс, а комедии этот театр не дает? – поинтересовался Константин. – А то мне чего-то трагедию не очень хочется…
– Зря, – ответил Улисс. – Трагедия будит высокие чувства.
– Ты это серьезно? А по-моему, от нее только настроение портится.
– Классическая трагедия помогает очиститься путем сопереживания.
– Э-э-э… То есть мы очищаемся, глядя, как другим плохо?
– Ну, это несколько упрощенный взгляд, но, грубо говоря, да.
– В каком ужасном мире мы живем, – проворчал Константин.
Улисс согласно вздохнул.
– Я вот чего еще не понимаю, – не успокаивался кот. – Зачем в названии говорится о смерти этой несчастной Лауры? Чего это зритель сразу знает, что она умрет?
– Это же трагедия! И так ясно, что умрет. И наверняка не только она. Думаю, в конце пьесы не одно кладбище переполнится. Закон жанра.
– Какой подлый закон. Ты знаешь, я не любитель нарушать закон, но… – Константин развел лапами.
– Понимаешь, суть классической трагедии сводится к тому, что року нельзя противостоять, – пояснил Улисс. – Что бы ни делали герои, стараясь избежать тяжкой участи, они обречены. Року особо не возразишь… У него в этой игре все карты крапленые.
– Року, значит… Это ведь то же самое, что судьба, не так ли? – спросил Константин.
– Да, судьба. Только сильно обиженная.
– Улисс, поправь меня, если я ошибаюсь, – медленно произнес кот. – Мы говорим о той самой судьбе, которой ты нас все время призываешь довериться?
– Конечно.
– То есть доверяться судьбе, которая приведет к «прекрасной смерти» эту несчастную Лауру, как бы она ни рыпалась?
– Ну, условно говоря, да.
– Знаешь, Улисс, мне почему-то не хочется ей доверяться… Что-то не тянет стать персонажем такого спектакля.
– И что ты предлагаешь? Противиться? Так ведь классическая трагедия как раз и говорит о том, что это бессмысленно. Поэтому лучше, как ты говоришь, не рыпаться, а, наоборот, следовать судьбе. К тому же у каждого она своя. Совсем необязательно она является роком.
– А как это определить?
– В конце станет понятно.
– Спасибо, шеф, – мрачно ответил Константин. – Теперь мне совершенно ясно, с кем следует поговорить, если надо срочно испортить себе настроение…
– Ты просто пока не почувствовал, что судьба на нашей стороне, – сказал Улисс.
– А ты это чувствуешь? – спросил Константин.
– Тоже пока нет. Но стараюсь.
– Все, шеф! Давай замнем этот разговор, а то я предпочту помереть вместе с несчастной Лаурой, чтобы не продлевать муки.
Тут дали третий звонок, в зале стало темнеть.
– Друзья, напоминаю, будьте бдительны! Я чувствую, что во время спектакля судьба подаст нам знак! – громко прошептал Лис Улисс.
Занавес поднялся, явив публике дворик при двухэтажном домике. Во дворике на скамейке сидела печальная гусыня в белом платье. «Изольда Бездыханная», – пронеслось по залу, и раздались аплодисменты.
Зазвучала тихая, грустная музыка, гусыня поднялась со скамьи, простерла перед собой крылья и произнесла высоким голосом:
– О, нету мне, Лауре, счастья! Душа моя в потемках и сердце полыхает, как костер!
– У нее что-то с сердцем? – шепотом спросил Константин Улисса. – У них в театре нет врача?
– Это метафора, – ответил Улисс.
– А… Никогда не слышал. Какая-то ужасная болезнь?
– Да нет же! Константин, я тебе потом объясню!
– Ну, потом так потом, – пожал плечами кот.
Тем временем Лаура продолжала:
– Тринадцать скорбных лет живу я с нелюбимым мужем здесь, в глуши тоскливой… как в могиле. И вот вдруг появился он, возлюбленный прекрасный мой! Но нам не быть вдвоем. Не суждено… Ах, лучше умереть!
– Хм, – сказал Константин, выражая сомнение по поводу последнего утверждения Лауры.
На сцену вышел, осторожно озираясь по сторонам, шакал в военной форме. Это и был герой-любовник Тристан. По залу пронесся женский стон.
– Лаура! – позвал шакал. – Любовь моя!
– Ах! – вздрогнула гусыня и бросилась в объятия возлюбленного. – Нет-нет! Тебе здесь быть опасно! Шпионы всюду, мужу донесут!
– Шпионы – это она про нас? – шепотом возмутился Константин.
– Нет, – ответил Улисс.
– Хорошо, – успокоился кот.
– Мне жизнь без тебя не дорога! – воскликнул шакал. – Молю, бежим со мной в леса!
– В леса… – мечтательно произнесла Лаура и кинула в зал заплаканный взгляд. – О, как бы я хотела. Я собирала б ягоды, грибы, пока возлюбленный ходил бы на охоту. А на закате мы б играли в прятки, а на рассвете – в преферанс. Но нет, не смею я! Мой муж найдет нас и в лесах, я знаю, и убьет. Ах, жизнь свою отдам без сожаленья, но только не твою, любимый, только не твою.
– Нет, не найдет! Ведь нам поможет добрый дух лесов!
– Добрый дух лесов? – удивилась Лаура.
– Да, добрый дух лесов, – подтвердил шакал.
– Но кто он – добрый дух лесов?
– О, это славный малый, живет в лесах и нравом добр. Мы познакомились вчера, и он готов помочь. Сейчас я удалюсь, сама ты знаешь, быть здесь опасно. Ты жди его, посланника судьбы, – придет и все расскажет. Доверься же ему, пусть даже странен он слегка.
– Лаура! – раздалось за сценой.
– Ах, это муж! – заволновалась гусыня. – Беги, беги скорей!
Шакал убежал, а с другой стороны сцены показался медведь. Он подошел к Лауре и нежно взял ее за крылышко. Гусыня продемонстрировала публике гримасу отвращения.
– Так вот ты где, родная, – произнес медведь глубоким басом. – А я ищу тебя, ищу… А ты, оказывается, здесь.
– Да, здесь. Я воздухом хотела подышать, – холодно ответила Лаура.
– Прекрасно, милая, прекрасно. Я разве ж против? Только за! Однако стол к обеду уж накрыли, и я жду.
– Сейчас приду. Ступай же в дом. Я додышу и тоже поднимусь.
Медведь хотел что-то возразить, но не решился. Он грустно посмотрел в зал, потом повернулся и ушел. Публике сразу стало его жалко. Теперь было непонятно, чью сторону принимать, – Лауры с любовником или медведя с обедом. Жалко было всех, и становилось ясно, что добром все это не кончится.
– Подумать только, какой нелепый брак! – с горечью кинула в зал Лаура.
– Да уж, – хихикнул Константин. – Медведь и гусыня, куда нелепей.
Что-то неопределенно крякнул Евгений. Похоже, у него имелось предположение, что может быть нелепей союза медведя и гусыни.
Внезапно на сцене появился новый персонаж, никто даже не заметил, откуда он взялся. Словно он материализовался из воздуха рядом с Лаурой. Им оказался заяц в черном трико, зеленой куртке и огненно-красном колпаке. Гнусно ухмыляясь, он глазел на гусыню.
– Какой мерзкий тип, – пробубнил себе под нос Константин. – К тому же он похож на Кроликонне. Лаура, поосторожней с ним!
Гусыня неожиданному визитеру тоже не обрадовалась.
– Ах, кто вы? Так внезапно появились, напугали…
– Простите, не нарочно, – ответил заяц елейным тоном. – Я добрый дух лесов.
– Так это вы! – обрадовалась Лаура. – Про вас, про вас мне говорил любимый!
– Да, это я. Избранник ваш был так вчера любезен, что мне поведал все о ваших затрудненьях. Не мог же я остаться безучастным, ведь я не кто иной, как добрый дух лесов!
– Что делать, друг мой, как нам поступить?!
– Поможет вам лишь Озеро Страстей. Тот, кто из него испьет, имеет право загадать желанье. И озеро желанье то исполнит в сей же час!
– О где, о где же этот водоем?! Скажи, и я, не медля ни секунды, к нему отправлюсь!
– В подземном мире.
– Где?! – Лаура с ужасом отпрянула.
– В подземном мире, в царстве тени, – с хитрой гримасой пояснил заяц. – Но если страх сильней любви, то можно просто отказаться.
– А… а что любимый мой? Что сам он не пошел?
– Он не дойдет. Я чую это, не дойдет…
– А я?
– А вы дойдете. В вас есть талант, он скрыт внутри – от всех, от вас самой, но от меня не скрыт. Ведь я не кто иной, как добрый дух лесов!
– Я… Я согласна…
– Превосходно! – воскликнул заяц. – Возьмите, это карта, она укажет путь.
– Ужель это оно?! – жарко зашептал Улисс. – Неужто это знак?!
– Знак? О чем ты, друг мой милый? – спросила Берта.
– И я хотел бы это знать! – добавил Константин.
– Карта! Карта – это знак! Ключ к нашей тайне, ключ к успеху! Нам надо раздобыть ее во что бы то ни стало!
– Но как? – полюбопытствовала Берта.
– Через кого-нибудь из труппы. Через Изольду, например.
– Вот это приключение! Конечно, карта – это знак, как я сама не догадалась! – обрадовалась Берта.
– Что ж, все понятно. Неясно лишь одно, – промолвил Константин.
– Что, друг мой? Поведай, я отвечу!
– Неясно мне, какого черта мы так странно говорим!
– Ой, – сказала Берта. – И правда…
– Это из-за спектакля, – ответил Улисс. – На нас так искусство действует.
– Кошмар какой! – воскликнул Константин. – Да это, оказывается, заразно!
Тут на них со всех сторон зашикали, и друзьям пришлось прекратить обсуждение. Между тем Лаура удалилась, оставив зайца одного. Тот подошел к краю сцены и негромко произнес:
– Я добрый дух лесов… – Он захихикал, а потом резко и зло рассмеялся: – Я – добрый дух лесов?! Я?! Ну да, пускай же так меня зовут. Но пусть пока никто не знает, кто на самом деле я.
Он сорвал с головы колпак, бросил его в зал и крикнул:
– Я демон из страны теней! Подземный мир – мой дом, а зло – мое призванье! О, глупая, прекрасная Лаура! Проделаешь такой далекий путь, чтобы испить из Озера Страстей. Но, что бы ты ни пожелала, свершится лишь одно: ты станешь навсегда моей! Сама! Сама! – Заяц демонически захохотал. – О, сколько раз проделывал я эту штуку! Там, там внизу их сотни – глупых самок и девиц, пришедших воплотить свои желанья, а воплотивших лишь мои! Я – демон зла, властитель царства тени! Я – рок, я – фатум, я – судьба!
Константина бил озноб. Он повернулся к Улиссу и дрожащим голосом произнес:
– Шеф… А может, нам лучше соскочить, а? Еще ведь не поздно. Ты только посмотри, как выглядит эта самая судьба! Это же демон зла, властитель царства тени! К тому же он как две капли воды похож на Кроликонне!
– Константин, это же всего лишь спектакль. А заяц – не более чем персонификация рока.
– Не более?! Ну конечно! Подумаешь, это же так, мелочь! Всего-навсего!
– Ты слишком серьезно все воспринимаешь, – назидательно сказал Улисс. – Так нельзя. Надо сохранять способность различать грань между реальностью и вымыслом.
– Фатум с мордой Кроликонне, – простонал кот. – А ты мне талдычишь что-то про вымысел.
– Константин, продолжим потом, ладно? А то нас скоро из театра выставят. Давай лучше посмотрим, что дальше.
А дальше фатум на сцене творил что хотел, и никто не мог с этим ничего поделать. В результате легкомысленного согласия Лауры отправиться в подземный мир пришлось умереть ее мужу, любовнику, семье троюродного дяди, армиям двух королевств, их королям с придворными и многим обитателям подземного мира, которые и так были мертвы. Но проступок Лауры был настолько ужасен, а козни «духа лесов» так коварны, что им пришлось умереть еще раз. Лаура, увидев, что случилось по ее вине, утопилась в Озере Страстей, а «дух лесов», прежде торжествовавший, лопнул от злости.
В конце спектакля на поверхности озера, в том самом месте, где утопилась Лаура, появились две кувшинки. Они плавали в нескольких сантиметрах друг от друга, но никак не могли соприкоснуться. Улисс сказал, что кувшинки символизируют Лауру и ее возлюбленного – шакала. Берта предположила, что Лауру и ее мужа-медведя. Константин заявил, что «духа лесов» и шакала, чем вызвал недоуменные взгляды друзей. Но больше всех отличился Евгений, предложивший смелую версию: кувшинки – это Лаура и некий пингвин, которого в спектакле не было, но чей дух витал над сценой. Он-то и есть подлинный возлюбленный главной героини, но эта истина доступна лишь особо тонким и чувствительным натурам, к которым его ухмыляющиеся друзья никак не относятся.
Успех был грандиозный. Публика стояла, отказываясь уходить, рукоплескала и вопила «Браво!». Самой поразительной оказалась реакция Константина: кот рыдал, даже не пытаясь сдержаться, то и дело крича в ухо Улиссу: «Я очистился! Я чувствую, что очистился! О, как я благороден и великодушен сейчас!»
К сцене устремились зрители с букетами цветов. Берта и Константин тоже рванулись было, но Улисс их удержал:
– Нет, так не годится. Недостаточно просто подарить цветы, надо еще попробовать завести знакомство. Поэтому бегите за кулисы и попробуйте каким-то образом остаться с актерами наедине.
– Я к Тристану! – быстро объявила Берта.
– Нужен мне твой Тристан, – фыркнул Константин. – Разумеется, я возьму на себя Изольду!
– А ты, Евгений? – спросил Улисс.
– Я… нет. Я не пойду. Извините, я лучше вас на улице подожду. – С этими словами пингвин уныло поплелся к выходу.
– М-да… Попал Евгений, – заметил кот. – Прямо как Лаура. Даже хуже, потому что по правде.
– Улисс, а ты кому подаришь букет? – спросила Берта.
– Пока не знаю, – ответил Улисс. – Думаю, мне лучше остаться в зале. Вдруг здесь что-то произойдет, а мы не заметим.
– Ладно, – кивнул Константин. – Тогда мы пошли. – Он взял Берту под лапу и увел за кулисы.
Улисс принялся с интересом озираться по сторонам.
– Вам понравился спектакль? – раздалось за его спиной.
Улисс обернулся и встретился глазами с волчицей Барбарой.
– Да, понравился.
– Немного грустный, не находите?
– Да… Пожалуй, можно и так сказать.
– В конце я плакала…
– Понимаю…
– А где ваши друзья?
– Пошли дарить цветы актерам.
– О… Я вижу, у вас тоже букет. Для кого? Для Изольды Бездыханной?
– Нет, – ответил Улисс и внезапно для самого себя добавил: – Это для вас…
– Для меня? – удивилась Барбара. – Но почему? Я же не актриса.
– Ну и что? Разве цветы дарят только актрисам? – возразил Улисс и протянул Барбаре букет.
– Спасибо, конечно, – сказала волчица смущенно, принимая букет. – Несколько неожиданно, правда…
– Вот… – произнес Улисс, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке.
– Скоро, наверное, вернутся ваши друзья? – предположила Барбара.
– Возможно.
– Тогда я пойду, пожалуй…
– Да.
– Если что, вот мой адрес и телефон.
– Спасибо.
– Всего хорошего.
– До свидания.
Барбара двинулась к выходу. Улисс проводил ее взглядом, вздохнул и сел, пытаясь разобраться в своих чувствах. В последний раз он был влюблен несколько лет назад, и тогда это закончилось печально. Нельзя сказать, чтобы он соскучился по состоянию влюбленности. Но образ Барбары стоял перед глазами и не желал исчезать. «Я начинаю понимать Евгения», – подумал Улисс.
Тем временем на улице пингвин высматривал в выходящей из театра публике возлюбленную. Он-то знал, кому следует дарить цветы. Уж точно не какой-то незнакомой Бездыханной, когда рядом лучшая самка на свете. Нет, он, конечно, к ней равнодушен и ненавидит, но это не имеет никакого отношения к букетодарению.
В толпе мелькнул знакомый брючный костюм, и Евгений на мгновенье воспрял духом. Сейчас он снова подарит ей цветы, и она не устоит. Самок следует безостановочно забрасывать букетами, тогда они сдаются. Об этом во многих книгах написано.
И тут все рухнуло. Свет померк, и грянул гром. Правда, слышен этот гром был одному Евгению. Пингвин увидел, что его избранница несет в лапах букет. «Странно… – подумал он. – Откуда у нее букет? Ведь я ей его еще не подарил». Но в душе зрела уверенность: ему перешли дорогу. Кто-то более удачливый и оттого – ненавистный.
Евгений с яростью швырнул букет в ближайшие кусты…
За кулисами Константин оставил Берту и отправился вылавливать Изольду Бездыханную у гримерок. Лисичка же решила дождаться Тристана у выхода на сцену. Она прислонилась к стене, стараясь казаться незаметной (это в ее-то красном платье), а то вдруг прогонят. Но на нее никто не обращал внимания, хотя вокруг и сновали туда-сюда разные звери: актеры, рабочие сцены, поклонники… Наконец появился Тристан. Шакал ступал важно, с гордо поднятой головой. Он знал себе цену. Следом за ним шагали два ежа – рабочих сцены, они несли кучу букетов, подаренных герою-любовнику благодарными поклонницами.
Берта прокашлялась и сказала, сгорая от смущения:
– Здравствуйте, Тристан… Вот… Цветы.
– О, спасибо, спасибо! – отозвался актер. – Как это мило!
Он взял букет в лапы и восторженно понюхал его, закрыв глаза.
– Ах какой запах!
Это выглядело так наигранно и фальшиво, что Берте стало противно. Тристан ей тут же разонравился. И что только девушки в нем находят? Это вам не Лис Улисс.
– Меня зовут Берта, – скучно представилась лисичка. Можно подумать, ему это интересно… У него таких Берт пруд пруди.
Но Тристан внезапно заинтересовался.
– Хм… Что-то вы не выглядите особенно радостной, Берта.
Ну конечно! Он же привык к восторгам и горящим взорам, а тут нескрываемая скука. Вот что вызвало его любопытство.
– Да вы понимаете… – сказала Берта, чувствуя подступающую злость. Ей захотелось сделать этому Тристану какую-нибудь пакость. – Мне не понравился спектакль.
– Вот как? – Шакал выглядел ошеломленным.
– Да. Скучно. И игра актеров не понравилась.
– Постойте, постойте, – встревожился Тристан. – И моя игра не понравилась?
– Ну… Так себе. Неплохо.
– Так себе?! Неплохо?! Тогда зачем же вы подарили мне цветы?!
– Ну, я их уже принесла в театр… Не нести же домой. А выбрасывать жалко.
Тристан выглядел растерянным. Он явно не знал, как реагировать на такую странную поклонницу.
– Ладно, я пойду, – сказала Берта.
– Да-да, конечно… – пролепетал шакал. – Спасибо за букет.
– Не за что, – ответила Берта, демонстративно зевнула и направилась в зал.
– Все газеты пишут, что я играю гениально! – донеслось ей вслед. Видимо, в герое-любовнике запоздало взыграла гордость. – Публика в восторге! Меня называют актером года!
Берта усмехнулась, но шага не замедлила…
Константин видел, как Изольда Бездыханная скрылась в одной из гримерок. Он выждал, когда рядом никого не было, и постучался.
– Да-да? – раздался из-за двери низкий, хриплый голос.
Странно… Вроде бы никого, кроме примы, там быть не должно. Константин поколебался пару секунд, затем толкнул дверь и вошел.
В гримерке действительно находилась только Изольда Бездыханная, но это была совершенно другая гусыня, ничем не похожая на несчастную Лауру. Актриса развалилась на диванчике, выражая снисходительное презрение ко всему миру, а в правом крыле она держала мундштук, из которого торчала наполовину выкуренная сигарета. Рядом с диванчиком на столике стояла бутылка коньяка и пара рюмок, одна из которых была наполнена.
– Что угодно? – поинтересовалась Изольда тем самым, поразившим Константина, хриплым, низким голосом.
– Вот. Цветы, – с видимым усилием выдавил из себя шокированный кот.
– Спасибо, – равнодушно отозвалась прима. – Положи на стол и ступай.
– Ага, – ответил Константин, но выполнять приказ не торопился. Это не входило в его планы. Поэтому он топтался на месте, не зная, что предпринять.
– Что-то еще? – лениво спросила Изольда и сделала глубокую затяжку.
– Извините, но… ваш голос…
– Ты хочешь сказать, что он, – гусыня перешла на высокий тембр вечно удивленной Лауры, – не похож на этот?
– Да…
– Годы тяжелых тренировок, мальчик, – объяснила Изольда прежним басом. – Я же актриса.
– Для меня это, признаться, несколько неожиданно, – сказал Константин. – Вообще-то я не театрал.
– Вот как?
– Да. Собственно, я сегодня впервые в театре.
– Ты подумай… – бесстрастно произнесла гусыня.
– И вы знаете, такой шок! Это оказалось так… так… потрясающе! А вы… вы просто… у меня нет слов! – Константин кривил душой. Слова запросто нашлись бы, но он решил, что их отсутствие продемонстрирует его восторг красноречивей.
Изольда издала тоскливый вздох.
– Ясно. Поди сюда, мальчик. Выпьем.
– Ага. – Константин сел на стул напротив примы, выпрямив спину и сложив лапы на коленях.
Изольда налила коньяк во вторую рюмку.
– Ну, за искусство! – Она залпом проглотила содержимое своей рюмки. – Значит, спектакль тебе понравился?
– О да! Это великолепно! – воскликнул Константин.
– Гадость, – сказала Изольда.
– Простите? – удивился кот.
– Спектакль – гадость, – пояснила прима. – Пьеса – туфта, постановка – позор.
Константин растерялся:
– Но… а как же вы?
– Я и спасаю этот стыд от полного провала, – заявила Изольда.
– А другие актеры? Тристан?
– Тристан – напыщенный индюк. С шакальими повадками. Но так говорить не принято, поэтому немедленно забудь, что я это сказала.
– А зрителям спектакль нравится! – выдвинул Константин последний серьезный аргумент.
– Зрители – наше все, – кивнула Изольда. – Давай еще по рюмашке. За зрителей!
– За зрителей…
Гусыня выпила, поморщилась и произнесла:
– А скажи-ка мне, котик. Чего это ты одет, как забулдыга? Это театр вообще-то.
Константину стало стыдно. Но буквально на секунду.
– А что такого? Нормальная одежда!
– Не заводись, мой мальчик. Мне ведь это нравится.
– Да? – удивился Константин.
– Мне нравится, что ты не вырядился, как все эти индюки. Ты не стесняешься своего плебейского происхождения. Уважаю.
– Вообще-то моя бабушка была сиамкой, – оскорбился Константин.
– Ерунда, – отмахнулась Изольда. – У всех нас кто-то там был сиамкой в десятом поколении. Важно не это, а то, что ты не испугался быть самим собой. Предлагаю выпить за честность.
Они выпили за честность.
– Если бы ты знал, котик, какое болото этот театр, – сказала Изольда уже немного заплетающимся языком. – Какие звери здесь работают… Животные. Зависть, интриги, подлость. Вот три кита, на которых стоит театр. Никогда не мечтай о сцене, мой мальчик!
– Ладно, не буду, – кивнул Константин.
– О, эта сцена. Она манит, манит… А когда ты наконец рядом, она отталкивает, отталкивает! – Изольда замахала крыльями, демонстрируя, как именно отталкивает сцена. – Давай за сцену!
Они выпили за сцену. Изольда покраснела, ее начало пошатывать.
– А ведь я великая актриса, котик. У меня толпы поклонников. Толпы! Вот ты – поклонник?
– Конечно, поклонник, – подтвердил Константин.
– Во-о-от, – протянула Изольда. – Такие у меня поклонники. Какие-то лисы, вороны, коты… Банальность всякая. Ты только не обижайся.
– Нормально, – махнул лапой Константин.
– А я верю, что достойна большего. Знаешь, я еще никогда не получала букета от павлина. – Актриса мечтательно закатила глаза. – Павлины не ходят на наши спектакли. Ни одного не видела. Никогда.
– Может, потому что они живут далеко отсюда? – предположил Константин.
– Может быть. А ты знаешь, какие они, павлины? Это самые красивые птицы на свете! К моим лапкам готовы пасть гуси, ястребы, даже орлы! Но это все не то. Банально, понимаешь, мой мальчик? Вот павлин… Хотя бы один вечер провести с павлином…
– У меня есть приятель пингвин, – зачем-то вспомнил Константин. – Могу познакомить.
– Пингвин… – задумалась Изольда. – Тоже вполне экзотично. Но, увы, вовсе не так красиво. Так что не надо.
– Ладно, не буду, – согласился кот.
– За красоту! – воскликнула Изольда.
Они выпили за красоту.
– Всюду обман! – вскрикнула Изольда с надрывом. – И пошлость. Нас окружает пошлость, котик!
«Она совсем пьяна. Да и меня уже шатает, – подумал Константин. – Надо сваливать. Знакомство состоялось, а напиваться до чертиков с депрессирующими примадоннами в задание не входит».
– Мне пора… – робко сказал он.
Изольда кинула на него тяжелый взгляд.
– Ты так, да? – спросила она.
– Правда, пора. Меня ждут. Я ведь только хотел цветы подарить.
– Цветы, – горько усмехнулась гусыня. – Хоть от себя дарил?
– Конечно! Вы поразили меня своей игрой!
– Ах, льстец, – сказала Изольда не без удовольствия. Она величаво простерла крыло в сторону двери. – Ступай.
– До свидания…
– Будь здоров!
Когда Константин вышел на улицу, к нему сразу кинулись друзья.
– Наконец-то! – сказал Улисс. – Мы уже начали беспокоиться.
– Да ты пьян! – возмутилась Берта. – Признавайся, с кем пьянствовал?!
– С Изольдой Бездыханной, – гордо произнес кот.
– Что?! – удивилась Берта.
– Да-да. С ней самой. И кстати, я не пьян. Всего лишь немного выпил для поддержания дружеской беседы. Мы ведь с Изольдой теперь друзья, между прочим. А когда другу плохо, Константин всегда придет на помощь!
– Что за помощь – пьянство?! – возразила Берта.
– Фиговая помощь, – с готовностью согласился Константин.
– Ну и? – спросил Улисс. – Что скажешь про Изольду Бездыханную?
– Скажу, что не такая уж она и бездыханная. Говорит басом, курит сигареты через мундштук, пьет коньяк и ругает театр.
– Чего?! – удивились все.
– А остальное – дома, друзья, дома…
Из дневника Евгения
Ах, что за день! Утром я повел Улисса и Константина в музей на встречу с Бенджамином Кротом, который на самом деле никакой не крот, а енот. И это подозрительно. Зверь должен определиться, крот он или енот, а то куда это годится! Я даже начинаю сомневаться: может, он также и не Бенджамин? Этот Крот решил, что мы грабим его могилы. Ну, не его личные, конечно. А вообще – древние могилы. Это глупое предположение нам на руку, я так и объяснил остальным. Правда, я точно не помню, почему нам это на руку.
Вечером мы все пошли в театр. Смотрели какой-то спектакль. Гусыня влюбилась в шакала и утопилась из-за доброго зайца лесов. Еще в конце были очень красивые кувшинки, которые символизировали меня и Лауру. Я смотрел не очень внимательно, потому что в зале была Барбара. Она тоже знала, что я там, и наверняка страдала.
А Константин споил Изольду Бездыханную. Или она его. В общем, трудно сказать, кто кого споил, но теперь они лучшие друзья.
Хватит. Устал… Спокойной ночи, летопись!
Барбаре кто-то подарил цветы. Вот этого я ей никогда не прощу!