Читать книгу Идеаль - Фредерик Бегбедер - Страница 3

Окончательно я сошел с ума в год своего сорокалетия. До того, как водится, я делал вид, что вполне нормален. Однако финал комедии нравов чреват безумием. Со мной это произошло после второго развода. У меня оставалось немного денег, и я решил уехать из Франции. Я любил и полюблю еще, но тогда я очень надеялся, что смогу обойтись без любви – “смешного чувства, сопровождаемого непристойными тело-движениями”, как говаривал Теофиль Готье. Удалось же мне завязать с тяжелыми наркотиками, почему же для любви надо делать исключение? Впервые с рождения я жил один и собирался этим воспользоваться. Возможно, я был лишь типичным представителем нашего бесхребетного времени. Должен заметить, что жизнь без позвоночника – скучнейшее занятие. Уж не знаю, как они там устраиваются, прочие беспозвоночные. Я рос без отца и не преминул развалить собственную семью, не успела она появиться. У меня не было ни родины, ни корней, ни каких-либо привязанностей, не считая забытого детства, фотографии которого явно фальшивили, и ноутбука, создававшего, благодаря Wi-Fi, иллюзию моей связи с вселенной. Я принимал амнезию за высшую свободу – в наши дни это достаточно распространенное заболевание. Я путешествовал без багажа и снимал меблированные квартиры. Вы находите, что чужая обстановка наводит уныние? Не согласен. А вот часами торчать в магазинах, не зная, какой выбрать стул, – это и правда тоска зеленая. Автомобили тоже меня не интересовали. Мне жаль людей, которые меряются объемами двигателей; страшно сказать, сколько времени они тратят на перечисление марок. Читал я только карманные издания, подчеркивая некоторые пассажи шариковой ручкой, после чего выбрасывал и то и другое (ручку и книжку). Мне казалось, что вещи слишком обременительны, но мысли грузили меня ничуть не меньше. На мебельном складе в парижском пригороде, в глубине старого ангара из гофрированного железа, пылились в картонных коробках мои старые телевизоры. Я вычеркивал в ежедневнике прошедшие дни с упорством заключенного, покрывающего насечками стены своей камеры. Французских газет я не читал, и поэтому новости доходили до меня с многонедельным опозданием. “Умер Эдди Барклай? Да что вы?” Я подолгу не выходил из дому, общаясь с миром через фармацевтические и спанкинг-сайты. В 2005 году я ничего не ел. Думал, что бросил прошлое, как женщину: трусливо, избегая смотреть в глаза. Воображал себя гражданином мира. Европа представлялась мне памятником старины, которым можно любоваться без гида, ограничившись карманным GPS-навигатором и подчиняясь суровым приказам дамы из черной коробочки: “Через 500 метров приготовьтесь повернуть направо”. Я писал открытки, но не отправлял их, складывая стопочкой в обувную коробку вместе с теми, что вернулись со штампом “Адресат выбыл”. Я старался не вешать нос, но по заказу ведь ничего не забудешь. Не очень понимаю, зачем я вам все это говорю. В сущности, мне бы хотелось рассказать о том, как я понял, что печаль необходима.